Придя в себя, Мариус первым делом ощупал промежность - причиндалы оказались на месте, и он с облегчением выдохнул. Давид отчётливо помнил полёт на аварийном эвакуаторе и не самое мягкое приземление. Так же отчётливо врезалось в память горячее свидание затылка с крышкой капсулы. Отсутствие боли удивило его, однако ещё больше его насторожило то, что на нём не оказалось экзоскелета. Давид приоткрыл веки - стены шатра вздувались и падали, как живые лёгкие. Кимико спала рядом. Закутанная в плед, с компрессом на лбу, она походила на подростка, которому пытаются сбить температуру. За нею покоился запылившийся грузовой дрон. От смолистого запаха ладана клонило в сон. Вьющийся подобно призрачным драконам дым заполнял палатку едва ли не полностью. Сзади послышалось бормотание, и Мариус задрал голову: в метре от него тлела огоньком стеклянная лампада, а перед нею сидел миниатюрный старичок. На морщинистом лице не было ни единого волоса. Впрочем, как и на голове. Чуть заметно вздрагивающие губы, закрытые глаза, поза лотоса и покоящиеся на коленях ладони - незнакомец был максимально сосредоточен. Внезапная смена обстановки нисколько не испугала Давида: дед выглядел безобиднее, чем Махатма Ганди. Мариус покряхтел, пытаясь как бы невзначай привлечь к себе внимание. Старик поднял веки и улыбнулся: заблестели серебром два ровнёхоньких ряда коронок.
- Приветствую тебя, Давид.
Вибрирующий голос старца напоминал скрип калитки, которую не смазывали несколько веков. Мариус задумчиво пригладил усы - он понятия не имел, откуда дедок знает его имя. Тот, в свою очередь, вдохнул в себя дым, после чего проговорил почти шёпотом:
- Звёзды не ошибались - Квазар воссоединил нас.
Давид мгновенно вспомнил, кого ему напомнил этот древний пень. Мастера Йоду из так полюбившихся ему ещё в детстве «Звёздных войн». Ну вылитый зелёный коротышка. Та же загадочная манера общения. Та же унылая неторопливость. И даже каким-то бредовым мистицизмом попахивает. Это позабавило Мариуса, и он посчитал, что сейчас самое время приложиться к любимому пакетику: как-никак, все опасности позади, а свобода - вот она, родная, рукой подать. Пора закинуть в топку немного угля и двинуться в путь. Давид заполз пальцами в лежащий под головой рюкзак, однако чудодейственной дури и след простыл.
- Не понял юмора. Где моя шмаль?
- Наркотики - это многолетнее наслаждение смертью, - снова подал голос старичок. - Остановись, пока эта гадость не погубила тебя.
- Ч… чего?.. Какого лешего ты шаришься по чужим сумкам?
- Это для твоего же блага.
- Да кто ты такой, чтобы командовать?! – внезапно взорвался Давид, сверля незнакомца взглядом. Все эти школярские нравоучения показались ему ну совсем не к месту; Давид чувствовал себя дитём, которому запрещают прикасаться к конфетам.
- Я - архимандрит Родион. Монах, прибывший к вам по велению Вселенной.
«Великолепно! Сначала двуличная хакерша, потом кровожадный сатанист, а теперь ещё и монах, который подчистил мой стафф... Я один нормальный на этой планете?»
- И откуда тебе известно моё имя, архимандарин?
- Мне много чего известно, - ответил монах и склонился над лампадкой.
Давид буркнул что-то невнятное и принялся ощупывать карманы в поисках сигарет. Безрезультатно - пачка так же куда-то запропастилась. Мариус хотел было поинтересоваться у старика, кто дал ему право приватизировать всё, что плохо лежит, но его остановил еле слышный шорох: Кимико очнулась. Опёршись на локоть, она осторожно прикоснулась к компрессу и зашипела от боли.
- Ш-ш-ш... Где мы?
- Вроде как в палатке, - проворчал Мариус. - Вон, у всезнающего спроси.
Поправил бордовую робу, Родион поклонился:
- Рад видеть тебя в добром здравии, Кимико. Я - Родион. До сих пор не могу поверить, что вам удалось бежать.
Девушка украдкой посмотрела на Давида: в её взгляде читалось искренне недопонимание. Тот пожал плечами - вся эта напыщенная загадочность понемногу начинала выводить его из себя. Ею можно было удивить разве что ребёнка. Что ж, самое время прекратить этот нелепый пафосный балаган.
- Так, ну всё. С меня хватит. Мы наконец-то выкарабкались из этой душегубки, так что теперь я сам по себе... - взвалив рюкзак на плечи, Мариус подобрал гвоздомёт и подошёл к монаху вплотную. - Траву и сиги на бочку.
Родион проигнорировал его. Мариус бесцеремонно направил дуло ДДИГ-60 ему в лоб и снял пушку с предохранителя:
- Не хочу начинать новую жизнь с убийства, но третий раз повторять не стану.
- Да будет воля твоя… - монах извлёк из складок мантии сигареты с пакетиком и бросил их к ногам Давида. - На дворе ночь. Советую переждать - во мраке можно сгинуть.
Подняв отобранное курево, Мариус рывками распихал его по карманам.
- Мальчик взрослый, темноты не боюсь, - помахав Кимико, он пробурчал: - Удачи, детка. Пиши на почту, если что. И смотри аккуратнее с этим маразматиком.
После чего выскользнул из шатра, даже не дождавшись их реакции на свой уход.
* * *
Родион не соврал: снаружи действительно оказалось темно. Хоть глаз выколи. Сплошная мгла - коленей собственных не разглядеть. Давид поморщился: ладно луны нет, так и ни одной звёздочки даже. Придётся ориентироваться по ветру и дюнам. Позаимствованные со склада берцы увязали в остывшем песке по щиколотку. Несколько раз под ногами что-то хрустнуло: вполне вероятно, в Каракумах стало на пару скорпионов меньше. Однако всё это нисколько не беспокоило Мариуса. В данный момент его волновало только обломившееся победное рандеву с Кимико. «Старая развалюха... Думает, раз вытянул нас из капсулы - спаситель великий? Ага-ага, конечно. Спасибо, и сам бы справился. Ещё и указывать вздумал, что мне можно, а что - нет. Пф, да пошёл он на все четыре стороны! - Давид хотел плюнуть в сторону палатки и даже обернулся, но так её и не разглядел. - Фонарик бы не помешал, да возвращаться неохота. Опять эта гладкая черепушка. Дряхлый наглец даже не в курсе, что ночью передвигаться по пустыне намного проще, нежели днём - через три часа после восхода на его лысине можно будет зажарить омлет. Ставлю десять баксов на то, что девчонка знает это и свалит следом за мной».
Мариусу уже приходилось бродить по пустыням, притом не раз. Как ночью, так и днём. Впервые - пятнадцать лет назад, когда он в компании с ещё дюжиной ребят работал на йеменского министра здравоохранения, Рашида бин Хаммуда. Тот заказал переправить две тонны кокаина из Эль-Гайды в Кувейт, а уже потом, авто-туром вдоль Евфрата, в Турцию. Руссо туристо, небось, до сих пор поминают его добрым словом. Недельный переход на верблюдах через Руб-эль-Хали показался адом - первый опыт, как-никак. Это было равноценно тому, что зайти в незнакомую игру и начать с последнего уровня, а ещё нагляднее - сразу с финального босса. Но коллеги оказались на удивление дружелюбными - они-то и научили Давида всем этим «песочным» премудростям. Потом - Такла-Макан и аммонал для казахских повстанцев, Гоби и контрабанда только-только напечатанных в Иркутске юаней, Кызылкум и партия гашиша - счастья и здоровья узбекским швеям, которые плохо зашили мешки и позволили ему вдоволь угоститься во время путешествия. Ностальгические воспоминания заставили Мариуса улыбнуться. Даже слова Коджо о «вечной жизни вне закона» показались ему не такими уж и гадкими: действительно, разве стоит бежать от самого себя? К чему этот самообман? Зачем самому себе что-то пытаться доказать? Давид вспомнил речи Фроста: «Ты не такой простой, каким кажешься, Дэви». Если ты бандит, значит ты бандит до мозга костей, и точка. Даже этот побег доказывает, что всё не зря. Что не заслужил он наказания. И волю сам вернул. Своими этими жилистыми ручищами. Даже с мёртвыми справиться сумел. А уж что говорить о живых – с ними и подавно справится. Мариус даже подумал о том, чтобы издать боевой клич, но передумал: не стоит привлекать внимания. Да и мандарин подумает, что случилось чего. Прискачет, чтобы снова «спасти». Тьфу...
Пустынная тишина была почти полной, нарушало её лишь еле слышное завывание ветра. С каждым шагом идти становилось всё труднее, хотя прошёл Давид ну метров сто от силы. Ботинки увязали всё глубже, будто гравитация усиливалась. Причиной тому вполне могли бы стать зыбучие пески, но ведь в Каракумах их нет – это Давид выяснил, когда они с Коджо в шутку продумывали планы побега. Мариус посчитал, что во всём виновато недомогание. Он решил остановиться и перекурить. Извлёк из кармана пачку, затем зажигалку. Сел на корточки, покряхтел. Зажёг. И только когда поднёс огонёк к коленям, он увидел то, от чего его лёгкие подскочили в груди и чуть не выпрыгнули через горло. Его точно ледяной водой окатили, а сам он похолодел внутри и снаружи.
Чёрный песок вибрировал, будто по его поверхности ползали миллионы червей. Казалось, он ожил; он дышал, как живот тучного существа, ещё не очнувшегося ото спячки. Но самым жутким было не это: тысячи запястий напоминали уродливые чёрные сорняки. Испещрённые рубцами, их длинные и тонкие пальцы вздрагивали, пытаясь вцепиться ногтями в воздух. Мариус перевёл остекленевший взгляд под ноги: несколько ладоней держали его за стопы и втягивали в червиво-песочную гущу. Всё это инфернальное естество напоминало обложку воспевающей богохульство дез-метал группы.
- Пресвятая Дева Мария... - только и сумел проговорить Мариус, прежде чем рефлексы вынудили его заорать и броситься назад; туда, где, по его предположениям, должна находиться палатка. Он готов был припасть к ногам Родиона, лишь бы тот подал хоть какой-нибудь знак. В голове промелькнула мольба о том, чтобы просто вернуться в прошлое.
Всего на пять минут, чтобы не выйти наружу, не вздумать закурить и не увидеть всего этого.
Темнота и не думала заканчиваться. Она окружала со всех сторон. Сдавливала весом. Чёрные пальцы хватали всё крепче. Всё сильнее. С каждым широким шагом Мариус всё живописнее представлял, что с ним произойдёт, если он упадёт или хотя бы споткнётся. Он подумал, что на этот раз гибель неизбежна.
- Эй! - завопил он что есть мочи. - Я здесь! На помощь! Кимико! Родион! Я тут!
Левая ступня за что-то зацепилась, и Мариус, не удержав равновесия, рухнул лицом во вьющиеся подобно членистоногим конечности. Те начали хватать его за одежду, за лямки рюкзака и за гвоздомёт. За ноги, руки, бороду и волосы. Давид брыкался, как обезумевший бизон, которого повалили на землю львы. Ветхозаветный ужас топил его.
