10. Королевство слепых мотыльков
Всё ярче разгорался закат реверса, будто боги подкидывали поленья в кострище горизонта. Засеянные рожью поля создавали иллюзию махровой поверхности. Над ними плыл полуразрушенный многоквартирный дом; он то снижался, едва касаясь крышей колосьев, то вновь взмывал к небу. Вулкан и кладбище остались позади - лишь просторы и холмы теперь окружали путников. Изредка над многоэтажкой пролетал задом-наперёд ястреб. Мариус топтался подле незнакомки, пыхтя наспех скрученным косяком. «Одёжка её, судя по россказням архиепископа, из Дронариума. Изгнанники?.. Или беглецы?» Давид в очередной раз склонился над женщиной. Заглянул в её голубые глаза, словно узоры тускнеющих радужек могли навести его на какие-либо соображения.
- Есть мысли? - поинтересовалась стоящая позади Кимико.
- Если бы... - пробормотал Мариус. Встав на четвереньки, он стал тщательно ощупывать незнакомку; ноги, руки, живот, шею. – Кости вроде как целы. Видимых повреждений нет, под ногтями тоже чисто. Походу, повесилась эта бабёнка сама. Без чьей-либо помощи.
- Никогда бы не подумала, что ты подкован в части судебно-медицинских экспертиз.
- После войны пришлось на пару недель подменить полевого врача.
- Я полагала, полевые врачи умеют только конечности отпиливать да пули вынимать.
- Я тоже когда-то полагал, что все хакеры - это прыщавые очкастые задроты... – Мариус плюхнулся на пятую точку. Принялся вертеть в руках мультитул: исцарапанный металл отразил недовольную физиономию. – Даже несмотря на весь мой профессионализм, причину её самоубийства я определить не смогу.
Пальцы Кимико подёргивались, как асинхронные клапана, ни на секунду не оставаясь в покое.
- Если Квазар пытался нас с нею свести, то мы опоздали.
- Серьёзно, и ты туда же?.. - Давид прошёлся по спутнице наибрезгливейшим взглядом; его переполняло не столько сожаление, сколько возмущение. - Мы, между прочим, чуть в дробилку не угодили из-за этого Квазара. А ведь нашему долбанному светлячку всего-то надо было предупредить о своих планах заранее. Не бросать нас на произвол судьбы. Пошустрее сигналы подавать. А ещё лучше - подыскать монаха помоложе, а не эту скрипучую рухлядь. Подумай сама, детка: что мы имеем по итогам этой ночной беготни? Синяки, просранный гвоздомёт, забытую палатку... ах да, ещё остывающий трупак.
- Сейчас мы не в той ситуации, чтобы пренебрегать уже введёнными переменными.
- Иногда некоторые переменные так и просятся, чтобы их сократили! - яростно прошипел Давид. - Случись всё раньше - и мы бы спасли эту блонди. Кто знает, чего полезного она бы нам поведала. Как далеко мы могли продвинуться в понимании этого прибабахнутого места? В понимании того, как свалить отсюда раз и навсегда?.. Проклятье! До чего же мне осточертела эта бесконечная игра в слепого кота!
- Быть может, всё происходит так, как должно? - попыталась успокоить его Кимико. - В тюрьме, при эвакуации из блока, ты тоже опоздал всего на несколько секунд. Тем не менее, это промедление спасло тебе жизнь.
- Это не жизнь, а какое-то грёбаное выживание... - отрезал Мариус.
Встав, он направился к сидящему на оконном проёме Родиону; его походка выдавала едва сдерживаемое негодование. Из-под подошв вздымались облака побелки. Подойдя к монаху, Мариус склонился над ним, точно башенный кран над грузом:
- Как насчёт объяснений, мандарин?
Но Родион не удостоил спутника даже взглядом. Мысли его витали далеко за пределами бытия, а глаза – затуманенные, безразличные и опустошённые – блуждали по далёким равнинам прострации. Здание вздрогнуло - жилой дом пропахал крышей очередной холм. Угрюмо затрещала кровля. Обшарпанные стены наполняли это место атмосферой безысходности, гнетущее молчание наводило ещё большую тоску. Давид насупился: на его медном лице проступили желваки. Схватив старика за капюшон, он стянул того на пол. Родион безвольно шлёпнулся на бок. Кимико сделала к ним ровно один шаг и замерла, сцепив руки за спиной:
- Давид...
- Отвечай, когда к тебе обращаются, сумасброд! – Мариус точно собаку проучивал; изо рта его летели брызги, капельки оседали на выпачканной в солидоле бороде. – Ты оставил нас одних. Слинял без предупреждения. Зачем Квазару уходить посреди ночи, а? Ради голой бабищи, которая сбежала из вашего так называемого Рая? В этой находке кроется какой-то важный сакральный смысл, ведь так?
- Давид, прошу... - осторожно окликнула его Кимико.
Мариус замахал кулаками, точно наставник, вбивающий в умы учеников очевидные истины:
- Неужели ты ничего не заметила, Кими? Железное чудище гнало нас в этот перевёрнутый дом, словно скот... - Давид притянул Родиона за воротник. - Чё притих, дед? Стоило мне за тебя поручиться, как ты тут же обделался. Это не я сейчас должен тараторить без устали, а ты, ведь именно ты у нас спец по всяким паранормальным сущностям. А ну вываливай: что за жук-трансформер нас преследовал? О здоровенном могильщике из пуль и гильз в ваших таинственных свитках ничего не проскакивало?
Кровь струйкой сочилась из разбитой губы Родиона. Его жалкий и помятый вид шёл вразрез с его максимально сконцентрированной физиономией - физиономией священника, читающего пастве воскресную проповедь. Разве что цвет лица менялся: пергамент морщин постепенно покрывался предрвотной серостью.
- Квазар велел... он велел мне следовать, а я лишь подчинялся, - проговорил Родион.
- Быть может, твой Квазар хочет нас всех со свету сжить? Родион, дружок, я не испытываю к тебе какой-то особенной личной неприязни, просто... с того самого момента, как я очухался и увидал твою харю, удача нас покинула. В «Союзе» мы действовали по плану, здесь же нам приходится полагаться на человека, который мало того что не умеет работать в команде, так ещё и не даёт своим действиям отчёта. Даже твой Квазар шлёт тебя нахер и сваливает, когда захочет. Использует тебя, как шлюху! Тебя это вообще не парит?
- Таков путь, сын мой, - кратко ответил монах.
- Путь? За прошедший час я дважды спасал тебе жизнь. Да только тебе, как я вижу, насрать... Вы, фанатики, веруете, что как только вы умрёте, вас воздвигнут в мученики. Что вас станут почитать. Ты не учёл одного: в этом обратном измерении никто не оценит твой подвиг. Здесь есть только я, ты и Кимико. Наша первоочерёдная задача - отыскать Антона Бойченко, и если мы не выживем, твоя великая миссия накроется медным тазом. На войне я не раз становился свидетелем того, как ошибки одних гробили жизни других. Ты уж извиняй, но ты похож на слепого щенка, которого с минуты на минуту смоют в унитаз.
Закряхтев, Родион попытался вытереть кровь подолом робы.
- Ау, приём? Ты меня слышишь вообще? – Давид положил на плечо монаха руку, но напряжённые мышцы подсказывали, что он буквально давит на него. – Хотя ладно, можешь не отвечать. Я в курсе, что тебе похер. Ты считаешь, что если двинешь кони, то попадёшь в этот свой Дроченариум и будешь жить там долго и счастливо. Вот только есть одна загвоздочка: я не верю в рай. Особенно в такой, из которого можно сбежать. Я хочу вернуться в реальный мир. Срубить бабла, взять мерс и выпить стакан двадцатилетнего односолодового. Но моим планам не суждено сбыться - мои планы поганит твоя якобы реальная люминесцентная сущность... Где этот твой Квазар, а? Этот ссаный светляк с нами?
- Позади тебя, Давид. Квазар рядом с телом той женщины.
- И что же твой Квазар делает, пока я поливаю его помоями? Пока подвергаю оскорблениям и побоям его верного слугу? Где же удар молнии, где божья кара, где воздаяние? Светляк просто стоит рядом с этой бабёнкой и молчит?
- Совершенно верно.
Равнодушные ответы Родиона взбесили Давида ещё сильнее. Чем дольше продолжались его потуги отыскать во всём этом хоть какую-то логику; чем больше он предпринимал безуспешных попыток развести старика на эмоции, тем выше рос столбик ртути в его «психометре». Ещё сильнее его бесило молчание Кимико. Почему Задира не возмущается, как и он? И почему Тихоня ничего не предлагает? Почему все ведут себя так, словно им насрать? Казалось, ещё немного - и череп взорвётся, как вдруг Мариуса осенила идея. «Вот же балбес, и как я сразу не допёр». Подхватив Родиона под руку, он подтащил его к Кимико и швырнул к её ногам:
- Чёрный ход. Я хочу, чтобы ты связала нас с блонди с помощью своей убер-программы.
