Перекресток воронов

Глава восьмая

Illustrissimus

Praefectus vigilum

Эстеван Трилло да Кунья

в Ард Каррайге

Datum die 26 mens. Iulii anno 1229 p. R.

Любезный господин Префект,

сообщаю с уважением, что ведьмак, известный как Геральт, в июле месяце прибыл на территорию стройки Великой Дороги, где я его незамедлительно и нанял для охраны. Тут же он и пригодился весьма, двух лесных монстров, лешими прозываемых, сразивши, каковые монстры нам допрежь того неудобства страшные на стройке чинили.

В соответствии с господина Префекта поручением дважды заговаривал я с ним о годе сто девяносто четвертом и инциденте том, о котором господин Префект упоминать поручил. Изобразивши якобы негодование великое, говорил я ему, что в год тот преступление свершилось страшное, что хоррор сие и кримен[26] ужасный, о наказании взывающий. Ведьмак хоть слушал, однако слова ни одного не обронил, ни в какой дискурс себя вовлечь не дал и вообще вид сделал, будто никак его это не касается.

В другой раз во время разговора конкретные имена я упомянул, как господин Префект и велел: Маргулис и Хвальба. Однако ж и на сей раз ведьмак спровоцировать себя не дал, ни капли интереса не проявил, ни о чем не спрашивал и ни словом в разговор не вступил.

Из чего вывод делаю, что сей ведьмак Геральт ничего конкретного о событиях тех не знает. У ведьмаков настоящий возраст отгадать трудно, однако же Геральт сей, по-моему, не больше лет имеет, нежели decem et octo[27], таким образом в 1194-м никак его на свете быть не могло.

Сообщаю заодно, что ведьмак у меня больше не работает. Хотели его мои дорожники нанять для выслеживания и убийства лесных эльфов, что больно уж обнаглели, но ведьмак отказал, заявив, что будто бы эльфы существа разумные и он их убивать и не подумает. Так что я его уволил и прочь уезжать велел. Куда же он направился – то мне неизвестно.

Pax vobiscum[28],

Михаэлидес Блауфаль,

praefectus stratificum

Окруженное стеной здание храма богини Мелитэле находилось невдалеке от городка Франкталь, что располагался в долине с тем же названием. Долина была необычайно живописной, полукругом врезалась в крутые склоны. Северный склон полностью зарос сосновым бором, на южном преобладали белоствольные березы, дубы и буки. На южном же склоне расположен был исток ручейка, несколькими водопадами падающего вниз, чтобы, наконец, зазмеиться меандрами по дну долины.

Геральт подстегнул Плотву, вброд переехал ручеек.

Храм богини Мелитэле, один из немногих оставшихся, размещался в старинном эльфийском дворце под названием Эльсборг, расположенном примерно в паре миль от городка Франкталь, в излучине ручья, среди больших плакучих ив. Обычно в окрестностях редко кто попадался навстречу, так что Геральт несколько удивился, увидев у калитки храма группу людей. Над причиной сего явления, впрочем, он размышлять не стал. Подъехал ближе.

– А этот чего тут? – услышал он. – Это что за приблуда?

– Бросьте, кум. Это ж точно не женщина, а мы только женщин отсюда отгонять должны, так ведь?

Ведьмак спешился. Калитка храма была слишком низкой, чтоб он мог проехать в седле. Он постучал.

– Эй ты! – услышал он снова. – А ты чего здесь ищешь? Может, в сговоре с этими курвами? С детоубийцами? Может, ты с ними одним миром мазанный? Эй! Я тебе говорю!

Пытающийся схватить его за рукав мужик был довольно крупным, но не настолько, прикинул Геральт, чтобы остаться на ногах после удара. Он нащупал в кармане полученный от Хольта ключ. Задумался, что будет лучшей целью – кости глазницы? Или, может, та расположенная на полдюйма над переносицей глабелла?

