Перекресток воронов

Глава двенадцатая

– Я ждал тебя пораньше. – Престон Хольт поковырялся деревянной ложкой в чугунке, выловил из капусты кусочек ребрышек. – Слух прошел, что в Брунанбурге ты был примерно в середине октября. Где тебя носило?

– Ну в общем нигде. – Геральт облизал жирные пальцы, глотнул вина. – В Брунанбурге я завербовался в охрану транспорта соли, что выходил в Ард Каррайг. Заплатили прилично, а у меня с деньгами совсем беда была. Караван вышел незадолго перед Саовиной, но полз как улитка. Становилось все холодней, я уж боялся, что в конце концов выпадет снег и мы до весны застрянем в каком-нибудь лагере…

– Ну ты прибыл наконец. Как раз в Мидинваэрне. На последний, если так можно сказать, звонок.

В Каэр Морхене, само собой, было известно Колесо эльфийского годового цикла и восемь праздников, восемь магических точек, отмеченных на ободе Колеса. Ведьмаки знали Имбаэлк, Ламмас, Беллетэйн, Саовину, а также солнцестояния и равноденствия. Однако относились ко всем этим дням исключительно как к календарным датам. Никто в Ведьмачьем Селении никогда и не думал о том, чтобы эти дни как-то праздновать или почитать.

Велико же было удивление Геральта, когда в Мидинваэрне, в день перелома зимы, он наконец добрался до окрестностей городка Бан Филлим, до поместья Рокамора, резиденции Престона Холта. Было уже темно, и замеченный издалека огонь сперва несколько его насторожил. Но вскоре он успокоился, услышав пение, причем веселое и радостное, которое ну никак не могло сопровождать пожар или другие неприятные события. Все прояснилось, когда он выехал на майдан усадьбы. Там пылал огромный костер, а за столами по кругу сидела вся прислуга имения, да еще, похоже, с приглашенными из соседних сел родственниками, свойственниками и знакомыми. Геральт едва успел слезть с седла, как среди громких и нескладных пожеланий счастливого Солстициум[40] и веселого Йуле ему вручили кружку пенного пива и кусок запеченной колбасы. Ему пришлось еще какое-то время посидеть в компании и даже сделать вид, что подпевает. К счастью, это не затянулось – Престон Хольт быстро забрал Геральта в дом и усадил за стол. На стол сей домоправительница тут же поставила большой кувшин вина и дымящийся котелок, содержащий, как оказалось, ребрышки молодого кабана в истекающей жиром капусте.

Хольт достал из серванта два бокала, протер их от пыли и наполнил.

– Рассказывай. – Он уселся за стол. – Рассказывай, ведьмак Геральт.

Он рассказывал. Довольно нескладно и несколько стеснительно. Обо всем – или почти обо всем, – что случилось с месяца Блатэ до начала зимы. Хольт слушал не перебивая. Иногда казалось, что он буквально дремлет. Слегка оживился, когда Геральт дошел до встречи с комендантом Фиахрой де Мерсо, до аудиенции у маркграфа Линденброга и до боя со стрыгой.

С майдана по-прежнему доносились пение, смех и веселые возгласы. Праздничное веселье шло полным ходом.

– Ну и на следующий день, как я убил стрыгу, – рассказ Геральта подходил к концу, – еще полдень не пробили, как уже весь Брунанбург, городок при замке и горняцкий поселок – все праздновали гибель чудовища, а я внезапно сделался героем.

Престон Хольт по-прежнему слушал молча, поигрывая бокалом.

– Комендант де Мерсо постаралась, чтобы о моих деяниях узнал каждый, от самого маленького ребенка до самого дряхлого деда. Где бы я ни появился, меня везде шумно встречали, славили так, что мне неловко становилось. На руках пытались по улицам пронести, но я не разрешил. Песни уже начали слагать в мою честь и распевать их. Но что было делать, приходилось терпеть, поскольку…

– Маркграф Линденброг, – понял Хольт.