- Но ведь эта женщина мертва, - опешила Кимико.
- И что? Не припомню, чтобы Старшая накладывала вето на связь с покойниками. Бери планшет и фоткай её глаза...
- Мы не знаем ни времени, ни места. Результаты могут быть самыми непредсказу...
- Достань. Свой. Долбанный. Планшет. И сфоткай её глаза, - процедил Давид. - Прошу, не заставляй меня повторять трижды. Как только Гоголон обработает её радужки с помощью конвертера Кишимото, отправишь нас с дедком на экскурсию в её прошлое. Сама останешься здесь, приглядывать за нашими тушками. Там-то мы с Родионом и выясним, что к чему... Квазар хотел, чтобы мы её отыскали? Окей, самое время сыграть по моим правилам.
Кимико недвусмысленно цокнула языком. Встав на колени, она сфотографировала глаза незнакомки, каждый по отдельности.
- Если позволите, и ваши, - сказала она, подзывая монаха.
Колосилась рожь. Ядовито-красное солнце заливало поля алыми лучами. Давид кинул окурок в окно как раз в тот момент, когда Кимико сообщила о готовности звуковой дорожки. Накрытая туникой незнакомка покоилась на лестничной площадке. Родион лежал слева, сложив руки на животе. Мариус расположился справа. Подложил под голову рюкзак. Японка склонилась над ними, как хирург над пациентом и донором. Вручила каждому по паре наушников; подключенные через двойник провода тянулись к аудиоразъёму планшета.
- Отец Родион, прежде чем мы приступим к погружению, я хотела бы сообщить вам основные нюансы...
- Не утруждайся, дитя. Что бы ни произошло, мы на верном пути.
- Запускай уже, - властно гаркнул Мариус. Вставив наушники в уши, он закрыл глаза и попытался расслабиться.
Пустоту разума заполонил дисгармоничный шум. На этот раз калейдоскопные картинки были совершенно другими: куда более яркими и менее угловатыми. Давид проваливался в холодную плиту, как в мягкую перину. Прежде чем раствориться во фрактальных массивах, ему на ум пришло лишь одно сравнение - убийственный такой кислотный трип.
* * *
Если бы однажды кто-нибудь спросил у Родиона, с чем он себя ассоциирует, он бы ответил, что с камнем. Огромным булыжником, что лежит посреди поля. А ещё нагляднее – с прибрежным утёсом. Течёт время, гремят войны, рождаются и умирают поколения - утёс стоит, а он - верует. Заходит и восходит солнце, гаснут и зажигаются звёзды, рушатся дома, на их месте возводятся новые - утёс стоит, а он - верует. Родион не обижался на тех, кто не разделял его убеждений. Не презирал скептиков и учёных. Он попросту не видел разницы между своей верой и их приверженностью фактам. Ведь по сути эти люди ничем от него не отличаются. Они верят приборам, коллегам, энциклопедиям и предшественникам. Родион и не думал их переубеждать. Утёсу всё равно, о какую из его сторон бьются волны и бьются ли эти волны вообще. Утёсу безразличны разбивающиеся о рифы корабли, тонущие матросы и летящие на камни в угоду богам девственницы. Родиона совершенно не волновало, верит в Квазара кто-либо или нет; он знал то, чего не знал никто, и лишь снисходительное сожаление испытывал он к слепцам, что не ведают ни своей истинной природы, ни своего истинного предназначения. Единственной крупицей «Инь» в его неопровержимо чистом «Янь» было сомнение. Теплилось где-то в глубинах его сознания эдакое зерно страха - страха быть обманутым. Родион сомневался, когда Квазар вёл их с Юлей к монастырю; сомневался, когда к ним с Тхонми явились люди «Созвездия»; сомневался там, на полюсе. Пугающая закономерность - каждый раз его сомнения влекли за собою фатальные последствия. Родион никогда не спускал со счетов эту цепь умозаключений, и пальцами, микроскопическими рисунками их отпечатков чувствовал, как эта цепь скользит то вперёд, то назад, подпиливая столпы его непоколебимой веры. Этой ночью, когда Квазар покинул его, Родион как никогда ощутил тяжесть этих сомнений. Но самое жуткое заключалось в том, что гнев Давида имел оправдание. Побег Квазара напомнил Родиону о том самом зерне страха. Неужели он, беззаветно верующий, посвятивший Квазару жизнь, не заслужил его сострадания и доверия? Обидные высказывания Мариуса, косые взгляды Кимико и ещё дышащее румянцем тело незнакомки полили это зерно, и вот оно уже даёт всходы.
Выкарабкался из почки первый листочек - «А правильно ли вот так использовать людей?»
За ним второй - «Вдруг я больше не нужен?»
Зачернел прожилками третий - «Неужто я и впрямь был обманут?»
Расправила ветви угрюмая крона: «Как ты мог допустить такое, Квазар?»
Громко тикали часы Давида: тик-так, тик-так. Словно огромный метроном, стоящий за спиной, набивал непоколебимый ритм. Тик-так, тик-так, тик-так. Чем дольше Родион вслушивался в этот стук, тем напористее он становился. Тик-так. Тик-так. Тик-так! Как вдруг часы смолкли. Стереописк абсолютной тишины растопил оковы оцепенения, и Родион решился открыть веки.
Помещение походило на коридор больницы. Вдоль стен стояли скамейки, каталки и стойки для капельниц. Насуплено гудели пускатели ламп. У лежащей на боку инвалидной коляски до сих пор крутилось колесо. Коридор казался невероятно узким: если встать поперёк и вытянуть руки, можно коснуться пальцами стен. Обшарпанную бледно-зелёную краску испещряли узоры вен - коридор пульсировал подобно артерии. На единственной двери висела табличка - МРТ. Мариус сидел напротив, на скамейке. Он осматривал ладони с видом счастливчика, пережившего крушение самолёта.
- Ну как, не укачало?.. - губы Давида изогнулись то ли в ухмылке, то ли в оскале. - Жутковатое местечко. Надеюсь, наша вундеркинд ничего не напутала.
Встав, Родион пригладил робу. Посмотрел в одну сторону, в другую: оба конца коридора тонули в плотном ярко-красном тумане. Из вентиляционной решётки веяло жаром и терпким запахом дезинфицирующего средства.
- В прошлый раз мир «Чёрного хода» был куда реалистичнее... - добавил Мариус, ковыряя ногтем одну из венок на стене. - Малышка Кими как в воду глядела. Связываемся с мертвяком - ловим побочные эффекты.
- Отбрось страхи, Давид. Мы прибыли сюда, чтобы разобраться, и мы во что бы то ни стало сделаем это.
- С чего ты взял, что я боюсь, дедок? Это тебе бояться надо. Если выяснится, что ты от нас что-то утаивал, я тебе все косточки пересчитаю.
- Мне скрывать нечего.
- Вот сейчас и узнаем, - Мариус кивнул на кабинет МРТ.
На скамье, стоящей справа от двери, возникли люди. Родион насчитал пятерых. Одетые в белые туники, их опущенные в пол лица скрывались под капюшонами. До Родиона донёсся шёпоток: тихий, злой, хаотичный. Казалось, эти люди исторгали злобные богохульства. Рычали и шипели, как чернокнижники, проводящие демонический ритуал. Родион шагнул к ним - все пятеро подняли головы. На бледных лицах не было ртов. Не было носов и губ. Ни одной морщинки, ни единого волоска. Лишь пять затянутых беленой пар глаз смотрели на Родиона, не моргая. Какая-то дикая квинтэссенция ненависти читалась в их взглядах, какое-то парализующее безумие. По носу ударил ядрёный запах гари, и все пятеро испарились - их одеяния повисли на скамье пустыми наволочками.
- Бр-р-р, - Мариус заткнул ноздри, - чушь какая-то. Как бы там ни было, у нас девяносто девять минут. Продержимся до конца - и нас выкинет из этого кошмара.
Дверь МРТ ударилась о стену с такой силой, что едва не слетела с петель.
- О нет, ваш кошмар ещё только начинается!.. - пробасила выбежавшая из кабинета блондинка. Она была одета в строгую юбку и белую сорочку. Три верхние пуговицы расстёгнуты; из-под рубашки выглядывал кружевной бюстгальтер и православный крестик на верёвочке.
Она.
Та самая незнакомка из Реверса.