- Пошли вон! Дерьмо! Отвалите, твари! Отъебитесь!
Одна из ладоней вцепилась в челюсть, затолкав пальцы едва ли не в горло. Давид стиснул зубы - по носу ударил едкий горелый запах. В лицо брызнула жижа; по вискам и шее что-то потекло. Глаза защипало. Руки задёргались ещё быстрее - они заползали под комбинезон, желая вонзить ногти в плоть и разорвать её на ошмётки. Лёгкие свело судорогой: то ли от невыносимого запаха, то ли от расползающегося по артериям паралича. Мариус начал задыхаться, а зов о помощи превратился в захлёбывающийся хрип.
Зыбко-красные лучи, проникшие сквозь облепившие лицо пальцы, распороли панику надвое. Давид почувствовал уже успевший засесть в памяти аромат ладана и наконец-то сумел сделать полный вдох. Цепкие крючья запястий ослабили хватку. Они сползи с тела, будто разогнанные огнём пауки, а затем и вовсе зарылись в песок. Песок же вновь позолотел. Мариус не хотел вставать - он так и лежал, боясь вновь окунуться в кошмар, в котором бултыхался пару мгновений назад. Перевёрнутый вверх ногами Родион стоял прямо над ним: в ладонях его желтела тусклым пятном та самая лампадка.
- С возвращением, - проговорил он и протянул руку. - Или ты с нами, или мы без тебя.
Давид жадно схватился за неё.
* * *
Мариус нетерпеливо ёрзал на подстилке, уже предчувствуя, что Родион сообщит сейчас что-то такое, что разрушит его представления о религии, времени и вселенной. Но старик молчал. Кимико тоже не проронила ни слова, и Давид понимал, почему: они оба испытали нечто похожее. То, что преследовало их на третьем уровне; то, что было в том самом сарае; да даже то, что поджидает их там, снаружи - всё это, определённо, одного горшочка каша. «Проклятье... Зря ты ёрничать начал, Дэви. Из таких передряг так просто не выбираются... - думал он, разглядывая смятую пачку сигарет. - Как говорится, ты слишком далеко зашёл. Поздно пить Боржоми... Одно я знаю точно: кем бы ни был этот дедуля, стоит держаться к нему поближе. Он явно шарит, что к чему. Может, пора тоже поверить в силу звёзд и чакру космоса? Гороскопы почитать? Опять ведь повезло. Может, у овнов белая полоса? Или кто я там, козерог, телец...» Повисшая в палатке тишина была тяжела, как мокрая простынь в прачечной.
- Привычный нам мир катится в пропасть, - наконец подытожил Родион.
- Да ладно?.. - с жаром подметил Мариус, собирая рассыпанный табак в кучку. - Мне кажется, он уже скатился. И не в пропасть, а в кое-что другое. Поглубже, потемнее и уж точно посквернее.
На сухом лице монаха не дрогнул и мускул. Даже зуб не блеснул серебром.
- Что произошло в «Союзе»? Вы выбрались на день позже, чем планировалось.
- То есть как это «планировалось»? - Давид повернулся к Кимико. - Вы типа заодно?
- Исключено, - коротко ответила та.
- Откуда тогда он знает наши имена? Откуда разнюхал про побег?
- Можете мне не верить, но я и сама вижу его впервые.
- Думаю, самое время всё объяснить, - вставил Родион, протирая рукавом лампадку. - Но только при одном условии: сначала вы расскажете мне о том, что произошло в тюрьме. От начала и до конца. А затем я поведаю вам, что к чему. По крайней мере, попытаюсь.
Мариус уже хотел смириться и даже открыл рот, но Кимико его опередила. Спустя мгновение он понял, к чему такая спешка: девушка начала историю с диалога со своей двойняшкой из будущего, но ни одно слово в её повествовании не указало на её необычное раздвоение и на совершенные ею злодеяния. Давиду этот момент польстил - он даже посчитал себя особенным и не стал перебивать и раскрывать все карты, лишь изредка вставляя едкие комментарии по поводу и без. «Пускай не признаются, если полагают, что так лучше... - прикинул он. - Я выдавать не стану. У меня и у самого есть, о чём помалкивать». Когда Кимико закончила, палатку вновь наполнил грохот тишины. Той тишины, от которой трясёт и прошибает в пот; той, которая обещает молнии.
- Вы слыхали о «Квазаре»? - выпадом спросил Родион.
Лицо Мариуса вмиг стало серьёзным, словно в его мозгу сработало мимическое реле.
- Наслышан. Религиозные фанатики, что живут в самом сердце Антарктиды. Во время войны наш вертолёт пролетал мимо их цитадели. Ходили слухи, что они нелюдимы и мрачны, а кто-то из сослуживцев утверждал, что они не брезгуют жертвоприношениями. Но, опять же, всё это лишь слухи: лично я с этими ребятами дел не имел.
- Теперь придётся, потому что я - один из этих «ребят». И всё это - не слухи.
Давид с Кимико переглянулись, как подозреваемые на допросе.
- Наша религия насчитывает историю в несколько столетий. Квазариане никогда не стремились нести своё учение в массы, ибо сила просветления настолько внушительна, что многие попросту не в состоянии смириться и принять знание как неоспоримую истину.
- Признаться честно, я до сих пор не принял то, что снаружи, - поддакнул Мариус. - То, что пыталось сожрать нас в «Союзе»... эта дрянь из самых низов преисподней. Хуже некуда.
- Поверьте мне, есть. В то время как другие религии призывают человека неким образом прийти в итоге к вечной жизни, будь то рай или ад, вечной жизни, как таковой, не существует и существовать не может. Вечности нет, есть лишь циклы. Нас окружает замкнутый мираж, а люди являются проекциями единого сознания. Частями чего-то великого, считающими себя субъективными единицами и изначально обречёнными на полёт в бездну небытия.
- Я не страдаю религиозностью: даже к Будде я отношусь скептично. А твоя история и вовсе походит на байку обдолбанных хиппи. И да: что-то похожее мне заливал... - Мариус подмигнул Кимико, - наш пришибленный дружок Фрост.
- Возможно, я решил подойти не с той стороны. Что ж, попробуем иначе.
* * *
В истории каждого человека есть момент, когда его жизнь совершает кульминационный поворот.
И я - не исключение.
Я родился в Москве в начале двухтысячных. В день, когда нога прошлого тысячелетия ступила на землю, дабы оттолкнуться и сделать следующий шаг. 01.01.01. Несмотря на эти числа, я никогда не считал себя особенным. Сын бизнесвумен и адвоката, понятия несчастья и бедности были мне чужды. Лотерея судьбы оказалась благосклонна и в то же время хитра: выросший в роскоши, я не мог похвастаться духовным внутренним миром или прилежным воспитанием. Слуги, престижная гимназия, платное отделение Московского авиационного института - всё это далось мне с помощью родителей. Я плевал на чужие проблемы; не ценил время и абсолютно не ценил жизнь. Я был тем, кого сейчас бы назвал «заблудшим сознанием».
Эгоист в корне, я бы в жизни не поверил, что когда-то стану другим.
Столица била молотом блуда по моему тогда ещё неокрепшему разуму. Я старался посещать все возможные клубы и тусовки, и даже наркотики стали неотъемлемой частью повседневности. Жажда похоти и самоудовлетворения бурлили во мне, как лава в жерле вулкана, а уж вопросы вечности и вовсе меня не интересовали. Однако всё изменилось. Быстро. Резко. Неожиданно. В тот зимний вечер я и ещё трое моих друзей направлялись на закрытую вечеринку, в гости к одной модной столичной диве из нашей тусовки. Нам удалось достать новый наркотик по просто мизерной цене, поэтому я уже предвкушал всю сладость предстоящего вечера. Сидя в салоне «Каймана» и устремив мечтательный взор в окно, я и помыслить не мог, что впереди кем-то свыше для меня уже уготованы перемены.
Когда я заметил на заснеженной обочине одинокую фигуру, изливающую из себя ярчайший свет, я посчитал, что это - лишь горячка, пронзившая мой алкогольный разум. Но фигура снова возникла на обочине. И снова. И ещё раз. И ещё. Она возникала предо мною едва ли не на каждом светофоре. Я взволновался не на шутку и попросил друзей сказать мне, видят ли они это светящееся создание, но они лишь рассмеялись и повертели пальцами у висков. Больше фантом не появлялся, и я даже ненадолго забыл про него.
Но очень скоро он вернулся.
Уже спустя час, находясь на той самой вечеринке, я измельчал кристаллы на дорожки кредитной картой родителей. Дорогу молодым. Сигаретный смрад и голодные взгляды обступившей меня молодёжи - впервые за долгое время я чувствовал к самому себе отвращение. И тут я заметил этого необычного визитёра снова. За окном, на балконе. Оставив стол на растерзание, я зашагал в сторону видения. Меня кто-то окликнул. Предложил сначала принять и только потом пойти отдыхать, но я не остановился. Выйдя на балкон, я замер, не в силах поднять руки и прикрыть глаза от стегающего по ним блеска. Призрачное видение имело очертания человека. Мерцающий светом ангел, вобравший в себя все звёзды и созвездия. С меня ростом, он просто стоял и смотрел на меня. По крайней мере, создавалось именно такое впечатление: его лица, не говоря уже о каких-либо чертах, я разглядеть не сумел. Я попытался к нему прикоснуться и ощутил тепло, так и струящееся от него волнами. Так значит, он есть на самом деле? Не призрак?.. В тот момент мне казалось, что все проблемы, все страхи и даже ноющая в сердце неприязнь к обыденности покинули меня - это было похоже на те самые наркотики, но по настоящему. Взаправду. Я желал, чтобы это великолепное чувство покоя не покидало меня, и простоял перед ним может пять минут, может десять, а может и целый час. Стоял, пока меня не вернул в реальность донёсшийся из гостиной женский крик.
Семь смертей за семь минут. Пена у рта и скрюченные позы - все это говорило о токсикологическом отравлении. Торгаш чертовским порошком позабавился на славу: вместо чистой гадости он толкнул нам какую-то дикую смертоносную смесь. Качели, или Антверпенский коктейль. Как-то так потом написали в бланках судебно-медицинской экспертизы. Разумеется, в моей крови ничего, кроме алкоголя, не нашли. Да и родители постарались, чтобы я остался в тени произошедшего. Можно сказать, что жизнь мне сохранило какое-то нелепое, какое-то мистическое стечение обстоятельств. Как-то так я оправдывался перед самим собой, опасаясь взглянуть правде в глаза: никак не связанный с духовностью и религией, я не планировал менять привычное течение жизни.
Однако сделать это всё-таки пришлось.
Фантом начал являться ко мне чуть ли не каждый час. В общественном туалете, в офисе, в супермаркете. Куда бы я ни шёл, он просто следовал за мной - его не замечал никто, кроме меня. Он стоял рядом, когда я ложился спать и когда просыпался. Вечером, посреди ночи, утром. За месяц он не проронил ни слова: подобный безмолвному ангелу-хранителю, он будто пытался мне что-то сказать. Хотел что-то донести до меня, подать знак, но не решался или же не мог этого сделать.
* * *
«Теперь ясно, чего он так прицепился к моему пакетику, - подумал Давид, разглядывая мозолистые подушечки пальцев. - Тут я с ним не спорю: подвальные химикаты - это на любителя. Но я ж за натуральность. Наркотик наркотику рознь. Синтетику принимаю, только если вообще голяк».
