Переход II

Глава 7

Разговор с Лаврентием Павловичем получился простым и недолгим потому, что у товарища Берии был, в общем-то, один-единственный вопрос:

— Алексей, я вот что спросить у тебя хотел: ты же не просто так свою машину вычислительную отдал в лабораторию Энергетического института, а не в институт вычислительной техники. То есть по твоему мнению этот институт академический пользы в деле разработок вычислительных машин не принес, так? И мы вот думаем, а нужен ли нам в Академии этот институт вообще? Денег на его содержание уходит много…

— Если вас интересует мое мнение, то я считаю, что Институт точной механики и вычислительной техники следует не закрывать, а наоборот расширять, и финансирование ему существенно увеличить. Потому что, если копнуть вглубь, я-то свои машину как раз на базе их разработок и сделал. Просто случайно подумал, что если их разработку перевести на полупроводники…

— Это как «случайно»?

— Американцы-то эти свои транзисторы когда еще придумали, сейчас вон уже на них приемники выпускают, которые в карман положить можно.

— А причем тут это?

— А притом: я поглядел, что они про транзисторы пишут, и заметил, что рабочий размер транзистора на кристалле у них куда как меньше квадратного миллиметра. И подумал, что необязательно каждый такой кусочек кристалла отрезать, а затем с другими кусочками проводами соединять, ведь можно и целиком прибор на одном кристалле сделать и прямо на этом кристалле все проводники разместить. По цене производства получается почти столько же, сколько на один транзистор тратится, а готовые приборы получатся по размерам много меньше. Вот я готовую схему, которую в ИТМ придумали, на один кристалл и поместил.

— Но у них машина считает четь ли не в десять тысяч раз медленнее твоей и еще мне сказали, что у тебя точность расчетов на порядки выше…

— А у них схема-то очень интересная получилась: множество одинаковых элементов ставится каскадом вширь и вглубь, больше элементов — больше точность. Вот только у них на лампах каждый элемент очень большой получился и электричества жрет много, а у меня он получился маленьким… даже не у меня, а у товарищей в университете. Ну а я просто собрал из таких маленьких элементов схему очень широкую и глубокую.

— Но для доработки ты обратился не к ним, а в Энергетический…

— Нет, я обратился в Акселю Ивановичу как к заместителю министра обороны. У него есть возможность и средства для того, чтобы выстроить заводы по производству таких схем, а у академиков такой возможности просто нет. Но когда товарищ Берг заводы выстроит… в этом институте на самом деле великолепные ученые, они где-то через год в новой элементной базе освоятся и тогда они уже с огромной скоростью такие разработки проведут, что моя машинка покажется детской игрушкой.

— Я тебя понял. То есть пусть и дальше работают, а мы им еще денег добавим… однако тут ты, мне кажется, ошибаешься: они умеют из готовых элементов машины вычислительные собирать, но сами элементы… ведь даже в университете товарищи, насколько мне известно, не совсем понимали, что за кристаллы они для тебя делают.

— И вы это правильно сказали. Поэтому-то я сначала машину показал товарищу Рамееву: я почему-то уверен, что он как раз новые схемы, новые кристаллы разработать самостоятельно очень скоро сможет. Но это дело тоже не самое дешевое…

— Вот уж точно: установка для университета нам в такие миллионы обошлась, а уж заводик для выделки деталей к армейским рациям за сотню миллионов встал.

— Недорого…

— Юноша, а ваша фамилия случайно не Рокфеллер? Полтораста миллионов для тебя — недорого?

— Пока отдельный элемент на кристалле можно разглядеть в школьный микроскоп, там почти всю работу по изготовлению этих кристаллов можно руками проделать, и оборудование для этого получается именно недорогим. Потому что оно окупается буквально за месяцы.

— Ну, если на стоимость тех же раций взглянуть, то ты, пожалуй, и прав.

— А вот когда размер одного элемента окажется меньше микрона, то тогда и цена оборудования вырастет на порядки. Но, заметьте, при этом окупаться оно будет уже за недели.

— Тезис сомнительный… но я тебя понял: институт в Академии мы пока трогать не будем. Вот только… сколько, ты говоришь, им времени потребуется на понимание новой технологии, год? А платить им год зарплату просто так…

— Не просто так. Институт-то сначала точной механики и только потом вычислительной техники. А точной механики для вычислительных машин столько потребуется! Пусть пока механикой займутся, там и нынешних технологий им хватит. По крайней мере зарплату свою они оправдают с лихвой.

