Перекресток воронов

Глава девятая

Первым, что Геральт увидел, въехав в городок через ворота с подъемным механизмом, был повешенный. Точнее, повешенная – молодая светловолосая девушка в изодранной одежке. Она висела на высокой жерди колодезного журавля, качаясь и поворачиваясь на ветру. Проезжая мимо, он рассмотрел подробности – опухшее лицо, неестественно вытянутую шею, синяки на бедрах, черные от засохшей крови ступни.

Городок был пустым, точно вымерший, на улочке ни души, даже ни один пес не выскочил из-за ограды, не облаял коня вслед. Закрытые ставни и ворота пугали враждебностью. Словно упреждали о том недобром, что уже здесь произошло. И об еще худшем, что лишь должно было случиться.

Ближе к рынку он заметил нескольких человек, и его заметили тоже.

– Ведьмак, да? – подбежал и выдохнул юноша в берете с перышком фазана. – Ах, вижу, что да. Значит, сообщение дошло? Наша просьба о помощи? Вы же по нашему зову прибыли, верно ведь?

– Я гонца встретил. Он всю округу на рысях объезжал. С вызовом. С известием, что ведьмак срочно требуется в местности Стеклянная Гора. Ну вот я и здесь. По вызову. Это же Стеклянная Гора, все правильно?

– Правильно. Ой, как хорошо, как хорошо, что вы приехали… Ибо на нас тут несчастье обрушилось… Страшное несчастье… Но давайте туда, на рынок, там своими глазами увидите. Пойдемте, пожалуйста…

– Ведьмак, значит? – из группы людей у ворот рынка вышел солидный седобородый мужчина. Пуговицы на его куртке были размером с дукаты. И тоже золотыми. Или, скорей, позолоченными. – Значит, ведьмачьи чары практикует? Порчу снимает? Ну посмотрим, посмотрим. Спускайтесь с коня, подходите. Ближе, ближе.

В подворотне стояло человек десять, от идущего ведьмака отшатывались в страхе, отворачивались.

– Сюда. – Седобородый показал дорогу. – За мной.

Они вошли во двор, потом по хлипкой лесенке на галерею. Здесь седобородый остановился, закрыл нос рукавом.

– Туда, за дверь, – произнес он неразборчиво из-за рукава, указывая направление.

И сбежал, чуть не упав с лесенки.

Ведьмак уже издалека почувствовал отвратительный, душащий запах гнили, так что вид медика в прихожей его не удивил. Профессию безошибочно выдавала кожаная маска с длинным птичьим клювом и стеклянными вставками для защиты глаз.

При виде ведьмака доктор что-то сказал, но из-за птичьей маски понять его было невозможно. Осознав это, он вышел на галерею, поманив Геральта за собой. На галерее стянул маску, вытер вспотевшее лицо. Оказался очень молодым.

– Медицина там бессильна, – выдохнул он и махнул рукой. – Бесполезно протирание уксусом, серой окуривать тоже бессмысленно. Там работает черная магия. Сглаз, проклятие, без вариантов.

– Можно чуть понятнее?

– Можно. – Медик сощурился. – Конечно можно. Доложу вам понятным языком, что происходит. Там, в комнате, наш бургомистр, его супруга и трое детей, в том числе один малыш в люльке. Три дня назад заражены черной магией. Воистину ужасным способом. Мазь какая-то, что-то вроде живой смолы, постепенно покрывает их тела. Заражение прогрессирует и медленно убивает. Может и уже убило… Вы ведьмак, я вижу. Но как вы там хотите помочь? Что можете сделать своими мечами?

– Скажу, когда увижу.

– В самом деле? Войти туда хотите? В комнату?

– В комнату.

Лекарь ужаснулся, замахал руками, казалось, что он хочет протестовать. Потом передумал.

– Пойдемте, – пробубнил он из-под маски, которую снова надел. – Сюда.

В комнате было темно, гнилостный смрад душил, щипал глаза. Слышен был тихий плач детей, однотонное завывание женщины.

Медальон Геральта сильно задрожал.

О люльку он чуть не споткнулся, та стояла прямо у него на дороге. Внутри лежал трупик ребенка. Весь покрытый черным неровным налетом, какой-то уже засохшей мазью. Словно черная кукла.

Бургомистр – а это явно был он – сидел в кресле со спинкой. До середины тела, от ступней до пояса, был покрыт этой же черной мазью. Мазь, казалось, двигалась. Геральт подошел ближе. Действительно, она пульсировала и дрожала, выбрасывая подвижные отростки.

Женщина лежала поодаль, в углу, обнимая двоих плачущих детей. Тоже заходилась в рыданиях. И на ней, и на детях был виден тот же черный налёт.

Невзирая на предостерегающее бурчание медика, Геральт подошел еще ближе. Присел вблизи бургомистра.

– Спасите, – выдавил из себя бургомистр, протягивая руки. Геральт предусмотрительно отодвинулся. – Спасите… Детей…

Словно бы слыша его или реагируя на движение, черный налёт ожил, запульсировал и пополз, покрыв бургомистра еще на несколько дюймов. Бургомистр громко застонал. Женщина в углу заголосила, дети закричали.