- А как насчёт психиатра? - с наигранным волнением поинтересовался Мариус. - Наведался бы к белым халатикам. Мало ли, вдруг от наркоты крыша поехала, вот всякая ересь и мерещится.
- Тот же вопрос я могу задать и тебе, - с наивысшей степенью спокойствия ответил Родион. - Похоже ли то, что ты увидел снаружи, на наркотический бред? И если похоже, могут ли находиться в одинаковом бреду сразу несколько человек?
- Так вас потом несколько стало?
- Именно так.
* * *
Разумеется, наведаться в клинику было бы не самым разумным решением. О необычном явлении я никому рассказывать не стал: ни отцу, ни матери, ни даже приятелям. Происходящее не давало покоя, но не столько беспокоили меня визиты незнакомца, сколько начавшиеся внутри перемены: мысли о возможной смерти вызывали к былым деяниям всё большее отвращение. Я прервал общение со знакомыми. Стал замкнутым, но уверенным. Я будто понял, что мне следует делать; понял, что меня ждёт впереди и к чему это должно привести.
Поиски в интернете не принесли никаких результатов. Да и согласитесь: какие запросы я мог вбить в поисковую строку? «Светящееся создание»? «Дух спасителя»? «Источающий свет мираж, сохраняющий жизни»? Что бы я ни пробовал, всё это приводило к едким советам завсегдатаев интернета вступить в сообщество Свидетелей Иеговы. В такие моменты я оглядывался в ожидании не увидеть фантома и согласиться с ними, но тот, как и прежде, стоял рядом.
Его безмолвный призыв я мог понимать как угодно.
Однажды мне всё-таки удалось сдвинуться с мёртвой точки: на одном из форумов мне ответила девушка. Ее звали Юля. Серьезность её намерений ощущалась даже в цифровых посланиях - она начала задавать мне вопросы. Где я впервые встретился с фантомом, при каких обстоятельствах, что произошло потом, как часто он появляется. Я расписал ей всё в подробностях. От начала и до конца. Во мне впервые заискрилась надежда выяснить, что к чему и кому я, собственно, обязан спасением. Когда я закончил, она поведала мне свою историю. И стоит отметить, она практически ничем не отличалась от моей. Разве что её гибель могла оказаться не менее ужасной: она бы утонула во время байдарочного тура, если бы не опять уже знакомый нам фантом. Самое удивительное, что произошло это с ней в тот же день, что и со мною. Все вопросы отпали враз: мы определённо как-то связаны друг с другом. И не исключено, что таких, как мы, больше.
На следующий день, рано поутру, я вылетел в Новосибирск - к Юлии.
Необходимо всё обсудить с глазу на глаз.
Она встретила меня в аэропорту. Почему-то в вечно спешащей толпе я узнал её моментально: отрешённый взгляд напоминал мне свой же взгляд в зеркале. Её глаза переполняла величественная задумчивость, а гладкие пепельно-белые волосы походили на заснеженную вершину. Я сразу же заметил стоящего рядом с ней фантома. Точь-в-точь, как и мой. Ещё до того, как мы поздоровались, произошло чудо: оба наших призрака слились в одного. Более яркого. Ещё более величественного и светлого.
Спустя полчаса мы сидели в кафе аэропорта и молчали. Она допивала уже третью чашку кофе, я же не притронулся даже к первой. Мы не знали, как поступить дальше. Дух стоял рядом со столиком: иногда посетители проходили рядом с ним, а иногда даже сквозь него. Несмотря на это, я чувствовал, что должно произойти что-то ещё. Состояние потерянности и туманная апатия переполняли меня в тот неловкий момент. Я уверен, то же самое происходило и с Юлей. И когда, казалось, наша на первый взгляд бессмысленная встреча должна была подойти к концу, наш теперь уже общий фантом выплыл из кафе и направился к расписанию рейсов. Расплатившись за кофе, мы с заметно обрадовавшейся Юлией бросились следом за ним. Трудно описать моё удивление и весь мой восторг, когда фантом наконец-то подал знак: он воспарил над полом и подлетел к табло, а затем указал пальцем на один из рейсов. Якутск. Вылет через два часа. Я не знаю, какой была бы реакция любого другого человека, но я тут же направился к кассам и купил билеты. Первый класс. Как себе, так и Юлии: её твёрдая преданность происходящему воодушевила меня не останавливаться на достигнутом и выяснить, наконец, что к чему. Но в первую очередь: зачем? Возможно, мы просто хотели приблизиться к чему-то глубокому и великому. Возможно, до конца познать самих себя. Но... разве так это делается? И наша собственная ли на это воля?
В самолете меня одолевали тягостные размышления: я плюнул на всё. Бросил родителей и работу, бросил друзей. Да, я стал другим, стал гораздо лучше. Но ведь всё должно было произойти совсем не так. Я боролся и взывал к своему рассудку.
- Юль, ты не жалеешь?
- А о чём я должна жалеть?
- О том, что поступаешь так. Что-то врывается в твою жизнь и меняет её на корню.
- Если бы оно не ворвалось и не поменяло наши жизни, мы бы погибли. Выбор невелик: либо мы выясним, почему это произошло, либо не оправдаем их надежд.
- Чьих надежд?
- Тех, кто спас нас. Те, с кем ты мог погибнуть - их они не спасли. А тебя - да. Разве это не повод?
Я тяжело вздохнул и нарисовал на запотевшем иллюминаторе кольцо.
- Но ведь получается замкнутый круг...
- Согласна. Именно поэтому всё в нашем мире и взаимосвязано. Просто смирись.
- В том-то и дело, что не могу. Как тебе это удается?
- Люди умирают ежедневно. Погибают в катастрофах, от болезней, насилия и старости. Нас семь миллиардов, когда-то подойдёт к концу срок каждого. Что же будет после, они не узнают. Нам же выпала возможность узнать. Двоим из семи миллиардов. Разве это не стимул?
Её слова подействовали на меня, как лекарство. Сравнивать себя с другими - иногда это действительно помогает. Выходит, я особенный. Мы с ней особенные. Я посмотрел на духа: он стоял в проходе. Сквозь него проскользнула стюардесса. Поймав на себе мой сухой взгляд, она поинтересовалась:
- Желаете что-нибудь?
- Выпить желаю. Есть у вас ликёр?
- Самбука.
- Несите.
- А вам, девушка?
- То же самое. И два пирожных, будьте добры... - Юля подмигнула мне и вернула взор в ночь иллюминатора.
Незадолго до прибытия нас разбудила та самая стюардесса. Выпили мы мало, но лично мне после долгого воздержания хватило с лихвой. Не успел я спуститься по трапу, а по моему лицу уже стегали плети морозного циклона. Затянутое матовой пеленой, равнодушно-серое небо Якутска слепило бледными спектрами. И только здесь я впервые взглянул на происходящее иначе.
Это начало. Рождение нашего путешествия к самопознанию. Нашего пути к пока ещё не познанной истине.
Спустя сутки мы сидели в салоне пузатого, прыгающего по ухабам и колдобинам, автобуса. На этот раз фантом оказался на удивление щедрым: он действовал настолько резво, что мы с трудом за ним поспевали. Сначала он воспарил в сторону вокзала и велел нам купить билеты на поезд до Покровска; по прибытии туда он провёл нас к автовокзалу и указал на едва ли не самый дальний рейс - село Угуум, что вблизи Сырдаха. Выполняя все его указания, я не переживал из-за того, что поеду туда впервые; что земли эти глухи и неизведанны. Я словно плыл вдаль от берега, зная, что возвращаться назад не надо, и что там, в центре реки, озера или даже океана, меня встретит лодка. Преодолевать точку невозврата приносило мне блаженное удовольствие. Людей в автобусе почти не осталось: последние четыре места занимали я, Юля и два огромных рюкзака, которые мы купили в магазине туристического снаряжения, забили продуктами, ночниками, одеждой и прочими полезностями. Не знаю, решился ли бы я на такой путь в одиночку, но рядом с Юлей меня наполняла уверенность. Несомненно, для неё я был чем-то подобным. Опора для опоры.
«Зачем молодая парочка едет в такую глухомань, да ещё и в столь студёную погоду?» - водитель наверняка задал себе этот вопрос не один раз. Но билеты были оплачены, и ему пришлось везти нас до конечной. Почти оплачены: видению мы билет покупать не стали. Оно сидело за водителем и ни разу к нам не обернулось. Я переживал, и единственное, что на меня благотворно действовало - возможность поговорить с Юлией и излить ей душу.
- Я вот всё думаю: а как мы будем возвращаться? - безучастно спросил я, глядя, как рассеиваются тучи, а небо пунцовеет над впитавшими солнце лесами.
- Не думаю, что мы будем возвращаться. А ты?
- Тоже. Просто хотел убедиться, что мы оба готовы к дороге в один конец.
- Иногда конец - это лишь начало нового пути, - заключила Юля. - Мы справимся, Родиоша. Справимся.
- Надеюсь, что так.
Время от времени она смотрела на меня с каким-то ожиданием. А потом опускала голову и, казалось, целиком погружалась в мысли.
На конечную мы прибыли только к восьми вечера. Угуум состоял из пары десятков хижинок, зарывшихся в снег по самую крышу. От остова остановки так и веяло духом досоветского коммунизма. Я точно нырнул в прошлое. Три косых столба дыма, вздымающихся над селом, были здесь единственными признаками жизни. Призрак направился в сторону ближайшей избы.
Нацепив рюкзаки, мы с Юлей проследовали за ним.
Сидящая на цепи лайка облаяла нас, будто не гавкала ни на кого долгие годы. Я обошел её вдоль забора и постучался в дверь. Открыла пожилая женщина в пёстром палантине и с клюкой в два раза выше неё. В её венах, вне всяких сомнений, текла старожильская якутская кровь - об этом говорили как слегка косоватые глаза, так и хрупкие, практически неразличимые черты лица. Старушка взглянула на нас, как смотрит предприниматель на внезапно нагрянувшую налоговую инспекцию.
- Вы хто будете? За оброком пришли аль недоимки у меня?
Видение просочилось сквозь неё и залетело в дом. Я же решил дождаться приглашения.
- Вечер добрый. Простите, что беспокоим вас... - на мгновение я замолчал, поймав на себе пристальный взгляд её подслеповатых голубых глаз. - Нам нужна помощь.
- Вы, видать, не из тутошних. Шукаете кого?
- Не совсем так. Мы исследователи... - я выдумывал на ходу: не сразить же мне её фантомами, пророчествами и тому подобным. Юлия стояла позади и молчала. - Если быть более точным, то геологи. Нам нужны лыжи, чтобы продолжить путь. Может быть, у вас найдутся две ненужные пары? Или снегоступы? Полагаю, у вас тут они - не редкость... Я готов заплатить.
- У нас на станице путники редкость.
- Поверьте, мы не грабители.
- Пущи тут дикие, - прогнусавила женщина. - Чужаков не жалуют.
- Если вы не можете нам помочь, то мы уйдём.
