О ядерной физике Алексей знал гораздо больше, чем все современные физики, вместе взятые. И даже больше, чем все физики мира из того мира и времени, откуда он пришел. Не саму ядерную физику, а о ней, и знал он это из дневников Елены. А та — узнала об этом, встретив в переходе какого-то «проходимца» из еще более позднего времени, который ей, собственно, и рассказал, как можно пройти через «стену холода», и который рискнул уйти из своего времени просто потому, что у него других альтернатив не осталось. Если очень кратко излагать полученные знания, то когда-то в будущем (причем даже в будущем Алексея Павловича) американцы во Франции смогли запустить термоядерный реактор, и этот реактор даже смог проработать некоторое время. По мнению Алексея янки реактор построили именно во Франции потому, что что-то начали подозревать…
Елена «во второй жизни» занималась «снаружи» в основном изучением ядерной физики, чтобы, как она писала, понять, каким образом этот реактор смог меньше чем за минуту «стерилизовать» половину Европы. Но так как Алексей именно ядерной физикой практически не занимался, понял он из выкладок рыжей испанки немногое — а если изложить понятое им в двух словах, то получалось, что делать все же нужно реакторы урановые. И запомнил, какие именно — однако как их делать, у него не было вообще ни малейшего понятия. Кода-то в старости он слышал довольно широко распространенное мнение, что «сейчас реактор любой студент знает как построить», однако сам он считал, что «знать» и «уметь» в этой науке — это категории настолько разные, что о них и говорить смешно.
Впрочем, это касалось, наверное, вообще любой науки. Взять хотя бы Сону: она — благодаря соседу — точно знала, как выращивать небывалые урожаи, но Алексей, даже несмотря на то, что в конце апреля все же «вскопал» свежеизготовленной мотофрезой ей десяток соток грядок, сомневался, что урожай хотя бы затраты на солярку окупит — конечно, если не только цену солярки считать, которая на заправках продавалась по двадцать копеек за литр, а добавить бензин, потраченный на поездку к нужным заправкам и деньги, потраченные на канистры для нее. Тем не менее новое увлечение жены он поддержал: все же свежеиспеченная в золе только что своими руками выкопанная картошка — это лучшее лакомство детства!
— … а если, допустим, каким-то чудом к нам перенести того же товарища Якоби, то он поначалу нашу жизнь воспримет как чудо. Но если его с полгодика подучить современным наукам, то он, скорее всего, наизобретает всякого не меньше нынешних ученых. И он говорит, что единственное, что для этого потребуется — это дать товарищу Якоби «морального пинка», сказать, что «у нас студенты за первый семестр успевают выучить больше, чем вы вообще знаете», и он наверняка попытается доказать, что лучше какого-то студента. Так он и говорит, что именно таким пинком для наших ученых и является…
— Это вы о Воронове, что ли? — прервал рассказ Лаврентия Павловича Станислав Густавович. — Он всякое выдумывать горазд!
После завершения первомайской демонстрации несколько человек отправились вместе с Иосифом Виссарионовичем на его дачу — чтобы там праздник все же отметить, а не просто на трибуне Мавзолея помаячить, а так как светило солнышко и температура после обеда поднялась аж до семнадцати градусов, «отмечали» все это дело на улице. Но не столько пили и ели, сколько делились интересными рассказами — и разговор между Берией и Пономаренко скатился на обсуждение «партизана». Но разговор-то был «неофициальный», а просто чтобы языки почесать и расслабится, так что Станислав Густавович продолжил:
— Воронов, конечно, парень очень хитрый, придумывать всякое горазд, и, что мне кажется крайне полезным, придумывает то, что нужно именно в тот момент.
— А еще придумывает, как нужное и получить почти бесплатно, — добавил Пантелеймон Кондратьевич. — Тогда, сразу после войны, он придумал, как бесплатно построить четыре ГЭС на Двине…
— Ой ли бесплатно? — рассмеялся Станислав Густавович. — Я эти стройки помню, считал, во что электростанции те стране обошлись. Конечно, на четверть дешевле, чем если бы их обычным образом строили…
— Колхозники их сами выстроили, и денег у республики не брали!
