Перекресток воронов

Глава восемнадцатая

Местом последнего пристанища Престона Хольта стала опушка леса над неглубоким оврагом, под большим раскидистым тисом с потрескавшейся корой. Не столь уж далеко от тюрьмы, у ворот которой, как и обещал префект, утром ждала повозка с завернутым в полотно телом. Геральт тянул повозку несколько часов, как сумел долго, пока окончательно не выбился из сил. Плотва не могла ему помочь, поскольку, будучи верховой лошадью, ни за что на свете не позволила бы себя запрячь ни в какой экипаж. Так что Хольта пришлось похоронить под тисом, в первом же месте, которое показалось Геральту подходящим.

Могилу Геральт не подписал никак. Лишь сложил на ней сверху пирамидку из камней, которые частью выкопал, а частью насобирал поблизости.

Почти до заката он сидел близ могилы, размышляя о разном. Смотрел на исчезающую в лесу дорогу.

Дорогу, ведущую на юг.

А потом вскочил в седло и направил Плотву в путь.

Дорогой на север.

Мерицель подтянула подпругу, поправила суконный чепрак и вьюки, похлопала коня по шее. Обернулась, заслышав неясную ругань вполголоса.

– Что такое, Бо?

– Курва ж ее мать, – скрипнул зубами входящий в конюшню Борегар Фрик. – Все меньше мне нравится служба у этой проклятой старухи. Мало того, что скупая, так еще… Никто меня, псякрев, не смеет бездарью называть. Мне это все понемногу надоедает.

– Хорошо, что понемногу. – Сибор Понти потер деформированный нос. – Потому что на самом-то деле выхода особого у нас и нет. Маркиза задницы наши прикрывает. А выгонит нас со службы…

– И в три мига нас охотники найдут, – закончила Мерицель. – За наши головы назначена награда, ты забыл?

– Не забыл. – Борегар Фрик вскочил в седло. – Просто унизительно мне слушать, склонив голову, как меня кто-то недотепой да бездарью называет. Но вы правы, хватит слов. Знаем, что делать, значит надо это сделать. В дорогу!

– В дорогу!

Где-то в начале сентября – а кто знает, может, чуть раньше или чуть позже – Геральт добрался до окрестностей Ард Каррайга и смог издалека посмотреть на столицу, на ее внушительные башни и башенки с блестящими медью куполами и шпилями. Остановил Плотву на пригородном холме, близ гигантской свалки, и несколько минут всматривался. Не слишком долго. В основном из-за мух. Но еще он спешил на север. Боялся даже подумать о том, что может опоздать.

С перекрестка он двинулся по тракту в направлении, что указывал дорожный столб. В сторону Бан Феарга.

Таверна «Под Раком и Улиткой» в Бан Феарге, так же, как и все остальные трактиры, принадлежавшие Эзре Метцгенкопу, сменила свою вывеску. Обновленная вывеска, помимо позолоченных букв названия, ввиду нового титула ее хозяина была украшена баронской короной с семью столбами[68] и четырьмя жемчужинами в обрамлении. Вывеска получилась настолько представительной, что несколько первых дней после ее водружения жители Бан Феарга толпами приходили на нее полюбоваться. Ну и вполне естественно, оборот ресторации тоже существенно вырос. С тех пор как новая вывеска украсила фасад, «Под Раком и Улиткой» трудно было найти свободное место, заведение было постоянно заполненным.

И сегодня тоже было, поэтому Лозадо Кросс, охранник и вышибала таверны, без радости присматривался к новым гостям, троице всадников, женщине и двум мужчинам. Понимал, что через минуту вынужден будет им отказать. А эта троица, как профессионально заметил охранник, была не из тех, что спокойно восприняли бы отказ. У конопатой женщины с русой косичкой были злые зеленые глаза. На лице одного из мужчин выделялся искалеченный, деформированный нос, второй же был острижен коротко, практически наголо. И все трое были увешаны оружием. Лозадо Кросс чувствовал, что стоит вызвать на помощь остальных охранников, но несколько этого стеснялся – силой его боги не обидели, и до сих пор он вполне справлялся сам, во многих трудных ситуациях. Так что он скрестил руки на груди и решил ожидать развития событий.

