Переход II

Глава 16

Павел Алексеевич переключился на «нормальный» режим настолько резко, что несколько дней Сона была просто в панике: что случилось с ребенком? Но ее довольно быстро успокоили сначала Лена, а затем и приведенная Леной участковая из детской поликлиники (а Алексею Лена шепнула, что и «детская врачиха с ней в одном подразделении служит»). И меньше чем за неделю у счастливого отца тоже «режим пришел в норму», по крайней мере он теперь обходился без «волчьего сна» и по выходным не спал целыми днями, а занимался вполне обычными домашними делами. Ну а по рабочим — учился и работал, и работать приходилось довольно много: у себя в институте он читал лекции по программированию и вел «лабораторные работы», то есть с сокурсниками (и, чаще, с другими преподавателями) прорабатывал теоретические знания с использованием «практической» вычислительной машины. Но большая часть его «преподавательской» работы состояла в обсуждении различных чисто технических вопросов преподавания совершенно новой дисциплины.

И одно такое «обсуждение» состоялось в самом начале ноября, когда в кабинете директора собралось несколько человек, решающих, где взять очередные «дефицитные ресурсы» для обучения студентов, а конкретно — обсуждающих, нужно ли для институтской типографии приобретать машину, превращающую рулонную бумагу в фальцованную и с перфорацией для использования в новеньких принтерах. Эти «буквопечатающие аппараты» сами были изготовлены в институте и от используемых в «больших» ЭВМ (где данные печатались на широкой бумаге принтерами, вообще-то разработанными в институте Лебедева для БЭСМ) отличались тем, что бумагу они использовали узкую, на строке помешалось не больше восьмидесяти символов, и пока такая бумага изготавливалась в единственной типографии, причем в типографии Гознака: там на бумаге сразу печатались и заполняемые «машинным способом» бланки отдела кадров и зарплатные ведомости. Но тратить такие бланки для обучения студентов было явно неправильно, а гознаковцы делать бумагу без напечатанных бланков просто отказались.

Понятно, что на совещании присутствовал и Алексей — и он обратил внимание на висящий на стене кабинета интересный рисунок. Обратил, потому что там был нарисован «будущий МИФИ», а на вопрос, «откуда художество», секретарша ректора сказала, что «вчера принесли проект нового здания института для внесения замечаний».

А так как нарисован был «вид сверху», да еще в довольно интересной перспективе, кое-что Алексея смутило и он обратился уже лично к директору с простым вопросом:

— Клавдия Васильевна а это что тут нарисовано? Просто чтобы пейзаж заполнить или…

— Или. Тут предполагается и жилые дома для сотрудников института выстроить, и общежития… только общежития здесь не изображены, они чуть дальше должны будут строиться.

— А проект этого жилого района где-то есть?

— Да, конечно. Но так как он учебных корпусов не касается, я его просто на обсуждение вывешивать не стала.

— А посмотреть его можно?

— Конечно, сейчас, минуточку… у меня рисунок в шкафу… да, вот он, смотрите.

— Спасибо, я надеюсь, что это убожество тут строить не будут…

Восьмого ноября совещание по строительству нового здания МИФИ состоялось уже в министерстве, и там Клавдия Васильевна Шалимова собравшимся сообщила:

— Руководство института в целом одобрило проект учебных корпусов, а вот относительно жилого городка у нас есть серьезные возражения. И не просто возражения, а вполне конкретные предложения, и руководство института считает, что гораздо лучше жилой городок полностью перепроектировать. Причем мы считаем, что проектирование должен возглавить товарищ Липницкий из Минского управления жилстроительства.

— А это вообще кто?

— Это товарищ, имеющий очень неплохой опыт в проектировании именно подобных городков, именно по его проектам был выстроен городок первого Медицинского. Я специально принесла вариант предлагаемого проекта, — и с этими словами она повесила на стену несколько красивых плакатов.

— А что, красиво, — Авраамий Павлович даже встал, чтобы поближе рассмотреть нарисованное на плакатах. — Вот только, боюсь, красота эта в бюджет строительства не влезет.

— Воронов сказал, что разницу в стоимости по сравнению с ранее предлагаемым убожеством он доплатит, — парировала реплику министра Средмаша директор МИФИ.

— Воронов? — переспросил сидящий тут же Лаврентий Павлович. — Воронов деньги не ветер выкидывать не любит… ну-ка, что он там нарисовал? — Берия встал, тоже подошел в плакату, встал рядом с Завенягиным и внимательно изучил нарисованный на плакате пейзаж. — Я, пожалуй, тоже в доплате поучаствую… Но ведь действительно красиво, черт побери!