Мужик, видать, что-то прочел в глазах ведьмака, потому что отступил на шаг и нервно сглотнул. Ведьмак уже почти сделал выбор, уже зажал ключ в кулаке, когда калитка отворилась и в ней показалась невысокая жрица. Он помнил ее – она всегда была сообразительной. И сейчас сразу сориентировалась.

– Войди, – сказала она резко. – Быстро. Немедленно.

Закрыла за ним калитку, задвинула засов.

– Привет, Нэннеке.

– Привет, Геральт. Ты вырос. Помню тебя мальчонкой. Чуть выше пояса моей юбки ростом был. А теперь пожалуйста, парень хоть куда, мечи за плечом… Ведьмак, да и только.

– А я тебя помню как послушницу. А сейчас уже жрица.

– То, что ты хотел сделать у калитки, – она смерила его жгучим взглядом, – было бы очень глупо.

– Так я ж ничего не сделал.

Она вздохнула.

– Учим вас, учим, а вы все за свое.

– Вот не всему научили, – ответил он кисло. – А потом знай красней. Не знаю, что такое «орбита». И «цирограф». Не знаю, что такое «перпро кура». И что такое «радикально»…

– Чтобы радикально завершить обучение, – резко прервала она его, – запишись зимой на занятия в Оксенфурте. Как вольнослушатель. Книги еще читай в свободное время.

– Прости. Я не хотел…

– Хотел. Коня давай сюда, в конюшню.

Они вышли на аллею, ведущую к главному зданию.

– Давно ты на пути? Когда покинул Цитадель?

– В марте. За день до равноденствия.

– Далеко ли побывал?

– Ну я… Только в Каэдвене.

– Только в Каэдвене? – удивилась она. – А ты ведь так хотел увидеть океан, помню. Лукоморье, Новиград, Горс Велен…

– Ну может потом. В Каэдвене я убил несколько монстров…

– Хвастунишка. Только ради этого к нам заглянул? Похвастаться? Пожаловаться на наше обучение? Или еще что-то? Эликсиры? Ты же ведь не болен и не ранен? Не похоже на то.

– Эликсиры пригодятся, расходятся как вода. Но больше всего… Я бы хотел поговорить с матерью Ассумптой.

– Ага. – Нэннеке не смотрела на него. – Важные, видать, у тебя дела. А матушка Ассумпта очень занята. Не знаю, примет ли тебя.

– Пока не проверим, не узнаем.

– Умник.

Они миновали сад. Жрицы и послушницы, трудившиеся там, проводили их взглядом. Некоторые помахали ему; он их не помнил. Ничего удивительного, когда он в последний раз видел их, они были маленькими девочками. А ведь ничто на свете не меняется так быстро, как девочки.

Они шли дальше.

Под навесом, открытым для ветра со всех сторон, несколько послушниц в масках на лице и длинных перчатках работали над изготовлением мыла, размешивая в кадках щёлок, соду, масла и какие-то резко пахнущие благовония. Геральт знал, что мыло из Эльсборга пользовалось заслуженной популярностью даже за границами Каэдвена. Его самого, когда он учился при храме, заставляли использовать такое. В Каэр Морхене же в ходу было исключительно лишенное запаха серое мыло. Здесь речь не шла – ну почти не шла – о презрении к ароматам и связанному с ними женоподобию. Подавляющее большинство чудовищ имело крайне чуткое обоняние – а некоторые просто невообразимо чуткое. У ароматизированного ведьмака против них шансов бы не было.

– Выгоняют нас отсюда, – вдруг сказала Нэннеке.

– Что-о?

– Выгоняют нас отсюда, – повторила она, прищурившись. – Один из поводов… не единственный, впрочем… это вы, мальчишки из Каэр Морхена. Стало известно, что мы вас здесь учили.

Жрица постучала в дубовую дверь. Услышали приглашение, вошли внутрь.

Ассумпта из Ривии, главная жрица храма, сидела за рабочим столом, заваленным пергаментами. Геральт не видел ее восемь лет. За это время она изрядно поправилась. И сильно поседела.