А событий, похоже, было не избежать. Конопатая женщина с неприятным взглядом резко подъехала к самому крыльцу, копытами коня почти на ступеньки, причем руку держала на рукояти меча. Тип со сломанным носом подъехал тоже, грохнул о луку седла устрашающей окованной дубинкой.

– Мерицель, Сибор, бросьте, – заговорил сзади тот, коротко стриженный. – Давайте не будем. Вы гляньте только на эту вывеску. Здесь эту золотую корону и буковки наверняка закладывают в цены, мы тут точно переплатим. Поищем другую корчму. Без позолоченной вывески, с простой, но доброй едой. Поехали дальше!

Лозадо Кросс с облегчением выдохнул.

Вывеска таверны «Под Раком и Улиткой» в Бан Феарге была новенькой, краска и позолота на ней казались совсем свежими. Вывеску также украшала большая золотая корона с семью столбами и четырьмя жемчужинами в обрамлении.

Вокруг расходился упоительный запах варившихся раков.

Геральт на миг ощутил желание остановиться и зайти, хотя бы просто затем, чтобы поздороваться со знакомым ресторатором. Однако передумал. Помнил, что в таких заведениях бывают шпионы префекта. А он все же хотел, чтобы Эстеван Трилло да Кунья не узнал об его вылазке на север.

Так что развернул Плотву и уехал.

До окрестностей Рокаморы он доехал ночью. Луна была полной, в имении горел свет, доносился запах дыма. Геральт не собирался ни приближаться, ни тем более въезжать внутрь. Лишь несколько минут он постоял на пригорке, посмотрел. Потом ударил Плотву пяткой, посылая ее в рысь.

Юпитер Мелло, служащий королевского казначейства, обвел пустое помещение недоумевающим взглядом.

– Никого нет? – спросил он недоверчиво. – Никто не явился?

– А, ну да, как бы так. – Йон Берфутс, староста Бан Филлима, поскреб себя по голове. – Выходит, что никто…

– Не понимаю, – нахмурился казначей. – Абсолютно не понимаю. Вчера еще друг друга расталкивали… И неудивительно, имение прекрасное, расположение великолепное… А сегодня будто вымерли все! Никто на аукцион не явится? Не понимаю. Почему?

– Да видите чего, милсдарь… – Староста снова почесал голову. – Спугались людишки-то. Страх их одолел.

– Страх? Перед чем?

– Да говорят… – замялся староста. – Говорят, имение это проклято. Рокамора ведь по-эльфьи – «месть». Хозяин, ведьмак тот, что казнили его в Стурефорсе, проклятье мести на него наложил…

– Суеверия! И люди в это верят?

– А как не верить? – Староста отвел глаза. – Когда многие видели…

– Что еще они видели?

– Призрака.

– Что-о?

– Призрак там ночью объявился, на холме близ Рокаморы. Многие видали. Светло было, полнолуние… На призрачном коне, с волосами белыми… Это он, тут и спору нет. Ведьмак тот, что казнили его, возвращается призраком. Чтобы мстить…

– Эх, деревня суеверная! – фыркнул казначей. – Темнота! Призрак им привиделся, олухам! Вот же дурни бестолковые! Недотепы сельские!

По правде говоря, еще дед Юпитера Мелло пахал целину деревянной сохой и срать ходил за амбар, но нынешний королевский казначей предпочитал об этом не помнить.

– И что мне теперь делать? – развел он руками. – Мне начальство приказало Рокамору эту с аукциона продать в пользу казны… Эгей! А вы кто таков будете?

– Прощения прошу, – сказал вошедший. – Верно ли я попал? Аукцион на имение Рокамора, это здесь?

– Здесь, – в один голос подтвердили казначей и староста.