Старушка сохраняла ледяное молчание; затянутые пеленой глаза так и сдавливали душу. Но я не дрогнул, не замялся, не смутился - фантом привёл нас сюда, а значит, мы у цели. Мы движемся исключительно в верном направлении, и никак иначе. И тут из-под юбчонки хозяйки выглянул серый котёнок с хвостом-закорючкой. Юля опустилась на корточки и провела ладонью по его шёрстке; тот тут же замурчал.
- Ой, какая кисонька. Какая у вас красивая, милая кошечка.
Старушка опёрлась на посох и осклабилась:
- Кот енто. Мурзик его имя… Вас самих-то как кличут?
- Я - Родион, а она Юля.
- Добре, проходите. Меня Дуная звать... - махнув на комод, она добавила: - Только боты снимайте. И снегу в избу не нанесите. Мурзик, поди сюды, не лезь в колотун.
Хата была обустроена в духе совхозных традиций. На стенах висели многочисленные ковры; из-под горы одёжек и тканей выглядывала педальная швейная машинка; в одном из углов зала висели иконы. Почти полностью обклеенный наклейкам из жвачек, старый советский холодильник гудел как трансформатор. Мурзик запрыгнул на сервант и стал наблюдать за нами с присущим котам равнодушием. Наш фантом стоял рядом. От печи так и веяло жаром. Дуная скрылась за ней и вскоре вернулась с огромным самоваром. Вскоре мы сидели за столом и попивали из блюдечек какое-то отдалённо напоминающее чай варево.
- Лыжи, молвите? Куда ж вы собрались в такую-то стужу? У нас тут чащи одни кругом.
Мы с Юлей переглянулись. Я облизал обожжённые с непривычки губы. Уже собирался в очередной раз выдумать отговорку, но на этот раз инициативу решила проявить она:
- Мы прибыли в поисках полезных ископаемых. На нашем навигаторе отмечены точки, в которых, предположительно, находятся залежи. Нужно взять образцы и...
Закашлявшись, старушка поставила блюдце на стол; котёнок запрыгнул к ней на колени и свернулся в клубок.
- Для геологов вы больно молодые. У вас не то, что лыж; у вас даже лопат с собой нема. Я-то старая, да, но житья повидала. И враки за версту чую. Церковь ищете?
Я чуть не поперхнулся. Кхекнул, пролил немного питья на штаны - боль прожгла колено.
- Церковь? - пойманная на лжи Юля даже не покраснела. – Расскажите про неё.
- Вы не первые ужо, хто к нам на посад заглядывает. Путники заходят чуть ли не каждый год. Обычно по трое, по двое. Всегда молодые и на туристов не похожи. Как вы прямо. Поблукают, поблукают - и на восток уйдут. Словно уводит их хто. Про храм мы тогда и не ведали. Думали, молодёжь забавляется... А год-два назад наведались к нам люди странные. Может, с десяток. Может и два. На вездеходах, конях снегоходных, на витязей больше смахивали. В касках да в окулярах. Двое в масках на всё лицо. Кресты у них на грудях иноземные, ажно дрожь пробирала. Детина пришёл с ними. Ростом в три аршина, коль не болей. Ужасные эти люди, кошмарные - холодом от них веяло могильным. Расспрашивали про монастырь. Угрожали забить и пожечь хаты. Прям як фашисты. Мы им показали, куда путники уходили, они и убрались. Больше мы их не видали, и слава Богу. А теперь вот снова вы...
- И что? – я опёр голову на руки, вмиг забыв про пролитый чай. - Они нашли ту церковь?
- Может нашли. А может и не нашли, - старушка перекрестилась. - Один Господь знает.
- Уверена, нам тоже в этот храм, - предельно внимательно сказала Юля.
Опустив Мурзика на пол, Дуная опёрлась на трость и встала:
- Добре. Есть у меня то, что вам нужно. В сарай схожу - будуть вам снегоступы.
Вскоре она вернулась с двумя парами широких лыж. Я тут же достал из кармана кошелёк:
- Сколько мы вам должны?
Старушка вялым взмахом руки велела мне спрятать бумажник:
- Это мужа. Раньше он ходил с ними на охоту, а опосля того, как отошёл на свет иной, они без дела стоять. Прогнивают только. Уж лучше они впрок кому пойдут.
- Спасибо вам огромное, - Юля обняла Дунаю.
Я медленно поднялся на ноги: казалось, что ставшие очевидными связи вдруг рассеются дымом у меня на глазах. Церковь - отмеченный гостеприимной старушкой пункт назначения воодушевил меня поспешить и закончить начатое.
- Чай был очень вкусным, спасибо... Ну что, Юль, выдвигаемся?
- Да, пора бы.
- Окститеся! Куда ж вы пойдёте-то, на ночь глядя? Оставайтесь. Переночуете, а с утра в путь. Я вам на печи постелю. Места всем хватит. И мне, и вам... - она почесала котёнка за ушком. - И даже Мурзику.
Долго уговаривать нас не пришлось. Более того, фантом явно не собирался покидать избу.
Значит, с отбытием придётся повременить.
На улице уже стемнело. Мои мысли витали в тёмной пустоте за исписанным морозными узорами стеклом. Бессонные веки слипались - иногда я проваливался в беспамятство, но вырывал из него треск дров да искры, мелькающие за приоткрытой дверцей печи. Юля спала. Дуная задула свечи и заперлась в комнате, оставив нас с духом наедине. Изба погрузилась в молчаливый сон. Я смотрел за окно, пытаясь разглядеть отражение своего лица. Какое оно? Измождённое. Излучающее надежду? Или тревогу? Не знаю. Чем дальше я заходил; чем больше я уставал; чем глубже я нырял в этот водоворот неизвестности, тем больший покой меня наполнял. Подобно космонавту, фал которого оборвался, я тонул в бесконечности пространства. Эта бесконечность убаюкивала меня.
Мы проснулись ранним утром и даже не успели поблагодарить Дунаю за ночлег: видение дождалось, пока мы оденемся, и сразу же отправилось в путь. Погода благоволила нашему путешествию. Сливающиеся в тропу блики солнца отражались от простирающегося до горизонта снежного поля. Верхушки сосен сияли на свету. Снегоступы скользили с удивительной лёгкостью - лишь полосы, тянущиеся позади, оставались напоминанием о том, что мы движемся, а не стоим на месте. Когда мы достигли опушки, пошёл снег. Он падал не спеша, не торопясь ложился наземь. Солнце затянуло оловянной пеленой, а голые стволы елей дрожали от холода. Смена погоды нисколько меня не испугала. Пробираясь сквозь заросли кустов и утопая в сугробах, мы двигались по прямолинейному маршруту, иногда даже обгоняя духа. С потревоженных ветвей ссыпались охапки снега. Пару раз рядом, чуть ли не на расстоянии вытянутой руки, проскакал заяц.
Спустя несколько часов мы добрались до глубокого обрыва. Каменистые берега скалили отточенные водами клыки, а меж ними вилась узенькая речушка. Фантом просто-напросто перелетел на ту сторону, после чего развернулся к нам и замер. Я присел на корточки, чтобы перевести дух:
- Фух... Недурно... Нам такое вряд ли получится провернуть.
- Такое - да, а вот перебраться - вполне возможно.
Только осмотревшись я догадался, что Юля имела ввиду. Поваленная сосна, виднеющаяся неподалёку, великолепно бы сыграла роль моста. Достав из рюкзака нож, я воткнул его в ствол и начал осторожно передвигаться вперёд, хватаясь за сучья. Подо мной угрожающе бурлила вода. Я старался не смотреть вниз: сталкиваться с подобными ситуациями мне прежде не доводилось. Только сейчас я понял, что со стороны этот сосновый ствол выглядел гораздо надёжнее, нежели отсюда. Юля поступила как и я: вооружившись походным кортиком, она поползла следом. Тягучий скрип вынудил нас замереть в самом разгаре переправы - в эту же секунду дерево издало стон и просело. Левая рука от неожиданности соскользнула, но правая сработала на ура - пальцы впились в трухлявую ветку. Сердце тут же заколотило барабанный марш. Сзади послышалось кряхтение:
- Родиоша, помоги-и-и...
Я обернулся: Юля почти сползла со ствола. Если бы не прикупленный в Покровске нож, она бы уже летела в пропасть. Рюкзак тянул её вниз, прямо на гранёные валуны. Я попытался развернуться, но лямки ранца и спальный мешок не позволяли этого сделать. Колебания покинули меня, не прошло и секунды: избавившись от вещей с помощью ножа, жёсткими, негнущимися пальцами я схватил Юлю за руку и потянул её вверх. Сам начал соскальзывать. Пару раз хлестанув ножом, я проделал то же и с её грузом - ещё даже не распакованные вещи канули на дно пропасти. Как только Юле удалось оседлать сосну, мы перебрались на другую сторону. За всё это время даже словом не обмолвились, лишь сбивчиво дышали и шмыгали носами. Фантом дождался нас, а затем двинулся дальше. Мы, должно быть, шли за ним очень быстро, так как у меня возникало чувство, будто мои ноги налились свинцом, а мышцы онемели. Без лыж шагать оказалось в разы тяжелее, но мысль о том, удастся ли нам пережить ночь без еды и вещей, пугала ещё сильнее.
Где-то над головой ухнула сова. Морозный ветер завывал, как волк. Уже успевший затвердеть снег резал по ногам острой коркой. Мы брели по мрачному лесу, и я чувствовал, что силы на исходе. С каждым шагом окоченевшие суставы стонали всё больше. Юлия шагала позади. Уже дважды я помогал ей встать после того, как она, уставшая, голодная и обессиленная, падала в сугроб. Когда это случилось в третий раз, я даже не смог согнуться к ней: стужа прошивала меня насквозь. Веки слипались. Когда же наш проводник исчез в деревьях, я понял - всё, итог. Какой был смысл во всём этом? Уснуть навечно в недрах тайги - неужели наш путь должен был закончиться именно так? Я упал рядом с ней, пытаясь не кануть в ледяную дремоту. Глупо. В тот момент я потерял веру в мир. Вся та уверенность, что наполняла меня доселе, испарилась. В конце концов, я умер давно. Я сказал Всевышнему «спасибо» за предоставленную мне фору и провалился в гипнагогию бессознательного, так и не услышав в ответ «не за что».
Когда я пришёл в себя, моё измотанное тело было погружено в горячую воду. Перед глазами стояли облака пара, а в ушах звенела чудесная музыка поющих чаш; она то и дело прерывалась, и тогда в ход шло затяжное пение, напоминающее хоровые молитвы тибетских монахов. Тесная, но с очень высоким потолком, парильня была полностью обделана досками, на которых ровными рядами темнели сотни незнакомых мне иероглифов. Нет, я не знал корейский, хинди или японский, но выглядели они точно не как те. О сомнениях в тот момент не могло быть и речи: храм принял меня.
Я находился там, где должен находиться.
- Рад видеть тебя, брат, - послышалось за спиной.
Позвоночник ещё сводило от холода, но я нашёл в себе силы, чтобы оглянуться: за мною сидел монах в бордовой робе. Он благоговейно стянул с головы капюшон и поклонился. Его молодое гладко выбритое лицо излучало радушие.
- На тебя пал выбор Квазара, Родион. Для него было великой честью сопровождать тебя в наш дом. Моё имя Тхонми. Я - настоятель этого монастыря. Вы с Юлией прошли долгий путь, чтобы оказаться среди нас. Теперь вы станете частью нашей семьи.
