Перебежчик

25. Глава. Как дура

Грузовик остановился у большого небрежно сколоченного из досок гаража с высокими воротами. Вокруг машины уже толпились женщины и дети.

— Цыгане? — спросил Колоб, — Ненавижу, блин, цыган.

— Можешь остаться в машине. Скажу, что тебе просто нравится присматривать за машинами, — ответил Студент.

— Да ну тебя.

— Боря! — крикнул Студент, встав на подножку, — Разговор есть!

С водительской стороны подошел стильно одетый цыган, только после этого Студент спустился на землю. Когда с другой стороны вылез Колоб с сумкой оружия и патронов, толпа отхлынула. Никакой враждебности, только понимание, что к этому человеку лучше не подходить на расстояние вытянутой руки. Лучше вообще не подходить.

Выкарабкался Уинстон. Пролезая через кабину, обратил внимание, что русский грузовик, в отличие от беспечного «Вольво», укомплектован средствами пассивной и активной безопасности. То есть, иконкой посередине приборной панели и капитальным поручнем из трубы напротив пассажирского места.

На земле англичанин сразу оказался в центре внимания. Интеллигент нерусского вида. Турист. Потенциальная жертва мошенников всех мастей. Его сразу же обступили вплотную. Предложили погадать на картах и по руке, приобрести блок контрабандных сигарет, купить почти настоящей водки, настоящего домашнего вина из Грузии и даже выкурить трубочку опиума. Чья-то маленькая ручка нырнула в карман пиджака.

— Пистолет! — крикнул детский голос.

— Дядя мент! Мусор, легавый! — наперебой закричали дети.

— Да какой мент, дураки! Смотрите, с кем он приехал! — заорали на детей цыганки.

От Уинстона отошли. Одна женщина протянула ему его купленный вчера бумажник, даже с деньгами.

— Не обижайся, дорогой, шалят детишки.

Уинстон подал руку, и с высокой подножки спустилась Ингрид. Девушка, совершенно не вписывающаяся в местные стандарты красоты. Очень высокая, белокожая, светловолосая, почти без косметики.

Дети бросились к ней, но женщины прикрикнули вразнобой уже на своем языке, а не на русском. Или на «фене».

— Дай ручку, красавица, — и цыганка неопределенного возраста сразу схватила ладонь Ингрид, не дожидаясь ответа.

Уинстон знал, что бывает такое гадание по руке. В Англии тоже жили цыгане. Особенно, на теневой стороне Лондона. Правда, их часто называли «кочевыми ирландцами», и они внешне не очень походили на здешних, но по духу чувствовалось что-то родственное. Лондонские цыгане занимались вторсырьем. Вывозом пищевых отходов, сбором металлолома, поставкой ветоши в мастерские и тому подобным. Русских цыган, похоже, тоже интересовал этот бизнес. Тут весь поселок как будто построен из вторсырья и ветоши. Почти. Несколько кирпичных домов все-таки есть.

По руке о человеке можно сказать очень много дополнительно к тому, что видно по лицу и одежде. Сразу понятен род занятий. У человека физического труда, а таких большинство, по мозолям и шрамам можно узнать и специальность, и квалификацию, и положение в обществе. У курильщиков пальцы воняют табаком. Какие сигареты и сколько, это тоже показатель. У женщин много можно сказать по состоянию ногтей. В разных местах свои локальные моды на маникюр. Немало информации несут кольца и перстни. А все эти мифические «линии жизни» просто сопроводительный текст для создания атмосферы.

— Молодая, красивая, — бубнила цыганка, — Нерусская, дом твой на севере. Казенный дом вижу. Но ты не из ментов. В армии служишь.

Конечно, не из ментов. Если с вооруженными бандитами приехала. И в военной форме.

— Крутишь, вертишь, запутать хочешь. Мужика бы тебе хорошего, и будешь жить долго и счастливо. Двое детей у вас будут.

Половину текста Уинстон не расслышал. Но с «крутишь-вертишь» понятно. Училище связи — это работа с оборудованием, которое требует мелкой моторики. Наверное, это видно по пальцам. Цыганка поняла главное, что девушка не представляет опасности. Не в том смысле, что она безобидная божья коровка, а в том, что она не из тех, кто может принести неприятности табору в целом.

Студент с Борей обошли машину, и хозяин поздоровался с остальными гостями. Появился еще один цыган, очень похожий на Борю. Представился Костей.