– Именно что. Комендант знала, что делает, начиная всю эту шумиху. Маркграфа-то отрубленная голова стрыги вовсе не порадовала, подозреваю, что он уж мою собственную голову к своей коллекции примерял – над камином, где-нибудь между лосем и муфлоном. Но ему пришлось изображать радость, и мстить он мне никак не мог, не вышло бы отыграться на всеми прославляемом герое, что спас людей от смертельной опасности. Тем более что повсюду громко славили и его самого, за то, что отыскал и нанял ведьмака. А поскольку горняки стали возвращаться, да и соль начали копать вдвойне от прежнего, то маркграфу полегче было смириться с тем, что его избранницы-молодки нет и не будет больше. Вот только…

Геральт замялся. Хольт не торопил.

– Вот только он мне ничего не заплатил. И в глаза видеть не хотел. Последнее-то меня как раз скорей порадовало, потому что…

Он замолк. И молчал долго. Престон Хольт покивал головой, встал, вынул из серванта большую квадратную бутылку темного стекла.

– Вижу, – сказал он, наливая, – что рассказ твой требует напитка посерьезнее, чем это слабое вино. Ну же, выпей.

– А что мне было… – Геральт глотнул из бокала, с трудом отдышался, закашлялся. – Что мне было маркграфу сказать? Что все это моя вина? Что вместо того, чтоб изматывать стрыгу танцем до самых третьих петухов, я ее просто зарубил, потому что… Потому что у меня вдруг ноги подкосились, а горло сжало так, что в глазах потемнело?

Престон Хольт молчал. Гудел лишь огонь в камине.

– Мне что – надо было ему сказать, – поднял голову Геральт, – что это со мной что-то не так, что я дефективный, отбракованный, неполучившийся ведьмак? Что он ошибся, поручая это задание мне, а не какому-нибудь более… получившемуся ведьмаку? Такому, что даже без эликсиров не может, попросту не может испытать что-то подобное тому, что я там испытал? А маркграф понял бы это? Сомневаюсь. Я и сам-то не понимаю.

Хольт молчал.

– Тот мародер, в марте… Тот, за которого меня чуть не повесили… Бросился на меня с топором, а я даже меча не обнажил. Чисто ушел от удара. И только во второй раз, когда он опять замахнулся, тогда я его… И ничего со мной не случилось. Даже дыхание не сбилось. И с красильщицей той тоже… Так что же со мной не так? Престон Хольт! Можешь ты мне это объяснить?

Хольт встал.

– Нет, не могу. Пойдем спать. Время уже позднее.

Зима, как оказалось, шла с севера след в след за Геральтом, буквально наступая ему на пятки. Через два дня после Мидинваэрне подул ледяной, обжигающий кожу ветер. На следующий день небо потемнело, а в воздухе закружились снежинки. Еще через день все вокруг было уже белым-бело. А еще через несколько дней сугробы уже высились до горизонта словно горы, а крыши всех домов имения украсились толстыми белыми шапками. Сомнений не оставалось: наступила каэдвенская зима, и в ландшафте можно было не ждать перемен как минимум до марта, если не до апреля.

Спустя еще несколько дней, когда после заката они сидели у камина с рюмками в руках, Престон Хольт сам поднял тему, что беспокоила Геральта уже очень давно.

– Знаешь ли ты, Геральт, откуда взялись ведьмаки? Как возникли? Каким было начало всего этого?

– Знаю. Ты же рассказывал мне в Спинхэме. Что будто бы мы происходим от ведьм…

– Это тоже правда. Но я говорю о самом начале. Хочешь послушать?

– Ну само собой.

Хольт глотнул из рюмки, всматриваясь в горящие в камине поленья.

– Как и в случае всех изобретений и инноваций, – заговорил он, – начальный импульс дали армия и война. Каждый вождь мечтал обладать подразделением для специальных заданий, состоящим из невероятно умелых и непобедимых в бою сверхлюдей. Каждый владыка и каждый самозваный король желал иметь такую личную гвардию. Чародеи, то бишь элитная их группа, носящая тогда название Круга, решили эту потребность удовлетворить. Создать сверхчеловека, то есть улучшенную версию рода человеческого, которая стала бы первой ступенью в эволюции всего вида на уровень, более высокий во всех отношениях. В теории, а точней – в теориях, ибо их было несколько, речь шла о создании переходной формы, из каковой посредством естественного отбора возникнет новая и лучшая раса людей. Методы были различными. Одни чародеи выбрали метод оживления выбранных трупов и их улучшенных сочетаний. Другие сосредоточились на младенцах в утробах матерей. Третьи же брали в обработку маленьких детей. Результатов долго не было, а неудавшиеся объекты попадали в лабораторные крематории. И крематории эти дымили без перерыва.