— Алексей, а ты не хочешь сам всем этим заняться? Если ты знаешь, что делать нужно, то и делай: назначим тебя директором этого института…

— Честно скажу: мне, чтобы хотя бы понять, как делать то, что делать надо, сначала самому институт окончить нужно. Потому что у меня сейчас есть только определенные благие пожелания, и я даже толком им рассказать не могу, что я хочу получить в результате работы. А они — они пожелания переведут в техзадания, составят программу работы и все нужное сделают. Причем скорее всего вовсе не так, как я им предложить могу, но они сделают что-то действительно работающее, и в этом я им только помешать могу.

— Ясно. Ну, спасибо, что пришел ко мне все это обсудить… у тебя дома все в порядке? А то я давно от Ковалевой отчетов не получал.

— Ковалева сейчас…

— Да знаю я! Ладно, можешь идти, а если еще чего придумаешь, то все же постарайся сначала мне об этом рассказать, или Виктору Семеновичу.

— Но у него, мне кажется, сейчас и другой работы…

— Значит мне. Все, свободен…

Андрей Александрович Жданов в руководстве страны отвечал за Москву и всю Московскую область, но фактически под его руководством шло развитие почти всех центральных областей Российской Федерации. И это развитие было направлено в том числе и на улучшение условий жизни трудящихся: строились жилые дома, множество объектов социального назначения от детских садов и больниц до Дворцов культуры, от школ до Дворцов пионеров, и вообще все, что требовалось людям для комфортной жизни. Причем комфорту — в самом широком понимании этого слова — он уделял самое пристальное внимание. Московские архитекторы уже крепко усвоили, что предлагать планы новых районов, в которых любому человеку нужно было тратить больше десяти минут на то, чтобы добраться до ближайшего продуктового магазина, опасно для карьеры, а проектировать некрасивые (в стиле, допустим, конструктивизма) здания вообще смысла не имеет.

Причем некоторые «завышенные требования» к красоте зданий имели весьма глубокий смысл: отделанные пустотелой керамической плиткой здания и энергии на отопление требовали меньше, и затраты на будущее обслуживание их заметно сокращались. А то, что в красивом районе просто приятнее жить, при этом оказывалось лишь «бесплатным приложением» ко всем прочим удобствам. Но удобством совершенно не бесплатным было транспортное обеспечение новых районов, и пока в Москве это «транспортное обеспечение» населения держалось исключительно на автобусах. В эти районы, конечно, и троллейбусные линии строились, и трамвайные пути прокладывались, и даже тоннели метро начинали тянуться, но все эти «удобства» требовали для воплощения немалого времени, так что пока все держалось именно на автобусах. А чтобы автобусов городу хватало, по инициативе Андрея Александровича с ЗИСа автобусное производство вообще было вынесено в область, в поселок Кудыкино: там получилось очень просто выстроить цеха, вчетверо большие по размеру, чем на московском заводе, да и жилье для рабочих строить места хватало. Ну а то, что число рабочих на самом ЗИСе сократилось почти на пять тысяч человек, было вообще замечательно: рабочие из Москвы уехали все же с семьями и жителей в городе стало уже тысяч на двадцать меньше. Невелика, конечно, убыль, но хоть что-то: в Москве уже собралось чуть меньше шести миллионов жителей, а недавно назначенный Главным архитектором города Михаил Посохин подсчитал, что для комфортного проживания в столице должно быть не более четырех миллионов, а лучше всего три с половиной. И определенных успехов в этом направлении удалось уже достичь, но до достижения результата было еще далековато — а людям нужно было ездить в разные места. Поэтому Андрей Александрович уделял большое внимание и Мосавтодору, заставив в том числе и руководства ЗИСа изготовить для города почти десять тысяч специализированных автомобилей для расчистки в зимнее время дорог от снега. И следил за тем, чтобы топливом Мосавтодор обеспечивался в требуемых объемах, так что дороги в отдаленные районы города всегда содержались в идеальном порядке. А по расчищенной дороге от Савеловского вокзала до Петровско-Разумовской ехать было всего-то минут десять…

Эти десять минут Алексей пытался вспомнить, осталось ли дома горчичное масло. Потому что Сона очень позитивно приняла ранее ей неизвестный рецепт приготовления квашеной капусты с этим маслом и сахарным песком. То есть просто с постным маслом капусту она и раньше с удовольствием готовила и употребляла, а вот с горчичным ей до свадьбы полакомиться не приходилось. Хотя бы потому, что горчичное мало и продавалось далеко не везде, и стоило дороже подсолнечного — так что Алексей старался всегда, когда ему горчичное попадалось, взять бутылочку. Но попадалось-то оно редко, а специально за ним ехать… Вот Алексей и раздумывал, стоит ли ему по пути свернуть на проезд Бутырского хутора: там, в выстроенных немецкими пленными домах, был продуктовый, в котором горчичное масло почти всегда в продаже имелось. Но магазинчик был единственным в немаленьком районе, и в нем всегда приличные очереди стояли, так что парень решил, что и с обычным маслом капустка в случае чего сойдет — и заезжать никуда не стал.