— Пойдем. Боря приглашает, — сказал Студент.

Их проводили в кирпичный дом рядом с гаражом. По пути Студент сказал, что Боря и Костя — братья и ведут общее хозяйство. Боря занимается техникой, а Костя — музыкой и танцами.

Перед домом стройный брюнет выгуливал медведя без поводка и намордника.

— Потапыч, поздоровайся с гостями, — сказал «дрессировщик».

— Урр, — сказал медведь, поднявшись на задние лапы. Немного подумал и потянулся передней к голове снимать шляпу.

— Ай, молодца! — сказал цыган, пошарил в кармане штанов и положил зверю в пасть кусок хлеба.

— У вас что, медведи — домашние животные? — спросил Уинстон у Ингрид.

— Только у русских, — ответила она, — Шведам больше нравятся пёсики.

— Прошу к столу, — сказал Боря, когда все вошли в дом, — С дороги неплохо бы заморить червячка.

Самое мерзкое русское выражение. Во-первых, зачем перед едой напоминать про всяких глистов? Во-вторых, ладно бы это говорилось перед тем, как выпить водки. Намек на дезинфекцию организма алкоголем еще более-менее компенсировал бы намек про паразитов. Но перед едой получался намек, что люди собрались съесть такую гадость, от которой бычьи цепни дохнут.

Обувь при входе в дом никто не снял. В Эйрстрип Ван тоже не разувались при входе в дом. И в американских фильмах янки проходят в спальню и плюхаются в кровать, не снимая сапог. Во всяком случае, в носках по такому полу он бы шлепать не хотел.

Гостей посадили в ряд на длинный диван. Уинстон пропустил Ингрид и сел сам. Вокруг стола забегали женщины. На столе появились тарелки, чашки, банки, бутылки и стаканы. Тарелки наполнились густым острым супом, а стаканы — водкой.

Суп только что кипел, значит, микробы там сдохли, и его можно есть. Интересно, успевает ли водка дезинфицировать край стакана, пока ее пьешь?

Суп оказался на удивление вкусным. Что неудивительно. Если у них тут кирпичный дом среди досчатых, значит, и нормальные продукты достать могут. А если в доме столько женщин, то хоть одна из них умеет готовить.

Никто из множества цыганок всех возрастов за стол не сел. Боря и Костя быстро говорили со Студентом и Колобом на чистой фене, периодически отвлекаясь на тосты. Англичанин только по предлогам понимал, что это русский язык.

— А повернись, молодой-красивый! — услышал Уинстон слева и повернулся.

Цыганка неопределенного возраста притащила маленький столик и тасовала колоду.

— Сними.

Уинстон сдвинул несколько карт. Гадалка выложила карты в круг и по сторонам от круга.

— В прошлом казенный дом и разбитое сердце.

— К моим годам это каждому и без карт можно говорить.

Цыганка улыбнулась.

— Говорить-то можно и без карт, да не у каждого это настолько важно. В настоящем у тебя, молодой-красивый, денег нет! А по костюмчику-то не скажешь.

— Хороший понт дороже денег, — ответил Уинстон русским штампом.

Русские часто использовали в разговорах типовые выражения с отсылкой в глубины культурного кода. Попал, не попал? Попал.

— А, понимаю-понимаю, яхонтовый мой. Деньги у тебя еще будут и женщины будут. Но бойся пиковой дамы.

Ингрид недовольно фыркнула, потому что ее поставили в ряд с женщинами, которые еще будут.

— Боюсь-боюсь. Как ее зовут?

— Как зовут, карты не скажут. Но она старше тебя, — цыганка перестала улыбаться и подняла взгляд на собеседника, — Не смотри ей в глаза. Не принимай из ее рук даже бриллианты.

— Боря, а нет у вас комнаты, чтобы нам между собой перетереть, — спросил Студент.

— Да хоть тут.

— Тут у вас зал проходной.

— Или вот, — Боря открыл дверь и показал застекленную веранду, — лавки есть. Берите со стола что нравится.

— Благодарю.

Гости передислоцировались на веранду.

— Вениамин, — Колоб обратился по паспортному имени, — Тут у нас новости.

— Какие?

— Говорят, что в аэропорт мы опоздали.

— Полдня прошло. Конечно.

— Опоздали навсегда. Сандро умер.

— Как умер? Умер или убили?

— Остановка сердца. В аэропорту. У всех на виду, едва в зал вышел. Братва чуть друг друга не перестреляла, кипеш до неба и всех чекисты скрутили.