– Но им все же наконец удалось.

– Факт. Все получилось. Говорят, абсолютно случайно. Но в конце концов они создали мутаген, анатоксин, гормон и вирус, все, что было нужно. И, само собой, разработали магические формулы и ритуалы, необходимые для действия этих декоктов. Но когда всё уже было в шаге от завершения и оставалось лишь собственно внедрить разработки на практике, один из работающих над проектом чародеев похитил все материалы и сбежал.

– Как тот герой из легенды, забыл его имя… Тот, что будто бы украл у богов и отдал людям огонь. Да?

– Ну так далеко я бы, наверное, не заходил. Чародеи Круга, как и следовало ожидать, обвинили ренегата в чем только смогли, включая злокозненный заговор с целью захвата власти над миром. Другие, впрочем, приписывали ему более благородные побуждения. Что, дескать, да, сверхчеловек будет создан, но не для власти, не для какой-то королевской стражи, а для общего добра. Для всех. А общество, напоминаю, весьма страдало от чудовищ, порой угрожавших существованию самих людей. И улучшенное создание должно было людей от чудовищ охранять и спасать. Должно было стать спасением и лекарством от любого зла. Чародей-ренегат, – задумчиво продолжал Хольт, – вскоре расстался с жизнью при неясных обстоятельствах. Однако перед этим успел основать лабораторию, в которой начали создавать этих улучшенных созданий. Лаборатория возникла далеко на Севере, за истоками реки Тоины.

– Мирабель, – утвердительно, а не вопросительно сказал Геральт.

– Мирабель, – подтвердил Хольт. – Старая цитадель у горы Траанберг. У чародея были ученики. И именно они создали в Мирабели первых ведьмаков.

– А Беанн Грудд и Каэр Морхен?

– Возникли позже. Среди упомянутых мною учеников случилось расхождение во мнениях относительно того, каким способом производить наилучшие мутации. В конце концов произошел раскол, и из одной лаборатории стало три. На ведьмаков был большой спрос, ибо чудовища весьма осложняли людям жизнь. Так что выпускали, сколько могли. Не задумываясь о последствиях. И таким образом начало стало началом конца.

Геральт молчал.

– Голову даю на отсечение, – сказал Хольт, – что знаю, каково твое самое раннее воспоминание из Каэр Морхена. Потому что у меня точно такое же. Большая общая спальня на двадцать кроватей. Вокруг мальчишки. Никак не уснуть. Кто-то плачет, кто-то стонет, еще кто-то кричит или разговаривает во сне. Проходит неделя за неделей, и становится все тише. И наконец уже совсем тихо. Потому что вас осталось трое.

– Один, – буркнул Геральт, – был совсем маленький. Все время плакал. А однажды его забрали… И он уже не вернулся.

– Мутации, – кивнул Хольт, – умеют мутировать и самостоятельно. В производстве эликсиров неизбежны ошибки. А патогены, что вырабатываются и хранятся в холодных подвалах, деградируют. Ничто не вечно. Я полагал – и был не одинок в этом мнении – что Испытания следует прекратить. Выживал один ребенок из десяти. О возможных ошибках нельзя было говорить. Это больше походило на преступление. Это заняло какое-то время, были ссоры, были дискуссии, были аргументы. Но в конце концов здравый смысл победил. Испытания отменили полностью. К сожалению, слишком поздно. Ты ведь слышал о Котах, правда? Это произошло, как ты знаешь, в Беанн Грудде. В Мирабели будто бы случилось нечто еще худшее, но брак немедленно… ликвидировали. В Каэр Морхене ничего подобного никогда не бывало. Когда ты покидал Цитадель, сколько там было еще малышей?

– Шестеро.

– Интересно, сколько выживет. В любом случае, ты, Геральт, один из последних, кто вышел на большак из Каэр Морхена.

– Один из последних. Жаль, что не слишком удавшийся, как оказалось. Это все из-за тех просроченных эликсиров?