Рядом с ней были две жрицы и послушница. Жрицы улыбнулись ему; обеих он знал. Флавия преподавала историю, Айлид – Старшую Речь. Послушницу он не знал. Была слишком молода, чтобы он мог ее знать.

– Матушка Ассумпта, – сказала Нэннеке. – Это Геральт…

– Я вижу. Флавия, Айлид, Здравка, благодарю вас. Тебя тоже, Нэннеке. Присядь, Геральт.

За окном, со стороны сада, трещали сороки. Перепуганно. Видать, заметили где-то кота.

– У тебя изменилось лицо, – сказала наконец жрица. – И глаза, и мутация здесь ни при чем. И ты никогда не кривил так губ. Тебе не нужно ничего говорить. Вижу и понимаю.

– Будто бы… – он откашлялся. – Будто бы вас хотят отсюда выгнать, матушка. И будто бы по нашей вине.

– Кто это тебе сказал? Нэннеке? Нет, Геральт. Никто из вас, обучавшихся здесь юношей, не несет никакой вины, и ни на кого из ведьмаков мы не в обиде. А то, что процветают темнота и предрассудки, что ширится воинствующее невежество, так в этом есть и наша вина. Это мы плохо учили. Плохо воспитывали. Ведь это наши же бывшие воспитанники сегодня нас отсюда гонят. По закону, который они сами и установили.

– Эти, у калитки, говорили… Говорили, что от храма должны женщин отгонять. Они ведь о…

– Я знаю, о чем они. Тоже о законе. Таком, что медицинская помощь, оказываемая женщинам, закону противоречит и наказывается. Выдумали это, понятно, мужчины. Ха, если бы это они беременели, то прерывание беременности объявили бы святым таинством и проводили бы его с молитвами, благовониями и хоральным пением… Странный он, этот мир, – после паузы продолжила Ассумпта из Ривии. – Над нашей богиней глумятся, наши молитвы высмеивают. Суеверием объявляют. А на западе и на севере по пустошам какие-то культы множатся, секты какие-то. Паукам поклоняются, змеям, драконам и другим чудовищам. О преступлениях люди шепчутся, о человеческих жертвоприношениях. И что-то никто с этим бороться не спешит. И сектантов выгонять не пытается. Мы переезжаем на юг, за Понтар, – упредила она его вопрос. – В Темерию, а конкретно в Элландер. Там есть покинутый храм, местный правитель милостиво разрешает нам туда вселиться. Само собой, мы и там будем оказывать помощь нуждающимся в ней женщинам, вне зависимости от того, будет это кому-то нравиться или нет. Ну, что-то слишком много о наших делах. Что у тебя, говори.

Он рассказал. Но только о своих ведьмачьих заданиях. Не поведал ей о мародере, зарубленном близ деревни Нойхолд. Ни о воронах на перекрестке, ни о том, что из этого получилось. Мать Ассумпта терпеливо слушала. И резюмировала, коротко и четко.

– Чувствую и знаю, что тебе нужно.

– Знаешь?

– Конечно. Я ведь не могу помочь тебе иначе, чем своим знанием. Что ты хочешь знать, мальчик? Прости – ведьмак Геральт.

Он долго молчал.

– Что на самом деле случилось в Каэр Морхене? В тысяча сто девяносто четвертом году?

– Меня об этом спрашиваешь? – подняла она голову. – Ты? Который с раннего детства видел кости во рву? И выбитые в стене имена семерых павших геройской смертью ведьмаков? Который воспитывался на героических историях?