Женщина марширующим шагом подошла к Давиду. Бросив на скамью файл с бумагами, она села и стала методично массировать виски. Когда блондинка заговорила, складывалось впечатление, что она болтает по телефону:
- Я поведаю вам, что такое настоящий кошмар, мои заблудшие слепые бабочки. Кошмар - это когда каждое воскресенье молишься за здоровье матери, а за день до юбилея у тебя находят неизлечимую онкологию. Кошмар - это когда жить остаётся всего несколько месяцев, но ты умудряешься погибнуть от рук террористки. Кошмар - это когда умираешь дважды, но даже после всего пережитого в твой разум вторгаются непрошенные гости... - поочередно взглянув на Родиона и Давида, она горько рассмеялась. - Почему вы не смеётесь, бабочки? По мне так это просто эталон чёрного юмора. Жестокая божественная ирония... Ну да ладно, не будем о грустном. Мыслить позитивно, ведь так? Собрались, взбодрились, встряхнулись. Самое время раскрыть великий заговор. Моё личное секретное расследование, моя китайская месть по-русски.
Речь незнакомки переполняло задорное отчаяние. Да, на её лице торжествовала улыбка, в уголках голубых глаз танцевали морщинки, но весь этот наскоро склеенный грим едва ли не сползал с её волевого лица. Так ведёт себя тот, кто потерял абсолютно всё, и теперь ему остаётся разве что отшучиваться.
- Не хотите разговаривать? Ну что ж, бабочки, тогда говорить буду я - Громова Людмила Аркадьевна. Капитан шестого подразделения по противодействию терроризму ФСБ России... - блондинка извлекла из файла бумажку с квадратной синей печатью. - Если без прикрас, то просто Люда - коренная москвичка тридцати девяти лет от роду с подарком небес в виде раковой опухоли в мозгу... в первой четверти лобной доли?.. Гм, или это двойка? Их корявый почерк без пары рюмок и не разберёшь... - смяв справку, Людмила швырнула её в урну. Выудила из сумочки платок и высморкалась. - Они просканировали меня четырежды. Столько радиации за один присест... Впрочем, какая разница? Я ведь всё равно ходячий труп. Труп по имени Люда. Будем знакомы.
Давид на автомате протянул ей руку:
- Я - Давид Ма...
- О нет, нет! - Людмила замахала платком. - Не утруждайся, забавный слепой мотылёк. Представляться ни к чему. По правде говоря, мне плевать, кто ты. Хоть патриарх всея Руси, хоть сам апостол Павел.
- Вы видите нас? - изумился Родион.
- Ну разумеется. Вы ведь в моей голове, не я в ваших... - Люда закурила Кэмел. Протянула пачку Родиону - тот отказался, протянула Давиду - тот угостился. Запрокинув голову, Людмила стала пускать дым кольцами, точно пароход. - Вы прибыли сюда, чтобы разузнать, что со мною стряслось? Коль так, то вряд ли вы из тех самых заговорщиков. Да и... не похожи вы на них. Такие же потеряшки, как и я. Полагаю, вам можно доверять. Я открою вам тайну, о которой не знает никто. Я даже не стану спрашивать, зачем вы забрались в мои отмирающие мозги. Покойнику ведь всё равно, не так ли? - стряхнув пепел, она поочерёдно заглянула мужчинам в глаза. - Но пообещайте, бабочки. Пообещайте, что сделаете для меня одно маленькое одолжение.
- Какое? - спросил Родион.
- Сожгите моё тело. Спалите его, где бы оно ни было. Спалите, как кучу сухой листвы. На этот раз я хочу умереть окончательно... - капитанша кинула окурок на пол; встав, она затоптала его каблуком и расставила локти, призывая мужчин взять её под руки. - Беритесь, да пойдём. Людмиле Аркадьевне есть, чем вас удивить. Заговор будет раскрыт, и вы увидите финал моей мыльной пьесы воочию.
Голубые глаза и светлые волосы Люды шли вразрез с её бойким, задорным характером; ей пошло бы быть набожной испанской смуглянкой или бесстрашной мамашей из гетто. Стоило мужчинам прикоснуться к блондинке, как раздался плеск. Он становился всё громче. Заблестело лаковым отблеском что-то вдали. Родион прищурился - с конца коридора на них бурлящим потоком неслась волна крови. Монах инстинктивно вжал голову в плечи. За миг до столкновения пол ушёл из под ног, а коридор объяла тьма.
* * *
Фургоны, забитые разномастной шпионской электроникой, Родион видел разве что в сериалах про ментов. В детстве он мечтал забраться в один из таких. Кто бы мог подумать, что на старости лет его мечта сбудется? Салон был на удивление просторным. Плотно задёрнутые жалюзи пронзали острые полосы света. Люда горбилась в дальнем углу, перед одним из мониторов. Курила, заполняла документы. Под потолком витало облако табачного дыма, оттесняемое вверх запахом черничного освежителя. Родион почувствовал головокружение, хотя сидел возле приоткрытой двери, на полу. Давид сидел напротив: его потная физиономия напоминала лицо взлохмаченного дровосека. Весь в сигаретном дыму, перечёркнутый полосками лучей, он выглядел умиротворённым и даже опьянённым. Родион немного успокоился - за последние часы Мариус успел его порядком напугать, хотя монах всеми силами старался не показывать этого.
- Наша боевая барышня - твоя землячка. Ты не мог встречать её раньше? - спросил Давид.
- Если бы я её знал, я бы обязательно тебе об этом сообщил.
- Без обид, просто уточняю.
Снаружи донёсся радиописк, который тут же сменился певучим голосом - мужчина с арабским акцентом начал зачитывать мусульманские проповеди. Родион прильнул к жалюзи: за стеклом высились городские пейзажи. Москву двухтысячных он узнал мгновенно. Торговый центр, развязка, Московская Соборная мечеть - их фургон находился на улице Дурова, возле пешеходного перехода. Ритуальные напевы изливались из мегафонов. Тысячи мужчин стояли на коленях, вплотную друг к другу: на дорогах, на тротуарах, на лестницах и даже на крышах автобусных остановок. Под каждым виднелся молитвенный коврик. Мужчины то припадали к земле, то вздымали руки к небу. «Курбан-байрам, - догадался Родион, хотя знал об исламе исключительно из телепередач. - Великая праздничная молитва».
- Нехило там народу собралось... - фыркнул Давид, выглядывая в щель.
Немного погодя дверь фургона отъехала в сторону. В салон забрался крепко сложенный мужчина в чёрной медицинской маске и чёрном берете. На нём была такая же униформа ФСБ, как и на Людмиле; куртка, брюки, высокие ботинки. Просочившись сквозь Давида подобно призраку, он уселся рядом с Людой и спустил маску на подбородок:
- Всё в норме, товарищ капитан. Муслимы в религиозном экстазе, так что до приезда верховного муфтия можно не париться.
- Не сметь расслабляться, лейтенант, - бросила Людмила, выводя на документах жирную галочку. - Доложи на базу, а потом будешь следить за камерами.
- Ну хоть кофейку разрешите заварить?
- Да шучу я, Димон, шучу. Заваривай шустрее. И мне кружечку оформи.
Когда электрический чайник закипел, красная кнопка под рукояткой отщёлкнулась. Салон фургона заполонили кофейные ароматы. При виде банки Nextcafe Мариус облизнулся. Родион и сам бы не отказался от кофе, но в этот раз Людмила, кажется, их попросту не замечала: оперативники не реагировали ни на его кряхтение, ни на покашливание Давида. Дмитрий поставил одну из двух кружек перед Людмилой.
- И не влом им в такую рань вставать? - поинтересовался он, глядя в окно.
- Как видишь, не влом. Сам-то что, никогда с родителями во всенощную не ездил?
- Да они и не звали никогда. Так-то я не прочь в проруби искупнуться.
- В прорубь ныряют на крещение, балда. Это разные вещи.
- Простите, товарищ капитан. Я кроме Пасхи ничего и не знаю.
- Вот и правильно... - Люда наконец-то закончила с документами; засунув бумаги в файл, она спрятала их в скоросшиватель. - Не забивай голову этой пустой белибердой. Как там говорил Владимир Ильич Ленин? Религия - опиум для народа.
Взяв кружку в обе руки, она вперилась взглядом в пустоту. Изредка мусульманские песнопения сменялись неразборчивым шумом. Шипение мегафонов то утопало в молитве, то выныривало из пауз подобно синусоиде. В голове Родиона затикали часы. Он попытался прикинуть, сколько времени прошло с момента их погружения. Внезапно Дмитрий хлопнул себя по лбу:
- Товарищ капитан, у вас же юбилей сегодня. Родители мне сладости подсунули, сказали вас поздравить... - он вытянул из лежащего под сидушкой рюкзака контейнер с пирожными. - Угощайтесь.