Но домой он поднялся, все еще пытаясь вспомнить, получится ли к ужину «правильную капусту» приготовить — и когда Сона взяла его за руку, он подумал, что она поведет его в столовую. А когда она завела его в кабинет, он даже не сразу понял, о чем его жена спрашивает.

— Ну, что молчишь? Я тебя спрашиваю: что это такое?

— Это… вообще-то это ордена и медали.

— Ух ты, а я-то, дура, и не догадалась! Я тебя спрашиваю, откуда у тебя эта куча орденов? И почему ты мне ничего о них не говорил раньше? И учти: если ты скажешь, что хранишь у себя ордена этой… Яны Петрович, то я вряд ли тебе поверю.

— Это мои ордена, я же тебе говорил, что в войну пришлось немного повоевать.

— Немного⁈ Ты же мне рассказывал только, что отбил эту Яну у полицаев, и даже не ты говорил, а она мне рассказала! А тут… ты что, людей убивал там толпами?

— Нет, людей мне убивать, по счастью, не пришлось. Я больше фашистов убивал и захватчиков всяких, а так же предателей. А не рассказывал потому что ты не спрашивала.

— Ага, если мама спросит, где телеграмма, — мы скажем. Если же не спросит, то зачем нам вперед выскакивать? Мы не выскочки, так что ли⁈

— Сона, счастье мое… я тебе так скажу: вспоминать о войне — последнее дело. Там было очень плохо, а с тобой мне хорошо, и я не хочу чтобы стало плохо не только мне, но и тебе. И не рассказывал, чтобы ты не волновалась лишний раз. И впредь рассказывать не буду…

— Ну… ладно. Хотя непонятно, за что в войну давали Героя труда. Я не буду тебя спрашивать, за что, но ты мне можешь хоть сказать, почему у тебя вместе с орденами значки какие-то лежат? Ордена-то — это награды от правительства, а значки…

— Какие значки?

— Вот эти.

— Это не значки, а тоже ордена, только корейские. Вот этот — Орден национального флага, что-то вроде нашего ордена Красного Знамени. А это — знак Героя Республики, он вместе с орденом Флага дается. Точнее, вместе со званием дается эта медаль и орден Национального флага.

— То есть как орден Ленина с о звездой Героя… но ты же говорил, что в Корее был там, где людей не убивают! А звание Героя…

— Я там в госпиталях показывал корейским врачам, как правильно раненых спасать. Ну и пострелял немножко, но не в людей опять же, а в империалистов-захватчиков.

— Очуметь! У меня муж, оказывается, трижды герой, а я ничего об этом и не знала! А если бы кто спросил, что бы я ответила? Стыдоба! А ты из меня дурочку делал, получается?

— Ну, во первых, ничего тем, кто спрашивает, отвечать не следует, мне почти все награды давали закрытыми постановлениями и о них кому угодно рассказывать не следует. И дурочку я из тебя точно не делал: они же все просто в столе лежали, я их не прятал, а просто не хотел тебя волновать лишний раз. И я не трижды Герой: первую звезду мне Сталин по просьбе товарища Кима вручил, потому что Ким Ирсен не успел меня до отъезда из Кореи наградить, а наградил потом, так что она не в счет.

— Получается, что вторую Звезду Героя ты уже после Кореи получил? За что? Нет, не отвечай, я поняла про закрытые постановления. Только давай так договоримся: я же для тебя не чужой человек, ты меня о таких вещах как-то предупреждай заранее.

— И как ты себе это представляешь? Сона, я тут отлучусь ненадолго, погероичить нужно, подвиг совершить — но ты не волнуйся и на ужин мне приготовь котлетки и жареную картошку.

— Тьфу на тебя! Ладно, я все поняла… просто обидно было. Но ты не думай, я не на тебя обижалась, а на себя, дуру такую…

— Сона, ты не дура, совсем не дура: дуры в МГУ после троек по физике в аттестате не поступают. Просто тебе повезло не узнать, что такое тотальная война, когда даже детям приходится воевать… а я тебе обещаю: если мне когда-нибудь еще какую-то награду дадут, я тебе про нее обязательно расскажу. Хотя и не хочется…

— Не хочется мне рассказывать?