– Но что-то я не вижу желающих. – Вошедший обвел взглядом пустую комнату. – Только я один. Значит, намного выше стартовой цены не должно ведь выйти, правда же?

– Получается, что так, – равнодушно подтвердил Юпитер Мелло. – Что ж, можем начинать. Ваше имя, для порядка.

– Меня зовут Тимур Воронофф.

На хуторе что-то происходило. Уже издалека были слышны бабьи крики и причитания, лай пса. Геральт подъехал ближе.

Прямо у колодца лежал убитый пес. Второй бегал по двору с яростным лаем. У хаты, на скамье, вытесанной из цельного бревна, сидел, или скорее полулежал хозяин, высокий мужик с головой, замотанной окровавленной тряпкой. Рядом стояла баба в душегрейке, размахивала руками и без устали причитала. Подросток в льняной рубашке присматривался к Геральту исподлобья. На опухшем его лице виднелся след удара бичом.

– Убили мне мужика, покалечили! – выла баба. – И как только управы нет на таких злодеев! И как только земля их носит, чертовых детей!

– Что тут случилось? – спросил Геральт из седла. – Напал на вас кто?

– А напали, добрый господин, напали! Разбойники с пекла родом, чтоб их холера! Девка одна и громил двое! Девка конопатая была что индюшачье яйцо, а у громилы одного нос был костлявый. Во двор въехали как в свой, без спроса сразу коней поить начали. Пес их облаял, так взяли его и убили, засекли. Мальчишка бросился пса спасать, так его нагайкой огрели. Мужик мой выскочил туда с топором, прогнать их хотел, так его та девка, гадина, мечом по голове… Сами посмотрите… Выживет, не выживет, кто знает… Такие бандюги бессовестные, где ж на них управа… Прям ведьмак на таких нужен… Ведьмак! А говорят, что одного ведьмака в тюрьме в Стурефорсе казнили. Как же так-то? Ведьмака в тюрьму бросают да казнят, а разбойники по стране свободно ездят, людей калечат?

Раненый мужик застонал, заохал. Баба вновь начала причитать. Геральт, мгновение подумав, вытащил из шкатулки флакончик с Иволгой. И вручил его бабе.

– Это на рану, – велел он. – Поливайте при смене повязки. Должно помочь.

– Ох, спасибочки вам, добрый господин!

Через день быстрой езды, поднявшись на очередной пригорок, Геральт увидел вдалеке тех самых разбойников с пекла родом, бандюг бессовестных, на которых, как утверждала баба с хутора, управы не было, и земля носила их совершенно зазря. Женщина со светлой косичкой на светло-сером коне. И двое громил в бригантинах. У одного из них, Геральт готов был спорить, нос был сломанным и искривленным.

Вся троица мчалась на север, торопя коней.

Геральт придержал Плотву, не спешил съезжать с холма. Хотел, чтобы трое всадников отъехали подальше. Было бы нежелательно, если б они догадались о слежке. След их потерять он не боялся.

Потому что догадывался – да что там, был уверен – куда они направляются.

Мать Ассумпта из Ривии уже несколько часов стояла на коленях перед алебастровой статуей богини Мелитэле. О том, чтобы ей каким-то образом помешать, ни одна из младших жриц даже не думала. Нэннеке, Флавия, Айлид и Здравка так же тихо и спокойно застыли на подставках для коленопреклонения. Молясь, мать Ассумпта впадала в транс и, как считалось, в это время устанавливала с богиней ментальный контакт. Было ли так на самом деле или нет, значения не имело. Жрицы были глубоко верующими, а для такой веры невозможного не существовало.

Свечи уже гасли в фестонах из воска, рассвет уже начинал светиться в витражах, когда мать Ассумпта поднялась с колен.

– Опасность, – тихо сказала она младшим жрицам. – Нам грозит опасность. Пусть калитка будет закрыта, закрыта постоянно, днем и ночью. И не впускайте чужих, никого.