- Ай да Димка, ай да подлиза... - Люда понюхала угощение. - Со сгущёночкой? Родителям спасибо передашь.
- Это ещё не всё, товарищ капитан. От меня тоже небольшой презент.
Достав из внутреннего кармана коробочку с серебристым плюсом, Дима поставил её перед женщиной. Людмила с опаской посмотрела по сторонам. Накрыв коробочку ладонью, она отодвинула её назад к лейтенанту:
- Ты знаешь, что светит за несоблюдение субординации?
- Людмила Аркадьевна, это от всего сердца, - добродушно кивнул Дмитрий.
Люда поколебалась, но недолго. Она разглядывала подарок, словно проворачивала в голове все возможные исходы принятого решения. В её небесных глазах промелькнула тень тоски. Людмила приоткрыла коробочку - внутри лежал новёхонький мультитул. Достав его, она принялась внимательно изучать инструменты; отвёртки, ножички, пилочки, плоскогубцы.
- Тот самый мультитул... - сообразил Давид.
- Желаю вам удачи, любви и долгих лет жизни, товарищ капитан, - протараторил лейтенант. - Пусть ваше будущее будет насыщенным и радостным, а со всеми мелкими невзгодами поможет справиться мой скромный подарок.
- Долгих лет? Хех, сказанёшь ещё... - хохотнув, Людмила спрятала мультитул во внутренний карман куртки. - Спасиб, Дим.
- Это вам спасибо, Людмила Аркадьевна.
Они взялись за пирожные, попутно обсуждая самые разнообразные темы. Коллег, политику, фильмы, начальство. Из их диалога Родион узнал, что мама Люды уже как год страдает от прогрессирующей глаукомы. Из их же разговора выяснилось, что несколько лет назад Людмила принимала у Дмитрия практику - тот получил должность благодаря её рекомендациям. Несмотря на смертельный диагноз, женщина выглядела жизнерадостной и бодрой; Родион ни в жизни бы не поверил, что человек, знающий о своей скорой кончине, способен так заливисто смеяться.
Когда со сладостями было покончено, оперативники устроили перекур. Неизвестно, как долго бы они ещё болтали о том да о сём, если бы в какой-то момент Людмила не уставилась на один из мониторов.
- Погоди-ка... а это ещё кто такая?
Оперативники прильнули к экранам. Давид взбодрился; вскочив на ноги, он встал позади них. Родион подковылял к Мариусу - на пыльных жидкокристаллических дисплеях виднелись ряды совершающих ид-намаз мужчин. Одно из изображений исказилось помехами: промеж паломников вышагивала женщина в парандже. Чёрное сукно развевалось на ветру, а на спине висела противотанковая винтовка. Казалось, женщину никто не замечал - мужчины продолжали молиться, не обращая на странную гостью внимания.
- Вы про кого? - спросил Дмитрий.
- Про коня в пальто! - Людмила указала зажатой между пальцами сигаретой на экран. - Про арабку эту, про кого ж ещё.
- Э-э-э... прошу прощения, про какую арабку?
Смерив лейтенанта вопросительным взглядом, Людмила воткнула недокуренную сигарету в пепельницу. Давид посмотрел на Родиона с тем же выражением, и монах смиренно кивнул - судя по всему, Дмитрий в упор не видел того, что видели остальные.
- Баба в парандже и с винтовкой, - тон капитанши начинал брать свирепые ноты. - Ты ослеп что ли, малый? Шестая камера, глаза разуй.
Пока лейтенант в недоумении хлопал ресницами, Люда сняла с пояса рацию:
- Всем постам, в зоне 6 замечена вооружённая женщина. Повторяю: в зоне 6 замечена вооружённая женщина. Приём.
Несколькими секундами погодя ей ответил бесполый сиплый голос:
- Шестой пост на связи. У нас всё чисто, товарищ капитан. Приём.
- Вы там набуханные что ли? - возмутилась Люда. - А ну перепроверить. Сейчас же.
- По камерам никого, товарищ капитан. Связываемся со снайперами.
Не став дожидаться отчёта, Людмила повесила рацию на пояс. Подошла к шкафчику, достала бронежилет. Накинув его, вооружилась автоматом. В боковые карманы отправилась две гранаты: осколочная и светошумовая.
- Товарищ капитан, вы куда? - боязливо поинтересовался лейтенант. - Там же чисто всё.
- Обход, - буркнула Люда, проверяя закреплённый под дулом фонарик. - Если хочешь, могу сходить одна.
- Нет-нет, я с вами.
Пока лейтенант собирался, отрывисто зашипела рация:
- Пш-ш-ш... Товарищ капитан, снайперы доложили, что нарушений нет. Выслать группу в зону 6? Приём.
- Не надо, сама справлюсь... - Людмила сказала это с таким выражением, словно начинала что-то подозревать; присутствовало в её голосе некое смиренное самопожертвование. - Дим, сиди-ка ты лучше здесь. Я туда и обратно.
- Я уже собрался, - упрямо возразил лейтенант.
Оперативники выпрыгнули из фургона - бодро скрипнули подошвы. Пересекая ряды паломников, они потопали в сторону торгового центра «Девяточка». Давид и Родион проследовали за ними. Мариус ступал осторожно, дабы не задеть мужчин; монах шагал напролом, просачиваясь через них. Вдох-выдох, вдох-выдох - он не отставал от оперативников ни на шаг; он искренне жаждал разобраться в том, к чему столь долго и упорно вело его слепое служение Квазару. Воздух дышал утренней прохладой. Повисшие в зените тучи принимали самые разнообразные формы: корабли, мотыльки, ангелы. Мусульманские проповеди наделяли происходящее атмосферой ещё большей запутанности. Складывалось впечатление, что всё вокруг призвано усыпить бдительность. Затуманить разум, дабы позволить ключевым деталям ускользнуть от пристального взора.
- Фига ты прёшь, мандарин, - пропыхтел Мариус. - Такой бы запал, да несколькими часами ранее.
Добравшись до угла «Девяточки», Люда прижалась к стене. Выглянула, вскинула автомат, прицелилась - на противоположной стороне перекрёстка высилось матово-чёрное здание. Давид присвистнул, а Родиону вспомнились рисунки с гравюр инквизиции - небоскрёб без окон и дверей напоминал едва приоткрытую Железную деву. Зияющая беспросветным мраком щель тянулась от широкого основания до подпирающей небосвод вершины. Около проёма стояла та самая женщина в парандже. Ножки снайперской винтовки топорщились, точно усики улитки.
- Вооружённая баба, на одиннадцать часов.
Лейтенант в недоумении почесал за ухом. Заметив его реакцию, Люда протянула ему бинокль:
- На, смотри.
- Я... товарищ капитан, я... никого не вижу.
- Ну студент, готовь чернила. Будешь мне всю неделю рапорты строчить, - удерживая женщину на мушке, Людмила выдвинулась в её сторону. - Эй, ты! Бросай винтовку на землю, или я открою огонь!
Паломники все как один уставились на капитаншу - ряды безротых и безносых масок пронзили её взглядами презрения. Незнакомка в парандже обернулась, глаза её серели дымчато-жёлтой беленой. Родион не смог и слова проронить: на миг ему показалось, что женщина посмотрела на него. Он почувствовал, как учащается сердцебиение; как пульс резонирует по венам тяжёлыми толчками. Руки потяжелели, словно налитые свинцом. Проигнорировав Людмилу, незнакомка тенью скользнула вовнутрь железной девы. Капитанша устремилась за нею. Лейтенант остался стоять на месте с видом растерянного ребёнка.
- Зверская у неё пушка. - Мариус на ходу потряс кулаком. - Чем-то «Сумрак» напоминает. По мне как-то шмаляли из такой. Бетонные стены прошибает на раз-два.
- Быть может, тебя пыталась убить та самая особа?
- Не, там вроде как мужичок оказался. Мы его из гранатомёта накрыли, так к нам ошмёток его уха прилетел.
Родион разговаривал с Давидом, избегая зрительного контакта:
- Оружие этой дамы впечатлило тебя куда больше, чем эта иномировая монументальная постройка.
- Причуды подсознания, глюки восприятия. «Чёрный ход» и при живых-то пользователях был весьма нестабильно штукой. Чего уж про разум покойника говорить. Да и... после наших прогулок по Реверсу меня вряд ли уже чем-то удивишь.
- Патрульным бошки поотвинчиваю, - вмешалась в их диалог Людмила, снимая автомат с предохранителя. - Как она смогла просочиться через кордон?.. Или это опухоль начинает сводить меня с ума?