– Вот в этих историях и дело. Они такие героические, что…

– Что даже чересчур? Такими они и должны быть, мальчик. Герои должны быть героями. А легенды должны обеспечивать это. И нельзя сомневаться ни в том, ни в другом. Но увы, никуда не деться от того, что время неумолимо затирает все, в том числе и героизм. Так вот, истории и легенды как раз для того, чтобы этому противостоять, даже ценой так называемой объективной истины. Потому что истина не для всех. Истина для тех, кто сумеет ее выдержать. Сумеешь? Не надо делать такое лицо, ты не сумеешь. Если бы сумел, то потребовал бы этой истины от Весемира. От старших. А ты обращаешься ко мне.

– Потому что ты никогда мне не лгала.

– Ты так в этом уверен? А может, я умею лгать так искусно, что никто моей лжи не раскусит? Ни ребенок, ни восемнадцатилетний юноша, хоть и здорово вымахавший для своего возраста? И ты не все рассказал мне, мальчик.

На этот раз он рассказал ей все. Хотя несколько раз и пришлось замяться.

– Так вот где собака зарыта, – сказала Ассумпта из Ривии. – Престон Хольт.

Долго царило молчание. Сороки за окном затихли.

– Где-то по весне сто девяносто второго, – жрица приложила ладонь ко лбу, – объявился тот пасквиль, «Монструм, или ведьмака описание». Аноним, как водится, но издание печатное, а типографии тогда по пальцам одной руки можно было пересчитать, так что и подозреваемых не слишком много было. Были поводы подозревать чародеев из академии в Бан Арде, типография у них была, но доказательств не нашли, и неудивительно, чародеям нет равных в умении заметать следы.

Пасквиль разошелся широко, большим тиражом, да еще разъезжие глашатаи читали этот сомнительный текст неграмотным на сельских сходах. И весть полетела по всем мархиям, и вспыхнула будто пожар. Зараза, болезни и недомогания, падеж скота, выкидыши и мертворождения у женщин, неурожаи и избыточные урожаи, нашествия вредителей – во всех бедах и несчастьях виноваты были бесстыжие ведьмаки, а паучьи нити всех преступлений и заговоров тянулись в Каэр Морхен. Посему Каэр Морхен, цитирую, место, где гнездятся ведьмаки, потребно стереть с лица земли, а след его засыпать солью и селитрой. В сто девяносто четвертом, летом, кто-то наконец сумел созвать и организовать толпу; в горы двинулась армия, где-то под сотню вооруженного люда. Вернулось, притом в панике, меньше трети. Остальные полегли во рву вашего замка, кости их там и по сей день.

Ты спросишь, каким чудом несколько ведьмаков победили сотню фанатиков? Я тебе скажу. Как ты знаешь, наиболее способные и тренированные чародеи способны действовать совместно, могут объединять силы, творя заклинания, и это дает мощный умножающий эффект. Ведьмаки делать так не умеют и не могут. Ваши ведьмачьи Знаки есть очень индивидуальное оружие, подходящее исключительно данному конкретному носителю. Но тогда, в Каэр Морхене, когда основные силы нападающих форсировали вал и уже загорелся посад, четверо последних оставшихся в живых ведьмаков соединили руки и силы. И бросили Знак совместно. С убийственным результатом массового поражения. К сожалению, они не выжили и сами. Но результат был. Хотя лишившийся защитников Каэр Морхен и оказался открыт для выживших врагов, те не рискнули вторгнуться в Цитадель, сбежали в панике.

Весть о нападении разлетелась повсюду; правящий тогда в Каэдвене молодой король Эоин, человек достаточно просвещенный, рассердился, да и маркграфы не были в восторге. Последние к ведьмакам симпатий отнюдь не испытывали, но и инициативу снизу и самовольство обнаглевшего быдла прощать не собирались. Быдлу был дан урок. Двоих на эшафоте в Ард Каррайге обезглавил палач, еще четверых публично повесили в их родных деревнях. К сожалению, все шестеро были менее всех виновны. Главных вожаков – и подстрекателей – справедливость обошла. По крайней мере, на тот момент.

И вот пришло время той объективной истины, которую ты хотел услышать, Геральт. Имен, выбитых на стене Каэр Морхена, семь. Героическая легенда рассказывает о семи павших. Но ведьмаков в Каэр Морхене тогда было восемь.