Перед самой ночью, уже после заката, но еще в сумерках, он увидел бабу-ягу, летящую через лес в большой деревянной ступе и заметающую за собой следы метлой. Тварь промелькнула совсем близко, на мгновение он даже увидел ее огромные оскаленные зубищи.

Баба-яга направлялась в сторону деревни – Геральт уже слышал раньше с той стороны лай псов и перезвон пастушьих колокольчиков. Кому-то в этой деревне – вероятнее всего, ребенку – грозила опасность. Деревне был нужен защитник.

Но Геральт торопился на север. Боялся даже подумать о том, что может опоздать.

Городок Спинхэм Геральт миновал ранним утром. На мгновение взглянул на стройную башню ратуши, на кружащих вокруг нее птиц. Потом поехал дальше.

Те, кто все еще верил в нее, считали богиню Мелитэле покровительницей женщин, их прибежищем и надеждой. Всех женщин, вне зависимости от возраста, статуса и происхождения. И вне зависимости от профессии. Так что было вовсе не удивительно, что в «Лорелее», знаменитом веселом доме в городке Спинхэм, хранилось изображение покровительницы – золотая фигурка богини в ее материнском облике, то есть беременной, с округлившимся животом. Откуда фигурка появилась в заведении, не знал никто. Но хранили ее бережно и довольно редко вынимали из тайника. Для этого должен был найтись какой-то важный повод.

Сегодня такой повод был.

Пампинея Монтефиоре зажгла свечку и поставила ее перед фигуркой.

– Богиня, – произнесла она тихо. – Сделай так, чтобы там, на том свете, ведьмак Престон Хольт обрел наконец заслуженный отдых. Дай ему там в изобилии всего того, чего в жизни имел мало или вообще не имел. А если согрешил в чем, то прости ему, отпусти грехи. Нет на этом свете безгрешных.

Зоэ, Фервида и Ипполита, девочки из «Лорелеи», стояли рядом, склонив головы. Зоэ вдруг шагнула вперед, поставила перед фигуркой богини вторую свечку.

– Это… – неловко кашлянула она, заметив вопросительный взгляд Пампинеи. – Это для того второго ведьмака… Того, молодого.

– Но ведь он, – вздохнула Пампинея, – наверное, еще жив?

– Ну я так, – шепнула Зоэ, – так, про запас…

Все склонили головы. Богиня смотрела на них золотыми глазами.

До перекрестка Геральт добрался поздно вечером. И узнал этот перекресток сразу, и помог ему в этом ворон. На сей раз не целая их туча, а всего один ворон. Он кружил над перекрестком и каркал.

Если бы Геральт был более опытен или если бы вслушался внимательней и задумался поглубже, то, может, и узнал бы в карканье ворона предостережение. Возвращайся, каркал ворон. Не езжай на север, там ждет опасность. Возвращайся.

Но для Геральта карканье было лишь карканьем. Предупреждения Геральт в нем не уловил. Подстегнул Плотву и двинулся дальше.

На север.

Ворон каркал.

Лежащему на обочине человеку разбили голову дубинкой или булавой, да к тому же по его ключице и груди шла кровавая борозда, след удара мечом.

Геральт подъехал ближе; присмотрелся, не спешиваясь.

Убитый, похоже, был траппером, охотником. Сброшенная с дороги распряженная телега была нагружена ловушками, силками, капканами и другими причиндалами трапперского промысла. Удивительным было то, что на телеге оставались нетронутыми несколько связок шкур, причем дорогих – бобровых, лисьих, куньих. Кто бы ни убил траппера, очевидно сделал это не с целью грабежа.

Если бы Геральт напряг мозги, то, может, и догадался бы, почему погиб траппер и что из его имущества было нужно убийцам. А если бы догадался, то избежал бы очень больших неприятностей.

Но Геральт не догадался. Подстегнул коня.

На север. В сторону городка Франкталь.

И храма богини Мелитэле в Эльсборге.

За городком Франкталь, в долине с тем же названием, дубовые и буковые леса уже частью оделись в осенние цвета, ярко контрастирующие с темной зеленью сосен и елей. По дну долины тек извилистый ручей, в одной из его широких излучин виднелся окруженный стеной комплекс Эльсборг с храмом богини Мелитэле.

