Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе

Глава 2: Слезы в луже делить с котом

Я шла, не разбирая дороги, захлебываясь собственным отчаянием. Слезы, которые я так яростно сдерживала перед Горданом и его жалкой любовницей, теперь хлынули наружу водопадом стыда, боли и унижения. Они текли по моему лицу горячими ручьями, смешивались с пылью дороги и заливали глаза, превращая мир в размытое, соленое месиво. Я не видела куда иду, не слышала ничего, кроме собственных рыданий. Особняк Гордана – мой бывший дом, моя тюрьма и моя несбывшаяся мечта – давно скрылся из виду, а я все брела по пыльной проселочной дороге, куда меня занесла слепая истерика.

Мысли путались, цепляясь за обрывки воспоминаний, и теперь так сильно жгли душу, словно раскаленное железо: его холодные глаза, смотрящие на меня с презрением, самодовольная ухмылка, когда он произносил свое язвительное "прошу любить и жаловать", притворно-робкий взгляд той… Инессы, в котором читалось торжество и насмешка.

В глазах снова предательски запершило, и меня накрыла новая волна отчаяния, с которой я уже не могла бороться. Рыдания вырывались из груди сами собой, глухие и надрывные, сотрясая все тело. И в этот самый момент, когда казалось, что хуже уже быть не может, мой носок со всей дури угодил в здоровенный, наполовину врытый в землю камень.

Острая, жгучая боль пронзила ногу, заставив выдохнуть хриплое:– Ай! Черт! Да как же так…

Невыносимая тяжесть саквояжа и собственного горя перевесили последние силы. Я, не удержав равновесия, грациозно, как мешок с картошкой, шлепнулась в огромную, грязную лужу у обочины.

Холодная грязь мгновенно пропитала платье, но физическая боль была ничто по сравнению с душевной.– Вот просто идеально, – прошептала я с горькой иронией, ощущая, как по щекам снова текут предательские слезы. – Венец унижения. Сиди в грязи, бывшая жена могущественного дракона, и реви, как последняя дура.

Я не стала даже сразу выбираться. Уткнулась лицом в колени, их я уже не чувствовала от холода и грязи, и дала волю рыданиям, душившим меня все это время.

– Мяв.

Я вздрогнула и подняла голову. Сквозь пелену слез я различила на обочине, на большом замшелом валуне, силуэт. Черный, как ночь, кот с изумрудными глазами. Он сидел в позе сфинкса и с нескрываемым интересом наблюдал за моим душераздирающим представлением.

– Иди отсюда, – хрипло прошипела я, смахивая с лица смесь слез и грязи. – И без тебя тошно. Насмехаешься надо мной, да? На своем кошачьем…

Кот лениво приоткрыл пасть, и раздался скрипучий, низкий голос, в котором странным образом сочетались ворчание и бархатные нотки, словно кто-то провел смычком по ржавым струнам:

– Мур-р-р… Почему же на кошачьем, милочка? Я изъясняюсь на твоём родном языке, – он сделал театральную паузу, и его усы дернулись в подобии усмешки. – Хотя, должен отметить, твой нынешний эмоциональный потоп, конечно, впечатляет. Но позволь сделать замечание: в этой луже вчера принимала ванну целая семья барсуков. Довольно вонючих, если тебе это интересно. Их ароматный шлейф, полагаю, не лучшим образом сочетается с твоим текущим… довольно статусным парфюмом под названием «Отчаяние».

Я застыла с открытым ртом. Ну, говорящие животные – это конечно не новость. В нянькиных сказках, которыми они пичкали меня в детстве, их было полно. Да и при дворе Гордана иногда рассказывали о них. Но чтобы вот так, запросто, на дороге… Лично со мной такого никогда не случалось. Моя жизнь была позолоченной клеткой с очень строгим уставом. И живя в чудесном мире, я видела очень мало чудес.

– Ты… ты говоришь? – все же выдавила я, бессмысленно тыча пальцем в его сторону. Теории теориями, а на практики все равно это ошеломляет.

Кот презрительно щурится.– Нет, это у тебя в голове от горя и падения треснуло что-то, и теперь тебе мерещатся говорящие животные. Конечно, говорю! А то, что все кошки молчат – это просто им с людьми, как правило, говорить не о чем. Слишком уж вы… предсказуемы в своей глупости. Я вижу, тебя вынесли из замка вон с таким же изяществом, как вчерашнюю похлебку.