Я молча кивнул, а от сердца будто отлегло: её спасли, как и меня.
- Ты заслужил отдых. Церемония посвящения начнётся в полдень. Мы ждём вас.
Собрав все силы, я смог выдавить из себя лишь еле слышное:
- Спасибо вам.
Монах встал и, сложив руки на груди, покинул меня. Когда подол его одеяния скрылся за дверью, я улыбнулся. Видение так и не появилось, но я чувствовал: оно где-то рядом. И на этот раз его видят не только два запутавшихся в себе человечка. Подобных нам здесь много. И нас здесь полностью понимают.
* * *
Упоминание Родионом явившихся к бабке боевиков с крестами подействовало на Давида, как катализатор: тот украдкой посмотрел на Кимико. Японка сохраняла молчание, но он успел заметить, как вздрогнули её губы, а шрамик будто налился кровью. Мариус задумчиво почесал за ухом:
- Как-то уж слишком гостеприимно для фанатиков... - рассуждал он вслух. - Даже если монахи, притащившие вас в монастырь, оказались воплощением доброты и радушия, то о каких тогда жертвоприношениях может идти речь?
Лёгкость пропала из интонации Родиона; он говорил как ведущий, глаголющий очевидную истину.
- Мне бы не хотелось забегать вперёд, но в нашем случае убийство нельзя назвать злом. Тем более если оно совершено с согласия убиваемого. Зная, что будет после, оно и вовсе превращается в рутинный ритуал.
- Выходит, молчаливый светлячок привёл вас в тайный клуб смертников?
- Аокигахара Дзюкай, - прошептала Кимико. - Лес самоубийц у горы Фудзи.
- Жизнь, как и смерть, являются абстрактными совокупностями нашего существования. Жизнь - это лишь недолгое мерцание во мраке, а смерть - возвращение к изначальному состоянию.
- Гм, ну про это мы все слыхали, и не раз. Рай, ад, что там ещё?..
- Тонкий мир, чистилище, нирвана, - вновь дополнила Кимико.
Давид щёлкнул пальцами:
- Или банальная могила.
- Всё это лишь гипотезы, - Родион повернулся к девушке. - Насколько я знаю, ты любишь факты. Могу предоставить таковые.
- Я была бы крайне признательна.
- Тогда попытайся сопоставить все свои научные представления с тем, что я сейчас поведаю.
Монах поднёс руки к лампаде и накрыл крохотный огонёк ладонями: в палатке стало так же темно, как снаружи.
- В далёкие времена; в такие, когда не существовало ни времени, ни света, ни даже материи; когда не существовало ничего, что способен представить разум, была лишь пустота. Изначальное, первородное ничто. Немыслимая бездна. Неисчерпаемая тьма... И нет пределов его границам - наполненное неким смыслом, полное отсутствие всего заполняло собою всё возможное пространство. Не живая, не мёртвая, но обладающая разумом, эта бесконечная пустота грезила мечтой узнать, в чем её предназначение... однако сама мысль о том, что есть что-то ещё кроме неё, что есть что-то внутри неё, порождала в ней лишь ещё большее желание шириться, утоляя нестерпимый голод. Она раз за разом окутывала уже принадлежащие ей просторы вечным молчанием. Единственное, что есть с момента появления, эта мгла считала себя Господом. Считала, что её возникновение и её одиночество - нечто само собой разумеющееся. То, что когда-то произошло и теперь будет происходить вечно. То, что стало началом и никогда не станет концом. И даже не видя тех, кто мог бы с ней заговорить, пустота дала себе имя. И имя ей было Гвонва. «Ничто и всё».
Родион убрал ладони с лампадки: слепящий блеск свечи вонзился в зрачки слушателей.
- О да... - Мариус прищурился. - Самое время для легенд в стиле Discovery.
- По свойствам напоминает тёмную энергию, - произнесла Кимико; с её бледного, будто слепленного из папье-маше, лица до сих пор не сошла испарина.
- Что ты имеешь в виду, крошка? То, о чём толкует старпёр - это то, что было до большого взрыва?
- Не совсем так.
- А потом появилось светило, - продолжал Родион. - Оно возникло в самом сердце Гвонвы. В самом его центре: там, где взяло начало его победоносное шествие по просторам безграничности. Лучи света пронзали Гвонву, рассекая его пустоту, но вскоре угасали. И пускай они занимали лишь его мизерную часть, тот был удивлён и в то же время возмущён: отвлечённый от мыслей о собственном величии, он понял, что его эгоцентризм – иллюзия; что может существовать нечто и кроме него. Нечто, что находится внутри него, но не является его частью. То, что может попытаться с ним бороться и в итоге одержать победу. И Гвонва дал свету имя - Квазар. «Источник».
Давид уже успел разворошить смятую пачку сигарет и теперь с сосредоточенным видом заворачивал табак в самокрутки:
- А это, судя по всему, и есть тот самый большой взрыв... Окей, если пустоту осветил Квазар, то чего она тогда не исчезла? И как она мыслит, эта мгла? Почему её увидеть нельзя? Телескоп взял да и разглядел. Даже если появилось это светило, а затем и мы, должно же возникнуть время, не так ли? Какая-то уж слишком примитивная легенда, мой лысый друг.
- Если мы чего-то не видим, нет никаких оснований утверждать, что этого не существует, - Кимико опёрла голову на руки, а лицо её изобразило глубокое раздумье. - Достаточно представить себя двухмерным существом, обитающих в таком же плоском двухмерном мире. Вообразите себя сантехником Марио, мистер Мариус. Вы способны двигаться вперёд и назад; вы можете прыгать и приседать, но не более. А теперь представьте, что через ваш плоский мир проходит сфера. Сначала вы увидите точку, потом она расширится в кольцо, а потом снова сузится до точки и исчезнет. Наши физиологические возможности ограничивают призму восприятия. Без математики вкупе с пространственным мышлением мы способны увидеть лишь разрозненные грани истины.
- Так витиевато тупым меня ещё никто не называл... - с горечью пробубнил Давид.
- Существует теория, что кроме всем известных четырёх измерений имеют место ещё семь. Нечто подобное я узнала, пролистывая трактаты по теории струн. Это было очень давно, ещё в восьмом классе. Я бы разделила ваш ироничный скептицизм, но в документах, присланных Старшей, описывалось нечто подобное. И принципы действия обеих её программ построены на подобных умозаключениях. Если попытаться размешать доводы Родиона с наукой и добавить щепотку работ философов-солипсистов, то можно предположить, что наше единое сознание состоит из волн. Волны движутся от источника во тьму и затухают, обретая при этом свойства видимых частиц - привычного мира. Корпускулярно-волновой дуализм.
- Не пытайтесь строить картину, опираясь на знаниях извне. Научные термины лишь усложняют понимание нашей сущности. Создайте представление о реальности с чистого листа. То, что мы видим и когда-либо видели; всё это, весь наш мир от первого вздоха до последнего - лишь заряд знаний, который дал нам Квазар в самом начале нашего пути. Удобная оболочка для логического существования ума. Мир выглядит совсем иначе. Наша индивидуальность иллюзорна. Мы и есть Квазар. Мы и есть те самые лучи. Я. И ты, Давид. И ты, Кимико. Все люди. Мы все - лишь пучок великого света, что обречён на уход во мрак. Один является всеми, все являются единым. Сила Квазара отталкивает нас от себя, создавая время. Гвонва противостоит ему, обрекая нас на гибель. Квазар многолик, но цикличен. Гвонва един, но вечен. С незапамятных времен есть лишь они двое. Жизнь отправляет смерти подарки, а смерть оставляет их себе навсегда. В этом и заключается суть мироздания.
- Закон сохранения энергии, - Кимико пожала плечами. - Простите, но я всегда опиралась на науку. Мне всё-таки проще с ней.
Родион зачарованно кивнул:
- Да будет так. Главное, чтобы мы поняли друг друга.
Уже в который раз Мариус чувствовал себя лишним. В последнее время это происходило слишком часто, но сейчас он с лёгкостью проглотил обиду: такие люди, как он, лишними не бывают. Они могут стоять рядом. Слушать, вникать, мотать на ус. Гулять, как кошки, в двух шагах. Иногда уходить чуть дальше. Но боец - на то он и боец. Придёт время - и он сыграет когтями, заставив ценить его и даже благодарить. К примеру, за спасение жизни. Давид даже подумал о том, чтобы после всех разборок устроиться к девке телохранителем. Доверия ему теперь не занимать, а бабки она наверняка будет платить несметные: с её-то мозгами можно купаться в золоте, как Скрудж Макдак.
* * *
Будучи ребёнком, я часто глядел в небо ночи и задумывался о том, как же незначительны мы в общих масштабах вселенной. Десятки тысяч галактик. Миллионы звёзд. И горстка людей, обременённых суетой, проблемами, вопросами. Там, в храме, я вспомнил все те мысли и убедился в их оправданности. Невольно вспоминаются слова Карла Сагана: «Земля - лишь мизерная крупица необъятного пространства. Поразмыслите о реках крови, пролитых полководцами для того, чтобы с триумфом на доли мгновения покорить микроскопическую часть вселенной. Вспомните о жестокостях, чинимых обитателями этого крохотного клочка поверхности над обитателями другой его части. Разве сложно им достичь понимания? Как легко они убивают друг друга. Как сильно кипит их ненависть. Наши принципы, наша убеждённость в собственной значимости; вера в то, что мы играем какую-то исключительную роль - всё это затмевает бледная точка на фотографии Земли из космоса».
Когда мы с Юлей вошли в церемониальный зал, нашим глазам предстало невероятное зрелище. Наш фантом стал в разы больше. Он возвышался над сидящими вокруг монахами в десяти метрах, а может даже больше. Выглядело поистине таинственно. Походило на призыв древнего божества из приключенческого фильма. Монахи напевали гипнотизирующую разум молитву. Когда голоса их смолкли, в центр залы вышли двое. Отец Тхонми и ещё один мужчина. Первый был одет в прежнюю бордовую робу, второй – в широкополое белое одеяние. Встав перед духом, они поклонились. Монахи снова начали петь: на этот раз мантра их звучала не так миролюбиво, как прежде. Она излучала некую мрачность – я поёжился. Тхонми взял с пола кинжал. Взглянул на ассистента. Тот встал на колени. И когда я понял, что сейчас должно произойти, это действительно произошло – отец Тхонми передал кинжал монаху, а тот без колебаний вонзил его себе в сердце. Кровь ручьём хлынула на деревянный пол. Юля ахнула. Я и сам бы испугался не на шутку, но тогда мне казалось, что меня уже трудно чем-либо удивить. Спустя несколько секунд рядом с телом самоубийцы появился фантом. Такой же маленький, как и мой в самом начале пути. Он слился с большим призраком воедино, после чего последний стал ещё больше и ещё ярче.
* * *
Родион рассказывал Давиду и Кимико о Дронариуме в течение нескольких часов. За всё это время они ни разу не перебили его, лишь с упоением слушали. Тот упомянул и про Колокольный звон, и про Исповедальни, и про Минареты, и даже про обратное течение времени. Рассказал про всё, что знал сам.
- Чёрт подери, и как вы всё это разнюхали? - не выдержал Давид. - Позвонили на их горячую линию?