Мужчины промолчали. Чем ближе Родион подходил к этому жуткому сооружению, тем выше то становилось. Оно нависало и нависало; казалось, оно вот-вот обрушится на него тайными смыслами мистических предопределённостей. Голова закружилась - Родиона укачивало, хотя под ногами был ровный асфальт. Подойдя к Железной деве, троица остановилась. Проповеди ид-намаза утонули в стереофоническом шуме. Превратились в гомон голосов, пропитанный воплями, криками и грохочущим лязгом. Из бездонной щели несло жаром - наверное, именно так полыхают врата ада. Людмила взглянула на небо, в слезящихся глазах отразились ватные облачка.
- За что ты так со мною, боженька? - шепнула она, а после повела подбородком и смело ступила во мрак изваяния.
Давид любезным жестом пригласил Родиона внутрь:
- Только после вас, сеньор.
«Идёшь - иди без колебаний. Отыщи истину, которая никогда не подвергнется сомнениям» - монах погрузился в беспросветную мглу.
Когда Людмила включила фонарик, кольца света скользнули по стенам из красного кирпича. Ступени, ступени, ступени - узкая лестница походила на спуск в гробницу. Тонущий во тьме тоннель пересекали бесчисленные трубы. Толстые и тонкие, ровные или загнутые под прямыми углами, металлические или пластиковые, с вентилями и без - трубы стояли и висели настолько плотно, что между ними едва можно было пролезть. Отщёлкнув фонарик от планки автомата, Люда упрямо потопала вниз. Она изгибалась и протискивалась так ловко, что Давид и Родион едва поспевали за нею. Сзади их подгоняла стена сгущающейся пустоты. Вскоре троица упёрлась в дверь. Стоило Людмиле приоткрыть её, как из щели повалило запахом бензина. Спрятав фонарик во внутренний карман, капитанша сиганула в проём. Давиду с Родионом ничего не оставалось, кроме как войти следом.
Небольшое прямоугольное помещение освещалось засаленными взрывозащищёнными светильниками. Родион осмотрелся: зал походил на дизельную электростанцию. Он как-то бывал в похожей. В их твердыне на Южном полюсе. В центре залы громоздился мерно тарахтящий генератор. По периметру зала располагались электрощитовые панели. Закреплённые под потолком кабели стягивались к генератору подобно паутине. Стрелки приборов подёргивались, будто пытались предупредить, что грядёт что-то неладное. Над ногами у Родиона хлюпнула радужная лужа - вся генераторная была залита горючим. Давид присел на корточки и принюхался:
- Соляра.
Люда стала медленно огибать генератор. Сделав несколько осторожных шажков, она вскинула автомат - за установкой сидела в позе лотоса та самая женщина. На этот раз без винтовки, в сыром и душном полумраке она походила на бесформенную кучу чёрных лоскутов. За нею, на металлической бочке, помигивали красные индикаторы. Вьющиеся пружинки проводов, бумажные свёртки и равномерное пип-пип-пип - на бочке покоилась самодельная бомба. Ошибиться нереально.
- Твою ж мать... - в ужасе попятился Мариус.
- Руки вверх, и без глупостей! - прогорланила Людмила, прицеливаясь в незнакомку.
Та не двигалась. Капитанша приблизилась к ней на несколько шагов.
- Всем каналам, код 3, - сообщила она в рацию. - Повторяю, код 3: в генераторной на станции метро «проспект Мира» обнаружено взрывное устройство. Запрашиваю отряд сапёров и эвакуацию...
Не успела Людмила договорить, как куча чёрной ткани ожила и взмыла к потолку подобно стае взлетающих ворон. От неожиданности Родион вздрогнул. Прыжок, взмах - вылетевший из рук Люды автомат упал на пол. Схватив капитаншу за запястье, женщина в парандже исполнила акробатический кувырок и уложила её на лопатки. Брызги горючего разлетелись мерцающими осколками.
- Что всегда перед нами, но мы его не видим? - спросила незнакомка, нависнув над Людой подобно грозовой туче.
- Твой судебный приговор, - огрызнулась та.
Родион украдкой посмотрел на Давида и заметил, как вздрогнули его могучие плечи. Да, вне всяких сомнений, бразилец вспомнил эту загадку. На миг Родиону стало спокойнее. «Выходит, он замешан во всём этом не меньше меня. Всё происходящее так или иначе связано со всеми нами». Выхватив из чехла нож, Люда вскочила на ноги и предприняла ряд молниеносных атак. Несмотря на сухой старческий голос, незнакомка уворачивалась с изяществом шаолиньского мастера.
- Зачем тебе всё это? - спросила Люда после очередного неудачного выпада. - Зачем ты гробишь невинных людей?
- Он оплакивает мёртвых и зовёт живых. О чём речь? - вопросом на вопрос ответила незнакомка.
- Чокнутая фанатичка. Сгинь в могиле со своими загадками.
Они кружили вокруг генератора, точно в ритуальном танце. Какие бы приёмы не применяла Люда, таинственная незнакомка всегда оказывалась быстрее. Парировав очередной выпад, арабка перекатилась вокруг капитанши чёрным вихрем. За взмахом ноги последовал блеск стали - вылетевший из рук нож приземлился неподалёку от автомата. Встав позади Люды, женщина заключила ту в удушающий захват. Капитанша попыталась ударить её локтем, но та уклонилась. Попыталась сорвать с неё никаб - та увернулась. В конце концов Люда перестала брыкаться и замерла в смиренном ожидании.
- А теперь последняя загадка. Не ответишь - умрёшь. Что станет меньше, если это перевернуть вниз головой?
- Даже если я и умру, ты будешь кормить червей вместе со мною, - пробасила Люда и разжала ладонь.
На пол со звонким стуком упала осколочная граната. Следом упала чека. Родион хотел предупредить Давида, но позади скрипнула дверь - в генераторную ворвался Дмитрий. Время замедлилось, а хлюпанье горючих луж слилось в иномировую перкуссию.
- Товарищ капитан, сапёры уже на подходе. Вы нашли?..
Прогремел взрыв. Пламя накрыло генераторную оранжево-алым покрывалом.
* * *
Родион узнал Дронариум, едва приоткрыв веки. Купольный фонарь атриума обдавал приятным теплом. Блистающие белым мрамором грани стен, изобилие света, ламповое гудение. И даже ботинки пропали. Ангельская песнь, слова которой монах помнил наизусть и по сей день, лилась в уши нежными переливами. Родион лежал на траве, подле ствола глицинии. Ему не хотелось вставать; не хотелось говорить и возвращаться к мыслям о Реверсе. «Вот бы сейчас отправиться к Минаретам. Стереть себе память, отдавшись бессознательному покою». Над монахом повисла восхищённая физиономия Мариуса:
- Так вот он какой, этот твой волшебный Дронариум.
- Именно так, - со спокойным достоинством сказал Родион.
- Старый фанатик, а ты и впрямь не лгал! Я ощущаю это хвалёное тепло даже сейчас.
- Это энергия Квазара, Давид. Его чистейший дар в первозданном виде.
Мариус довольно прищурился, зрачки его сузились до размеров игольных ушек:
- Забойный дар, и не говори. В последний раз я испытывал такой приход после колумбийского кокоса, лет семь назад. Эх, как же кайфово он вмазывал. Знай я, что после смерти меня ждёт нечто подобное, не раздумывая бы глотнул яду.
- Быть может, следовало примкнуть к квазарианам, а не штурмовать их твердыню на полюсе?
- Кто знает, кто знает... Если уж начистоту, я не фанат светлых интерьеров. Да и про виселицы ты не упоминал.
Ангельская песнь вмиг смолкла. Родион вскочил, как подхлёстнутый; увиденное повергло его в ужас. По всему атриуму, от исповедален и до лестницы, стояли виселицы. Высокие, как корабельные мачты, и низкие, по ключицы. Ровные и покосившиеся. Одиночные, парные и даже перекладины с целыми рядами петель. Одетые в белоснежные туники люди водили вокруг виселиц хороводы. И вновь эти безликие восковые фигуры. Все они смотрели вверх, на купол, и на этот раз их взгляды источали слепое обожание.
- Эй, мотыльки, а ну марш ко мне! - донеслось сзади.
Повернувшись, Родион заметил Люду. Капитанша стояла на четвереньках у одной из скамеек. Одетая во всю ту же униформу ФСБ, она голыми руками копала в клумбе ямку.
- Именно так я и погибла, мои дружные слепые бабочки, - сообщила Люда, когда они с Давидом подошли к ней вплотную; женщина выглядела так, словно разговаривала с прячущейся в траве лягушкой. - Первые минуты покалывало в суставах, но стоило встать на ноги, как это чувство ушло. Ушла и головная боль, что мучила последние семь месяцев. Мальчуган, похожий на купидона, сообщил мне, что я умерла, и мне следует пройти в Зал ожидания. Впрочем, в замешательстве была не я одна - все прибывали сюда немного не в себе. Затем понимали, что к чему, и трезвели. Но проходили часы, дни, и они опять превращались в заторможенных овощей. Их будто что-то пьянило, - вынув из внутреннего кармана мультитул и фонарик, Людмила аккуратно вложила их в ямку. Присыпала тайник, вернула копну травы на место. - Даже вы ощущаете этот покой, ведь так? Эту апатию, которую чувствуешь разве что после баньки, всадив несколько рюмочек дедовского самогона?
