Перебежчик

20. Глава. Ро-гайдзин прохой асигару

Здание девятнадцатого века в парке на улице Академика Павлова, известное как «Дача Громова», раньше было дворцом пионеров. Потом его закрыли на капитальный ремонт, и вскоре там завелось нехорошее.

Поскольку здание числилось на капитальном ремонте, то старые хозяева оттуда выехали, а никакие новые хозяева до завершения работ и сдачи в эксплуатацию заехать туда не могли. От коммуникаций здание не отключали, потому что какой может быть ремонт без электричества и воды.

Местная милиция сразу заметила, что в здании и прилегающем парке завелись новые формы жизни. Формально они числились рабочими в строительной конторе и находились в здании, потому что занимались его ремонтом. Некоторые ремонтные работы в доме действительно время от времени случались, поэтому легенда работала неопровержимо.

От широкомасштабного наступления на захваченный врагом плацдарм милиция воздержалась, потому что в короткие сроки улучшилась статистика по преступлениям в Лопухинском саду, выходящем на берег Малой Невки. Жители соседних домов существенно реже стали ходить в те края с целью распития и нанесения тяжких телесных. Или распития и добровольно-принудительного изнасилования. Или распития и утонутия вследствие недоплытия. Или распития и нарушения правил пожарной безопасности.

Кроме того, ближайшие дома и дворы перестали посещать плохоуловимые квалифицированные грабители и домушники, которые портили статистику по раскрываемости. Бытовая преступность осталась на месте, но по бытовухе раскрываемость стопроцентная.

Иногда «Дачу Громова» навещали с облавой высшие инстанции и специализированные отделы. Благодаря саду и реке, некоторым фигурантам иногда удавалось сбежать. Остальные показывали документы и оставались на месте.

Все бы стало совсем хорошо, если бы криминальный элемент не вступал в конфликты друг с другом, отчего на территории появлялись убитые и раненые. И если бы там раз в два-три года не устраивали пожаров, отчего дом, несмотря на постоянные ремонтные работы, не становился ближе к окончательной сдаче в эксплуатацию. Умышленных поджогов не отмечалось ни разу, а вот по пьяни и по глупости дом периодически горел.

Сначала Уинстон и Колоб сдали парней в военкомат на Большой Монетной, чтобы те по пути не передумали. Оттуда до улицы Академика Павлова примерно полчаса пешком. Как раз достаточно, чтобы протрезветь.

Примерно посередине пути перед ними остановилась патрульная милицейская машина.

— Предъявите документы, — сказал сержант.

Колоб и Уинстон достали подозрительно свежие паспорта.

— Что у вас в кармане? — спросил сержант Уинстона.

— Патроны для нагана и карта укреплений советской стороны, — честно ответил за него Колоб.

В подозрительно оттопыренном кармане действительно лежал заряженный наган и туристическая карта города с Петропавловской крепостью.

— А у вас что? — сержант повернулся к Колобу, — Куда идете?

В не менее подозрительно оттопыренном кармане Колоба скрывался тяжелый ТТ. А шли они на Академика Павлова, и сержант точно знал, по какому там адресу могли принимать подобных гостей по ночам. Колоб нахмурился. Если оказать сопротивление, то можно вообще все планы похерить, и на сейчас, и на потом.

— Ваше благородие, пожалуйста, оставьте в покое моего экскурсовода, — сказал Уинстон, понадеявшись, что он правильно поймал неписаные правила общения в культурной столице.

— Вашего… экскурсовода? — суровое «благородие» удивленно посмотрело на барина в дорогом костюме, который говорил с заметным европейским акцентом.

— Разве можно сказать, что видел Ленинград, если не видел его белой ночью?

— Белой ночью тут может быть опасно белому человеку. А черной — даже и черному, — пошутил сержант.

— Если ходить одному.

— Как вы нашли такого надежного ночного экскурсовода?

— В очереди за паспортами. У вас принято знакомиться в очередях.

Новенькие паспорта у обоих, одинаковый запах дорогого коньяка. Да, совместная прогулка таких непохожих людей весьма похожа на экскурсию. Если найти общий язык с этим здоровяком, то с ним по ночному городу ходить не страшно.

— Шрам у вас интересный.

— Снайпер.

— Не вылезай из окопа, не совершай ошибку, — продекламировал милиционер.

— Снайпер, как фотограф. Снимет, глядя на улыбку, — продолжил Колоб за англичанина, плохо знакомого с русским фольклором.