Рощица белоствольных берез, примерно милях в двух от храма, скрывала руины старинной фермы, полуразрушенный домик из кирпича и жалкие остатки деревянных строений. Именно это место троица, за которой следил Геральт, выбрала для привала, а поскольку смеркалось, то скорей всего также и для ночлега.

Геральт остановился неподалеку, среди букового леса.

Пришло время принимать решение.

Их трое, думал Геральт, глядя на руины, из-за которых подрагивали языки костра. Трое, и одного Артамон называл мастером меча. Справлюсь ли?

Он решил ждать до рассвета. Даже если кто-то из троицы не спал и дежурил, перед самым рассветом сон сморит любого. Наилучшие шансы, подумал он, даст мне внезапность.

Он ждал. Долго.

Над горизонтом появилась тонкая полоска зари. Предвестница восхода.

Геральт встал и обнажил меч.

Он двигался бесшумно, однако их кони, похоже, все же его почуяли, какой-то из них всхрапнул и топнул копытом. Но это была единственная реакция.

Огонь догорающего костра освещал пролом, дыру, зияющую в полуразрушенной стене. Он направился туда. Вошел в пролом, осторожно обходя разбитые кирпичи. Сделал еще один шаг. И этот шаг его погубил.

Он наступил на железо. Челюсти капкана сомкнулись, ухватив его за лодыжку, острые зубы пробили наголенник. Боль заставила его сесть, отложить меч, двумя руками схватиться за дуги капкана, чтобы развести их. Не удалось, вонзившееся железо держалось слишком крепко, пружина не поддавалась. В этот самый миг кто-то выскочил из укрытия, схватился за цепь ловушки и дернул за нее, поволок Геральта по земле. Геральт сложил было пальцы в Знак, но этот кто-то сильно пнул его в локоть, помешав. Еще двое выскочили из темноты, на Геральта посыпались удары окованных дубинок. Несколько раз он получил по голове. Получил по рукам, которыми прикрывался, услышал, как хрустнула кость. Получил по пальцам, те мгновенно онемели. Боль ослепила.

Кто-то ударил дубинкой по дужкам капкана, вбивая стальные зубы еще глубже в лодыжку, усиливая боль. И еще один удар, зубы дошли до кости. Геральт невольно закричал. Дубинка ударила его в ключицу, другая в ребра, потом в колено, потом опять по руке, по перебитым пальцам. И по голове. И опять по голове, очень сильно. В глазах вспыхнуло, а потом мир рассыпался в дрожащую мозаику.

– Хватит, – сказала Мерицель. – Хватит, а то убьете его. Если уже не убили! Он вообще дышит еще?

– Дышит, дышит, – заверил Сибор Понти, срывая у ведьмака с шеи медальон. – Живой он.

– Надо бы еще крови, – прикинул Борегар Фрик. – Для лучшего впечатления.

– Раны на голове сильно кровоточат, – высказал экспертное мнение Понти.

– Вот и славно. – Мерицель уселась ведьмаку на грудь и широко резанула его ножом по лбу, под самой линией волос. И в самом деле, кровь тут же запульсировала из раны, волной заливая лицо и шею.

– Так пойдет? – Мерицель встала.

– Идеально, – оценил Фрик. – Ну же, давайте его на мула. Привяжем как-нибудь, чтоб не упал.

– И к калитке, к калитке. Пока еще совсем не рассвело.

– Не уследили, бездари, кха-кха… – Маркиза Цервия Эррада Граффьякане раскашлялась, грохнула посохом об пол, сама чуть не упав при этом. – Это вы допустили, кха-кха, – прокашляла она, – чтобы мой Артамон погиб. Это из-за вас, из-за вашей бездарности и бестолковости от моего Артамона мне осталась лишь эта урна…

Мерицель, Сибор Понти и Борегар Фрик покорно внимали. Никто из них не поднял понуро опущенной головы, чтобы проследить за взглядом маркизы, устремленным на стоящую на камине урну с прахом чародея Артамона из Асгута. Урна была из окрашенной в черный цвет майолики, а украшал ее герб чародея – три золотые птички на синем поле, d'azur a trois merlettes[69] d'or.

