Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе

Глава 17: (Часть 1): Что было дальше?

И вот я стою посреди собственных бывших покоев, а у моих ног сопит драконий сын, мой бывший муж Гордан. И дышит ровненько так, будто и не пытался только что завладеть мною.И только было я собралась поразмышлять, как же я дошла до жизни такой, как меня резко осенило. Яра, делавшая порошок, всегда бубнила: «На здорового мужика – час, не больше». А передо мной лежал не просто мужик. Передо мной лежал гибрид бульдога с носорогом, напичканный драконьей живучестью.

Час. Может, и меньше.Цените иронию судьбы? Мой единственный триумф оказался товаром с крайне ограниченным сроком годности.

Мозг, только что праздновавший победу, переключился в режим лязгающих шестеренок. Картина будущего нарисовалась мгновенно и в мрачных тонах: вот он просыпается. Сперва от спутанности сознания и дикой головной боли. А потом… Потом вернется память. И ярость. Ярость униженного хищника, над которым посмела одержать верх та, кого он считал своей вещью. И тогда моя золоченая клетка станет настоящей камерой пыток. А башня покажется ему слишком мягким наказанием.

Вдруг меня привел в себя странный, настойчивый стук. Я замерла, перестав дышать, и осмотрелась. Звук тянулся из массивного дубового шкафа, того самого, что украшал угол комнаты еще при моей жизни здесь. Я прислушалась, и в тишине, нарушаемой лишь ровным дыханием Гордана, скрип повторился. А потом – стук. Четкий, ритмичный, будто оттуда, из темноты за глухой задней стенкой гардероба, кто-то подавал сигнал.

«Не хватало еще приключений на мою многострадальную тушку, – горько мелькнула мысль. – Но кто или что может стучать из шкафа?»

Стук не утихал.ТУК-ТУК-ТУК. Настойчиво, почти отчаянно.Потом – глухой удар, будто что-то тяжелое уперлось в дерево изнутри.

Еще немного – и этот шум наверняка привлечет стражу, слоняющуюся от безделья по коридору. Мысль о том, что сейчас сюда ворвутся его люди и увидят поверженного дракона, заставила меня действовать.

Я подкралась к шкафу, прислонила ухо к холодной резной дверце. Да, никаких сомнений: скребущий стук раздавался именно отсюда, из его глухой, казалось бы, задней стенки. Сжав в потной ладони пустой тряпичный узелок, я рванула дверцу на себя.

Раздался резкий, сухой треск, внутренняя обшивка шкафа отлетела, и из темного проема хлынул поток затхлого, ледяного воздуха, пахнущего сырым камнем и столетиями пыли. Я отпрыгнула, инстинктивно прикрыв лицо локтем от внезапного пыльного облака.

Когда я осмелилась опустить руку, в просвете зияющей темноты проема, ведущего в узкую каменную щель, я увидела знакомый силуэт.Наша экономка. Марта.Она знала все секреты этого замка, включая этот потайной лаз, которым пользовалась еще при родителях Гордана для самых разных хозяйственных нужд.Она стояла, вся в паутине и пыли подземелья. Но в ее круглых, добрых глазах застыла целая буря: смесь ужаса, ликования и безмерной нежности.

Я не помнила, как двинулась с места. В следующее мгновение я уже вцепилась в нее, обвив руками ее мягкую, знакомую до каждой складки на платье фигуру, пряча лицо в ее плечо. И она прижала меня к себе, крепко, по-матерински, заботливо прикрыв своей твердой, натруженной ладонью мою взъерошенную голову.

Но объятие длилось лишь мгновение. Она первой отстранилась, крепко держа меня за плечи. Ее взгляд скользнул с моего перемазанного лица на распростертое тело Гордана, на пустой узелок в моей руке.

– Чем ты его так? – шепотом спросила Марта, будто боясь разбудить спящего.

– Сонный порошок. Но у нас очень мало времени, – так же тихо и сжато объяснила я, чувствуя, как каждая секунда тяжелеет.

В глазах Марты мелькнуло что-то вроде молниеносной оценки, будто она прикидывала силу и время действия неизвестного ей снадобья. Она кивнула.– Значит, времени нет. Он проснется. Нужно его связать. Крепко. И заткнуть рот, – твердо сказала Марта, и в ее голосе не было ни тени сомнения.

Работа, как водится, закипела с таким энтузиазмом, будто мы не обезвреживали тирана, а дружно закатывали на зиму огурцы. Действовали мы молча, слаженно и с такой отточенной синхронностью, словно всю предыдущую жизнь провели не в благородных девичьих занятиях, а на лесоповале или в портовой таверне, специализируясь на утилизации назойливых клиентов.

Я, исполняя роль скромного ассистента, придерживала его тяжеленную длань – ту самую, что еще недавно так изящно выкручивала мне суставы. А Марта, в чьих жилах, видимо, текла кровь не только образцовой экономки, но и старшего боцмана, взялась за главное. С силой, совершенно неожиданной для ее сложения, она принялась обматывать его запястье шелковым шнуром от портьер. Затягивала она не просто туго, а с каким-то вдохновенным, почти художественным рвением, вязала такие немыслимые узлы, секрет которых, я уверена, знали только три категории людей: опытные прачки, отвязывающие узлы на мокром белье; матросы, связывающие мировые морские узлы; и, конечно, гильдия палачей, ценящая элегантность в деле обездвиживания.

Потом та же история повторилась с лодыжками. Каждый завязанный бантик она не просто любовалась, а методично проверяла на прочность, дергая изо всех сил. Гордан на все это проявление народного творчества лишь глухо крякнул во сне, вероятно, приняв наши старания за часть какого-то дурного, но весьма оригинального сновидения.

Финальным штрихом стал мой же собственный вышитый платочек, бережно заткнутый ему в рот. Теперь, даже очнувшись, драконий сын не смог бы гаркнуть на весь замок. Я взглянула на результат. На ковре лежал не просто связанный мужчина. Лежало произведение искусства под условным названием «Как быстро и со вкусом обезвредить бывшего супруга с помощью подручных средств и старой экономки».

– Так, – выдохнула Марта, отирая ладонью лоб. – Теперь, светик, тебе надо уходить. Сейчас же.

Она была права. Каждая секунда, проведенная здесь, приближала развязку, которую я видела в страшных снах. Действие сонного порошка заканчивалось. Таймер тикал. И где-то там, в каменных недрах замка, лежал наш единственный путь к свободе.

– Пошли, – сказала я Марте, и мы шагнули в черный провал шкафа, оставив теперь уже чужую для меня комнату и ее спящего стража позади. Борьба за свободу только началась.