— Ну да. Только чтобы они их якобы бесплатно выстроили, вы только печей цементных поставили миллионов на двадцать, а потом еще целый завод по производству гидроагрегатов в Гомеле создали — и все это за деньги было сделано. Опять же, зарплату рабочим платили… там экономия в основном была за счет применения нового тогда укатанного бетона, для укатывания которого вам пришлось — и тоже не бесплатно — еще и асфальтовые катки на стройки отправлять. Другое дело, что Воронов тогда ловко придумал, где на все эти стройки деньги взять — и взяли вы их в кредит у населения своего же. Но тогда населению это было выгодно: люди за свои деньги очень быстро стройматериалы получили, что было крайне для всех важно. А теперь на его затеи мы вынуждены такие суммы в бюджете выискивать, что аж оторопь берет! Завод-то автомобильный Казахской республике во что обошелся? А ведь еще из Союзного бюджета туда многие миллионы влили…
— Так завод-то уже к Новому году целиком окупится…
— И тут вы, наконец, сказали правду. То есть истину, которую Воронов почему-то постоянно скрывает… не произносит то есть вслух. Он придумывает как что-то известное так применить, чтобы все затраты окупались очень быстро.
— Что-то известное? — хмыкнул Лаврентий Павлович. — Про его лекарства… некоторые лекарства никто и не догадывался, а эти его микросхемы…
— Про лекарства не скажу, а про микросхемы… Я на днях буквально по просьбе товарища Берга разговаривал с товарищем Несмеяновым-младшим, и кое-что интересное узнал. Схемы, на которых теперь в Муроме приемники делать начали, разработали целиком студенты университета, Воронов там даже рядом не стоял! Он, правда, рассказал им, как можно сделать целую схему на одном кристалле, и даже намекнул, какие именно схемы лучше всего на кристаллы переносить. И, собственно, на этом его участие в работе и закончилось.
— А схемы для вычислительных машин? В университете люди вообще понять поначалу не могли, зачем они нужны!
— И с ними та же картина: Воронов им принес именно схемы, электрические схемы, а всю разработку кристаллов проделали опять в университете. И да, зачем такие схемы могут быть нужны, там никто не понял, но лишь потому, что и понимать не захотели. Да если бы и захотели: по одной-то они на самом деле ни на что не пригодны, а тогда сообразить, что можно сделать электронный аппарат с сотнями тысяч тех же транзисторов и диодов… То есть соображает Воронов очень неплохо, вперед смотреть умеет — но он не пинки моральные ученым раздает, нет. Он руководству страны пинки раздает, причем совсем уже не моральные. Он нам, по сути, показывает, причем на живых изделиях показывает, куда нам срочно нужно вложить немерянные миллионы и как потом быстро получить их обратно. А то, что вкладываем мы эти миллионы в одно место, а обратно получаем из другого… хотел бы я такого экономиста-аналитика в Госплан заполучить.
— Слава, — поинтересовался Иосиф Виссарионович, некоторое время простоявший молча рядом со спорщиками, — ты за проектами товарища Воронова давно следишь внимательно…
— Приходится, он же уже на несколько миллиардов всякого напридумывал, а деньги-то Госплану на его выдумки выделять приходится!
— Я другое спросить хотел. А у товарища Воронова были проекты, про которые наши ученые сказали, что такого сделать невозможно?
— А я-то откуда знаю? Госплан занимается только теми, что уже в работе, а кто там чего выдумывал, я не знаю.
— Не было, — ответил на вопрос Сталина Лаврентий Павлович. — Он того, что сейчас сделать невозможно, не предлагает. А предлагает только то, что сделать можно, и даже говорит, кто это может сделать. Ну и тех, кто может что-то сделать, пинает… морально. А что?
— Да так, ничего. Просто спросил…
Четвертый семестр у Соны прошел довольно спокойно: она занималась только учебой и ни на что иное времени не тратила. Примерно с середины апреля она уже самостоятельно на новенькой машине (уже получившей название «Кумай», но на ее машине еще шильдика с названием не было) ездила на учебу, так что и у Алексея свободного времени стало заметно больше, ведь раньше он на доставку жены в университет и обратно почти два часа тратил. И в основном тратил вечером, поскольку утром туда ехать было недолго: на дорогах все же особого изобилия автомобилей не наблюдалось. Он как-то из чистого любопытства подсчитал (когда ждал Сону возле университета), что за полчаса мимо него проехало меньше полусотни машин, из которых легковых было всего штук двадцать. Но и среди легковушек преобладали «Победы»-такси.