- Аура Квазара оказывает на человеческие души воистину целебное воздействие, - ответил Родион. - Одного в толк не возьму: зачем ваше подсознание очернило нашу святыню этими кошмарными абстракциями?
Мариус потряс указательным пальцем:
- Вот-вот, и я о том же. Чем этот Кайфонариум тебе так насолил?
- Не неситесь вперёд паровоза, мотыльки, - заговорщицки проговорила Людмила. - Да, эту ауру здесь ощущали все. Каждый. Но только не я... - оттряхнув колени, она села на скамейку. Стоило ей закинуть ногу на ногу, как рядом возник лейтенант: Дима сидел неподвижным истуканом. - Малого я встретила уже после исповеди. Да, глупо было надеяться, что этот дурик выживет. Ещё и в лужу топлива вступил, болван. Эх, никудышный из него опер... К тому моменту, как я повстречала его в атриуме, он уже слабо соображал. Даже на вопросы мои отвечал нехотя. Мямлил, что его пытались откачивать. Почти всё тело обгорело. Теперь же он искренне верил, что попал в рай, и можно не переживать. А вот ту неуловимую террористку я так и не встретила... хотя долго бродила по Покоям прибытия в надежде на реванш.
Родион с недоверием покосился на купольный фонарь:
- Вы хотите сказать, что аура Квазара не действовала на вас?
- Именно так, друг.
- Это исключено, - замотал головой Родион. - Единение с Квазаром здесь находит каждый.
Людмила взмахнула рукой, и их с лейтенантом униформы сменились на туники.
- Каждый, да не каждый. Любезные администраторы заглянули в свою книгу и вытряхнули всех моих скелетов. Откуда они всё про всех знают?.. Они следят?.. О нет, не-е-ет, избавьте меня от сказок про всевидящее Божье око! Чуть позже мне выделили комнату, оставалось лишь дожидаться Колокольного звона. А аура всё не работала; в какой-то момент мне даже обидно стало. Поначалу я отказывалась в это верить. Разве может божественная канцелярия ошибаться? Первой мыслью было заявиться к админчикам и спросить «Какого, извините, хрена?» Или нагрянуть в Минареты и задать этот вопрос там. Но потом ко мне вдруг снизошло озарение, что никакой это не рай. Небеса не вправе ошибаться. Пока все местные и новоприбывшие нежились под лучиками, годами взращиваемая внутри меня ищейка чуяла, что что-то не так. А когда начала возвращаться головная боль, я поняла: сидеть сложа руки больше нельзя.
Родиону стало тяжело дышать, и только тогда он понял, что дышит. Дышит здесь, в Дронариуме. Нарастающая духота сдавливала виски. Свет купольного фонаря всё больше приобретал болезненно-жёлтый оттенок. Лицо капитанши исказила боль, и она зажмурилась:
- Сосредоточься, капитан... - казалось, воспоминания давались ей с трудом. - Веди себя непринуждённо; не ной; не вздумай показывать, что мучаешься. Такие установки я дала себя, прежде чем взяться за скрупулёзный анализ Дронариума. Жилые сектора, Покои прибытия, Детский митреум, Великий коридор, атриум, Минареты. Стены, коридоры, лестницы и тупики... Тупики, тупики, тупики - хоть лбом об них бейся... Где находится это место? Почему время здесь идёт вспять? Как сюда попадают наши вещи? И зачем администрация прибирает их к рукам? Куда всех созывает Колокольный звон? Никто из участников этого камерного мультиэтнического хиппи-фестиваля и не думал задаваться подобными вопросами. Всем было начхать. Иногда мне казалось, что аура Квазара вот-вот заработает. Хех, я была б не против. Она сожрала бы меня без остатка. Я забыла бы, кто я и что я... Где я, кем я была... Сделала бы апатичной бабочкой... К счастью ли, к горю ли, но увы и ах - эта аура меня игнорировала. Я не помолодела ни на день. Иногда так хотелось раздвинуть шторы и увидеть рассвет. Взглянуть на родной двор. Включить телевизор. Переслушать ранние альбомы Би-2. Скушать хоть что-нибудь, да хоть сухую хлебную корочку, - Людмила принялась массировать виски. - Всю жизнь ходишь в церковь. Заучиваешь молитвы, ставишь свечки, подаёшь милостыню, а что взамен? За что боженька меня так невзлюбил? Чем я могла так его огорчить?.. Я не верила, что он способен так поступить. Я такого попросту не заслужила. Вариант вытекал лишь один: это белый человейник не имеет к Всевышнему никакого отношения.
- Вы явно не в себе, - пробормотал Родион. - Это чудесное место сотворил Квазар.
Людмила зыркнула на него исподлобья:
- С чего ты это взял, мотылёк?
- Так сказано в манускриптах и древних свитках. Так было издавна. Испокон веков. Если вам уготована такая судьба, значит на то была весомая причина. Испытания - это не повод искажать истину страхами.
- Уготована судьба? Хех... А что, если нет никакой судьбы? Что, если мы все - просто марионетки? Просто фигурки на шахматной доске?
- Абсурд. Мы прибыли сюда не для того, чтобы выслушивать ваши параноидальные домыслы.
- Как тогда объяснить то, что аура Квазара на неё не подействовала? - вмешался Давид.
- У меня были некоторые догадки, - оживилась капитанша. - Опухоль?.. Облучение томографа?.. Или бой-баба Людка Громова и впрямь настолько злостная грешница? Я решила воспользоваться своим преимуществом. Трезвый рассудок - вот то, что подарил мне фатальный просчёт Дронариума. В ошибках заключена сама суть человека. Если так, то Дронариум, вероятнее всего, создан людьми. Такими же, как и я. Как вы. Все эти фокусы с отсутствием сердцебиения и дыхания, все эти красочные преломления света - дешёвый трюк для отвлечения внимания. Пыль в глаза, не более.
- Я устал это слушать, - запальчиво буркнул Родион, но Людмила проигнорировала его. Чем чаще он выражал своё негодование, тем больше оживал её басовитый тембр. Складывалось впечатление, что ей нравится реакция, которую вызывают у слушателей все эти постепенно обнажаемые подробности.
- Цель вывести Дронариум на чистую воду подарила мне новый смысл. Для начала надо было найти укромное местечко. Базу, в которой я могла бы уединиться. Собрать все заметки и сфокусироваться на уликах. Выбор пал на комнату в Детском митреуме. Детишки... ну или те, кто выглядели, как детишки, восприняли моё подселение мирно. Да, добираться туда приходилось полуприсядью, но конспирация превыше всего. Ручку с блокнотом я спёрла у одного из прибывших. Тощего клерка в мятом костюме. Выудила из его внутреннего кармана, пока тот держался за шею. Висельник, наверное... Вскоре я нарисовала первый план Дронариума. Выяснилось, что внутренняя часть этой богадельни представляла лежащий на боку конус: вершина - купольный фонарь атриума, основание - колоннады Минаретов, отделённые от жилых зон мостами-виадуками. Весь этот комплекс не имел ни входа, ни выхода - люди попадали в Дронариум через Покои Прибытия, а покидали его в часы Колокольного звона. Теперь я на собственном опыте понимала, почему тюрьмы так защищены. На какие только ухищрения не способен человек, которому некуда деваться.
- Полностью тебя понимаю, - проговорил Давид, задумчиво разглядывая наколки на пальцах.
Родион молчал. История Люды во многом соответствовала манускриптам, и это начинало не на шутку его тревожить. Капитанша обвела обступившие их виселицы безрадостным взглядом:
- Дальше - глубже. Я стала подкарауливать недавно прибывших. Пыталась выведать причины их смертей. В большинстве случаев сюда попадали самоубийцы. Повесился, скинулась с высотки, вскрыл вены, прыгнула под поезд, застрелился, наглоталась пилюль. В остальных случаях, как правило, были те, кто погиб по своей вине. Перешла дорогу на красный, не перекрыла газ, плохо накачал колеса, подставился под выстрел преступника. Выявленные закономерности лишь подтвердили опасения. Выходит, я в аду?.. Впрочем, я сама ничем не лучше их. Подорвалась, да ещё и малого с собой потянула. За такое впору вариться в котле, пока мясо с костей не сползёт.
