Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе

Глава 11:Первый успех «Сердечный трепет»

В ту ночь мой сон был таким ярким, словно я стала принцессой в огромном мюзикле, где законы реальности были не писаны. Я понимала язык всего живого. Нет, не только гордых черных котов – мне был понятен восторженный щебет птиц, перешептывание листвы и даже невесомые мысли бабочек, порхающих над цветущим лугом.

Я брела по лесу, где каждый шепот был частью одной великой симфонии, и вдруг резко обернулась от отрывистого, настойчивого стука. На стволе старой сосны сидел пестрый дятел и с невозмутимым упорством выбивал свою дробь. «Тук-тук-тук».

Я ушла с поляны, углубилась в чащу, но стук не отставал. Он преследовал меня, четкий и мерный, как маятник. «Тук-тук-тук» И в этом ритме что-то было не так, что-то чужеродное. Прозрение настигло меня внезапно: этот звук был слишком реален. Он пробивался сквозь вуаль сна, настойчиво взывая к моему сознанию. Я услышала его уже наяву.

И в этот миг лесной пейзаж поплыл, растекся как акварель. Сквозь него проступили знакомые очертания комнаты, залитой утренним светом. А настойчивый стук не прекратился – он стал громче, отчетливее, и исходил теперь от двери. Метла, прислонившаяся к косяку, отчаянно барабанила рукоятью по деревянным доскам, пытаясь вытащить меня из объятий сна.

«Тук-тук-тук» – уже не дятел, а ее настойчивый, беззвучный зов. Она замерла, почуяв, что я наконец открыла глаза, и легонько толкнула в мою сторону приоткрытую ставню. В щелевидном просвете я разглядела тень за дверью – очередной проситель, чья беда не терпела отлагательств.

Сон испарился, унося с собой шепот зверей и птиц. Его место заняла суровая реальность, пахнущая дымом очага и высушенными травами. Я смахнула остатки видений, сбросила с плеч одеяло и потянулась к платью. Принцессой в мюзикле мне быть не довелось, но ведьмой, способной помочь, – вот это была роль, с которой я уже научилась справляться.

Метла, удовлетворившись, отъехала в угол, а я, поправив растрепанные волосы, открыла дверь спальни. В общей комнате уже стоял мельник Федот. В его глазах читалась такая глубокая, безысходная тревога, что остатки сна окончательно отступили.

Передо мной стоял крупный, широкоплечий мужчина с мукой в складках одежды и на самых кончиках усов. Он нервно теребил в руках шапку, оглядываясь, как будто боялся, что хижина его съест.

– Здравствуйте, – пробасил он. – Меня Федотом зовут. Я здешний мельник. Мне сказали, что тут… ну, раньше мадам Яра помогала с проблемами. А теперь вы… после ее… ну, вы понимаете.

– Теперь я, – кивнула я, чувствуя укол грусти при упоминании Яры. – Чем могу помочь? Чай? Или сразу к делу?

– Дело в дочке моей, в Лизе, – начал мельник, садясь на табурет, который услужливо подъехал к нему сам. Мельник вздрогнул, но сел. – Жена моя, мать ее, при родах… ну, вы понимаете. Воспитывал я ее один. Как мог. А она у меня… тихая. Слишком тихая. Затравленная вся. Другие девчонки над ней смеются, что она дикая, не от мира сего. А она и правда как мышка: шуршит себе по углам, глаза опущены, голоса не поднимает. А возраст уже… пора бы и замуж. Да кто на такую посмотрит? Ни поговорить, ни погулять. Словно в себе самой замкнулась.

– Я уж и к знахаркам ходил, и отвары ей какие-то давал – бесполезно. Может, вы… может, у вас есть такое зелье? Чтобы смелости придать? Я заплачу! Мукой, крупой… чем сможем.

Я слушала его, и сердце сжималось от знакомой боли. Я ведь тоже когда-то чувствовала себя не такой, неправильной, не соответствующей ожиданиям холодного, блистательного мира драконов. Гордан все время насмехался над моими увлечениями, интересами. Просил быть как все нормальные жены. И со временем я просто стала тихой и правильной.

– Я… я не знаю, – честно сказала я. – Яра делала зелья храбрости, но они… они больше для воинов, для битв. Они грубые. Там нужна не сила, а… легкость. Уверенность в себе. Я не уверена, что смогу. Но я готова попробовать.

Он умолк, безнадежно разводя руками. И этой его растерянности, этой отцовской боли хотелось помочь.

И в этот миг, пока метла ловила в воздухе солнечные пылинки, а Жнец с показным безразличием наблюдал за происходящим, у меня в голове, словно вспышка, родилась идея. Простая и в то же время совершенно новая для меня.

– Федот, – сказала я, и в моем голосе прозвучала внезапно обретенная уверенность. – Я не буду варить для нее зелье.

Мельник ахнул от неожиданного отказа.

– Я создам для нее аромат, – с улыбкой сказала я, уже представляя, из каких ингредиентов буду его собирать.

Мельник смотрел на меня, не понимая.