– Может быть. Может, и не только из-за них. Природа, когда натыкается на мутацию, борется с ней. У тебя нет выхода, юный ведьмак. Тебе придется смириться с собственным несовершенством.

Зима не отпускала. Мало того – казалось, свирепеет с каждым днем. Рокамора тонула в сугробах.

Хольт быстро отыскал способ борьбы со скукой и бездеятельностью. Тут не берлога и на зиму засыпать я никому не дам, заявил он. Есть занятия и на время зимы, занятия, которыми ни одному ведьмаку пренебрегать нельзя.

Одетые в простеганные кафтаны и защитные кожаные шапки, вооруженные трехфутовыми дубовыми палками, оба ведьмака часами тренировали выпады, парады[41] и финты. А тренировать было что.

Были ангелика и ангелика ридоппио, незаменимые, если целиться в шейную артерию. Дельта и дельта стокката, приводящие к рассечению артерии бедренной. Альфа и альфа соттомано – против паховой артерии. Вольта аффондо два к трем и вольта аффондо декстер – против плечевой артерии. Плюс универсальные финты для любого применения: девятка, лилия стретто пассо, лилия фенденте и лилия монтанте. Ну и, само собой разумеется, были оборонные парады на все перечисленное.

Во время пурги, метели или сильного мороза они тренировались в амбаре, а когда ветер стихал и становилось теплее, выходили на майдан. И тренировались часами. В одних рубашках, пар от которых бил словно из котлов.

Как Геральт ни просил, Хольт не соглашался выдать ему свой секретный финт, тот, что начинался с мандритто, а потом шли молинетто и трамаццоне. Финт, от которого практически не было защиты.

– Я, в конце концов, – говорил старый ведьмак, – должен иметь от тебя какие-то тайны.

– Ну скажи хотя бы, – не отставал Геральт, – сам ли ты этот финт изобрел?

– Нет. Кое у кого научился.

– Расскажи.

– Пойдем в дом, а то холодно. А Берта уже наливает подогретое пиво.

– Ну был один такой, – Хольт отпил из кружки, – из Беанн Грудда…

– Кот?

– Ага. Но даже для Кота был… Скажем так, очень неудачный экземпляр. По-простому, психопат и сволочь. В конце концов у него отобрали медальон и выгнали. А поскольку он был настоящим мастером меча, то открыл фехтовальную школу, чтобы прокормиться. Я записался из любопытства. Инкогнито, под чужим именем. Выкрасив волосы отваром из ореховой скорлупы.

– И там ты обучился этому финту, – понял Геральт. – А защите от него? Кот научил тебя парировать?

– Это невозможно парировать, защиты нет. Есть только один способ уберечься от этого.

– Ну?

– Арбалетный болт с десяти шагов.

– Шутишь?

– Нет. Дам тебе добрый совет, Геральт. Этот мастер обучил несколько учеников. Если столкнешься с кем-то из них, беги. И очень быстро.

Оба они, Хольт и Геральт, были слишком хорошими фехтовальщиками, чтобы во время тренировок получить какие-то серьезные травмы. Менее серьезные, чего скрывать, случались, причем довольно часто. Вечерами домоправительница смазывала им кровоподтеки лечебным жиром – будто бы медвежьим, но для медвежьего он что-то слишком сильно вонял козлом. Целебной силой, тем не менее, козел там или не козел, жир обладал, так что на другой день оба ведьмака становились как новенькие, и могли снова браться за дубовые палки.

Тем более странным было то, что в один из зимних дней – дело было в феврале – Престон Хольт занемог настолько, что утром не смог подняться с кровати. Послать за доктором было совершенно нереально, сугробы громоздились до горизонта, все до единой дороги стали непроезжими. Оставались постель, водка и козлиный жир. В фехтовальных тренировках очевидным образом наступил перерыв.