- В этом-то и заключается суть нашей религии. Цель Квазариан - установить прочный контакт между обоими мирами: миром, в котором мы привыкли жить, и Дронариумом. Используя всё то, что доступно там, можно исправить множество ошибок здесь. Именно благодаря этому я выжил - квазариане знали, что произойдёт со мной в скором времени. Именно там, в Дронариуме, они приняли решение внести изменения в мою судьбу. Выбор их пал на меня. Они избрали меня и позволили мне избежать смерти, оставив меня по эту сторону. Квазар наградил меня знанием. Распахнул мои веки. Я расценивал это как повод отдать должное и посвятить ему всего себя.
Болезненный вид Кимико уже успел растаять. О нём напоминал только компресс, валяющийся рядом со смятым пледом.
- В чём заключается необходимость вашей таинственности? - вежливо поинтересовалась она, хотя в глазах её мелькало негодование. - Почему вы не поведали миру правду?
- Мы отдалились ото всех для того, чтобы наше знание не попало в руки плохих людей. Если знать, что ждёт нас там, то можно перестать ценить жизнь. Массовые суициды станут неизбежностью. Элементарнейшая проблема будет лёгким толчком к побегу от тяжкого бремени судьбы. Может начаться что угодно. Немыслимый ажиотаж. Все захотят попасть туда, но никто не захочет возвращаться. Время течёт, но человеческий менталитет так и остаётся неизменным: суть мироздания завяжется в узел, который в скором времени лопнет.
- Вот уж коллапс... - с важным видом подметил Мариус.
- В таком случае, в чём заключается смысл вашего контакта?
- Познание. Если бы не оно, мы бы никогда не узнали, что представляет собой всё то, что нас окружает. Стремление к истине - вот наш вечный двигатель. Возможно, когда-то это знание поможет людям, но тогда... тогда было слишком рано.
Кимико деловито сложила руки на груди:
- Почему бы тогда вам не побороться с Гвонвой?
- Увы, мир устроен так, как он устроен. Не мы создавали его, не нам его менять. Квазар и Гвонва – столпы всего. Две основы. Бог и его тень. Даже эти слова не в состоянии описать всё их безграничное величие, всю их древнюю мощь. Человеку не под силу с ними бороться. Мы можем лишь лицезреть их вечное противостояние и жить на границе между светом и тьмой. Пытаться что-либо изменить равнозначно тому, что пошатнуть вселенную. Набраться дерзости переписать её вечные устои. Это не столько смелый, сколько бессмысленный ход.
Давид горько рассмеялся. Он уже успел накрутить самокруток и теперь смаковал одну из них с видом путника, что наконец-то добрался до оазиса и жадно глотает родниковую воду.
- После заварушки на дне «Союза» мне кажется, что Гвонва жаждет прикончить каждого.
- Да. Так и есть.
- Пф... - Мариус потёр ещё ноющий затылок. - И это, по-твоему, справедливо?
- Справедливо, потому что люди первые бросили ему вызов.
* * *
Годы текли своим чередом. Лето сменялось зимою, зима - летом. Теперь я стал замечать цикличность жизни во всём, что меня окружало. Движение звёзд, поведение насекомых, погодные явления. Храм стал мне домом, а происходящие в нём вещи - замкнутым постоянством. Ряды наши полнели. Как и рассказывала Дуная, путники прибывали едва ли не каждый год. Церковь находилась в низине, в глубокой чащобе леса, поэтому иногда нам приходилось встречать их. Голодных, измотанных, грязных. Порой мы находили их уже без сознания. Призванные Квазаром приходили по двое и по трое. Очень редко по одному. Эти удивлённые лица, туманные взгляды, немой трепет в глазах - в них я узнавал самого себя. И я всё чаще задумывался: завидую я им, ещё не поведавшим светлого вкуса познания?
Или же всё-таки жалею?
У каждого в храме были свои обязанности: это напоминало мне дежурство по палатам в пионерском лагере. Кто-то проводил время в зале церемоний, ведя записи. Кто-то относил свитки в архив. Кто-то занимался хозяйством: заготавливал дрова, полол огороды и кормил скот, работал на ферме шелкопрядов, готовил и убирался, нагревал воду. Затем мы менялись. Больше всего мне нравилось составлять записи. Может из-за ощущения близости к сути Квазара, а может из-за сложности, так бодрящей и отрезвляющей разум. Информацию, полученную с той стороны мироздания, требовалось перевести, а затем систематизировать. Так как голосовой контакт не поддерживался, мы общались с нашими людьми в Дронариуме посредством языка жестов. Выучил я его за месяц - в храме его знал каждый. Если первое не представляло сложности, то над внесением данных в архив нужно было попотеть: так как миры находятся в противоположных течениях времени, то иногда квазариане могли рассказать то, что нам уже известно, а иногда приступали к сути, даже не пояснив, о чём они говорят. Возникали вполне ожидаемые погрешности, которые необходимо устранить. Подобная система существовала и в Дронариуме. Разумеется, там все взаимодействия наших общин сохранялись в тайне - знали о ней лишь посвящённые. Свои люди были везде: в Детском Митреуме, в Исповедальнях, в Синклите Квазариан. Благодаря нашим знаниям можно было бы избежать множества мировых несчастий и конфликтов. Можно было предсказывать ближайшее будущее: стоило отыскать того, кто умер после, и ненавязчиво расспросить его. Минареты и вовсе позволяли творить невообразимые вещи. Для большинства прибывших время и знания в Дронариуме теряли свою ценность; их всё это попросту не интересовало. Чудодейственная аура Квазара справлялась с задачей великолепно – поворачивая вектора их жизней вспять, она наполняла души людей первозданной энергией. И если там то, что творилось в мире живых, никого не беспокоило, то пред нами открывались грандиозные перспективы. Но, увы… мы лишь набирали опыт, который, возможно, никогда бы нам не пригодился.
Медленно, но верно наша религиозная община расползалась по обеим сторонам сущности. Юля покинула меня спустя восемь лет после прибытия в храм: фанатичная идея попасть в Дронариум завладела ею, как бес. Она попросила меня лично проводить её туда. Каждый раз, когда мы связывались, она рассказывала, как там спокойно. Звала меня к себе. Прикасалась ко мне светящимися дланями, погружая в ток благодати. Я полностью доверял ей, но что-то в глубине души не хотело меня отпускать. Может то, что за двадцать лет службы я стал архимандритом - меня уважали и чтили; у меня был полный доступ к архиву и много послушников среди монахов; монастырь возглавляли мы с Тхонми; любой вопрос обсуждался с нами, и я попросту не мог всё это оставить... А быть может, я боялся потерять всё, чем обладал. Как и тогда, в начале пути, я до сих пор считал, что вмешательство в чужие судьбы – это неправильно. Чем больше я понимал Квазара, тем сильнее для меня искажалась необходимость самих квазариан и того, что мы делаем.
Несмотря на всю ту глубокую духовность, окутывающую храм, между членами общины нередко возникали разногласия. Некоторые, в том числе и я, считали, что менять что-либо - это неоправданный риск. Люди жили и умирали испокон веков. Даже зная истину, с такими вещами необходимо смириться. Другие, к примеру отец Тхонми, имели куда более радикальные взгляды: если Квазар позволил нам объединиться; если он дал нам возможность познать правду, то следует использовать его силу и остановить Гвонву.
Тем вечером я и ещё несколько монахов сидели на веранде и наслаждались пением соловья. Весь день я провёл в полумраке архива, продираясь сквозь дебри рукописей и пытаясь собрать мозаику данных о Колокольном Звоне и тех, кого он призвал в прошлый раз. «Куда попадают души?» - этот вопрос оставался одной из немногих загадок Дронариума, которые мы пока ещё не разгадали. Я устал настолько, что услышал гул турбин, только когда над храмом пролетели три реактивных геликоптера. Я испугался не на шутку, а монахи повскакивали со ступеней и бросились в храм. Стальные птицы скрылись за кронами елей как раз в тот момент, когда ко мне подбежал отец Тхонми:
- Родион, ты идёшь со мной. Сейчас же.
Сказав это, он взглянул на уже потемневший небосвод так, будто смотрел на него в последний раз. Вид у настоятеля был не то, что бы серьёзный, но как минимум очень собранный.
- Незапланированные гости?
- Да. Нужно встретить их. Выяснить, чего они здесь забыли, и как можно скорее выпроводить.
Встав, я пошёл за отцом Тхонми. За всё это время я даже не поднял головы: наблюдал, как колышется подол его мантии, и размышлял, кто же мог к нам пожаловать. Мной овладевало страшное чувство надвигающейся беды: так бывает, когда родители говорят тебе «у нас намечается серьёзный разговор», и ты сразу начинаешь размышлять, за что тебя накажут. Обойдя задний двор, мы миновали деревянный частокол и углубились в недра чащи. Вскоре мы добрались до просеки. Ветер подгонял нас в спину; ветви деревьев качал потревоженный техникой лесной воздух. Вертолёты уже приземлились. Повсюду сновали люди. Облачённые в защитные комбинезоны, они выгружали из вертолётов ящики и контейнеры. Вся эта суета так и отдавала милитаризмом.
Трап самого большого вертолёта, на фюзеляже которого была изображена четырёхконечная звезда, опустился. К нам спустились трое мужчин. Большеголовый старик с пронзительным, несмотря на преклонный возраст, взглядом и внушительных размеров лбом. Второй - широкоплечий мужчина с косою на затылке; третий - худощавый парень с иссиня-чёрными волосами, постоянно сморкающийся в платок. Все трое - азиаты, на всех троих – синие твидовые костюмы. Чистые, без единого пятна. Испуг и облегчение посетили меня одновременно. Они - определенно не те искатели в масках. Но они вполне могли сойти за бизнесменов, решивших проложить по землям храма газопроводную магистраль. Мы с Тхонми сразу же направились к боссам, но нас остановили военные.
- Пропустите их, - скомандовал старик, ступая на землю. - Проявите тактичность.
Охрана послушно отступила.
- Кто вы такие? – не грубо, но и не вежливо поинтересовался Тхонми.
- Просим извинить нас за столь внезапное вторжение, - сказал старик; его ломанный русский напоминал говор нелегалов с Рижского рынка. - Мы - представители корпорации «Созвездие». Прибыли к вам на переговоры. Меня зовут Ютака Синигава... - он указал на здоровяка. - Хироки Сасадзима, мой телохранитель. - И на третьего. - Масами Мураками, мой технический ассистент. А вы, если я не ошибаюсь, настоятели храма Квазариан: отец Тхонми и отец Родион? Я прав?
- Если вы всё знаете о нас, то наверняка знаете, что монахи «Квазара» не вступают ни с кем в переговоры.
Ютака потёр ладони; хрустнула льдом тонкая безгубая ухмылка.
- Да, и это знаем тоже.
- Так в чём проблема? Улетайте, откуда прибыли, и забудьте про это место навсегда.
- Давайте без излишней спешки, господа. Поверьте: то, что мы хотим предложить, придётся вам по вкусу. Выслушайте и сделайте выводы. Одно ваше «нет» после беседы - и мы тут же улетим.
Какое-то время Тхонми находился в задумчивом волнении: видимо, он колебался не меньше меня.
- Хорошо... Но в храм мы не пойдём. В ваши геликоптеры - тем более.
- Ведите, - одобрительно кивнул Ютака. - Мы в вашем полном распоряжении.