- Именно так, - вмешался Родион. - И вы должны быть безмерно счастливы, что Квазар проявил к вам милосердие.
- Милосердие Квазара? О нет, ты глубоко заблуждаешься, старый мотылёк. В скором времени я наткнулась на одну очень интересную находку. Как там эта поговорка звучит? Если хочешь что-то спрятать, спрячь это на самом видном месте. Взгляните-ка на дно скамьи.
Родион с сомнением посмотрел на Давида. Тот пожал плечами. Встав на четвереньки, мужчины забрались под скамейку, как автомеханики под машину. С минуту Родион разглядывал деревянные брусья сидения и украшенные ковкой ножки, но так ничего и не заметил. Давид судорожно почесал уголок глаза:
- То ли я вконец ослеп, то ли здесь ни черта нет.
- Что мы должны увидеть? - поинтересовался Родион.
- Внимательнее, нам нужны мельчайшие детали.
Закатав рукава робы, Родион принялся ощупывать взглядом каждый квадратный сантиметр скамейки. Он не переставал надеяться, что весь этот затянувшийся спектакль - плод искажённого подсознания Людмилы. Молотящие удары сердца резонировали по телу десятью баллами Рихтера. «Что такого может таить в себе скамья, пускай даже и скамья Дронариума? Доски, железки да болты с гайками».
- Пусто, - констатировал Мариус. - Трещины и потёртости. Дырочки от короедов. Ничего примечательного.
Взглянув на мужчин сквозь щель в скамейке, Людмила им подмигнула:
- Короеды в Дронариуме? Это не кажется вам странным?
- Хочешь сказать, это и есть твой козырный аргумент? - Давид провёл пальцами по крохотным чёрным точечкам. - Мол, на небесах нет места насекомым и прочим тварям божьим?
- Глупо было полагать, что вы вот так вот сходу всё поймете. В конце концов, не каждому из нас довелось пожить бок о бок со слепым. Моя ненаглядная маман всегда обожала «Войну и мир» Толстого. Даже когда глаукома сожрала её зрение, она всё равно продолжала её перечитывать. Ну а я... я моталась по всем Московским библиотекам в поисках специзданий. Слыхали о шрифте Брайля?
Давид задумчиво почесал бороду:
- Ты про тактильный шрифт? Тот, что для слепых?
- В яблочко. В жизни бы не подумала, что он мне пригодится.
Людмила хлопнула в ладоши - атриум вздрогнул. От гранёных сводов начали откалываться куски мрамора, обнажая абсолютно чёрные участки стен. Вскоре эти участки стали образовывать что-то, напоминающее таблицу. Родион пригляделся: два ряда символов. Сверху - буквы русского алфавита, снизу - различные комбинации из шести чёрных точек.
- Все в Дронариуме запросто понимали друг друга, - напомнила Люда. - Однако надписи на скамейках были зашифрованы с помощью русского. Эти точки - не червоточины короедов, а шифр. Какая ирония: миллионы бабочек в упор не видели того, что спрятано повсюду. Слепые мотыльки летели на огонь, не замечая своих же знаков...
Людмила всё говорила и говорила, но Родион перестал её слышать. Люди, до этого мирно водящие хороводы, замерли по стойке смирно. Купольный фонарь вспыхнул ярко-оранжевым пламенем; он слепил подобно полуночному костру. Пальцы Родиона охватила дрожь. Он переводил каждый символ, запоминал его, переводил следующий, потом ещё один, затем сбивался и возвращался к началу. Но сбивался ли? Или оттягивал неизбежное? Людмила что-то тараторила, но для Родиона её голос превратился в неразборчивую радиотрансляцию. Мариус в недоумении вертел головой, глядя то на монаха, то на высеченную в гранях атриума таблицу, то на точки, то на капитаншу. Закончив с расшифровкой, Родион впал в оцепенение. Всё вокруг смолкло, и в абсолютной тиши он услышал бурление, с которым несётся по его артериям кровь; он услышал, как бьются о стенки сосудов эритроциты; с каким давлением они просачиваются сквозь болото бурлящих подозрений. Он словно раз за разом проваливался в бездну, а лица Людмилы и Давида то удалялись, то приближались кадрами транстрава. Их рты открывались, как у выброшенных на сушу рыб. Родион лежал неподвижно, пока с его пересохших губ не сорвалось еле слышное:
- Это н-н-не.. н-неправда.
- Правда, мой старый мотылёк, - Людмила широко улыбнулась, обнажив ровные зубы. - Самая что ни на есть неопровержимая истина.
Завидев, что с монахом творится что-то неладное, Давид вылез из-под скамейки. Помог Родиону встать, заботливо усадил его на скамью.
- Эй, архимандрит, ты только бледного ловить не вздумай... - он легонько похлопал того по щекам. - Перевёл надпись?
Родион не чувствовал языка. Когда он заговорил, его голос звучал словно из ниоткуда.
- Кажется, это... это инвентарный номер... Проект «Дронариум», с... соб... собственность корпорации «Созвездие»...
У Мариуса отвисла челюсть. Людмила наблюдала за ними с удовольствием гурмана, смакующего деликатес; в глазах цвета неба блестел арктический холод. Она вела к этому бронебойным панчлайном, и она претворила задуманное в жизнь. Родион молчал, лишь подбородок его дрожал. Встав, он с кряхтением поковылял к соседней скамье. Присел, заглянул под неё. Отпрянул. И к ещё одной - тоже отпрянул. Он метался от скамей к деревьям, от деревьев к скульптурам. Запрыгнул в фонтан и по пояс в воде приблизился к колонке. Куда бы он ни посмотрел, везде его поджидали точки. Точки, точки, точки - теперь они лезли в глаза с настырностью навязчивой рекламы, и каждая из кодировок начиналась с одной и та же фразы. Проект «Дронариум», собственность корпорации «Созвездие».
Вернувшись к скамье, Родион сел рядом с Давидом и обессиленно обхватил голову.
- Это невозможно... - он давил на уши ладонями. - Это ошибка. Это... это всё твои нелепые сны. А даже если это и правда, то этим ещё не всё сказано. Да, «Созвездие» сотрудничало с квазарианами. Они помогали нам, а мы помогали им. В нашем союзе нет ничего зазорного.
- Пришло время лететь дальше, мои наивные слепые бабочки.
Купольный фонарь погас, погрузив атриум в кромешный мрак.
* * *
Родион лежал на кровати. Вымокшая от пота роба прилипла к спине. Ступни знобило, а череп вибрировал от спиралевидного писка; то ли скрежет гвоздя по зеркалу, то ли царапание кошки. Душевное состояние Родиона было в разы хуже: вокруг кольцами кружили сонмы смутных силуэтов. Сначала Родиону почудилось, что он покоится на смертном одре в окружении родных; что его обступили дети и внуки, а вся та жизнь, с Квазаром и пророчествами - полная аллюзий старческая дрёма. Стоило разуму ухватиться за эту спасительную возможность, как призраки стали приближаться. Расплывчатые силуэты заглядывали Родиону в лицо, словно интерны, пытающиеся поставить больному диагноз. И каждый раз в нос сочился запах гари. Гарь въедалась в глаза остриями лоботомических игл, и от этого лихорадка проникала всё глубже. И глубже.
«Как же холодно... х-х-холодно... К-квазар, помоги... Давид... к-кто-нибудь...»
- Эй, дедок, ты живой?
Призраки растворились, уступив место испуганной физиономии Мариуса.
- Ого-го! - он приложил ко лбу монаха тыльную сторону руки. - Да ты весь пылаешь. Вот уж не думал, что эта прога так тебя измотает.
Бодрый баритон Давида привёл Родиона в чувство. Опёршись на локти, тот приподнял голову: безупречно чистое помещение походило на мягкий карцер психдиспансера, разве что пониже. Белые гипсовые стены были расчерчены на квадраты тонкими линиями. Белые комод, шкаф и дверь. Широкая кровать занимала едва ли не половину комнаты. «Детский митреум» - подсказала воспалённая память. Следом за этой мыслью прогремел раскат грома - в застенках Дронариума забил набат колокола. Грохочущие раскаты звучали где-то совсем рядом, и Давид принялся затыкать уши:
- Это Колокольный звон так бомбит?
- Верно. Квазар взывает избранных идти на свет.
- Судя по недавно услышанному, Квазаром здесь и не пахн...
В комнату ворвалась Людмила; её полусогнутая походка а-ля «старушка с клюкой» шла вразрез с её торопливым видом.