— Не хочется награды получать. Потому что их дают, когда кому-то… когда всей стране плохо, а мне очень хочется чтобы ни стране, ни какому-то отдельному человеку плохо уже никогда не было. Чтобы не требовалось никаких подвигов совершать.

— Понятно… ладно, я никому про твои награды не расскажу и буду молча гордиться, собой гордиться. Гордиться тем, что такой герой, как ты, именно меня выбрал. И да, это все же значит, что я не дура. И, кстати, на ужин приготовила отбивные с картошкой. А сейчас еще капустку с маслом сделаем, с горчичным, как ты любишь.

— Я думал, что горчичное уже закончилось.

— Но я-то у тебя не дура: когда около университета его продавали, я две бутылки впрок купила. Ну что, идем ужинать?

До самого Нового года Сона и Алексей жили «как простые студенты», правда, как студенты, у которых есть своя огромная квартира, два автомобиля и которые в принципе не знают, что такое «не хватает денег на…» И новый год они праздновали дома, а к ним в гости и родители Соны вместе с сыном пришли, и приехали Яна Петрович с матерью и сестрой. У Яны как раз в жизни возникли «первые сложности»: из-за войны она пропустила два года в школе и только сейчас заканчивала десятый класс — и никак не могла решить, где ей учиться дальше. В принципе в школе-то у нее проблем с учебой не было, но на медаль она все же не вытягивала, а сдать экзамены в институт после даже очень неплохой, но все же деревенской школы было делом малореальным. А Мария, хотя и была учительницей и даже директором этой самой школы, дочери по-настоящему помочь не могла, все же она до войны только училище закончила и программу старших классов знала исключительно «по книжкам».

Еще дело у них в семье осложнялось тем, что одновременно с Яной школу заканчивала и Марьяна — младшая из сестер, и у нее тоже было желание учиться дальше, но вот обеспечить обеих дочерей для «независимой жизни в городе» Марии было, мягко говоря, крайне непросто. То есть Мария была готова сама вообще лишь подножным кормом питаться, но в деревне с кормом проблем как раз не было, а вот с деньгами там было не особенно и сладко. Совсем не сладко: после того как Приреченский колхоз перевели в совхоз, директором там назначили «пришлого товарища» и теперь у Марии оставалась лишь не самая большая зарплата директора сельской школы. Которой хватало семье для сытой жизни в родной деревне, но вот для двух взрослых девиц в городе…

Сонину родню ночью Алексей отвез домой, а белорусских гостей, естественно, оставили, выделив им одну из пустующих все еще комнат. И когда все утром продрали глаза, девушка вспомнила о том, как Мария Алексею жаловалась на проблему — и тут же, в кухне, разогревая «остатки от пиршества» на завтрак, приступила к ее решению:

— Тетя Маша, а Яне и Марьяне обязательно в Минске учиться или в Витебске?

— В Витебске я хотя бы смогу по выходным приезжать и еду им привозить…

— А в Москве к ним можно будет и не приезжать, тут еды хватает.

— Эх, дочка, на еду-то в городе деньги нужны.

— Это вы верно говорите, но я уже давно заметила: сколько бы в квартире народу не жило, на еду почти одинаково денег тратится. Вон, у мамы моей спросите: я уехала и что, они меньше на еду тратить стали? Так что я думаю, что девочкам нужно просто к нам, как они аттестаты получат, приехать: Лёшка их и к экзаменам подготовит, и сами видите, места где им жить очень даже хватает. У нас все равно две комнаты вообще пустые стоят… а в дальнюю я даже вроде и не заходила ни разу.

— Ну как же можно? Ведь в Москве и прописка требуется, а девочки-то вам вообще не родня.

— А вот с пропиской мы вопрос решим, об этом вам точно волноваться не нужно.

— Но ведь это будет…

— Это будет правильно.

— Но я слышала, что в московские институты экзамены сдать ой как непросто, а девочки-то мои, как ни крути, даже в сельской школе не отличницы.

— Лёшка их точно подготовит, я знаю. У меня аттестат был с половиной троек, включая тройку по физике, да и математику мне классная на четверку вытянула только за общественную работу — а он меня вообще за десять дней подготовил так, что я экзамены на пятерки сдала. Лёш, поди сюда, тут вопрос важный: ты обеих девочек успеешь за неделю к экзаменам в институт подготовить чтобы они на отлично всё сдали?

— Они в университет поступать будут? Потому что если куда-то еще, то там месяц на подготовку останется, а за месяц я кого угодно подготовлю.