Конечно, в центре Москвы движение было более плотное, но и там останавливаться приходилось только на светофорах (регулировщики-орудовцы с прошлой осени стали редкостью, их почти везде на светофоры заменили), и этому он тоже радовался: как-никак, но и к регулированию уличного движения он сумел руку приложить. Предложив Лаврентию Павловичу не регулировщикам в будках свет переключать, а простеньким автоматам с примитивным таймером. А на пешеходных переходах еще и кнопочки ставить, чтобы пешеходы сами могли свет переключать. Правда, тогда Лаврентий Павлович поинтересовался:
— А если мальчишки просто будут после перехода стоять и в кнопку тыкать, то что, машинам всегда красный свет будет?
— Нет. Там тоже таймер поставить надо, чтобы чаще, чем, скажем, раз в минуту светофор не переключался. Или раз в две минуты, зато если пешеходов на улице не будет, то машины без остановок поедут.
— А таймер этот дорогой получится?
— Можно совсем дешевый сделать, на конденсаторе, а если с новыми транзисторами, то рублей в тридцать обойдется.
— Недорого, регулировщик получается гораздо дороже. А если этот прибор сломается?
— А если бандиты регулировщика убьют? Можно, даже нужно все такие устройства еще и проводом телефонным с центральным пультом соединить, и если будет поломка, то оператор — один на весь район — это увидит. И сможет либо сам руками светофор переключать, или орудовца туда послать вместе с монтером.
— Еще и тут провода по всему городу тянуть…
— Зато позже, когда машины вычислительные у нас диковинкой не станут, можно будет все светофоры к машине подключить и уже машина сама будет движение регулировать. А если под дорогой еще и датчики положить, которые будут смотреть за тем, сколько и как часто на каждом участке автомобили ездят…
— Как это «смотреть»? Датчики с глазами, что ли, делать придется?
— Ну, следить. Машина-то железная, когда над проводом железяка проезжает, то емкость этого провода меняется…
— Ну и фантазии у тебя! Но автоматически движение регулировать — это, думаю, будет полезно. Мы еще подумаем… а светофорные автоматы где можно будет выпускать?
— Да на любом радиозаводе.
— А на твоем медицинском?
— Они все же медприборы делают.
— Ну да, и автомобили, и куроощипыватели… я про установочную партию говорю.
— То есть сколько? Сто, тысячу?
На заводе рабочие в цеху электроприборов только хмыкнули — и меньше чем за месяц тысячу автоматов изготовили. С удовольствием изготовили и с удовольствием же для этого на час-полтора после работы задерживались: за сверхурочные-то платили в двойном размере! А уже орудовцы эти автоматы к светофорам и приделывали. Но это не сразу после разговора Алексея с Лаврентием Павловичем случилось: поговорили-то они еще летом, а автоматы изготовили уже в октябре — потому что Берия решил, что «нам дешевки не нужно» и автоматы ставились транзисторные, да еще с одной микросхемой-счетчиком импульсов генератора. А пока еще эту (хотя и очень простую) схемку сделали, время-то и прошло. Но и результат радовал, хотя пока еще светофоры работали «автономно», проводами их с диспетчерской собирались только следующим летом соединять.
Вообще-то Алексей, заказывая тысячу автоматов, сильно погорячился: во всей Москве светофоров было еще меньше пятисот, но в СССР имелись и другие города, так что продукция точно не пропала. И вторым городом с автоматическими светофорами стал не Ленинград, а Нижний Новгород, а третьим — вообще Чимкент. Потому что эти светофоры позволили уменьшить число орудовцев, которые переводили теперь в патрульно-постовую службу милиции, а там, где распространялся криминал, с кадрами было очень тяжело и это позволяло хоть как-то проблему решать.
Хоть как-то… В середине мая Алексей пригласил «поговорить» Виктор Семенович и сразу задал ему очень удививший парня вопрос:
— Алексей, говорят, что ты стреляешь очень даже неплохо. А как у твоей жены с этим делом?
— Понятия не имею, да и зачем бы ей это уметь?
— Есть мнение, что и ей стоит научиться. Есть подозрения, не особо, правда, обоснованные, что кто-то из… нехороших людей знает, что именно ты Иосифу Виссарионовичу индикатор дал. А люди там, сам знаешь… в общем, мы считаем, что тебе стоит все же с оружием ходить, и жене твоей тоже. То есть ты не думай, мы за вами все же…
— Среди нехороших людей идиотов все же немного, то есть идиоты там уже закончились. А против винтовки снайперской пистолет вряд ли поможет.
— Это тоже верно. Тогда давай вместе подумаем, как твою охрану обеспечить.
— Прямо сейчас думать будем?