Геральт достал кинжал, собрал капельку налета самым кончиком лезвия. Встал, отступил. Вышел вместе с лекарем.

– Ну вы видели, – констатировал факт медик, стянул маску, вытер лицо. – Видели собственными глазами. Это сверхъестественная сила, черная магия, а то и похуже, демоны или еще чего… А видели на полу мою трость и перчатки? Пришлось снять, бросить, ибо субстанция эта на них попала и росла, росла, я едва успел… Да что я, собственно, говорю… Гляньте на свой нож.

Капелька мази, что была набрана на самый кончик кинжала, теперь покрывала уже без малого дюйм лезвия. Мазь жила, вздымалась, выпускала вьющиеся отростки.

– Когда это полностью покроет и задушит тех людей, – угрюмо сказал медик, – может двинуться дальше. В поисках новых жертв.

– Нет. – Ведьмак покачал головой. – Ибо это и впрямь выглядит как чары – проклятья, сглаза или порчи. Наложенные только на этих людей. Чары убьют их здесь и угаснут.

– Но их все равно убьют, говорите. Это значит, для бургомистра и его близких спасения нет. Ну тогда я бы все же советовал сжечь дом.

Они вышли во двор.

Собравшихся у ворот застали в возбуждении. Сразу заметили, что сюда на вожжах приволокли связанную девочку с разбитым носом. Лет, на глаз, неполных пятнадцати.

– Проклятие, – ораторствовал один из жителей, тот, что держал девочку на веревке, – как известно, снимает лишь смерть того, кто проклятье навел. С той девкой, что мы повесили, ошибка вышла, ибо она висит, а проклятье все еще действует. Но девка та все одно знахарка была и травница, так что много мы и не потеряли, и нечего слезы по ней лить. А теперь есть у нас вот, другая, той знахарки родня, она и есть виновница точно, ибо кто, как не она. Так что в петлю ее! Вот увидите, ее смерть проклятие и снимет.

– А если не снимет? Если снова невинную вздернем?

– Дом сжечь надо, – вмешался медик. – Сжечь. Это единственное спасение.

– Рехнулся? Застройка плотная, полгорода спалим!

– Так что ж делать?

– Так ведьмак же тут есть! – закричал седобородый. – За этим же мы гонца и послали, разве не так? За ведьмаком же? Ну так вот и есть у нас теперь ведьмак! Он в чарах разбирается! Его послушаем…

– Ведьмак, – бросил худой мужчина в черной рясе, – молодой чего-то. Опытом, я так понимаю, не отягощенный?

Геральт не счел нужным отвечать.

Мужчина в черной рясе подошел к Геральту, очень близко. На шее у него болтался на цепи какой-то священный знак.

– Здесь не ведьмак безусый нужен! – От мужчины страшно несло спиртным, как перегаром, так и свежевыпитым. – Здесь молитва нужна!

– С утра вы молитесь уже, милсдарь проповедник, – гневно заявил седобородый, – и ничё не добились. Что скажете, господин ведьмак? Возьметесь помочь, спасти?

– Спасать? – снова дыхнул водкой жрец. – Он? Хотелось бы знать как. Да по правде сказать, и не хотелось бы, что мне с того любопытства. Молитва. Только молитва, говорю вам. Но сперва девку повесить!

Седобородый, очевидно, старший из советников, пошептался с остальными.

– Нанимаем вас, юный ведьмак, – сказал он наконец. – Мы, значится, власть здешняя. За триста марок. Но оплата только тогда, когда у вас получится. Когда результат будет, значится.

– Это само собой. Заказ ваш принимаю.

– Если как-то помочь надо, поможем, дадим вам сразу, ни в чем не откажем. Только скажите, что вам нужно?

Ведьмак указал на девочку.

– Она.

Искать не пришлось ни долго, ни далеко, выручил помогающий в таких случаях эликсир под названием Трясогузка. И наблюдение за образцом мази на клинке кинжала.

– Там, над ручьем, – спросил Геральт у все еще спешащей за ним девочки. – Чей это дом? Да говори же громче, я тебя еле слышу.

– Красильщицы… Бывшей…

– Спасибо. А теперь беги домой. И не дай им снова себя поймать!

Хата стояла на самом краю – на самом бедном краю – городка, среди зарослей ольхи над ручьем. Если это был и вправду дом красильщицы, то слово «бывшей» очень бросалось в глаза. Не было видно сохнущих пучков шерсти и пряжи, на рядах давно нетронутых кувшинов на крыльце потеки пигмента высохли и поблекли.

Он вошел. Дверь скрипнула. В сенях паутина опустилась на его лицо, видать, немного тут бывало гостей в последнее время. Полно было горшков, котелков и прочих красильных принадлежностей. Тянуло уксусом.

В комнате было светло и неожиданно чисто.

В кресле-качалке с плетеной спинкой сидела женщина. На вид лет сорока. Но он мог и ошибаться.

Какое-то время они смотрели друг на друга молча.