— Япошек били?

— Так точно.

Сержант вернул документы, отдал честь, сел в машину и уехал.

— Ты молодец, на базаре съехал — выдохнул Колоб, — И костюм пригодился. Прямо как настоящий шпион.

Подходили к Даче Громова дворами. Ночью улица просматривается слишком далеко. Она, конечно, и поперек просматривается, но вдоль улицы видно намного дальше. Забор, приоткрытые декоративные ворота. Чтобы войти в здание, надо пересечь асфальтированный дворик, в котором стоит одинокий старый автомобиль. Хорошо, что преступники не выставляют часовых. Сюда выходит столько окон, что гостей можно заметить еще на подходе.

Входя во двор, Колоб вынул из кармана бритвенное лезвие, разломал его пополам и положил половинки в рот.

— Зачем это? — спросил Уинстон.

— Плевать в глаза.

— И попадаешь?

— Чтобы четко в глаз, так не всегда. Но в харю точно прилетит, и не заметить нельзя.

У входа в дом достали оружие. С хозяев станется встретить гостей со стволами в руках.

Высокие двери не заперты. Но скрипят. Сейчас весь дом узнал, что кто-то пришел. За дверью неосвещенный холл с высоким потолком. Высокие окна дают возможность разглядеть проходы посередине, а у стен громоздится то мебель, то стройматериалы, то мешки с мусором. Впереди широкая лестница в несколько ступенек, ведущая к арке, подсвеченной с той стороны электрической лампой.

В арке появился человеческий силуэт.

— Кто такие, с чем пожаловали?

— От Сандро к Тарану, — сказал Колоб, не останавливаясь.

— Обзовись.

— Колоб.

Силуэт вскинул руку, но Колоб уже ступил на лестницу и направил на него свой ТТ.

— Побазарим?

За аркой находился большой зал, и так неплохо освещенный через высокие окна. Посередине зала стоял стол, за которым три человека играли в карты. На столе горела настольная лампа.

Встречавший вернулся за стол. Он хотел напугать гостей всего-навсего ножом.

— Ты случайно не Колоб? — спросил один из сидевших за столом.

— Колоб. Мне чисто побазарить. Предъявлять не буду.

— Не будет он. Не ты, случайно, Мики зеленым сдал?

— Не я.

— Отвечаешь?

— Отвечаю. Где Таран?

— Пушку убери. Оба уберите. Кто с тобой?

— Винни, — на ходу придумал погоняло Колоб, — Не местный, наших раскладов не знает.

Игроки переглянулись, один из них встал и вышел. Колоб демонстративно сел на его место. Уинстон взял свободный стул, отошел в тень штабеля ящиков, стоявшего вплотную к стене с окнами, что напротив арки, и сел на стул задом наперед, чтобы не иметь за спиной дверей, окон и проходов. Наган он не вернул в боковой карман, а оставил взведенным, сунул во внутренний левый и легко смог бы достать его лежавшей на спинке стула правой рукой.

Из недр большого темного дома вышли два человека. Посыльный и, наверное, искомый Таран. Поскольку англичанин не знал, что погоняло когда-то очень давно произошло от фамилии Таранькин, он даже удивился, чем похож на осадное орудие этот мелкий, тощий, кашляющий и подволакивающий ноги преступник.

— Здравствуй, Колоб, — сказал Таран, не подавая руки, и сел за свободную сторону стола напротив арки и слева от Колоба, спиной и правым боком к Уинстону.

— Здравствуй, Таран, — сказал Колоб, не вставая.

После чего они заговорили на фене. Двое оставшихся за столом людей Тарана в разговоре не участвовали, а только поддакивали, когда Таран показывал, что ему нужна поддержка. Посыльный сел на корточки в арке, ведущей к выходу.

Уинстон не понимал ни слова. Поэтому он вместо того, чтобы прислушиваться к разговору, смотрел по сторонам и прислушивался к посторонним звукам.

Стоящие часы два раза в сутки покажут точное время. А в жизни может сложиться ситуация, когда жизненное кредо, рекомендуемое Большим Братом, пойдет на пользу. «Незнание-сила». Благодаря незнанию русского уголовного сленга Уинстон выиграл раунд до его начала. Он услышал врага первым, потому что непонятный диалог не отвлекал внимание.