— Какая братва, какие чекисты?

— С Сандро блатные летели. Он же не дурак без сопровождения лезть в этот гадюшник. Местные встречали. Сандро упал, все переругались, кто за ствол, кто за нож. Забыли, что аэропорт — такое место, где охрана сначала стреляет, потом спрашивают, как звали. Кого не замочили, тех повязали и увезли. Как пить дать, каждому дело пришьют. И никаких маляв на волю, пока не закончат.

— Блатные, дело? Вы про что? — спросила Ингрид максимально глупым и непонимающим тоном, — Почему мы приехали сюда, а не в милицию? Как будто вы не следователи, а преступники.

— Мы преступники, — ответил Студент и огляделся, подыскивая предмет, которым придется бить девчонку по голове, если ей не понравился его ответ.

— И ты тоже? — она удивленно повернулась к Уинстону, — Ты меня обманул? Как ты мог? — ее голос задрожал, как будто она сейчас заплачет.

— Вообще я не преступник. Но теперь уже, кажется, да.

— Ты убивал, грабил? Почему ты с ними? Что вы делали в музее? Разве можно устраивать разборки в музеях? — Ингрид откровенно переигрывала.

— На самом деле, я не голландец, а англичанин, — сказал Уинстон, — И не Вениамин, а Уинстон. И не следователь, а заключенный. Я сидел в Эйрстрип Ван за политику. Бежал из-под ареста, из комнаты сто один. Мы с одним доктором нелегально эмигрировали от политических репрессий в Эйрстрип Ван. Мы пересекли границу вместе с контрабандистами и встретили Колоба и Студента. Некоторые вещи нельзя сделать легально.

— Ага, — Ингрид поднесла к глазам платочек.

— На нас напали враги, — продолжил он, — Другие ваши бандиты. Мы отбились. Нас посадили в тюрьму и вчера утром выпустили по амнистии. Посчитали, что доктор, который привез секрет вакцины, это смягчающее обстоятельство. Вчера вечером нас снова пытались убить ваши бандиты, которые ходят под японцами. За меня и за него бандиты дают сто тысяч. Мы решили, что по-хорошему от нас не отстанут, и пошли прикупить оружия в подпольном магазине в партизанском музее.

— Значит, ты англичанин из сопротивления, а не русский уголовник? — спросила Ингрид снова слишком восторженно.

— Да.

— Вот видите! Он хороший! — она торжествующе повернулась к Студенту и Колобу.

— Англичане бывают разные, — сказал Студент и прикинул, что бить придется пыльной пустой бутылкой, которая лежала под столом.

— У себя в Эйрстрип Ван ты убил кого-нибудь, или ограбил? — Ингрид снова обратилась к Уинстону, стараясь выглядеть круглой дурой.

— Четверо членов Внутренней Партии убили мою женщину. Я убил их и сжег их дом, — ответил Уинстон.

Он вспомнил при этом не перестрелку на вилле, а первую встречу с Ингрид и улыбнулся такой улыбкой, от которой Колоб и Студент тревожно переглянулись.

— Хорошие люди улыбаются не так, когда вспоминают, как кого-то убили, — сказал Студент.

Колоб кивнул.

— И я убил двоих сотрудников Полиции Мысли, когда бежал из комнаты сто один, — продолжил англичанин.

— Как в Le Professional! — воскликнула Ингрид.

Студент присвистнул. Колоб поднял бровь. Они смотрели этот фильм и знали, что такое комната сто один и Полиция Мысли. Скромный англичанин ничего не рассказал за прошедший день про свое прошлое. Хотя погруженный в свои планы Колоб и не спрашивал. На Руси «мошенники, которые воруют вагонами», ведут себя несколько по-другому. В первую встречу англичанин упомянул только про двоих мужчин, которых он застрелил из револьвера из-за женщины.

— Не врёт? — спросил Студент.

— Я его три раза в деле видел, — ответил Колоб, — Чужой крови не боится.

— А вы кто на самом деле? — спросила Ингрид.

— Позывной Студент. Выпускник ЛГУ, лейтенант запаса. Несправедливо осужден за борьбу с турецкой мафией, реабилитирован и амнистирован, — Студент решил не ссориться на ровном месте и выбрал самое положительное из правдивых описаний своей биографии.

— Колоб. Вор, — честно представился Колоб.

Студент строго посмотрел на него.