— Нет, но если у тебя появятся дельные мысли, то телефон ты мой знаешь. В общем, думай…
Но долго думать парню не пришлось: настала зачетная сессия и времени на посторонние мысли у него уже не осталось. Он лишь обратил внимание на то, что в очередной раз существенно ужесточились наказания за насильственные преступления, о чем сообщили «Известия», да и Лена, встретив Алексея во дворе, тихо ему сообщила:
— Тут у меня парочка ухажеров появилось, я Сону уже с ними познакомила…
— Думаешь, за кого из них замуж выходить?
— Душу травишь? Нет, я думаю, что и тебе с ними познакомиться нужно. Товарищи не простые, из «Смерша», так что если они тебе или Соне что-то скажут срочно делать, то делать нужно будет не задумываясь. Скажут в лужу падать…
— Я-то знаю, а вот как Соне это объяснить…
— Придется тебе подумать, я для нее всего лишь участковый врач. Но Лаврентий Павлович сказал, что Виктор Семенович и людей лучших выделил, да и в городе преступность он сильно поприжал. Сам знаешь, он человек простой, ему сказали притоны в Болшево зачистить — и все, нет больше тех притонов.
— Ну, хоть это радует.
— Ну и радуйся. А еще я уже неделю на работу вернулась, теперь буду вас раз-два в неделю навещать. Так что если что-то у тебя новенькое будет…
— Из новенького только одно скажу: как только сессия у нас закончится, мы уезжаем жить в деревню.
— Да, неудобненько получается…
— Есть мнение… ты же машину водишь?
— Ну уж не хуже тебя!
— Это вопрос спорный, но у нас образовался лишний ЗиМ, а Соне в деревне будет скучновато, так что если ты согласишься с нами в деревню убыть… Тут же тебе до работы не очень далеко ехать будет, а детишки твои на природе отдохнут куда как лучше, чем в Москве.
— А тебя жена не убьет, если ты постороннюю бабу пригласишь с тобой лето в деревне провести?
— Ну вы же подруги, так что она тебя сама пригласит.
— Да уж, выдумывать ты всякое горазд. Я вопрос с начальством завтра согласую… но в любом случае спасибо!
В лаборатории точной механики одноименного института состоялся небольшой праздник. Два выпускника МАИ, срочно направленные в эту лабораторию на работу, всего за месяц сумели изготовить небольшую железячку, которая, вися на свободном подвесе и прижимаемая к пластине пружинкой с усилием в пятнадцать грамм, поверхности, к которой ее пружина прижимала, не касалась. Вообще не касалась, а парила над пластиной на расстоянии около одного микрона. Правда, для парения было необходимо, чтобы эта пластина пролетала под железячкой с огромной скоростью, но это как раз в условия задачи и входило, а то, что два вчерашних студента сумели так рассчитать аэродинамику пластины, что при изменении скорости пластины в два раза расстояние парения менялось хорошо если процентов на десять, было серьезным достижением. Первым на пути создания нового механизма, но если в электрической части проблем еще просматривалось много, то здесь проблемы уже должны были закончиться — и изначально, когда лаборатория только получила эту задачу, именно вопрос парения делал задачу на первый взгляд неразрешимой.
А теперь уже всему институту стало понятно, что задача вполне решаемая, и даже стало ясно, сколько еще времени (и, конечно же, средств) потребуется, чтобы ее окончательно решить. А еще все осознали, что задача поставлена перед институтом не просто так: практически случайно оказавшийся в этот день в институте Президент Академии как бы мимоходом заметил Сергею Алексеевичу:
— Вы пока как-нибудь у себя этих товарищей отметьте, а ордена им дадут когда прибор уже на завод в серию пойдет.
— На какой завод? — очень удивился директор института, — мы же пока лишь самый первый шаг…
— Завод уже строится, если я не путаю, в Балашихе. Так что времени у вас на то, чтобы прибор не только изготовить, но и все техпроцессы расписать, будет достаточно.
— Завод строится под те писульки, которые нам передали в качестве заданий?
— Да не переживайте вы так, завод строится не под писульки. И даже не под все писульки, а только под вот эту страничку. У Акселя Ивановича на такие приборы очень большие планы.
— Насколько я знаю, Аксель Иванович занимается несколько иными вопросами…
— И иными тоже, но нам не стоит забывать о том, что товарищ Берг еще и замминистра обороны. И уж точно не нам рассуждать о том, что входит в его компетенцию, а что нет.