— Вам Рокфеллер завещал половину своих капиталов? — усмехнулся Авраамий Павлович.

— К сожалению, нет, но, хотя доходы и у меня и не такие большие, как у Алексея… Павловича, мне кажется, что даже неистраченной части моей зарплаты тут хватит. Воронов ведь наверняка все уже трижды просчитал, и я уверен, что этот проект окажется дороже ранее предложенного… да, действительно убожества, хорошо если на пару процентов. Но не удивлюсь, если он даже дешевле выйдет… хотя да, вряд ли дешевле, — Лаврентий Павлович ткнул пальцем (видимо обращая внимание Завенягина) в плакат, — такие рамы точно дешевыми не будут. Да он их, поди, вообще их алюминия изготовить захочет…

— Зачем из алюминия? — удивился министр.

— Поначалу дороговато получится, но ведь их даже красить не надо, лет за десять на обслуживании удорожание окупится. Я, пожалуй, проект Воронова поддержу…

— Липницкого?

— Товарищ Липницкий, я думаю, еще не в курсе того, что ему предстоит все это спроектировать, — ухмыльнулся Лаврентий Павлович, — это точно партизан сам рисовал. Знаю его стиль… Товарищ Шалимова, если Воронов предложит вам для этого проекта что-то на факультете автоматики разработать…

— Уже, Лаврентий Павлович, он даже группу организовал для проектирования систем управления лифтами. Сказал, что если даже здесь не пригодится…

— Так, бюджет группы вам тогда товарищ Завенягин обеспечит, так, Авраамий Павлович?

— И производство тоже мы должны будем…

— Нет, производить пусть будет все же Минрадиопром, Воронов верно сказал, что системы эти в любом строительстве нужны будут. Ладно, я вообще зашел просто поглядеть на то, что Алексей нового придумал, больше вам мешать не стану. Но вы меня в курсе сроков строительства все же держите, институт этот всей стране нужен, и чем раньше мы сможем здесь учить большее число студентов… надеюсь, следующий набор будет уже под новые учебные вохможности.

Когда Берия покинул совещание, Авраамий Павлович лишь вздохнул:

— Клавдия Васильевна, мы, конечно, постараемся к сентябрю успеть, но и вы тоже… Переходим к следующему вопросу: в какой срок будет возможно выстроить для института свою кремнелитейню…

В свое время Алексей Павлович для старшей внучки купил квартиру в Красногорске, и купил он ее в микрорайоне под названием «Опалиха». Причем купил практически «не глядя», ему для принятия решения хватило пяти минут, проведенных там. Для внучки Красногорск был вообще лучшим местом: она в городе специально себе работу подыскала по окончании института, так как до деревни, где жила с внуками супруга Алексея Павловича, было минут пятнадцать езды — но, хотя дом в деревне был и большим, все же взрослой девушке лучше было иметь свое жилье. И, конечно, все же поближе к работе. А тут подвернулась подходящая квартира…

Когда Алексей Павлович первый раз в эту Опалиху попал, то испытал чувство, близкое к дежавю: ощущения у него были точно такими же, как от района Сантана-Роу в Сан Хосе. Вот только янки строили район как «элитный», для очень богатых жителей, а Опалиха была все же районом почти «эконом-класса». То есть тоже не для народа малообеспеченного, но отнюдь не для миллионеров — и тем не менее общее ощущение окружающие здания создавали… нет, не богатства, а красоты и гармонии. И все дома там были «с архитектурными излишествами», но все же и «излишества» эти были без… излишеств, а лишь в объемах, подчеркивающих общую гармонию строений. Тогда Алексей Павлович — уже после того, как за квартиру для внучки заплатил и даже ее в новое жилье перевез — заинтересовался вопросом, сколько ему пришлось «переплатить» за красоту. И с удивлением узнал, что по сравнению с «лысыми коробками» постройки практически не подорожали. Он специально отловил ведущих архитекторов, проектировавших микрорайон, и они ему рассказали (за определенную сумму, конечно), что «дорого» вышло бы один такой дом выстроить, а если строится целый микрорайон, то все эти «излишества», вдобавок еще и являющиеся элементами конструкции зданий, местами строительство даже дешевле делают, а дополнительные расходы на изготовление форм для декоративных бетонных элементов так «размазываются» по микрорайону, что становятся почти незаметными.