Какой-то человек подкрадывался слева на четвереньках или на корточках, скрываясь в тени беспорядочно расставленных предметов и бесшумно ступая не то мягкими подошвами, не то носками. Его выдало только хриплое дыхание курильщика. Уинстон напрягся и сдвинул руку ближе к револьверу. Один из сидевших за столом смотрел на него.

Невидимка подполз ближе, и теперь его выдал еще и запах вонючего русского табака. Он выскочит уже или будет ждать команды?

Выскочил. Уинстон в тот же миг отпрыгнул, пнул стул под ноги бандиту и выхватил револьвер.

— Не прокатило? — спросил Колоб, — Я так-то чисто за понятия пришел побазарить.

— С быком и с пушками? — ехидно спросил Таран.

Повышение статуса? В Олесунне Уинстона называли не быком.

— Так и тут у тебя быки и пушки, — ответил Колоб и как-то пожевал губами.

— У меня больше. Поэтому стволы на стол!

Колоб дернул руку к карману. Бандит, сидевший за столом справа, бросился на него, сидевший напротив симметрично дернулся за пистолетом в кармане, посыльный в арке вскочил уже с пистолетом.

Уинстон выстрелил в самого опасного. В того, кто уже с оружием. Выстрел — левая взводит курок — выстрел — левая. И мало того, что оба раза промазал, так его еще и атаковал невидимка-курильщик с ножом.

Англичанин, отступил всего на шаг от мелькнувшего клинка, запнулся о какую-то ерунду и упал на задницу, а над ним застучали пули. Тот парень в арке оказался не с пистолетом, а с пистолет-пулеметом, переключенным в фулл-авто. Не смог хладнокровно вынести два неприцельных выстрела в свою сторону и дал в ответ неприцельную очередь на полмагазина. Пара пуль досталась курильщику с ножом, и тот повалился на пол, но не как убитый, а злобно ругаясь. Одна миновала расстегнутый пиджак Уинстона и под острым углом чиркнула о пластину жилета под ключицей. Англичанин, не имевший опыта перестрелки в броне, упал на пол, но наган не выпустил.

За это время Колоб плюнул лезвием в бандита напротив, оттолкнулся ногами, упал назад вместе со стулом и три раза выстрелил в бандита справа, выдернув пистолет из кармана. Одна из пуль попала в голову.

Колоб и автоматчик перенесли огонь друг на друга. Колоб намного лучше стрелял из ТТ, чем тот парень из автоматического оружия. Очередь ударила в пол за Колобом и в сторону Уинстона, потому что ствол пошел вверх, начиная с первого выстрела. В ответ полетели три пули, из которых как минимум одна достигла цели. Получив ранение, этот тоже не стал стойко молчать, а завизжал, сделал неверный шаг и свалился с низкой лестницы в темный вестибюль.

Уинстон же принял уставное положение «с колена» и взял на мушку единственную оставшуюся мишень. Таран с первыми выстрелами упал на пол. Бандит, сидевший напротив Колоба, потерял несколько секунд, потому что остро отреагировал на плюнутое в лицо лезвие, но достал свой пистолет и лег животом на стол, чтобы выстрелить в Колоба.

Этих секунд хватило англичанину, чтобы «взять его на мушку». То есть, прицелиться по стволу, направив его в нужную сторону. Света хватало, чтобы видеть людей, а не мушки. Тем более, что вряд ли прежний владелец заморачивался приведением к нормальному бою оружия для стрельбы в упор. Уинстон выстрелил первым. Бандит выстрелил в него вместо того, чтобы выстрелить в Колоба, попал в жилет на животе и самонадеянно перевел ствол на Колоба. Но тут в него два раза выстрелил Колоб и с пары метров не промазал.

Второй раз — не первый, и расплющившаяся о броню пуля Уинстона обеспокоила не больше, чем боксера удар в то же место рукой в перчатке. Он увидел силуэт в дверном проеме справа от арки, и, за неименением лучшего варианта, перекатился по полу. Бандит в дверях как раз целился в него и выстрелил. Грохот этой пушки, усиленный великолепной акустикой некогда бального зала, оглушил всех присутствующих. А вспышка ослепила всех, кто на нее смотрел. То есть, самого стрелка.

Стрелок с обрезом мосинского карабина схватился за рукоять затвора и дернул ее вверх. Уинстон, лежа на спине, выстрелил. Рукоять назад. Второй выстрел. Рукоять вперед. Третий. Рукоять вниз. Четвертый. Левая рука подхватывает обрез под цевье и выносит его на линию прицеливания без упора в плечо.