– Воистину, – тяжело дышала и кашляла маркиза, – прогнать бы вас стоило… Бездари вы, прочь бы вас выгнать… Но сейчас есть у вас шанс вину облегчить… Проявить себя. Слушать, что приказываю!

Троица склонилась еще ниже. Маркиза умолкла, грохнула посохом в пол.

– Последнюю волю Артамона, – зашамкала она беззубым ртом, – следует исполнить. Тот храм в Эльсборге и те жрицы, что прислуживают ведьмакам… Мой Артамон хотел, чтобы они все умерли злой смертью. Значит, так они и должны умереть, от железа и огня… И этот малолетний ведьмак вместе с ними… Так что слушать мое повеление…

– Отворите калитку, святые сестры, – застонала Мерицель с истинным трагизмом в голосе. – Раненого ведьмака везем, молодого ведьмака, израненного ужасно! Помощь потребна!

– Впустите ж нас поскорее! – Борегар Фрик, как оказалось, тоже мог бы делать карьеру в театре. – Ведьмак чуть дышит, без помощи помрет!

Крохотное окошко в калитке открылось, кто-то выглянул в него. Усаженный на трапперского мула Геральт, собрав все силы, хотел крикнуть, предупредить – но держащий его Сибор Понти стянул на шее аркан, лишив голоса.

– Откройте, добрые женщины, – преувеличенно рыдала Мерицель. – Ведьмак кровью истекает страшно!

Засов калитки скрежетнул и заскрипел, щелкнул замок. Геральт, почти теряя сознание, перебитыми пальцами нащупал в кармашке пояса амулет, металлический кружок размером с монету. Собрав остатки сил, он трижды нажал выпуклость, полудрагоценный камень гелиодор, известный также как золотой берилл.

Заскрипели дверные петли, створки калитки начали понемногу расходиться. Мерицель и Фрик потянулись к рукоятям мечей.

Внезапно послышалось громкое жужжание, словно бы огромного насекомого, быстро переходящее в пронизывающее крещендо. Перед калиткой храма возник светящийся овал, в нем замаячил неясный силуэт. А в следующую минуту из овала появилась невысокая женщина в мужской одежде.

Враи Наттеравн мгновенно сориентировалась в ситуации, поняла, к чему идет дело.

Из поднятых рук магички вырвался не то туман, не то свечение, внутри которого кружился рой маленьких искорок, будто бы светлячков. Враи прокричала заклятие, и тогда туман опустился и окутал сперва морды коней, а потом и головы всадников.

Все три коня встали на дыбы, два из них сбросили седоков наземь. Несущий Геральта мул с силой взбрыкнул и обоими задними копытами ударил в пах коня Борегара Фрика. Фрик удержался в седле, но он уже вопил, бешено дергался, обеими руками пытаясь отогнать от лица туман и светлячков, что атаковали его яростно, словно рассерженные пчелы. Наконец капитулировал, развернул бесящегося коня и с криком ускакал в темноту. Оба коня без всадников помчались вслед с душераздирающим ржанием. Сибор Понти и Мерицель на земле кричали от ужаса и боли, бестолково размахивая руками в попытке отогнать кусающие им лица и уши искорки. В конце концов оба бросились бежать, и бежали так быстро, что почти догнали своих коней, скачущих за Фриком.

Кроме упомянутого взбрыка, несущий Геральта трапперский мул сохранял полное спокойствие. Несмотря на это, Геральт обвис и упал бы, но Враи Наттеравн вовремя подбежала и удержала его, громким криком призывая на помощь. Калитка храма открылась, высыпали жрицы.

Но Геральт уже этого не видел. Он уплыл куда-то, очень далеко.