— Участвовал в секретной операции МГБ, амнистирован, — продолжил Колоб, — В розыске не нахожусь. Меня хотят замочить бывшие кенты, потому что узкоглазые отвалят сто штук за мою голову.

— Так это из-за вас было это все? — наивно спросила Ингрид, А Вениамин… эээ… Уинстон при чем?

— Не смог пройти мимо, — сказал Уинстон, — Не люблю, когда бандиты пытаются кого-то убить у меня на виду.

— Как это романтично!

— Давай на ты, — предложил Колоб.

— Давай, — ответила Ингрид.

Но никто не смог придумать, на какую тему прямо сейчас можно поговорить на ты.

— Мент родился, — сказал Студент.

Англичане бы восстанавливали разговор репликами о погоде. Зачем тут отсылка к правоохранителям?

Ингрид прижалась к Уинстону и что-то шепнула ему на ухо.

— У них нет еще какой-нибудь незанятой комнаты? — спросил Уинстон.

— Тут посидите, — ответил Студент, — Мы выйдем, покурим.

— Колоб, расскажи пока коллеге с того места, как мы в Норвегии расстались. — сказал Уинстон.

— Как раз собирался, — сказал Колоб.

Он только что по пути все это рассказал, но со спального места, наверное, было плохо слышно. Может быть, потому что в недоделанной кабине не хватало звукоизоляции. А может быть, еще почему-то.

Уинстон и Ингрид остались наедине.

— По-моему, ты, как говорят русские, переигрываешь, — сказал Уинстон.

— Я специально, — ответила Ингрид, — Мне сказали практиковаться. С мужчинами надо уметь иногда выглядеть круглой дурой.

— Тогда давать поддержим легенду о любви с первого взгляда.

— Давай. Мы уже поцеловались, сиськи ты полапал на заднем сидении. Русские считают, что дальше инициатива за мужчиной.

— Предлагаю, как это по-русски… купить сову?

— Что?

— Слово не могу вспомнить. Сову купить?

— Я что-то такое припоминаю, было в той книге. Можешь сказать по-английски, я пойму.

— Fuck! — Уинстон не был уверен, что в курсе английского из военного училища изучается романтическая лексика. Зато ругательства на языке противника должны изучаться обязательно.

— Очень романтично. Прямо как в кино, — с иронией ответила Ингрид, встала и потянулась к молнии на юбке, — Everybody likes to fuck from the morning to the dark!

— If you want to be okay, fuck a woman every day, — поддержал Уинстон и наконец-то снял тяжелый жилет. Сразу стало легче дышать.

— If you want to be all right, fuck a woman every night. Я так соскучилась.

Ингрид развязала шнурки на ботинках, сняла юбку, не протаскивая ее через обувь, и поставила ноги обратно в ботинки.

— Какие красивые трусики! Это у вас форменные?

— Нет, это французские, мне в костюмерной выдали. Говорят, в этом сезоне в Париже носят черное белье. Дали еще черный лифчик, только я не надела, чтобы под рубашкой не просвечивал. И чулочки, но с формой черные не носят. Потом покажу.

— Всё с броней?

Ингрид рассмеялась.

— Женское белье с встроенной защитой от изнасилования можно купить в любом русском магазине.

— Это какое?

— При взгляде на которое член сдувается как лопнутый шарик. Исключительная дизайнерская работа.

— Поэтому насильники нападают в темноте?

— Ага. А джентльмены трахают леди, поставив перед открытым окном на веранде.

— Хочешь стоя?

— На какой предмет здесь ты бы рискнул сесть голой жопой?

Уинстон огляделся. Тут после каждого предмета и руки-то помыть неплохо бы.

— Забавно, да? — сказала Ингрид.

— Ты про что?

— Я могу в поле под дождем испечь картошку в золе, жрать ее немытыми руками и не думать про каких-то микробов, паразитов и все прочее. А тут просто грязнее, чем в казарме, зато я сама при полном параде. И уже как-то неприятно. Ты то же самое чувствуешь?

— Да, — с некоторым удивлением ответил Уинстон, — Когда ты намного чище, чем место вокруг, как-то свысока смотришь. Но мы же не будем отменять… то, чем хотели заняться?

— Покупку совы?

— Да.

— Вот если бы ты вымыл руки…

Уинстон сходил в зал, взял со стола недопитую бутылку водки, вернулся обратно на веранду. Бонни никогда не предлагала секс в не очень чистых декорациях. Джулия, наоборот, никогда не задумывалась о том, что в мире могут быть чистые комнаты, кровати без клопов и французское белье.