Бах! Бах! Бах! — Колоб отстрелялся из «Глока», который выронил оставшийся на столе покойник. Стрелок с обрезом упал, так и не дожав спуск.

Вся перестрелка не заняла и двух минут.

— Где Таран? — спросил Колоб, поводя стволом из стороны в сторону.

— Не знаю, — пожал плечами Уинстон.

С разных сторон зала ругались и стонали двое раненых. Таран, скорее всего, отполз за какой-нибудь хлам и из зала никуда не делся. Ага, вот и он.

— Вот он! — Уинстон направил на Тарана револьвер.

Таран встал. Подошел Колоб.

— Вот нафига? — спросил Колоб, — Ты хотел, чтобы я пришел побазарить. Я пришел. Побазарили. У меня к тебе ничего нет, и у тебя ко мне ничего нет. Минус пять пацанов. Плюс шухер на всю округу.

— Их спроси, нафига, — спокойно ответил Таран.

Колоб резко обернулся и замер. Ему под подбородок плашмя уперся настоящий короткий меч. Второй одетый в черное человек с мечом держал клинок у шеи Уинстона.

— Кицунэ? Здесь? — спросил Колоб.

— Ро-гайдзин прохой асигару, — ответил азиат, забирая у него пистолет.

— Я не вас ждал, — сказал Таран.

— Аригато, Тарана-сан, — сказал третий узкоглазый, высыпая на стол пачки денег из черного мешка, — За Коробу-сан.

Таран собирался еще что-то сказать, но так и не собрался. Уинстон заметил мелькнувшее на его лице удивление, когда он подошел к деньгам. Пачек десять сторублевок, перетянутые резинками. Очень большие деньги.

Японцы надели на Колоба и Уинстона обычные русские наручники и подтолкнули пленных к выходу. Оказалось, что ниньдзи приехали на старомодном микроавтобусе Ситроен с рифленым кузовом без окон и без перегородки между кабиной и кузовом. В народе эту машину называли «рыло» за характерную переднюю часть, похожую на элегантный носик французской свинки. В Евросоюзе, как и в Эйрстрип Ван не торопились менять дизайн утилитарной техники и десятилетиями выпускали те же кузова, иногда меняя двигатели, тормоза или подвеску.

За рулем оставался азиат-водитель. Трое японцев провели пленных в кузов и посадили на деревянную откидную лавку вдоль боковой стенки. Двое из них сели на такую же откидную лавку напротив, а старший — рядом с водителем. Японец справа нацелил на пленных «Глок», отобранный у Колоба.

Машина тронулась и при первой возможности скрылась во дворах, чтобы не попасться на глаза милиции. Через пару минут старший японец заговорил с подчиненными на своем языке.

Сидеть на отполированной задницами предшественников доске, ни за что не держась, очень неудобно. Уинстон уже знал это по опыту задержания в Норвегии. Японцы взяли машину с расположением сидений вдоль бортов и предсказуемо сковали пленным руки за спиной. Теперь при первом же повороте направо можно правдоподобно съехать на пол. Он поплотнее прижался к Колобу, чтобы расстегнуть наручники и не свалиться раньше. Колоб сообразил, что он там копается за спиной, и прижал ногу соседа левым коленом.

— Если с другом едешь в суд, если с другом едешь в суд, веселей дорога! — запел Колоб, отвлекая внимание, — Без друзей дадут чуть-чуть, без друзей дадут чуть-чуть, а с друзьями много!

Японец напротив задумался, как по-русски приказать молчать, не вспомнил, и сказал «Тссс!», приложив к губам указательный палец.

Уинстон расстегнул наручники.

— Ой! — правый поворот и англичанин шлепнулся на пол.

— Си-ди! — по слогам скомандовал японец с пистолетом.

Водитель еще раз крутнул рулем, японец дернулся, чтобы не слететь с такой же скользкой доски, и пистолет направился в потолок. Уинстон прыгнул вперед, схватил японца за запястье и ударил головой в лоб. Японец рефлекторно выстрелил в потолок. Уинстон попытался отобрать пистолет, развернув его стволом в сторону водителя. Второй японец вскочил, но Колоб с силой пнул его в грудь. Еще выстрел, машина свернула вправо и резко остановилась. Непристегнутый старший японец ударился головой в лобовое стекло, а все четверо пассажиров свалились на пол. При этом пистолет улетел из кузова в кабину.