Спустя минуту мы впятером шли по окунувшейся в вечер чащобе. Тхонми вёл нас в самое её сердце - я и сам не знал, где он решил провести переговоры. Я часто бродил по окрестностям церкви, но, если бы меня попросили показать место, куда я заходил реже всего, я бы пошёл именно в эту сторону. Только сейчас я заметил, как же наш лес всё-таки чёрн и густ. Только сейчас от него повеяло дремучей таинственностью, а душистые запахи смолы и мха стали дурманить сознание. Деревья не хотели принимать внезапных гостей и подавали мне знаки. Просили меня остерегаться их. Бояться. Не верить. Вскоре мы приблизились к невысокой, обточенной ветром скале. Тхонми подошёл к одному из плоских валунов у её подножия и оттолкнул его. Камень с глухим стуком упал набок. Позади показался спуск в сырые глубины скалы.
- Не знал, что здесь есть пещера, – прошептал я, искоса поглядывая на гостей.
- Я не был в ней сорок лет. Наведывался сюда ещё в первые годы прибытия. Её мне показал мой наставник: он ходил сюда, когда нуждался в уединении. Это помогало ему в принятии решений. Полагаю, сейчас подходящий момент.
- Несомненно. Я всё думаю: как они сумели найти нас?
- Вероятность наткнуться на храм ничтожно мала. И пускай они - не ведомые Квазаром, чутьё подсказывает мне, что они здесь неспроста.
- Считаете, они не опасны?
Тхонми достал из складок мантии огарок свечи и поджёг его спичкой:
- Соберись, Родион. Веди себя сдержанно. Пускай говорят они, а мы будем слушать. Ответственность целиком и полностью лежит на нас с тобой. Мы должны одним своим видом показать, что мы - не спятившие аборигены, которых можно обвести вокруг пальца.
Крутая ступенчатая лестница уходила вглубь; другой конец её терялся впотьмах. Снизу веяло холодным и затхлым воздухом. Вековой сыростью. Огонь свечи позволял разглядеть стёртые ступени и пятна мха на влажных каменных сводах. Когда мы наконец достигли дна и вошли в спрятавшуюся там пещеру, я поёжился от холода. Единственным, на что здесь можно сесть, были шесть валунов, лежащих по кругу. Гости с безразличным спокойствием устроились на трёх из них, мы заняли два других.
- Чему обязан ваш неожиданный визит? – голос Тхонми по твёрдости мог сравниться с чугуном.
Синигава глянул сначала на Хироки, потом на Масами: они явно хотели обсудить что-то важное, но не знали, как к нам подступиться.
- Как я уже сказал, мы являемся представителями «Созвездия». Между прочим, у нас с вами очень много общего. К примеру, обладание важными знаниями, а также желание уберечь их от посторонних.
- Различий тоже достаточно. Нас, как видите, мало интересует чужие дела.
- Насчёт этого я в курсе, - мягко парировал Ютака.
- Судя по всему, вы знаете о нас гораздо больше, чем мы о вас.
- Увы, я снова вынужден попросить у вас прощения. Думаю, признаться во всём сразу будет правильнее... – он вдохнул и выдохнул. - «Созвездие» является многопрофильной корпорацией. Оборонная промышленность, энергетика, добыча полезных ископаемых и многое другое. Кроме всего прочего, мы также занимаемся научными исследованиями в различных областях: от физики и биологии до астрономии и даже истории. Изучение нашей планеты и её свойств – первостепенная задача «Созвездия»... - он говорил так, будто воспроизводил это заунывное введение уже не один десяток раз. - Не так давно наши спутники стали засекать в различных точках земного шара пучки пока ещё не изученной энергии. Исследовательский персонал дал ей название «Квазаровая энергия», так как по свойствам она напоминала волны, исходящие от одноимённых активных ядер галактик. В дальнейшем выяснилось, что эпицентры излучения находятся на территории закрытых храмов… - Ютака сделал пальцами букву «V» и указал ими на нас с Тхонми, - ваших храмов. Прежде чем выйти на связь, мы решили как следует вас изучить. Микродроиды, БПЛА и спутниковое слежение; других альтернативных источников информации о вас наши агенты не нашли. Заявиться к вам, не выяснив, что к чему, было бы слишком рискованно; полагаю, вы меня понимаете. Мы изучали вас почти месяц. И представьте наше удивление, когда мы выяснили, что в Дронариуме есть и ваши люди тоже!.. Вы практикуете почти те же вещи, что и мы. Наши самые невероятные эксперименты – это ваши обыденные ритуалы. Наука и религия. Только вдумайтесь, наш союз может многое изменить.
- Вы тоже знаете о существовании Дронариума? - опешил Тхонми.
- Именно так. Если наша история насчитывает всего два десятка лет, то ваша – гораздо больше. Спешу заверить: всё, что происходило на территории вашего монастыря; всё это останется в тайне. Мы хотим сотрудничать с вами. Так же «Созвездие» готово вас спонсировать.
- Просто великолепно, - вставил я. - Вы изучали нас, как лабораторных крыс. Вы ворвались под ночь на наши земли с вооружёнными людьми, да ещё и на вертолётах. А теперь... теперь вы хотите делать то же самое, но с нашего согласия. Больно оно вам надо... Квазариане никогда ни с кем не сотрудничали. И более того, мы никогда не нуждались в помощи. Это противоречит нашим принципам.
- У нас с вами общие цели
- Квазариане никогда не преследовали каких-либо целей, - не отступал я.
- И вы никогда не стремились побороть Гвонву? – спросил Синигава, поочерёдно взглянув на меня и Тхонми.
Даже несмотря на то, что его предложение имело логику, для меня оно прозвучало не то что бессмысленно, но по меньшей мере наивно. Я мельком посмотрел на отца Тхонми. Попытался отследить его реакцию на сказанное. И увидел то, что ожидал увидеть: весь тот камень, из которого было высечено его лицо, расплавился подобно воску. Погнавшись за двумя зайцами, одного они всё-таки подстрелили.
- Как? – единственный вопрос, который тот задал после минутного, тяжёлого как наковальня, молчания.
- Использовать квазаровую энергию, - быстро пояснил Ютака.
- Нет-нет, это я уже понял: раз вы пришли к нам, всё к этому и ведет. Каким образом?
Синигава уже хотел ответить, но я взмахнул рукой в знак того, что хочу внести в дело ясность:
- Погодите, погодите! Вы хоть понимаете, о чём вы говорите? Вы вообще представляете, с чем вы имеете дело?.. - я чувствовал, что вот-вот сорвусь на крик, и не мог противостоять рвущемуся наружу желанию поставить гостей на место. – Что вы знаете о Гвонве? А о его мощи и величии? Да ему ничего не стоит расплющить вас, как ничтожных насекомых, и вдохнуть оставшуюся от вас пыль. Возрадуйтесь - мы настолько малы, что Гвонва просто не замечает нас. Даже Квазару не под силу…
В чёрных глазах Ютака промелькнула тень обиды:
- Боюсь, что это вы понимаете, что собой представляет «Созвездие». Мы – самая могущественная организация из ряда тех, о которых вы не знали и никогда бы не узнали. На нашем счету не одно великое...
- Спокойно, Родион. Убавь пыл, - велел мне Тхонми. – Пускай гости хотя бы изложат суть своего предложения.
Всё верно: эти люди или знали, куда бить, или надавили на его ахиллесову пяту случайно.
- Благодарю вас за терпение, – Ютака повернулся к юноше. – Масами, будь добр, поясни доступно.
Спрятав платок в карман, парень пригладил сальные волосы:
- Самая удивительная особенность видимого вам, но не видимого остальным излучения Квазара заключается в том, что его источники, даже самых незначительных размеров, выделяют поистине колоссальную энергию во всём спектре электромагнитных волн. Особенно в инфракрасной области.
Ютака кашлянул в кулак:
- Временами наш специалист злоупотребляет терминами... Масами, будь добр, постарайся изъясняться понятнее.
Казалось, тот пропустил упрёк мимо ушей либо попросту проигнорировал его:
- У тех, кто может наблюдать квазаровую энергию, диапазон видимого излучения неким образом расширен. Усилен благодаря внешнему воздействию. По свойствам ядра квазаровой энергии похожи на радиоисточники. Наши астрофизики считают, что светимость этих объектов поддерживается не термоядерным путем. Энергия квазаровых видений – это колоссальная гравитационная энергия, которая выделяется за счет катастрофического сжатия, происходящего в ядрах галактик, а затем, как в миллионы раз превышающий скорость света сигнал, передается к получателям, то есть вам. Вы выступаете в роли ретранслятора и в то же время конвертера.
- Именно поэтому нам необходима ваша помощь, - подытожил Синигава.
Я мог попытаться переубедить отца Тхонми, но все мои старания пошли бы коту под хвост. У него появилась прекрасная возможность претворить в жизнь то, о чём он когда-то мог лишь мечтать. Фанатизм побороть Гвонву вспыхнул в нём с новой силой. В этот раз судьба оказалась на их стороне. Быть может, следовало смириться с ней?
- В таком случае, с чего вы планируете начать? - спросил Тхонми.
Роль инструктора вновь взял на себя Масами:
- Сравнив показатели, мы отследили закономерность: в храмах, расположенных южнее, уровень энергии гораздо выше. Составив диаграмму, мы пришли к выводу, что свою полную мощь Квазар проявит в точке Южного полюса.
- К чему вы ведёте?
- Мы предлагаем вам «переехать», - мягко произнёс Ютака, поправляя галстук. - Если вы дадите согласие, мы сегодня же приступим к решению вопроса о возведении в Антарктиде центральной церкви квазариан. Более того… - он обвёл пещеру взглядом, – ваши условия проживания оставляют желать лучшего. Мы берём все расходы на себя. Мы предоставим все возможные удобства. Возможно, именно там мы все увидим Квазара таким, какой он есть на самом деле. Узрим его великое пришествие. Его грандиозную мощь. Разве вы не хотите этого?
- А как же пополнение? – всё не успокаивался я. – Если сюда ведомые Квазаром и могут добраться, то как они попадут на полюс?
- Мы сами будем их привозить. Поиск, вербовка, страховки. Если ранее у ваших новобранцев и возникали сомнения, то теперь они отпадут. Можете не переживать: ваши знания, как и факт существования Квазариан, останутся в тайне. Поверьте: опыт конспиративной работы у «Созвездия» немалый.
Сказав это, Ютака сомкнул кончики пальцев. Тхонми поднялся с камня и расправил ладонями складки робы:
- В таком случае, мы согласны. Родион, ты ведь «за»?
Я даже не стал спорить, ибо там всё было решено без меня. В какой-то миг я подумал, что гости так же ведомы Квазаром, но по-своему. Каким-то своим, техническим путём. И даже если всё это - обман, я знал: повелитель не даст нас в обиду. Как говорится, добро всегда побеждает зло. Возможно, мыслить так – это наивно, но лишь несгибаемая вера в силу правды способствовала моему успокоению.
В день, когда я прибыл в нашу новую цитадель, мои сомнения развеялись. Выглядела она поистине великолепно. Грандиозно, я бы даже сказал. Три огромных жилых корпуса, теплицы, залы отдыха, библиотека, столовая и, что самое главное, колоссальная церемониальная зала, по высоте сравнимая разве что с Останкинской башней – всё это сплеталось герметичными тоннелями и подземными переходами. Особого внимания заслуживала балансирующая на грани между лютеранской готикой и конструктивизмом архитектура. Стремящиеся ввысь зубья куполов, строгие линии фундаментов и шестигранный периметр неприступного высоковольтного забора.