– У тебя смерть на лице, – сказала женщина. – Я и не обманывала себя, – продолжала она, не переставая медленно качаться на кресле. – Знала, что кто-то вроде тебя здесь появится. Горожане тоже в конце концов могли меня выследить… Может даже и лучше, что это такой, как ты.

Он не ответил.

– Бургомистр, – заговорила она вновь, после длительной паузы, – убил у меня сыночка. Сбил конем, пьяный. А потом запугал, сунул деньги. Я взяла, он и подумал, что конец на том, вопрос решен. А я долго ждала. И наконец раздобыла – и не дешево – знание и способ. Недешево было, а так легко пошло… Взмах рукой и слово… Я была в отчаянии, и средство было отчаянное. Но я не знала, что результат будет таким ужасным… И что жена с детьми пострадают… Дети! И та невинно повешенная девушка. Сейчас я бы хотела все вернуть, отозвать… Спасти их. Я догадываюсь, как.

– Есть только один способ.

– Я знала, – кивнула она. – Я знала, что только моя смерть… Но не хотела попасть им в лапы, дать себя замучить и повесить… Хотела сама покончить с собой. Яд купила, вот посмотри. Но боялась им воспользоваться… Может, сейчас, при тебе, буду смелее…

– Это так не работает.

– Ах. Значит, меч. Тот, что у тебя за спиной.

Он молчал, подтверждать не было смысла. Она тоже молчала.

– Зарубишь, – сказала она наконец, – быстро, одним ударом? Чтобы я не почувствовала…

– Это так не работает.

– Ах, – она нервно сглотнула. – Что ж… Если так надо… Если это спасет детей…

– Спасет двоих. Старших. Для младшего ребенка уже поздно.

Она громко вздохнула. Он увидел слезу на ее щеке.

Достал меч. Она вздрогнула.

– Разденься. Достаточно будет спустить рубашку с плеч.

– Встать?

– Нет.

Он упер ногу в полозья кресла, остановил раскачивание. Крепко схватил женщину за руку, сжал пальцы. Приставил острие меча к середине груди. На высоте пятого ребра.

– Я бы хотела…

Он не дал ей закончить.

Сильно толкнул меч вперед, почувствовал, как острие чисто пробивает кость грудины. Красильщица крикнула, дернулась, но было уже поздно. Сжимая пальцы на ее руке, он наклонился и с силой нажал; лезвие с хрустом прошло навылет, ажурная плетеная спинка кресла тоже не оказала сопротивления. Он надавил на меч еще сильнее, изо всех сил, пока весь клинок не вышел из спины, до самой своей пятки. Женщина уже не кричала, лишь открывала и закрывала рот. В котором уже появилась кровь.

Но это был еще не конец ритуала.

Геральт сгорбился, сильно дернул клинок вверх, разрывая грудину и хрящи верхних ребер. Из уст женщины брызнула кровь, он знал, что клинок рассек предсердие и аорту.

Он нажал на рукоять и сильно дернул лезвие вниз, разрезая последние, нижние хрящи ребер. Артерии. Вены. И желудочки сердца.

Красильщица вздохнула. Ее глаза все еще были открыты.

Но и это был еще не конец ритуала.

Он развернул клинок. Рванул горизонтально, круша ребра. Сперва вправо, потом влево. От камер сердца и артерий сейчас уже оставалось лишь крошево.

И на сей раз это был конец.

Понемногу и осторожно он вытянул клинок, тот вышел легко. Женщина осталась в кресле. Неподвижно.

Если бы не кровь, казалась бы спящей.

На рынке, запыхавшись, к нему подбежал тот же юноша в берете с фазаньим пером.

– Порча, – сказал Геральт, пока тот переводил дух, – должна уже перестать действовать. Радикально. Это наверняка уже заметно…

– Все хорошо! – прервал его юноша. – Оно уходит, отступает! У господина бургомистра и его жены уже лишь ступни черные, а с детишек эта смола слезла совсем…

– Рад слышать. Видимо, пришло время выполнить условия договора, верно? Что с моим гонораром?

Юноша смолк, закашлялся и покраснел. Все было абсолютно ясно. Геральт вздохнул.

– Вы понимаете, господин ведьмак, – дрожащим голосом подтвердил его догадку юноша. – Вы вроде как куда-то ушли, исчезли, а жрец все время на месте был, экзорцизмы и молитвы отправлял… Ну и советники постановили, что договор недействителен. Что это заслуга не ваша, а жреца, что проклятье ушло… Одним словом…

– Одним словом вы не заплатите мне ничего.

– Ну… – замялся юноша. – Как-то так, понимаете, постановили… Решение принято. Но чтобы совсем ничего, так нет, никак нет. Постановили господа советники, что можем вам заплатить… пять марок. Ну вроде как за сам вызов…

Геральт уже хотел было сказать, что эти пять марок господа советники могут себе в жопу засунуть. Но раздумал. Пяти марок хватило бы на обед в корчме на перекрестке. А он был голоден.

Он припомнил глаза женщины в тот момент, когда его клинок рассекал ей аорту. Внезапно есть ему расхотелось.

Но есть надо, подумал он, вскакивая на седло Плотвы и направляясь к выездному шлагбауму.