Вынужденное бездействие направило наконец внимание Геральта на небольшой эркер и скрытые в нем полки с книгами. Надо признать, что библиотеку Хольт имел вполне внушительную. С книжным собранием эльсборгского храма библиотека старого ведьмака конкурировать, понятно, не могла, но к книгам в храме жрицы не допускали никого из посторонних, так что и скрытое там знание Геральт мог лишь представлять себе. А до библиотеки Хольта достаточно было протянуть руку. Вот Геральт и протягивал, сколько мог. А уж там было в чем копаться и из чего выбирать. На полках пылились четыре бестиария, причем два из них Геральту были незнакомы совершенно, а два других пребывали в гораздо лучшем состоянии, чем аналогичные из Каэр Морхена. Был там и неплохо сохранившийся экземпляр Physiologus, равно как и Aviarium et reptiliarium Хугона из Альны, истинная «белая ворона»[42]. Были тексты по истории и по географии, например «История мира» Родерика де Новембре, Regni Caedvenie Nova Descriptio Болдуина Адовардо, анонимный Liber Memorabilium и невероятно старый Chronicon Novigradense. В достатке было трактатов о магии и гримуаров, таких как «Империи стихий» Паоло Джамбаттисты, «Невидимый мир» Яна Беккера, Ard Arcane и Dhu Dwimmermorc.

Хольт постанывал в кровати, натираемый козлиным жиром; Геральт листал книгу за книгой.

Как велела ожидать избитая поговорка, книги должны были оказаться источником всяческих знаний и ключом от всех тайн. Так оно и вышло. Одна из тайн, и не самая малая, действительно скрывалась в библиотеке Хольта. А Геральт ее обнаружил. Когда она выпала из-за других книг.

– Я рассказывал тебе о встрече с этим… Трилло…

– Эстеваном Трилло да Кунья, – поправил Престон Хольт, осторожно потягиваясь. Он только что встал с постели, на вид здоровый и вылечившийся. – Эстеван Трилло да Кунья – это praefectus vigilum, то есть префект королевской стражи.

– Ну да, именно. Я тебе говорил, что этот префект пытался склонить меня искать на тебя крючки. Доказательства преступлений, которые ты якобы совершил. Ты же от моих слов пренебрежительно отмахивался и шутил, что я-де спокойно мог дать себя завербовать и искать эти улики. Поскольку таких улик нет.

– Так я и сказал. И так оно на самом деле и есть. Нет никаких улик.

– Нет, говоришь. – Геральт продемонстрировал тонкую и несколько потрепанную брошюрку. – А я, ты только глянь, что нашел в твоей библиотеке. Выпало из-за других книг. «Монструм, или ведьмака описание». С личной дарственной надписью. «Вахмистру Оттону Маргулису в благодарность за верную службу». Ха. Отто Маргулис, заслуженный общественник и еще что-то там на «фил», не помню. А получается, что вахмистр. То есть наемный солдат. Но ведь это же тот самый убитый Маргулис, о котором болтал префект. Откуда у тебя эта книжечка?

Хольт пожал плечами. Геральт фыркнул.

– Ну понятно, глупый вопрос. А трофеи от тех двух других, как бишь их звали? Нурред и Хвальба? Тоже лежат где-то тут, ждут, когда их найдут?

– Может и лежат, как знать. – Хольт скрестил руки на груди. – Ищи. Может, тоже откуда-то выпадут.

– Вахмистр Маргулис, Нурред и Хвальба будто бы командовали тем сбродом, что в девяносто четвертом напал на Каэр Морхен. Так что мне их отчего-то совсем не жаль, и рыдать по ним я не собираюсь…

– Это меня радует, – усмехнулся Хольт. – А то я уж было думал, что захочешь справить по ним поминки.

– Рокамора. – Ирония не задела Геральта. – Roac a moreah. На Старшей Речи – месть. Ты вовсе не купил имение вместе с названием. Сам его так назвал. Интересно только – до или после?

Хольт снова пожал плечами.

– Недавно, – спокойно продолжил Геральт, – один кузнец сказал мне на редкость мудрые слова. Пусть, говорит, каждый следит за своим собственным делом. Его, кузнеца, дело – это молот да наковальня. Дело ведьмака – убивать чудовищ. А наказание за преступления – дело старосты и судов.

– Это слова, достойные того, чтобы их запомнить. – Хольт внезапно стал серьезным. – Помни о них, когда снова бросишься с мечом защищать какую-нибудь обижаемую девицу. И зарубишь человека насмерть.