Твердыня детей Квазара.
Если в таёжной церкви нас было под сотню, то после объединения в центральном храмовом комплексе число монахов выросло до десяти тысяч. Новые знакомства; соединение архивов в одну внушительную библиотеку; обмен знаниями и догадками – всё это действительно усилило нас. Я не знал, что тому причина: то, что нас так много, или то, что мы находимся на полюсе, но Квазар стал огромен. Высотой почти под своды церемониальной залы, он действительно мог сойти за спустившееся с небес божество. А та аура, которую он излучал... По описаниям из манускриптов она оказывала такой же благотворный эффект, как и аура Дронариума.
Ведомые всё прибывали. Попасть сюда означало отрезать себя от внешнего мира навсегда: припасами, энергией и прочим нас целиком и полностью снабжало «Созвездие». С одной стороны, мы действительно походили на лабораторных мышей. С другой – мы делали своё дело, а они – своё. Вскоре я начал замечать, что постигшие нас перемены влияют на квазариан не самым лучшим образом. Квазар начал чахнуть. Быть может, внешне он оставался таким же огромным и ярким, как раньше, но я - человек, проживший рядом с ним долгий срок, чувствовал это на уровне подсознательного. Интуитивно. Несмотря на то, что монахов стало гораздо больше, всё то тепло, что он излучал ранее, ослабевало. Я видел, из-за чего это происходит. Того прежнего стремления к истине и след простыл. Да, число ведомых росло, но... теперь на их лицах не было прежней жажды правды. Жажды поиска смысла; жажды борьбы за то, чтобы оправдать правильность выбора тех, кто решил спасти их. Желание монахов и людей из «Созвездия» одолеть то, что никогда не угрожало им, вызывало во мне глубокие сомнения. Что касательно неизведанных загадок наших миров: они медленно, но верно теряли для поселенцев храма какую-либо значимость.
Наш дом изменился. Изменялись и жители его.
Я не мог спокойно наблюдать за всей этой метаморфозой. Иногда я ощущал, как Квазар взывает ко мне о помощи. Молит прекратить этот цирк. Почему остальные не чувствовали его отчаяния? Быть может, всё это - лишь моя внутренняя интерпретация? Стресс? Гулкий звон необоснованных переживаний?.. Моё нутро обливалось кровью, и я винил себя за то, что когда-то позволил грядущим изменениям произойти. Мы ещё даже не начали борьбу с Гвонвой, но дело уже близилось к поражению.
Квазар знал, на что мы идём, и просто не хотел этой войны. Считал, что это неправильно. Как и я.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стало то, что мой фантом отделился от Квазара. Отторжение произошло ночью, пока все спали. Я не испугался, не запаниковал - я чувствовал, что это всё-таки случится. И сколько бы я в ту ночь не бродил вокруг Квазара, сколь бы не падал на колени, не умолял его услышать меня, дать знак - мой фантом стоял в стороне. Вновь молчаливый. Все те идеалы, к которым я стремился, были разрушены. Двадцать лет отданы впустую. В тот момент отчаяние окатило меня колодезной водой. Оно ухватило меня за шею и швырнуло на колья сомнений, которых я всегда так боялся. Я рухнул на пол и не мог молвить и слова. Обида на тот вечер, когда незнакомцы вторглись к нам, переполняла лёгкие до краёв. Я сдерживал слёзы. И только тогда моё одинокое видение заговорило. Не жестами. Прекраснейший голос молвил:
- Спасайся.
Возможно, в этом и заключалась суть Квазара. Он был там, где спокойны наши мысли. И не в количестве ведомых заключалась его мощь, а в понимании веры. В ту же ночь я пробрался на транспортный склад и угнал один из самолётов. Навыки, приобретённые в институте авиации, где я когда-то учился на пилота, наконец-то пригодились. Когда я летел над океаном, видение меня покинуло, оставив в гордом одиночестве взвешивать все «за» и «против». Можно сказать, я вернулся в исходную точку. Имело ли смысл всё то, что произошло за этот период времени? Для меня имело, притом колоссальнейший. Жизнь и смерть. Свет и тьма. Квазар и Гвонва. Всё, меня окружающее, теперь имело абсолютно иное значение. Творец выбрал меня уже дважды. Как когда-то говорила Юля, я - особенный. Вспомнив её слова, я улыбнулся.
Я знал: если моё время когда-то было, то их время не придёт никогда.
Достигни дна, чтобы оказаться на вершине. Познай смерть. Сгущай, но и растворяй. Там, в глубинах бессознательного, в первородном хаосе, в целости и сохранности хранится память о нашем подлинном стремлении к непознанному. Стремлении к необъяснимому покою. Беззаветная вера - универсальный ключ. Именно им открывается завеса, прячущая от глаз сияние космоса, который подобно нам ищет самого себя во всех и каждом. Баланс необходим. Истинна только неприкосновенность лицезрения.
Квазар встанет лишь на сторону осознавшего это.
* * *
- Неделя перерождения. Уверен, вы в курсе, что таит в себе это определение... - промолвил Родион, задувая свечу лампадки. - Я не присутствовал на опыте, но всё и так предельно ясно: квазариане осмелились бросить вызов... и, вероятно, потерпели поражение. Я не в курсе, дело рук Гвонвы то, что случилось потом, или же это результат деятельности тех, кто рванул туда, дабы понять происходящее. Но я рад, что всё то, что там произошло, не погубило мир. Увы, ошибка совершена. Потребуется ли её исправление? С момента возвращения в Москву видение не являлось. Родители, как оказалось, умерли ещё несколько лет назад. Наследство я отдал на благотворительность, а сам поселился в деревне. Выкупил на выплаченные «Созвездием» деньги крохотный домик. Старость я встретил, копаясь в грядках и читая книги. Дни напролёт я ухаживал за цветами; я наблюдал, как ползают в трещинах знойной земли насекомые, и понимал, насколько мы все незначительны. Мне казалось, что я достиг финишной прямой. Бояться нечего - чистый душою и совестью, я мог лишь надеяться на то, что Квазар простит моих собратьев, а Гвонва не станет мстить нам за нашу дерзость.
- Никогда бы не подумал, что причина Третьей мировой кроется в религии, - меланхолично пробубнил Давид и потянулся: глухо хрустнули локтевые суставы. – Я видел, что там происходило. Рубиновая кровь на снегу и много-много яркого света. Думал, испытания орбитальных выжигателей или ещё чего... Выходит, вот как дела обстоят... Гм...
Родион посмотрел на Мариуса. Отчасти жалобно. А отчасти так, словно пытался проникнуть в его память и увидеть образы тех времён. Давид сразу распознал этот сумеречный взгляд: взгляд сквозь чёрно-белую кинопленку, что возвращает к хроникам былых времён.
- Дай угадаю... - сказал Мариус. - Гвонва не оставил этого просто так, а Квазар велел следовать к «Союзу»?
- Именно. Спустя долгих двадцать с лишним лет видение явилось ко мне снова. Я не смогу описать чувства, которые испытал при виде его. Радость, обида, тревога, злоба. Он молвил мне «Найди Кимико и Давида. Найди их и помоги им». Не задумываясь, я собрал пожитки и отправился следом за Квазаром. Знакомые пересадки второпях, беготня от вокзала к вокзалу, долгий пеший путь по горячей пустыне - и вот я здесь. Дух провёл меня по заброшенным лабиринтам канализации прямо до тоннеля капсульной эвакуации, а затем вновь пропал. Я твёрдо знал, что след, каким бы запутанным он ни был, обязательно выведет к цели. Миновав треснувший каркас тюрьмы, я уткнулся в ставни. Два дня и две ночи слепой веры в ожидании чего-то. И это «что-то» всё-таки произошло. Тряска, гул, оглушающий писк. Затем слепящее красное небо. Я ни секунды не сомневался, что это так или иначе связано с вами... и с Квазаром. Вывод прост: вы спасение. Вы - надежда.
Из-под небрежно торчащих усов Мариуса выглянула улыбка:
- Разумеется. Гангстер вынужден встать на сторону добра. Иначе и быть не могло.
- А потом вы вылетели из открывшихся ставней на капсуле. Я пошёл за вами. И когда я выбрался наружу, я не смог поверить глазам. Увиденное повергло меня в шок и одновременно в трепет.
- То есть? - Давид кивнул на выход. - Ты про то уродство, что снаружи?
- Не горем единожды сыты. Теперь мы находимся там, где, по моим догадкам, должен находиться Дронариум. Повёрнутая вспять плоскость времени. Нам не нужно лететь в другие галактики, огибая сотни звезд - всё это время потусторонний мир находился рядом. Судите сами: отдаляясь от Квазара, мы стареем; возвращаясь - молодеем. Я не знаю японского и английского, но мы прекрасно понимаем друг друга. Да, у привычной нам реальности тоже есть тайная жизнь. Если нам предстоит бороться с Гвонвой, то это место станет самым надёжным, но в то же время и самым опасным. Здесь всё иначе. Ночью тут правит Гвонва, а днём - Квазар. Ладан, который мы жгли на церемониях, помогает, но я не знаю, как долго он сможет сдерживать мощь разъярённой пустоты. Нам придётся поспешить: быть может, мы пойдём по последней тропе мира, что огибает бездну.
Родион встал и подошёл к выходу из палатки. Мариус последовал его примеру. Выглянув наружу, они прищурились: над пустыней вздымался солнечный диск. Гладкие дюны переливались золотом. Той черноты и след простыл. Маслянистый горизонт, взмахивающие песочными платками барханы и огромный, почти зеркальный куб «Союза» - всё это подействовало на Давида, как наркотик. Как тепло только-только выкованных доспехов, что сумеют уберечь его в этой «совсем не его» схватке.
Новая жизнь. Он мечтал о ней давно. Можно ли считать это достойной заменой? Что бы там ни было, стоит попробовать. На вкус и цвет фломастеры разные. Да и говорила же Юля: особенные мы... Особенные мы!.. Таких может больше и не быть.
Поодаль проползла задом наперёд вьющаяся кольцами гремучая змея.
- Что у нас в активе? - с грустью пробормотал Мариус. - В активе у нас, как обычно, полная задница.
- Теперь ты мне веришь? - спросил Родион.
- Верю, дедуля. Ого-го как верю... - Давид подпалил край самокрутки и запыхтел, как паровоз. - Но пакетик я всё равно не отдам: он мне однажды шкуру спас.
Кивнув, Родион обернулся к Кимико:
- Пора выдвигаться, дитя моё. Время не ждет.
- И куда же мы выдвинемся? - спросила та, поглаживая колено. За всё это время она не проронила ни слова, но Мариус знал, что это молчание - молчание лишь внешнее; он нисколько не сомневался, что анализ услышанного кипит в её милой головушке, как бульон в чане. - Я в курсе, кто нам нужен. Вы тоже. Антон Бойченко. Но где его искать, я не имею ни малейшего понятия.
Родион сцепил руки за спиной посмотрел куда-то в пространство:
- Мы не знаем. Но Квазар знает. И он отведёт нас.