— Так, зови девочек. Нет, не зови, а помоги завтрак в столовую унести, там все обсудим…

В результате завтрак затянулся до обеда: оказалось, что девочки вообще не думали о том, на кого им идти учиться: сельская школа давала неплохие шансы на поступление в пединститут, а на что-то большее они и не пытались замахиваться. Но финальное предложение Соны перспективы сильно улучшило: было решено, что девочек переведут в районную школу в Москве и за остаток учебного года Алексей «сделает из них отличниц», способных поступить куда угодно. То есть куда угодно именно Соне: она заранее решила, что «мы будем поступать Яну в университет на мехмат, а Марьяну в МИФИ». А когда уже перед сном Алексей поинтересовался у жены, с чего бы ей такие идеи в голову пришли, Сона ответила:

— Ты что, дурак? Девочкам скоро нужно будет мужа искать, а где еще приличные парни-то водятся? На мехмате студент в основном после армии, достаточно взрослый, а у тебя в МИФИ, сам говорил, и школьников вчерашних больше половины. Так что им мужей выбирать будет просто, а во всякие пединститутах одни девчонки, там с мужьями совсем кисло. Опять же, ты говорил, что уже зимой твои машинки будут в Чимкенте делать, так что нам и в институты ездить будет проще и не так скучно: я буду с Яной ездить, а ты с Марьяной.

— Но почему на мехмат?

— Потому. Я в случае чего Яне помогу, все же не забыла еще, чему на первом курсе училась. И помню, как учиться правильно после того, как всю школьную программу забыла. А ты поможешь Марьяне. И вообще, тебе о другом нужно думать.

— О чем именно?

— Как девочек к нам прописать. Со школой-то я сама договорюсь, но для этого нужно чтобы у них уже прописка была…

С пропиской все получилось проделать быстро: Алексей просто позвонил Виктору Семеновичу, затем слетал с Марией в Витебск, там забрал паспорта девочек и на следующий день с ними зашел в паспортный стол, где потратил еще минут пятнадцать. И в этот же день к ним пожаловал еще один гость, на этот раз лично Пантелеймон Кондратьевич. Пришел он с большой сумкой, все же набитой яблоками, но подарок он принес совсем другой. Сначала он потребовал, чтобы Алексей познакомил его с женой, а после этого сразу же «перешел к делу»:

— Сона Алекперовна, очень рад нашему знакомству. И с огромной радостью хочу преподнести вам давно ожидаемый подарок: сегодня в Москву из Чимкента пришел первый состав с готовой продукцией, и в нем специально для вас привезли и сиреневую машинку. Партизан, у тебя хоть место есть, куда ее поставить?

— Место найдем, спасибо, Пантелеймон Кондратьевич.

— Это тебе спасибо. Я уж не знаю, как ты уговорил товарищей, но завод достраивали так, как будто от него зависит судьба всего Союза, так что машина эта — лишь слабенькая попытка выражения нашей благодарности. Да, на ней уже новые шины стоят, для поездок зимой. А шины для лета… я тебе их попозже завезу. Не потому что сейчас пожадничал, а потому что их только к апрелю делать начнут. Но вы, Сона, без колес точно не останетесь. Ой, у вас же гости, а я без предупреждения… а это у нас, если не ошибаюсь, Яна Петрович? Красавицей стала, глаз не отвесть, ты, партизан, за ней присматривай, а то москвичи разом ее окрутят. А это…

— Это Марьяна Петрович, они к нам переехали, Лёшка их к институту готовить будет, — представила младшую девочку Сона.

— Это он молодец, и, думаю, подготовит. Но тогда уже вы, Сона Алекперовна, за девочками присматривайте… или они за вами присматривать будут? — он широко улыбнулся, показывая рукой на девушек, каждая из которых была на голову выше Соны. — Ладно, подарок подарил, не буду вам мешать, а ты, партизан, да и вы все, девушки, при любой нужде прямо ко мне и обращайтесь. Все, пошел уже: дела…

До вечера Алексей перегнал ЗиМ в «деревню» (сам перегнал, а Сона его обратно уже на новой машине привезла), освободив одно место в гараже: все же Мосавтодор и в деревни (хотя бы и в очень некоторые) дороги очень качественно расчищал. И все отправились спать пораньше: завтра и у Соны, и у Алексея предстояли экзамены. Третий семестр, самая трудная сессия, и в эту сессию «провалиться» было просто недопустимо. Потому что уже традиционно по результатам именно третьей сессии профильные кафедры составляли свои мнения о «перспективности» студентов, и позже это мнение изменить становилось довольно трудно…