— Но мы могли бы дать ему необходимые консультации, потому что закрытие программы по доработке вычислительной машины…
— У него есть очень грамотные консультанты, которые, кстати, все эти, как вы назвали, писульки и подготовили. И которые в конце июня вам дадут консультации, думаю, очень нужные консультации. Сейчас, насколько мне известно, КГБ ведет проверку всех сотрудников вашего института… вас проверять вроде уже закончили. И вы — пока лишь вы один — первого июня поедете на консультацию к товарищу Рамееву и товарищу Бруку, а после этого обязательно зайдите ко мне.
— Ну… хорошо, а какой вопрос будет рассматриваться?
— Там вам все расскажут… и покажут. Надеюсь, вы не будете, подобно Исааку Семеновичу, впадать в истерику от того, что вы увидите.
— А что с ним?
— Уже ничего, ведет новую работу, причем очень успешно. Подождите, неделя всего осталась…
Роберт Людвигович сидел в кабинете, внимательно слушая товарища в адмиральском мундире. Вроде бы сам он никакого отношения к флоту не имел, если не считать краткого периода работы рядом с Георгием Михайловичем, но тут, похоже, речь шла вообще не о флоте:
— Товарищ Бартини, у нас возникла довольно интересная задача, и нам посоветовали вас, как человека, способного ее решить. Нам срочно нужен самолет…
— Все же армия решила вернутся к А-57…
— Нет, нам нужен тяжелый самолет для дальней радиолокационной разведки. Ориентировочные параметры: грузоподъемность до двадцати тонн, дальность полета до десяти тысяч километров…
— Если у Ту-95 уменьшить объем топлива…
— Экипаж от двадцати до тридцати человек, и это не считая летчиков. У вас были очень неплохие проработки по машине, если я не ошибаюсь… сейчас… — адмирал пролистал блокнот, — Т-117, так вот, нам нужен примерно такой же самолет, но более грузоподъемный и с большей дальностью. Дозвуковой, турбовинтовой. Возьметесь за такой проект?
— В одиночку?
— Есть мнение, что для вас будет учреждено новое конструкторское бюро. С персоналом вам и армия поможет, и Госплан. Ваши рекомендации тоже будут безусловно учтены.
— Я-то с удовольствием на такую работу согласился бы, но, боюсь, Иосиф Виссарионович мою кандидатуру…
— Товарищ Сталин именно вас для этой работы и предложил. Ну что, беретесь?
— Да, конечно! А… а когда вам этот самолет нужен?
— Тот, кто вас рекомендовал… в том числе и товарищу Сталину, говорил, что вам на постройку самолета потребуется года два. Он, конечно, тот еще оптимист, но если вы справитесь за три года, то будет замечательно. Тем более что и новый авиазавод под эту вашу машину только года через три выстроен будет.
— А это кто? То есть… а можно узнать, кто именно меня порекомендовал? Я бы хотел ему выразить благодарность…
— Это неважно, да вы, Роберт Людвигович, все равно не поверите. Что же до новой машины… до нового самолета, то вот здесь готовое техническое задание, красным цветом я отметил параметры, которые вам можно будет согласовывать со мной. А синим… вот то, что обведено синим, выполнить нужно обязательно. То есть по возможности, конечно… но тот, кто это ТЗ составлял, за последние десять лет не дал ни одного невыполнимого задания. А по его предложениям разных проектов уже закончено несколько десятков.
— А мне с ним при необходимости проконсультироваться можно?
— А на этот вопрос я вам ответить просто не могу. Я и сам бы хотел у него о многом проконсультироваться, но он меня просто пос… отказался консультировать. Так что если у вас появятся вопросы по синим пунктам, их пишите на бумаге, есть специально подготовленные люди, которые эти вопросы передадут… куда надо.
— Интересно, кто может послать замминистра обороны?
Аксель Иванович рассмеялся:
— Он не замминистра посылал, а инженера-радиотехника. И все же не посылал, а именно отказал в консультации, но сказал, кто на мои вопросы все же ответит. А вы, когда ваш самолет будет принят на вооружения, с ним, скорее всего, познакомитесь. Да, по красным пунктам вы будете работать со сто шестидесятым институтом во Фрязино, завтра выйдет постановление и вам оформят все необходимые допуски.
— А если на вооружение самолет не примут…
— Роберт Людвигович, у этого товарища все проекты успешно внедрялись, вообще все. В том числе и по разным системам вооружений. И если он сказал, что самолет примут… успеха вам в работе!