– Аромат? Но, мадам Алиша, ей ведь не на бал…

– Именно что не на бал, – мягко перебила я его. – Ей он пригодится в обычной жизни, уж поверьте. Вернитесь завтра, ближе к вечеру.

Когда мельник ушел, я подошла к полкам. Что есть уверенность? Что есть легкое, природное обаяние? Мои пальцы сами потянулись к нужным склянкам. Я не думала, я словно чувствовала.

Лепестки белой розы, собранные на рассвете – нежность, чистоту, которую не надо стыдиться.Капля меда с луговых цветов – тепло, внутренний свет, который есть в каждой девушке.Щепотка имбиря – легкую остроту, игривость, готовую пробиться наружу.Кору магнолии – устойчивость, связь с землей, с корнями, желание дать свои плоды.И самое главное… Я взяла маленький хрустальный флакончик. Эфирное масло померанца – радость. Ту самую, тихую, личную радость бытия, которую не отнять.

Я подумала о том, что магический котел для этой работы был слишком громоздким. Вместо него я достала из заветного шкафчика небольшой стеклянный сосуд с длинным горлышком – реторту, редко используемую для самых тонких и летучих соединений. Метла, почуяв нечто новое, зависла позади, наблюдая с любопытством.

Сначала я наполнила реторту чистейшим маслом жожоба – нейтральной, шелковистой основой, которая должна была стать полотном для этой картины. Оно было как тихая, глубокая ночь, готовая принять в себя звезды.

Затем, медленно, почти медитативно, я начала добавлять ингредиенты, проговаривая их суть про себя, вкладывая в них намерение.

Лепестки белой розы. Я не просто бросила их в сосуд, а бережно, один за другим, пропустила через магическую дистилляцию, чтобы в основу просочилась лишь их тонкая сущность, их едва уловимый аромат невинности и достоинства. Он ложился первым слоем – чистый, как утренний воздух.

Капля лугового меда. Я растопила ее на кончике пальца, согревая собственным теплом, и позволила тяжелой, золотистой капле медленно стечь в масло. Она не растворялась сразу, а расходилась мягкими, солнечными лучами, наполняя смесь теплом и светом.

Щепотка имбиря. Я взяла не сушеный, а свежий корень, отрезала тончайший ломтик и с силой выжала из него сок. Пряная, острая нота ворвалась в композицию, как дерзкая улыбка, как готовность к игре. Она не перебивала нежность розы, а оттеняла ее, делая аромат сложнее.

Кора магнолии. Я истолкла ее в самой тонкой ступке в мягкий, бархатистый порошок и, аккуратно взболтав реторту, всыпала его внутрь. Частички коры не спеша опускались на дно, оседая прочным, устойчивым фундаментом, ароматом земли, корней и тихой силы.

И, наконец, настал черед главного – эфирного масла померанца. Я вскрыла хрустальный флакончик, и в воздухе тут же повисла свежая, искристая, пьянящая нота радости. Я добавила всего одну каплю. Но этого хватило, чтобы вся композиция заиграла, словно по волшебству. Тяжелые и легкие ноты сплелись в идеальной гармонии, создавая что-то целое, живое и трепетное.

Я закрыла реторту и, взяв ее в ладони, не стала ставить на огонь. Вместо этого я просто согревала ее теплом своих рук, представляя Лизу – не запуганной мышкой, а девушкой с легкой улыбкой, с прямым взглядом, в котором горит тот самый, только что обретенный, внутренний свет. Я вкладывала в сосуд не просто ароматы, а чувство легкой, естественной уверенности.

Через несколько часов я аккуратно перелила готовый эликсир в небольшой, изящный флакон из темного стекла, чтобы защитить его от солнца. Жидкость в нем переливалась мягким золотом.

Я бережно поставила маленький флакон на стол. Золотистая жидкость внутри словно светилась изнутри собственным, мягким светом.

С полки у камина донеслось ленивое «Мррр-мяу?». Жнец потянулся и пристально уставился на флакон, его нос задорно подрагивал.

– И что это за пахучка? – его голос был густым и вальяжным. – Не похоже на твои зелья. Надеюсь, пахнуть будет приятно? А то от твоих предыдущих шедевров даже орки морщились, прежде чем их глотать. А они, между прочим, тухлую требуху едят. Это тебе не шутки.

Я не могла сдержать улыбку.– Запах хороший получился. И ей не нужна сила воина, Жнец. Ей нужно напомнить, кто она есть на самом деле.

Кот подошел, обнюхал флакон с видом знатока.– Что ж, прогресс налицо. Чувствуется роза… и что-то острое. – Он сел, обернул хвост вокруг лап. – Они все носят маски, эти двуногие. А ты… ты не новую маску ей даешь, а снимаешь ту, что мешает. Позволяешь душе выйти наружу. Наконец-то ты рассмотрела свой истинный дар.

Его слова, несмотря на шутливый тон, отозвались во мне тихим, ясным эхом. Он был прав. Все это время я пыталась варить зелья и мази, как Яра, но мой дар всегда лежал в иной плоскости.

«Принцессой в мюзикле мне быть не довелось, – подумала я, глядя на кота и на флакон. – Но быть тем, кто помогает другим обрести их собственную мелодию в жизни… Это куда лучше».