– Но это же совсем другое дело…

– Неправда. Это абсолютно то же самое. И хватит уже об этом. Позови милсдарыню Берту. Пусть придет с этой своей мазью.

Они очень долго не возвращались к этому разговору. Но в конце концов все же вернулись к нему. Геральт пересилил себя и прочитал до конца анонимное произведение под названием «Монструм или ведьмака описание». Иногда смеялся, иногда злился, часто очень грязно ругался. Но прочитал.

– Вот это, – он показал Хольту на дарственную надпись вахмистру Маргулису, – наверняка написал сам автор текста. Жаль, что не подписался.

– Подписался. Смотри внимательней.

– Вот эта картинка? Эта птичка?

– Мартлет[43]. Так она называется в геральдике. Наверняка это мобилиум, гербовая фигура в родовом гербе автора. К сожалению, такая фигура слишком часто встречается, чтобы по ней определить нужную персону.

– То есть, – медленно произнес Геральт, – ты не знаешь, кто это такой. Ха, я опять задал лишний вопрос. Ведь если бы ты знал, то уже убил бы его. Правда?

– Нет, – процедил Хольт. – Помчался бы со всех ног к старосте. Господин староста, почтительно докладываю, что один тут такой сотворил пасквиль, при помощи которого натравил на ведьмаков сотню фанатиков. В результате чего семеро ведьмаков расстались с жизнью, а одного еле спасли. Да, знаю, господин староста, что не существует параграфа, запрещающего писать пасквили, и закон не предусматривает за пасквили наказания. Nullum crimen sine lege[44]. Но это очень некрасиво, писать такие вещи. Так что я прошу, господин староста, чтобы этого пасквилянта все-таки арестовали как можно скорей и предали суду. Пусть восторжествуют закон и справедливость.

– Глумишься?

– Ну ясное дело, глумлюсь.

Зима, хоть и суровая, сдалась неожиданно легко, почти без боя. Подули теплые ветра, снега начали быстро исчезать. Уже в середине февраля, прозываемого эльфами Имбаэлк, зацвела лещина, густыми зарослями покрывающая южную сторону имения. Целые кусты покрылись золотисто-желтыми сережками, напоминающими иву. Берега ручейка, скрытого среди ив и ольшаника, все еще были в ледяных наплывах, подо льдом оставались также края небольших прудов и мелких луж. Жабам это вовсе не мешало, они с энтузиазмом начали свои свадьбы. Вскоре икра их заполонила все воды в округе.

Наконец, уже безошибочно оповещая о приходе весны, над полями запели жаворонки.

И в конце концов наступило равноденствие, которое было уже вполне официальным началом весны.

А Геральт принял решение.

Неправда, не принял. Он боролся с мыслями несколько ночей и очень плохо спал. Вспоминал разговор с матерью Ассумптой из Ривии. Вспоминал слова Эстевана Трилло да Кунья, префекта королевской стражи. Жалел, что нашел меж книг то, что нашел. И, казалось ему, совсем уже было принял решение.

Но утром, проснувшись, он понял – нет, не принял.

На завтрак были блины с повидлом, объедение. Но Престон Хольт почти не ел. Под глазами у него виднелись темные круги. Похоже было, что несколько последних ночей он бодрствовал.

– Нам придется попрощаться, – объявил он коротко. – Я решил завершить наше приключение, Геральт. Ничто не вечно. С этой весны ты переходишь на собственное довольствие. Как только потеплеет, ты покинешь Рокамору.

– Но… Это, послушай…

– Покинешь Рокамору.

– Это все из-за…

– Да, именно из-за этого. Тебе… и мне не повезло, что ты нашел… То, что нашел. Эстеван Трилло да Кунья не отвяжется, так и будет ходить по твоим пятам. Если он тебя прижмет, ты не отделаешься гладкой ложью, ибо, как я понял, враль из тебя никудышный. Утопишь… В основном себя.

– Я…

– Не перебивай. Вдобавок пора тебе увидеть это твое долгожданное море. Да и вообще мир посмотреть.

Геральт молчал.

– А теперь, – Хольт встал, – надевай защиту и бери пальцат[45]. Весна, жаль в четырех стенах сидеть. Идем во двор. До твоего отъезда проработаем еще пару финтов.