Вероятно поэтому он, когда увидел в кабинете директора рисунок с «каменными бараками», решил такого оскорбления чувств будущих жителей не допустить и лично, потратив несколько дней (и ночей, для чего снова переключился на «волчий сон») набросал «проект» будущего именно уютного микрорайона. Конечно, вовсе не «копии Опалихи из будущего», он постарался в своем эскизе выразить именно дух района, привнеся в свои картинки и некоторые личные впечатления от Сантана-Роу. И, похоже, у него это получилось…

Вообще-то «главного борцуна с архитектурными излишествами» теперь в стране не было, и жилые здания в целом строились довольно красивыми — в нынешнем понимании красоты архитекторами. Но Алексею эти здания казались излишне тяжеловесными и «тусклыми»: окна архитекторы почему-то считали «неизбежными, но невыразительными элементами» и всячески избегали использования разных красок в оформлении зданий, в основном окрашивая их в различные «охряные» тона от бежевого до красного. Даже белое здание университета с минималистичной красной отделкой тут воспринималось чуть ли не как вызов общественной морали — а Алексей в своем «проекте» ни красок не пожалел, ни окна «маскировать» не стал. Напротив, окна он отдельно «акцентировал» массивным белым декором на разноцветном фоне кирпичных, красных, синих и фиолетовых стен, да и размер окон он использовал максимально большой — так что дома на его рисунках смотрелись «легкими» и какими-то воздушными.

Собственно, поэтому Лаврентий Павлович, сам мечтавший стать архитектором в свое время и чувства вкуса не утративший, с большим интересом отнесся к проекту «партизана» — а узнал он о нем от Лены, которой Сона пожаловалась на то, что ее муж «снова какой-то фигней занялся». Впрочем, Сона сама считала, что ее драгоценный супруг дело делает важное, так что и жаловалась она старшей подруге скорее в шутку — но в некоторых организациях даже к шуткам относятся весьма серьезно…

Однако много времени на этот проект Алексей тратить не стал: «высказал» свое мнение — и на этом его участие закончилось. А «высказывать» ему тоже особого труда не составило: в юности (в «той еще юности») он все же в двух серьезных институтах изучал «инженерную графику» и, хотя сам считал это занятие «потерянным временем», научился чертить очень неплохо. И, как выяснилось, навык полезный не утратил. В том числе и потому, что и в «этой жизни» ему очень много всякого и чертить, и рисовать приходилось, не всегда «по ГОСТу», но все равно бумаги он успел испачкать очень много. И не только рисунками: в декабре в типографии Университета вышел второй его учебник по вычислительной технике. Вообще уникальный (в этой реальности): к книге прилагались три дискеты с примерами программ. Правда, в магазинах этот учебник все же не продавался.

Перед Новым годом Пантелеймон Кондратьевич, занявшим после внесения изменений в Конституцию пост секретаря ЦК по работе с национальными республиками, поинтересовался у Лаврентия Павловича, «а чем сейчас партизан наш занят». Потому что у него несколько вопросов «по республикам» возникло, и он очень захотел уточнить кое-что «у человека, который никогда не ошибается». Лаврентий Павлович поглядел на товарища Пономаренко с легкой улыбкой:

— Что, здоровье пошаливать стало?

— Слава богу, нет. А что, он снова медициной занялся?

— Это я просто спросил… по его рекомендации теперь всех ответственных товарищей минимум дважды в год врачи обследовать должны, а они сопротивляются. Завенягин вон довыпендривался, теперь в госпитале минимум на полгода отдыхать будет…

— А, это… я врачам честно раз в полгода сдаюсь, да они все быстро делают, обычно за день о всеми анализами справляются, так что работать не мешают. Просто он иногда очень полезные советы дает, а тут из республик запросы пришли интересные, товарищи внезапно загорелись желанием себе электростанций на реках понаставить — вот и решил его мнение по некоторым проектам выслушать. Все же в Белоруссии он с электростанциями тогда сильно помог…

— Он сейчас все еще учится, и занят, как я понимаю, придумыванием систем, позволяющих вычислительные машины очень просто программировать. Специалисты очень хвалят то, что он выдумал — но вот что-то, кроме этого, он вроде не придумывал. Хотя… Как у него сын родился, он всяких полезных мелочей навыдумывал очень много, причем таких, для которых особо больших капзатрат не требуется. Если, конечно, не считать нескольких новых заводов химических, машиностроительных трех, если я не ошибаюсь, под его затеи уже выстроенных.

— Так у него когда сын-то родился?