Уинстон рванул сдвижную дверь и выскочил на улицу. За ним вылетел Колоб, которого с криком «ки-ай» пнули вдогонку. Тут же послышалась милицейская сирена. Уинстон с Колобом бросились во двор, а у них за спиной завизжали тормоза и загремели выстрелы.

Пробежав по ощущениям половину острова, Уинстон и Колоб остановились в прилично выглядевшем дворе, не похожем на колодец. Между домами росли деревья, перед подъездами стояли лавочки.

— Стой, — сказал Колоб, — привал.

Тяжело дыша, они сели на лавочку.

— Руки, — сказал Уинстон.

Колоб повернулся и подставил наручники.

— Откуда у тебя ключ?

— Нашел в кармане. Это же костюм из спецкостюмерной, а не из магазина. Мало ли кто в нем куда ходил, — Уинстон положил обе пары наручников в карманы.

— Ага. От ниньдзей сбежать вообще нереальная удача. Вдвоем от четверых тем более. Никто не поверит.

— Повезло.

— Как специально отпустили.

— А перед этим сто тысяч отдали.

— Тоже ерунда какая-то. Совсем обнаглели. И наши под ними ходят, тоже чертовщина. Скажи мне кто год назад, что братва будет ходить под япошками, а ихний спецназ будет ездить на задачи в тылу врага вторым запасным составом, ни за что бы не поверил. Кстати, в тебя не попали?

— Нет, а в тебя?

— В меня-то нет, мне показалось, что ты вздрогнул и звякнул, когда в тебя стреляли.

— Это шары.

— Что?

— Balls, по-вашему яйца.

Колоб расхохотался.

— Чует мое сердце, Сандро без нас не справится, — сказал Колоб, — Замочат его, как пить дать. Всех верных людей замочили, один я остался.

— Где он сейчас?

— Уже сегодня должен вылететь прямым рейсом в Ленинград. Я так понимаю, что ему все клянутся в верности и все предадут. Вообще все. Кто реально был верен, тех руками ментов замочили, а Сандро сказали, что эти предали. Лишь бы прилетел.

— Убьют на этом вашем сходняке?

— Попытаются раньше и сделают под несчастный случай. По понятиям они ничего предъявить не могут. Замочат авторитета по беспределу — будут проблемы в масштабах страны.

— Думаешь, он сам не догадается?

— Сандро вообще умный, но на свиданку вор к вору поговорить о делах не приедет, по телефону тоже не поговоришь. По малявам не раскусишь, врет человек или нет. Что кого-то менты замочили, так у них работа такая под нас копать.

— Может, он не один приедет? — предположил Уинстон, — Если он правда большой авторитет, то у него верные люди не в одном городе есть.

— Скорее всего.

— И?

— Как я Сандро потом в глаза посмотрю, если окажется, что я был в городе, знал, что у кореша проблемы и за него не вписался? Если бы я точно знал, что без меня братвы хватит, или что гарантии реально есть, тогда другое дело. Но я не знаю. Поедем в Пулково. Если Сандро окажется без поддержки, то поддержим. Если без нас поддержки хватает, то просто поздороваемся.

— Какая с нас поддержка? Моральная?

— Без оружия там делать нечего. Мне говорили про одно место, где можно прикупить хоть пулемет. Сначала туда, потом ловим бомбилу и едем в аэропорт. Я сяду с сумкой пушек в уголке, а ты будешь следить за обстановкой.

— Как мы узнаем, не разминулись ли мы с Сандро? Вдруг опоздаем.

— Если там будут дежурить блатные целыми бригадами, то не опоздали. Если пока мы приедем, все разойдутся, то можно разворачиваться и ехать обратно.

— Куда конкретно?

— Не знаю. Неплохо бы на какую-нибудь малину или в кабак и послушать, про что базарят. Но за меня, оказывается, дают сто тысяч, а тебя никто не знает и ничего тебе не скажет. Ладно. Музеи открываются для посетителей в девять, сотрудники начинают подходить с восьми, а директор примерно утром но без точного графика. Поэтому минимум до половины восьмого можем спать, а потом поедем в музей истории партизанского движения.

— Где он?

— По карте посмотри.

— А спать где будем?

— Да прямо тут, на лавочках. Ночь теплая, дождя нет. Пиджак скатай под голову и спи.

— Жильцы не вызовут милицию? Скажут, бродяги какие-то.

— Да кому мы нужны? Подумают, алкашей жены домой не пускают. Спи давай.