Когда донеслась весть о нападении, я с несколькими послушницами пошла в Каэр Морхен. Мы были на месте задолго до того, как там появились Бирнйольф и Весемир с молодыми. Мы нашли трупы. Много трупов. И одного живого. Чуть живого.

– И это был Хольт.

– Тогда он так не представлялся. Тогда звался Рейндертом. А прозвище у него было Рейндерт Призрак. А теперь послушай. Рейндерта мы нашли не в замке, а на некотором расстоянии от него.

Сам Рейндерт позже утверждал, что ничего не помнит. Но в горячке он бредил. А я… Может быть, поступила поспешно и неразумно, но тогда я была… Ну, чуть помоложе, чем сейчас… Эмоции взяли верх. О том, что Рейндерт говорил в бреду, я проговорилась Весемиру.

Она замолчала надолго. Геральт не торопил ее.

– Потому что оказалось, – продолжила она, – что Рейндерт был ранен не защищая Каэр Морхен, а во время бегства.

Геральт молчал.

– Прошло время. Время, которое меняет все. Так называемая объективная истина рассеялась в тумане. Весемир упёрся, я же… Я стараюсь отпустить. Хочу простить… Нет, не простить. Забыть. Рейндерт – сейчас Престон Хольт, ибо он вернулся к настоящему имени, – много лет самоотверженно защищает людей в Каэдвене от чудовищ, снимает проклятия и сглазы. Бывает в храме. Мы часто пополняли его эликсиры, несколько раз лечили от ран. Леча одновременно и мои. Те, что даже болезненней. От воспоминаний. Но хватит об этом. – Она резко вскинула голову. – Я рассказала достаточно. Может даже оказаться, что слишком много. А теперь послушай совет. Идея остаться у Хольта работником мне совсем не нравится.

– Я не его работник. Действую на основе добровольности и взаимного доверия. Я перпро…

– Per procura. Это значит – замещающий, по доверенности.

– Угу, я знаю.

– А то, что зимовать ты должен в Каэр Морхене, а не у Хольта в Рокаморе, ты тоже знаешь? Или то, что очень нехорошо будет, если тебя станут связывать с Хольтом?

– Почему?

– Хольт… – Жрица приложила ладонь ко лбу. – Хольт неподходящий для тебя наставник. Ты должен искать собственные пути. В прямом и в переносном смысле. Обещай мне, что ты покинешь Рокамору. И Хольта.

Он молчал. Ассумпта из Ривии смотрела на него ожидающе, изучающе. Наконец глубоко вздохнула.

– Ты прибыл сюда, Геральт, не отпирайся, за информацией и за советом. Я дала тебе и одно, и другое. Что ты с этим сделаешь, твое дело. Чему могли, мы тебя научили, на этом все, образование закончено. Теперь, когда ты совершишь ошибку или накуролесишь, когда послушаешь дурного совета, уже не Нэннеке поставит тебя в угол. Жизнь тебя туда поставит.

Они долго сидели молча.

– Куда ты сейчас собираешься?

– В… – он замялся, но решил не врать. – В Спинхэм. Потом на северо-восток, на границу мархии. Поселенцам нужна помощь.

– Это так. Ты ведьмак.

Сороки в саду снова закричали.

– Матушка Ассумпта?

– Да?

– Кое-кто мне недавно высказал, что имя Геральт… примитивное.

– Да хоть бы и так. Но это твое имя.

– Ну так-то да, но… Может быть, добавить что-то? Какое-то «из», как у тебя? Какую-то аристократическую вставку?

– Приставку. Да какой из тебя аристократ, Геральт. Зачем украшать себя чужими перьями?