– Завтра посмотрим, – тихо сказала я.

Жнец в ответ лишь буркнул и ткнулся мордой в мою руку, требуя продолжения банкета. Его молчаливое одобрение значило куда больше, чем многие громкие слова.

Вечером следующего дня я отдала флакон Федоту.Мельник ушел, оставив мне мешок отборной муки. Я осталась в тревожном ожидании. А вдруг не сработает? А вдруг я все сделала неправильно?

Прошло три дня. Я уже начала терять надежду, как вдруг на пороге снова появился Федот. Но на этот раз его лицо сияло, а глаза были полны слез. Он плакал от счастья.

– Мадам Алиша! – воскликнул он, едва переступив порог. – Это чудо! Просто чудо! – он ввалился в хижину и взял мою руку.

– Что? Что случилось? – от резкого визита я немного растерялась.

– Лиза! Вчера пришел к нам молодой человек, сын лесника из соседней деревни. За мукой. А она… она сама вышла! Не спряталась. Разговаривала с ним! Улыбалась! А сегодня… сегодня он пришел снова и принес ей цветы! Пригласил на прогулку! Она согласилась! Я думаю, скоро можно будет играть свадьбу!

Он сжал уже обе мои руки и стал их трясти.– Спасибо вам! Что это были за духи? Они изменили ее! Волшебные!

– Нет, они не меняли ее суть, – мягко освободив руки, ответила я. – Не волшебные. Они просто… помогли ей увидеть самое лучшее в себе. Это ее заслуга!

Но Федот уже не слушал. Он был на седьмом небе от счастья. Он высыпал на стол еще один, большой мешок муки, развернулся и побежал обратно, чтобы делиться радостью с деревней.

Я стояла посреди кухни, ошеломленная, но довольная. У меня получилось. Не зелье с побочными эффектами, а что-то настоящее. Что-то красивое и доброе. «Яра, видела бы ты! – подумала я, улыбаясь сквозь слезы. – Это благодаря тебе – твоим урокам».

– Ну что, – сказал Жнец, подходя и обнюхивая мешки с мукой. – Поздравляю. Ты только что открыла новое направление бизнеса. «Ведьмина парфюмерия: от проблем с самооценкой до удачного замужества». Звучит многообещающе. Могу быть твоим PR-менеджером. Оплата вяленой рыбой.

Я потрепала Жнеца по макушке и взяла маленький пузырек с остатками духов – я назвала их «Сердечный трепет».

Я вышла из хижины. Шла по знакомой тропинке на небольшой холм на опушке леса. Там, под развесистым старым дубом, была похоронена Яра. Скромный холмик, увенчанный камнем с ее именем, и дикие цветы, которые я посадила.

Я присела на корточки перед ним.– Яра, – прошептала я. – Ты не поверишь, что сегодня случилось.

И я стала рассказывать. Все подряд. О мельнике Федоте, о его дочери Лизе, о духах, которые я сделала, о ее успехе – от робкой мышки до невесты. Я говорила о своих сомнениях, о страхе, что не справлюсь, о радости, что испытала, когда у них все получилось.

– Ты была права, – сказала я, кладя пузырек с духами к подножию камня. – Я могу не просто чувствовать запахи. Я могу… вкладывать в них чувства. Делать так, чтобы они помогали. Это ведь и есть магия? Настоящая магия?

Ветер шевельнул листья дуба, и они зашептали что-то очень похожее на одобрение. Где-то глубоко внутри я почувствовала легкий, теплый толчок – будто Яра подталкивает меня в спину, как бывало, когда я делала что-то правильно.

– Я буду стараться, – пообещала я, вставая. – Я открою свою лавку. Не просто службу помощи, а настоящую парфюмерию. Для тех, кому нужно не просто колдовство.

Я шла обратно к хижине с легким сердцем. Горечь утраты никуда не делась, но теперь она была смешана с чем-то новым – с целью. С пониманием, что ее наследие живо. И что я могу быть не просто хранительницей, но и продолжательницей.

– Завтра начну, – пообещала я себе, входя в дверь.

Жнец ждал с ехидной мордой.– Ну что, теперь будем продавать духи для стесняшек? А что, мне нравится эта идея!– Понимаешь, – сказала я, глядя на потухающие угли. – Когда я варила зелья, это было как следование чужим рецептам. А сегодня… я просто слушала себя. Лепесток розы, капля меда… Я собирала не ингредиенты, а чувства из них. Это так же естественно, как дышать. Как будто я наконец заговорила на языке, который всегда понимало мое сердце.

Я взяла пузырек с остатками духов.– Это не просто ремесло. Это… я. Настоящая.

Жнец подошел и ткнулся мокрым носом в мою ладонь. В его глазах читалось понимание.– В нашем мире и так хватает ведьм. А вот тех, кто слышит музыку души… это редкость. – Он мотнул головой. – И не забудь, я это заметил первым. Так что с тебя причитается. Моя ставка – лосось. Дважды в день.

Я рассмеялась, проводя рукой по его спине. Сомнения отступили, уступив место странному новому чувству – чувству, что я наконец-то дома и делаю то, что всегда должна была делать.