– Ты все слышал? – выдохнула я, наконец выбираясь из лужи и с отвращением отряхивая платье. Грязь неприятно липла к рукам, и от этого хотелось снова разреветься.

Кот лениво прищурил свои изумрудные глаза, в которых плескалась вся мировая мудрость и непроходимое высокомерие.– Все, дорогая моя, абсолютно все, – протянул он, и в его скрипучем голосе слышалось насмешливое удовольствие. – От первого надменного "прошу любить и жаловать" твоего бывшего дракончика до последнего хлопка дверью. И, кстати, раз уж мы завели столь душещипательную беседу… Меня зовут Жнец.

Я машинально кивнула, все еще находясь под впечатлением от того, что веду диалог с говорящим котом.– Алиша, – прошептала я в ответ, чувствуя, как это звучит нелепо в контексте происходящего.

– О, какое изысканное имя для столь… эмоциональной особы, – пробурчал Жнец, грациозно поднимаясь и выгибая спину в гордой арке. – Приятно познакомиться, хоть обстоятельства и оставляют желать лучшего. Особенно для тебя. – Он сделал паузу, изучая меня взглядом, полным кошачьего любопытства. – Так вот, Алиша… У меня есть одна занимательная штука. Мы можем прямо сейчас посмотреть, что происходит в твоем бывшем доме. Думаю, тебе будет… интересно.

Я нахмурилась, впервые за этот вечер задумавшись не о своей боли, а о странности ситуации.– Постой… – я провела рукой по лицу, смахивая остатки слез. – Почему ты вообще решил мне помочь? Что тебе с этого? Мы же незнакомы. И вообще… говорящие коты обычно не предлагают подобные услуги просто так.

Жнец издал нечто среднее между мурлыканьем и саркастическим смешком.– О, наивная ты моя, – он пренебрежительно повел усами. – Это не помощь. Это просто… любопытство. Очень уж занимательная драма разворачивается прямо у меня на глазах. – Кот лег на камень, устроившись поудобнее, словно готовясь к просмотру интересного спектакля. – А я, знаешь ли, обожаю такие истории. Особенно когда главная героиня так артистично шлепается в лужи и устраивает истерики. Настоящий театр одного актера. Так что? Готовься к второму акту?

Но любопытство – жгучее, ядовитое, невыносимое – оказалось сильнее страха и благоразумия. Оно сжало горло, заставило сердце биться чаще, вытесняя всю остальную боль.

– Покажи, – хрипло выдохнула я, и эти слова прозвучали как приговор самой себе.

Жнец удовлетворенно мотнул головой, его изумрудные глаза сверкнули в полумраке.– Прекрасный выбор, лужа печали. Следуй за мной, только постарайся не устроить еще один потоп по дороге. Эти леса и так достаточно влажные.

Он развернулся с естественной для кота грацией и засеменил в сторону темного леса, огибающего поместье. Я, не раздумывая, поплелась за ним, чувствуя, как подошвы прилипают к грязи, а мокрое платье тяжелеет с каждым шагом.

Дорога казалась бесконечной. Ветви деревьев сплетались над головой в зловещий ком, сквозь который едва пробивался уже без того темный вечерний свет. Воздух становился гуще, наполняясь ароматом влажной земли, гниющих листьев и чего-то еще. Жнец двигался бесшумно, лишь изредка оборачиваясь, чтобы убедиться, что я следую за ним.

– Не отставай, – бросил он через плечо. – Лес не любит тех, кто заблудился. Особенно ночью. Особенно таких… эмоциональных.

Наконец сквозь заросли деревьев показалось строение. Старая, покосившаяся хижина, будто выросшая из самой земли. Стены, поросшие мхом и лишайником, сливались с лесной чащей. Труба не дымила, но из нее струился легкий, едва заметный пар, который странным образом извивался в лунном свете. С крыши свисали засушенные пучки трав и странные растения, шелестящие при малейшем дуновении ветра.