— В конце августа… а, так заводы-то выстроены простенькие, небольшие — это я про машиностроительные. А химические и без него уже строились, он только на них один уже известный продукт химический просил побольше производить. Немцы, наши немцы оборудование довольно несложное изготовили, а жилье там и так строилось. Ну по паре новых домов в городках добавилось, но это вообще мелочь…

То, что «пара домов в городе» — мелочь, Лаврентий Павлович ничуть не преувеличил и не приуменьшил: строительная индустрия действительно на «пару домов» внимания почти не обращала. Ведь ее основа — производство стройматериалов — была заложена еще летом пятьдесят третьего, а к концу лета пятьдесят четвертого мощности предприятий стройиндустрии стали вообще «избыточными». Настолько избыточными, что цемент стал одной из заметных статей экспорта (в основном его вывозили в соцстраны), а Тюменский «завод заводов», выпускающий оборудование для заводов кирпичных (по производству керамического кирпича) теперь работал исключительно в одну смену, поскольку «спрос резко сократился». Не полностью сократился, но сейчас этот завод тоже главным образом свою продукцию в соцстраны отправлял. И не только в них: последний контракт пятьдесят пятого года на шесть кирпичных заводов был заключен с Индонезией, и под этот контракт завод даже временно, на три месяца, перешел на двухсменную работу — а так как у президента Индонезии «товарища Сукарно» с деньгами было очень напряженно, то оплата поставки велась «натуральным продуктом», и олова в поставках было довольно немного — зато было относительно много пальмового масла и очень много бананов. А так как американцы уже придумали, как бананы возить по морю долго и практически без потерь, индонезийцы (и советские моряки) этим знанием воспользовались. Так что перед Новым годом советские магазины наполнились бананами.

А чтобы продукт не пропал, по телевизору и в большинстве местных газет постоянно рассказывалось о том, как эти бананы следует употреблять и как не следует, так что скоро даже в глухих деревнях, где люди этих бананов никогда в жизни не видели, все знали, что «бананы полезны, в них много калия и витаминов», и что «если шкура у банана зеленая, то его следует положить на некоторое время в валенок вместе со спелым яблоком». Сона, в очередной раз услышав рекомендации по бананам по телевизору, спросила у мужа:

— Лёш, там говорили, что бананы очень полезно детям давать чуть ли не в качестве первого прикорма.

— Можно, только начинать нужно все же с осторожностью: хотя и нечасто, но у малышей может быть аллергия на бананы.

— Ты мне это уже говорил, я осторожно буду. Только у нас в магазине бананы как раз в основном с зеленой шкуркой, с наполовину зеленой.

— Ну и купи, дозреют быстро.

— А как⁈ У нас дома ни одного валенка нет! То есть я и валенки куплю, раз нужно, ты мне только скажи: валенок можно совсем новый брать или обязательно ношеный?

— А какая разница?

— Если можно новый, то я сорок восьмой размер возьму, в него больше бананов влезет.

— Сона, солнышко, бананы и без валенка прекрасно вызревают. Например, в простом бумажном пакете.

— Так чего же в телевизоре народу мозги-то пудрят! Так бы и говорили: берете бумажный пакет, а то «валенок, валенок»… тьфу! Я на них жалобу напишу!

— И кому писать собралась? Директору этого телевидения?

— А вот нет, я товарищу Берии напишу, Ленка его адрес знает, она ему анализы делала. Хотя… а Берия телевизионщиков за это не арестует?

— Нет.

— А сколько времени бананы созревать в пакете будут?

— Думаю, дня два, может три.

— Тогда чего сидишь? Беги в магазин, он до восьми, бананов купи. Раньше в пакет положим — он раньше созреют, Пашке банан пораньше дадим. И вообще, вдруг в нашем магазине бананы закончатся, где я их потом искать буду? Ты что, не хочешь сына порадовать⁈

— Хочу порадовать, хочу, и уже бегу, — засмеялся Алексей. — Только банану все равно, в магазине лежать или у нас доима в пакете, он и там, и там зреет. Да всё уже, ушел!

В магазине бананы даже на начинали заканчиваться, а когда Алексей попросил продавщицу взвесить ему «килограммов пять бананов», та поинтересовалась:

— А зачем вам столько?

— Жену хочу порадовать.

— Тоже мне, радость нашел, они же противные!

— Они противные пока незрелые, а когда дозреют, то очень даже вкусные.

— Как же, дозреют! Я купила один на пробу, положила, как в газете написано, а валенок месте с яблоком, а он просто почернел, так что выкинуть пришлось. Вы бы, молодой человек, лучше яблок взяли, у нас сейчас хорошие, вкусные.