Зоэ, Фервида и Ипполита, девочки из «Лорелеи», скучали, работы не было. Будний день, до вечера еще далеко. Коротали время, каждая по-своему, как умела и любила. Зоэ спицами вязала беретик для дочки. Фервида читала пособие по возделыванию домашних растений. Ипполита просто глазела в окно, наблюдая за ласточками, летающими вокруг башни ратуши городка Спинхэм.

Скрип ступеней лестницы услышали все, но ни одна не отреагировала. Вид входящей в комнату Пампинеи Монтефорте тоже никого не возмутил.

– Есть дело, – объявила Пампинея. Ее бюст живописно колыхался. – У нас гость. Но предупреждаю: это должно остаться в секрете.

– Опять господин бургомистр? – испугалась Зоэ. А Ипполита закатила глаза.

– Нет, – возразила Пампинея. – На этот раз не господин бургомистр. Это еще более секретный гость. Потому я и обращаюсь к вам, мы не первый день знакомы. И вам я доверяю. А молодые эти… что ж, я не думаю, что они доносят кому-то, но ведь глупенькие, могут попросту выболтать…

– Ну и кто же это? Говорите ж, пани мама, а то умрем от любопытства.

– Ведьмак.

– Господин Хольт? – захохотала Фервида. – Неужели все же помолодел?

– Но-но, – погрозила ей пальцем Пампинея. – Не надо так шутить! Господин Хольт наш уважаемый клиент. Но речь не о нем. Это молодой ведьмак. Совсем молодой, я бы сказала. И симпатичный. В достаточной степени. Кто из вас не боится? И возьмется?

– А та, которая возьмется, – спросила после минутной паузы Зоэ, – что с этого будет иметь?

Пампинея Монтефорте долго не задумывалась.

– Три четверти оплаты, – решительно сказала она, – может оставить себе.

Девочки переглянулись. Посмотрели на пани маму.

– Ну тогда, – с усмешкой сказала Ипполита, – наверное, будем тянуть соломинку. Короткая выигрывает ведьмака.

– А может, – Фервида тоже улыбнулась, – сделаем две короткие?

– А я так думаю, – сказала Зоэ, – что эти соломинки и вообще не нужны.

Уважаемый господин

Престон Хольт

Districtus Бан Филлим

Oppidum Рокамора

Datum ex urbe Belvoir,

die 6 mens Augusti

anno 1229 post Resurrectionem

Дорогой Престон, salve,

в соответствии с духом нашей договоренности настоящим информирую, что со дня визита ко мне молодого господина Геральта до дня отправления настоящего письма на мой счет переводами из различных банков поступили суммы, общим итогом составляющие марок каэдвенских 4 885, прописью: четыре тысячи восемьсот восемьдесят пять 00/100.

Следующую после вычета моей комиссии и оплаты налогов сумму перевожу на твой обычный счет.

Без сомнения, обратил ты внимание, дорогой Престон, на то, что даже приблизительный расчет показывает – со времени майского визита ко мне юный ведьмак успел уничтожить немало чудовищ. То есть, либо убил их много, либо убил меньше, но умело торговался – воистину, как одно, так и другое свидетельствует в его пользу. Поздравляю с выбором; нас еще порадует твоя per procura. Хоть молодой ведьмак скорей и не знает, что означает это слово, но в очередной раз оказывается, что важнее хорошо выполнять работу, чем знать, как она по науке называется.

Действиями своими, как явствует из банковских переводов, молодой ведьмак охватил часть Западной Мархии, а также Мархию Верхнюю. Посетил, насколько я знаю, также и храм богини Мелитэле в Эльсборге. Любопытно, что сразу же после этого заглянул в «Лорелею» в Спинхэме. И провел там некоторое время. Но что с того, у юности свои права, а на что он тратит свои суточные, это его дело. Лишь бы только на еде не экономил, а не то ослабнет.

Беспокоит меня только активность крутящихся вокруг юноши различных шпионов. У меня есть поводы предполагать, дорогой Престон, что это вовсе не юноша их интересует, а ты. Усиль осторожность.

Saluto te,

Тимур Воронофф