Но самое странное было не это. Воздух вокруг хижины был наполнен тихим, почти неслышным гулом – будто сам дом был живым и о чем-то бормотал себе под нос на забытом языке. Стекла в единственном окне мерцали тусклым светом, хотя внутри не было видно ни свечи, ни лампы.

Жнец подскочил к двери, которая приоткрылась сама собой с легким скрипом, будто вздохом уставшего существа.

– Ну вот мы и пришли, – объявил он, оборачиваясь ко мне. – Добро пожаловать в скромное обиталище. Только, пожалуйста, постарайся не трогать ничего без спроса. Хозяйка хоть и в отъезде, но ее постояльцы бывают… обидчивыми.– Ну же входи. Тихо, дом любит тишину, – произнес кот, и в его голосе впервые прозвучали почти теплые нотки.

Я заколебалась на пороге, наконец осознав весь ужас ситуации. Но то, что я увидела внутри, заставило меня на мгновение забыть о страхе. Из приоткрытой двери лился теплый золотистый свет, пахло сушеными травами, медом и чем-то неуловимо домашним. На стенах висели аккуратные пучки трав, словно застывшие букеты, а на полках в идеальном порядке стояли склянки с разноцветными жидкостями, переливающиеся в мягком свете. Одна из них, с изумрудным содержимым, будто подмигнула мне пузырьком, поднявшимся со дна.

– Постой… Это чья хижина? – прошептала я, завороженно глядя на уютный беспорядок, который казался странно гармоничным. – Мы что, так просто будем вламываемся? Это по всей видимости ведьмина обитель! Хозяйка не… не превратит меня в жабу за это?

Жнец лениво повел усами, делая вид, что разглядывает собственный хвост с особым безразличием.

– Хозяйка? – он издал нечто среднее между фырканьем и мурлыканьем. – Ее сейчас нет. Я иногда греюсь на ее пороге. Дом, надо сказать, вполне гостеприимен… для тех, кого он решил впустить. – Кот бросил многозначительный взгляд на приоткрытую дверь. – Никаких проблем не будет, ну же, вперед!.

Он грациозно проскользнул внутрь, обернувшись ко мне на пороге.– Так что заходи, если хочешь. Или возвращайся в свою лужу – твой выбор. Но если решишь войти…только постарайся ничего не трогать..

И сейчас хозяйка на сборе корней где-то за горами. Так что, не раздумывай.

Ведьма. Она и есть – настоящая ведьма. Я всегда представляла их злобными старухами в ступах, но эта… ее жилище дышало какой-то особой, притягивающей магией. Мысль о вторжении в такое место леденила душу. Но перспектива вернуться к своему жалкому существованию была еще страшнее.

Сделав глубокий вдох, я переступила порог. Внутри хижины казалась намного больше, чем изнутри. Но мой взгляд сразу привлекло то, что находилось в центре комнаты: на массивном дубовом столе стоял идеально круглый шар из темного стекла, который словно бы поглощал весь окружающий свет.

– Вот он, – Жнец прыгнул на стол и ткнул лапой в шар, заставив его поверхность покрыться рябью. – Смотри. Если хочешь, конечно. Предупреждаю, зрелище не для слабонервных.

Я медленно подошла ближе, сердце колотилось уже где-то в горле. Шар поначалу был непрозрачным, но постепенно в его глубине что-то заклубилось, пошли волны, и проступили знакомые очертания. Большая гостиная. Моя гостиная.

Гордан полулежал в своем кресле у камина с той непринужденной расслабленностью, которую я никогда не видела за все годы нашего брака. Он не просто улыбался – он сиял, наблюдая, как Леон возит по ковру игрушечного дракона. Тот самый мальчик, которого я не смогла ему подарить.

Но самое страшное было для меня это Инесса. Она не просто сидела на подлокотнике его кресла – она буквально вписалась в его пространство, как будто всегда там находилась. Ее рука лежала на его плече. Ее рука двигались, лениво перебирая складки его камзола, и он не отстранялся – нет, он наслаждался этим прикосновением.

– Горди, солнышко, – ее голос звучал сладко и приторно, – посмотри, как Леон управился с игрушкой. Настоящий маленький дракон, не правда ли? Весь в отца.

И он – о боги – он рассмеялся. И это была не та сдержанная усмешка, которую он иногда позволял себе, а настоящий, глубокий смех. Тот смех, я тщетно пыталась вызвать годами, но он называл это “пустой тратой времени”.