— А вы просто неправильно банан дозаривали, и их вообще лучше не по одному, а сразу связками брать.

— Связка в валенок не влезет, — с сильным сомнением в голосе ответила продавщица.

— Да не нужен никакой валенок! Вот послушайте…

Рассказав подробно, как правильно дома бананы дозаривать и чем они отличаются от тех же зеленых помидоров, по дороге домой Алексей подумал, что Сона-то была права. Не в том, что «без валенка не получится», а в том, что телевизионщики и газетчики просто несут пургу в массы, поскольку сами раньше с бананами не сталкивались и просто пересказывали то, что где-то краем уха услышали. Поэтому дома он, положив бананы даже не в пакет, а в картонную коробку, первым делом сел за телефон:

— Иван Георгиевич, извините за поздний звонок, просто вопрос, мне кажется, важный.

— Слушаю внимательно…

— Я, только вы не смейтесь, по поводу бананов звоню: наши телевизионные деятели искусств, про бананы знающие лишь то, что не ходите дети, в Африку гулять, народ по поводу их дозаривания дезинформируют.

— И это настолько важно?

— Если я не путаю, у Сукарно СССР закупило их пятьдесят тысяч тонн, и если эти тонны просто сгниют…

— Действительно. А у вас есть какие-то конкретные предложения?

— Да. Если завтра в новостях кто-то из профессоров биофака расскажет, как с этими бананами правильно поступать, да еще ненароком пнет небольно местные газеты…

— Хм, действительно может подействовать. А вы, Алексей Павлович, сами-то знаете, как с бананами поступать следует? А то я тоже, знаете ли, относительно бананов в курсе лишь того, что детям в Африку гулять не рекомендуется.

— Знаю, сейчас Соне сразу пять килограммов купил, и сына чуть позже на банановую диету переводить буду. Там все просто, я вам за полминуты все объясню…

На следующий день в шестичасовых новостях выступил декан биофака МГУ Леонид Григорьевич Воронин и «на всю страну» озвучил много интересного относительно использования бананов в народном хозяйстве. То есть вкратце пересказал то, что Алексей рассказал товарищу Петровскому — сам он, вероятно потому, что был все же физиологом и заведующим кафедрой высшей нервной деятельности биофака, с бананами тоже близко знаком не был. Но так как выступал-то он не как врач, а как декан биофака, зрители прониклись. А поскольку он выступил не только в шестичасовых новостях, но и в заключительном выпуске, состоявшемся в одиннадцать вечера, охват аудитории получился практически полным. И Сона это почувствовала уже через день: в «нашем» магазине бананы закончились, да и вообще в Москве они мало где остались…

Впрочем, Алексей не счел «банановую проблему» безнадежной: когда он спустя три дня снова зашел в магазин, давешняя продавщица его узнала и тихо сообщила:

— А бананы у нас совсем закончились, хорошо еще, что вы мне все заранее рассказали, я детям успела сама взять немного. Они на самом деле быстро поспевают, а вы… нам сказали, что новый пароход уже в Ленинград пришел, нам бананы послезавтра опять привезут. Но вы даже не спешите, я вам оставлю… сколько оставлять-то, опять килограммов пять?

Родители Соны на празднование Нового года в дочери решили не ехать, у них какая-то своя компания собиралась, и Сона пригласила в гости Лену с детьми: «а то она сидит одна дома, ей же скучно!» И после того, как и куранты пробили, и дети уснули, и в желудки приготовленное помещаться перестало, Лена Алексею сообщила:

— Да, я чего сказать-то хотела, это не очень-то и важно, но чтобы ты потом не удивлялся особо: в Средмаше мало что утвердили твой проект городка МИФИ, но и выдвинули тебя, как главного архитектора, на Сталинскую премию первой степени. И ходят слухи, что Иосиф Виссарионович склонен представление утвердить.

— Лен, ты водочки не перебрала? Сталинскую премию за три рисунка? Самой-то не смешно?

— Не смешно, потому что картинки твои — это повод. А причина… по твоей методике товарища Завенягина в декабре смогли вытянуть, а уж о том, что ты и Лаврентия Павловича… но об этом-то вслух говорить не рекомендуется… вплоть до высшей меры, так что делай морду кирпичом и изображай из себя гениального архитектора. И это, считай, не я тебе говорю, я тут только динамиком работаю… ладно, что велели, сказала, а Сона уже спать зовет, так что пойду я… гы, Лёшка у нас теперь и архитектор знатный, точно всю ночь смеяться буду… Спокойной ночи и еще раз с Новым годом! И с новым счастьем!