Чтобы Ингрид видела, он вылил немного водки в ладонь и сделал движения, как если бы мыл руки с мылом.

— Русский бы нипочем не стал мыть руки водкой, — сказала Ингрид. Она сняла трусики, но больше ничего снимать не стала.

— Культурный код?

— Он самый. Знаешь, как русские радисты протирают контакты спиртом?

— Как?

Ингрид глотнула водки прямо из бутылки, дыхнула на сложенные трусики в руке и сделала вид, будто что-то протирает. Уинстон рассмеялся и потянулся к ширинке. Ингрид отвернулась к окну и встала поудобнее, выбирая точки опоры, держась за которые можно не развалить ограждение веранды.

На улице Студент и Колоб сразу закурили. Один — держа сигарету между указательным и средним пальцем, другой — между указательный и большим.

— Мне почему-то кажется, что с этой парочкой какая-то подстава. Как будто их тебе специально подсунули, — сказал Студент.

— Ну, блин, — Колоб покрутил головой, — Давай обкашляем.

— Почему его отпустили?

— По амнистии, я же говорил. Дали паспорт и направление на работу. МНС за шестьдесят рублей.

— Я помню. Но не верю. Липа.

— А что меня отпустили по той же амнистии, тоже липа?

— Зеленые что-то свое мутят.

— Америку открыл. Они всегда свое мутят. Я тебя даже скажу, что. Они под япошек копают, а наша братва как раз под узкоглазых ложится. Но они Мики из новых мурманских взяли, и допрашивали с химией. Мне даже добавить нечего к тому, что он им точно слил.

— Кого взяли?

— Ту крысу, которую я ловил в Норвегии и не поймал. Но! Мурманские нажали на уровне генералов, и зеленые отдали Мики чекистам, а те его откачали и отпустили.

— Охренеть.

— Я думаю, после этого зеленые меня отпустили, чтобы я как-то подгадил мурманским, если у них самих руки коротки. И англичанина как раз для этого вместе со мной выпустили.

— Хорошая версия. Принимаю. Почему англичанин за тебя вписался? Зеленые попросили?

— Потому что он англичанин. Я ему пообещал, что Сандро его домой отправит. Хрен ли ему тут светит на шестьдесят рублей. А зеленые что ему могут предложить? Консультантом на окладе? Оно ему надо? Домой вернется, будет в авторитете.

— Это да. Он у себя пожирнее жил.

Студент докурил первую и начал вторую. Колоб тоже.

— Не разведчик? Их хорошо готовят, — спросил Студент.

— Нет. Отвечаю. Разведчиков готовят не тупить в ихних реалиях. А тупить в наших реалиях разведчиков не готовят. Я еще могу поверить, что наш разведчик играет провинциала в Исакии. Но он наши копейки первый раз в руках держит. Медицинские банки за рюмки принимает. Не знает запах газа. Не понимает вот эту картинку, — Колоб показал край татуировки с атомом, — В нашей школе не учился. Абсолютно не знает нашу историю, наши шутки, наши отсылки к классике. По фене не ботает даже на уровне лоха. И акцент.

— Акцент подделать несложно.

— Он по жизни говорит понятно. Под огнем акцент усиливается, что хрен разберешь. И помнишь, мы, когда его брали, уработали пограничников. Ведь глазом не моргнул. Нет, я понимаю, что бывают гениальные разведчики, которые это все сыграют. Но они на уровне городских разборок не работают.

— Ладно. Настоящий. Он не может работать на… — Студент сначала подумал «ментов», потом «чекистов», отбросил обе версии и продолжил, — На ГРУ?

— Теоретически, может. Я об этом думал. Вдруг нас ведут.

— И что?

— И ничего. Смотри сам. Вот меня выпустили. Не просто так. По бумагам я пропавший без вести. Могли бы укол сделать и в печку бросить. Кто бы им что предъявил? Но я им понадобился живым. Починили, отпустили. Вот мы с Уинстоном бегаем по городу, разносим музеи, стреляем в людей, бьем тачки. Допустим, нас ведут. Где команда «отставить»? Хорошо, или где от нас такой результат для зеленых, чтобы оно того стоило?

— Да, это странно. Если это операция, то ее пора сворачивать. Может быть, они нас потеряли?