– Он определенно унаследовал мою настойчивость, – произнес Гордан, и его рука поднялась, чтобы прикрыть руку Инессы на своем плече. Этот простой жест был таким интимным, таким естественным, что у меня перехватило дыхание.

Инесса наклонилась к нему, ее губы почти касались его уха, и прошептала что-то, от чего его глаза блеснули особенным светом – тем самым, который я когда-то надеялась увидеть обращенным на себя.

В этот момент Леон подбежал к ним, и Гордан – мой серьезный, всегда сдержанный муж – подхватил мальчика на руки. Они образовали идеальную картину семейного счастья – картина, в которой мне никогда не было и не будет места.

Боль ударила с новой силой, острая и колющая, пронзила насквозь, выжигая все внутри. Но следом за ней пришла ярость – горячая, всепоглощающая, слепая ярость, от которой потемнело в глазах.

– Довольно! – я резко отшатнулась от шара, едва не опрокинув склянку с чем-то фиолетовым и пузырящимся. Мои руки дрожали, в висках стучало. – Я все увидела. Выведи меня отсюда. Немедленно!

Жнец, кажется, был доволен произведенным эффектом. Его усы дернулись в едва заметной усмешке.

– Как скажешь. Эмоции – отличное топливо, кстати. Дом сегодня будет сыт, – прорычал он, прыгая со стола на пол.

Мы выскользнули из хижины. Я жадно глотала свежий воздух, стараясь выдохнуть из себя образ их счастливых лиц, но он въелся в память, как клеймо.

– Ну что, помогло? – поинтересовался кот, запрыгивая на заборчик, заглядывая мне в лицо.

– Нет! – выдохнула я, чувствуя, как слезы снова подступают. – Стало только хуже. Но спасибо за это, говорящий комок шерсти! Теперь я точно знаю, что к прошлой жизни нет возврата.

Жнец своим безразличным тоном произнес, не отрывая от меня глаз.– О, не стоит благодарности. Честно говоря, я ожидал большей стойкости от бывшей жены дракона. – Он язвительно повел усами. – Ты так убиваешься по одному мужчине, а ведь таких “Гордонов” в мире… тьфу. На каждом углу. Найдешь себе еще с десяток, если захочешь. Или они найдут тебя – красивых и несчастных всегда привечают.

– Ты… ты просто не понимаешь! – вырвалось у меня.

– Понимаю прекрасно, – парировал он. – Понимаю, что ты сейчас идеальная жертва – вся в слезах и саможалости. Таких, как ты, жизнь обычно ломает и не раз. Но если хочешь выжить – советую перестать реветь и начать думать.

Он щурился от заходящего солнца.– Ну, мне пора. Дела. Мышиные дела. Удачи тебе с твоей… э… жизнью. Попробуй не утонуть в собственных слезах.

И прежде чем я успела что-то сказать, он спрыгнул с заборчика и исчез в кустах. Словно его и не было.

Я осталась стоять одна на опушке леса, рядом с темной хижиной ведьмы, которую я только что незаконно посетила. В кармане – несколько монет, в саквояже – несколько платьев. Впереди – неизвестность. А позади – мир, который я только что увидела в волшебном шаре и он больше не имел ко мне никакого отношения.

Мне было невыносимо страшно. Но где-то глубоко внутри, под грудой слез и грязи, тлела одна-единственная мысль, подпитанная дикой яростью: «Они не должны так просто победить».

Но как? Куда идти? Я посмотрела на дорогу, ведущую вдаль, и медленно побрела по ней, прочь от леса, прочь от хижины, прочь от своей прошлой жизни. Каждый шаг давался с трудом, будто я оставляла частицу себя в пыли этой дороги.

Впереди, в сгущающихся сумерках, виднелись огни придорожного торжища – мимо него я столько раз проезжала в карете, даже не удосужившись взглянуть в его сторону. Для меня, леди, жены Дракона, такие места были невидимыми, словно их и не существовало вовсе. Теперь же этот мир, грубый и шумный , становился моей реальностью.

Моя последняя надежда. Дверь в мир, о существовании которого я лишь слышала, мир, полный неизвестности.