— Значит, сейчас найдут. Ты скажи, для чего может быть операция со мной и с Уинстоном? Меня на что-то незаконное спровоцировать и посадить? Хотели бы меня посадить, просто отдали бы ментам, и поехал бы я досиживать, что в Арлите не досидел. Зачем ко мне подсылать агента, чтобы я кого-то застрелил? А с мурманскими у нас с Сандро свои терки, тут и без зеленых справимся.

— Хотели к Сандро своего человека подкатить? Уинстона, который точно не из зеленых.

— Толку-то его к Сандро подкатывать, если он элементарный базар не понимает. Ну услышал бы он что угодно, любой секрет. Он бы тупо не понял. Все равно уже не акутально. Сандро умер. Или замочили, черт его знает. Неспроста же кипеж до неба. К Болгарину тоже не подкатишь. Я могу поверить, что военные что-то мутили с Сандро, а мне не сказали. Вояки — не менты, Сандро и сам неплохо послужил. Но теперь-то тема закрыта. Мы Уинстону с Ингрид сказали, что Сандро умер, а они что?

— Слышишь, что?

С веранды доносились характерные звуки.

— Слышу. Пофиг им на Сандро. Кстати, если предположить, что Ингрид тоже подарок от зеленых, и они нас ведут, то как-то хреново они ведут. Прохлопали Сандро в аэропорту. Прохлопали этих в музее. Нас в музее в натуре чуть не поубивали нахрен. Прикинь, у них агент, операция и все такое, а тут разборка и никакой поддержки.

— Точно не подстава с этим музеем?

— Нет, блин, я актерам очередями бошки сносил! А по нам в ответ холостыми херачили! Машину видел? Она же в решето! Похоже на легенду для подставы?

Студент посмотрел на сигарету, сгоревшую в пальцах до фильтра, выбросил ее и закурил новую.

— Сюда нас привез ты, — продолжил Колоб, — Я так понимаю, что тебя тут не ждали. То есть, поехать в Пери к цыганам это чисто твоя идея.

— Моя. Даже больше скажу, я никому об этом не говорил. И с утра еще сам не думал, что сюда поеду.

— Вот ты сам при удобном случае вспоминаешь, что ты лейтенант запаса и не блатной. Но ты не подстава.

— Сомневаешься?

— Нет. Зуб даю, что ты настоящий.

— А насчет этих что решим?

— Англичанин точно настоящий. Я ему по сути ничего предъявить не могу. Второй день в одну сторону стреляем. Ты можешь?

— Нет.

— Ингрид не скрывает, что она из зеленых. Что про нее скажешь? Я эту масть не знаю.

— Парадка шведской армии. По нашивкам и значкам Стокгольмское училище связи. Акцент шведский, я со шведами на фронте пересекался. Внешне… Шведка, норвежка, датчанка, их в Ленинграде полно было, еще когда я учился. Выглядит на свой возраст. Машину водит как дух.

— Как кто?

— Как срочник-первогодок. Водить научилась, а понимания ответственности за технику нет.

— То есть, она та, за кого себя выдает?

— В общем, да.

— Тогда что не так?

— Она ведет себя с Уинстоном как феерическая дура. При этом только что закончила военное училище и сегодня утром участвовала в настоящих боевых действиях.

— Но по сути предъявить тоже нечего?

— Просто не верю в любовь с первого взгляда. В принципе.

— И всё?

— И всё. По сути предъявить ничего не могу.

— Думаешь, они сейчас легенду отрабатывают? — Колоб снова обратил внимание на звуки с веранды.

— Мда… Пока мы не вышли покурить, я бы поставил свой ЗиС против цыганского золота, что она играет и переигрывает. Но нет. Чтобы вот так сразу, без свиданий, ухаживаний, цветов, букетов. Удивительно, какой дурой может выглядеть влюбленная женщина.

— На чем остановимся? Мочить их или пригодятся?

— Если они тут по службе, значит, нас ведут. Замочим — тупо подберем ликвидацию на ровном месте. В лучшем случае. В худшем отвезут в военмед живыми разбирать на запчасти.

— Так бывает?

— По слухам да. Врут, наверное.

— Вывезем в город и попрощаемся по-хорошему?

— Вариант, конечно. Но могут пригодиться. Давай пробьем на вшивость. Если подстава, то поймем, чего от нас хотят. Если каким-то чудом нет, то будут лишние две боевых единицы на нашей стороне. Уж на мурманских-то или на япошек они точно не работают.