- А ну подтереть сопли, тряпка! - подсев к Родиону, она ободрительно потормошила старика за плечо. - Моя головная боль была куда сильнее... Так или иначе, ни о каком «Созвездии» я не знала ни сном, ни духом. На лекциях ФСБ нам заливали про теории заговоров, но ничего с похожим названием не проскакивало даже там. Очередной тупик? Как бы не так!.. Маман не раз говаривала: сильный в гору не пойдёт, сильный гору разобьёт. Вот тут-то удача оказалась на моей стороне: выбранная под базу комната находилась на нижнем уровне, в паре сотен метров от Великого коридора. Если судить по плану, одна из её стен являлась внешней, а значит, пришло время радикальных мер.
- Задумала слинять? - просиял Давид.
- Именно. Я подпирала дверь комодом, отодвигала кровать и ковыряла стену мультитулом. Обломки гипса прятала в матрасе. Осознание того, что изучение Дронариума идёт полным ходом, отвлекало, делая головную боль куда менее заметной. Видать, это профессиональное. Не скрою, поначалу дела шли из рук вон плохо... - мультитул в руках Люды материализовался, как монетка фокусника. - Этот брелок вам не кирка. Но вскоре я приловчилась... Десять сантиметров, двадцать, тридцать. Где же арматура? Где какой-нибудь тоннель или, на худой конец, вакуум безвременья? Может, эта стена и вовсе бесконечна? Хотите сказать, из этого кафкианского кошмара не выкарабкаться?.. От работы меня мог отвлечь разве что Колокольный звон. Я убегала в атриум. Забивалась за дальнюю плиту в Покоях прибытия и слушала имена. Слушала их предельно внимательно. В жизни бы не поверила, что человек может вот так вот страшиться света.
- Я, между прочим, тоже на днях стенку ковырял, - похвастался Давид. - Если любопытно, то мой побег прошёл очень даже успешно.
- Рада за тебя, мотылёк. А теперь подсоби-ка даме, подопри дверь комодом.
Дождавшись, пока Мариус исполнит просьбу, Людмила ухватила кровать за ножку и отодвинула её от стены прям вместе с монахом. По слуху полоснул кафельный визг. За подголовником оказалась дыра диаметром не больше метра. Встав на четвереньки, Люда забралась в неё и принялась ковырять гипс наконечником мультитула.
- Я старалась углублять пробоину тихо, не хватало ещё спалить контору... - глухой стук сопровождался подрыгиванием пяток. - Изредка останавливалась на перерывы: высунуться за дверь, пронюхать обстановку. По крупице, по камешку, по осколочку. И вскоре... вскоре я проделала в белоснежной оболочке Дронариуме брешь.
Послышался грохот сыпящейся штукатурки, и пробоина дыхнула до боли знакомым запахом. Запахом свежекупленных калош и обложек для тетрадей. Запахом... резины. Родион заглянул в отверстие: плотно сбитые кабеля напоминали мышечные волокна. Мариус нетерпеливо потёр ладони. Людмила попыталась раздвинуть провода - крепкие пучки и не думали поддаваться.
- И вот капитан Люда Громова совершает очередной прорыв. Подполковник Смирнов всегда хвалил меня за дотошность. Эх, увидел бы он, с каким делом я тут вожусь - махом дал бы мне майора. Первой мыслью было перерезать эти провода к хренам собачьим и посмотреть, что под ними. Хех, не-е-ет. И дураку понятно, что это приведёт к фатальнейшему просчёту. Провода наверняка куда-то вели. Неполадки, где бы мы ни находились, привлекли бы внимание. Пришлось раздвигать их вручную. Не скажу точно, сколько на это ушло времени, но уж явно побольше, чем на монотонную долбёжку стены.
Подхватив часть кабелей, Люда стала тянуть их на себя. Зубы её скрежетали, щёки от напряжения краснели, но капитанша не сдавалась, вкладывая в процесс всю свою недюжинную славянскую силу. За пучками кабелей показалась безликая пустота. Воткнув фонарик в рот, Людмила с уханьем протиснулась в образовавшуюся щель.
- Ну и кого ждём?.. - спросила она из темноты. - Лезем за мной, мотыльки.
Выпорхнувший из провала сквозняк встрепенул капюшон. Монах сполз с кровати и влез в пробоину. Давид втиснулся следом. Горбясь и пыхтя, они поползли за лучом фонарика. Набат колокола удалялся нехотя и вскоре вышел из диапазона слышимости.
- Каждый раз, забираясь сюда, я чувствовала себя Алисой, которая следует за кроликом. Я раздвигала кабеля бухтами. Не в один заход и даже не в десять. Царство проводов так и норовило запутать. Никто из полусонных местных и подумать не мог, что приветливая блонди Людочка готовит побег.
Троица заползала всё глубже, словно продиралась сквозь заросли лиан. Пальцы цеплялись за кабеля. Шлейфы и шланги вились вокруг шей пучками змей, а изоляция особенно толстых проводов прилипала к вспотевшей коже; прежде чем отлипнуть, она издавала прощальное «чавк». Техногенный катабасис и не думал заканчиваться. Сужающийся тоннель душил теснотой, а от пластиковой духоты слезились глаза. Где-то совсем рядом послышался электрический стрёкот. В какой-то момент Родион подумал, что они ползут по кишечнику грандиозного робота. Страшно было даже представить, что с ними станет, если фонарик Люды разрядится. Несколько раз троица проползла мимо спиралевидных колодцев; казалось, если провалиться в такой, то до дна придётся лететь целую вечность.
- Уф-ф-ф... Бля буду, эти сучьи кабеля пытаются выдавить нас назад!.. - проворчал Мариус. - И как ты только здесь не застряла.
- Застряла, мотылёк, и не раз. Проклинала всё живое. Осыпала Дронариум бранью, брыкалась, но всё-таки пробиралась дальше.
- Ты и для этих застенков план нарисовала?
- Нет, обошлась без него. Стащила одну из туник, расплела её на моток ниток. Один край привязывала к кровати, а моток тащила за собой. Назад выбиралась по нитке.
- Интересное решение, прям как в сказке про...
Провода под ними провисли, и все трое провалились. Полёт был недолгим: приземлились на решётчатую площадку. Жестяной грохот рассеивался дребезжащим эхом. Родион пощупал позвонки - вроде без травм. Встав, он осмотрелся: все трое находились на верхнем ярусе кольцевой галереи. Сама зала напоминала колизей; в центре возвышался стеклянный цилиндр диаметром с цирковой манеж, его окружали этажи подвесных мостков с многочисленными дисплеями и прожекторами. Скелеты несущих конструкций были погребены под кабелями. Из теней двутавровых рёбер подмигивали индикаторы адаптеров. Если бы в центре вместо стеклянной пробирки стояла ракета, Родион бы подумал, что они оказались в пусковой шахте космодрома. Но больше всего его удивила не эта колба и не корневища шлангов на дне залы. Его поразило то, что находилось на потолке - множества впуклых зеркал, обращённых в цилиндру. Закреплённые на кронштейнах и шестернях, они походили на сегменты сложного механического планетария.
- Ну нихрена ж себе! - брови Давида поползли вверх. - А про такую штуку в ваших манускриптах написано?
- Нет.
Забренчало что-то под ногами, будто продуктовая тележка скатилась по лестнице. Вцепившись в ледяные перила, Родион заглянул вниз: на дне колбы темнела круглая площадка. На ум пришла ассоциация с газовой конфоркой. Где-то в подсознании зароились догадки, и от этих догадок ладони монаха вмиг вспотели. Лоб вновь покрылся испариной. С противоположной стороны к пробирке примыкал патрубок, который заканчивался высокими вратами в стиле готического собора. Двери украшал детализированный горельеф: взявшиеся за руки люди, мифические создания, созвездия. Фотографическая память сработала щелчком обскуры, и Родион моментально их вспомнил. Врата, которыми кончается Великий коридор; двери, что открываются в часы Колокольного звона. Они вели в пробирку, но не к полу, не к площадке или к лифту. Эти врата просто висели в воздухе, метрах в тридцати над мрачным матово-чёрным диском.
- Вот что находилось в конце великого коридора, бабочки. Ни отца, ни сына, ни святага духа. Ни портала, ни нирваны, ни распростёртых объятий Квазара. Любуйтесь, восторгайтесь, ликуйте. Вот куда приводил мотыльков свет, на который они так жаждали полететь.
Массивные шестерни дали ход, и зеркала начали вращаться по эллиптическим орбитам. Закреплённые на мостках прожектора включились, озарив колбу светом. Над цилиндром открылась диафрагма; из неё опустился колокол. Покрытый матовым нагаром, он закачался взад-вперёд, но совершенно беззвучно - стекло не пропускало ни децибела звука. Механизированная тишина скоблила череп изнутри. Царь-колокол раскачивался всё быстрее, и Родион ощутил, как теплеют перила. Воздух вокруг конфорки исказился дрожью, точно накалился. Родион хотел обернуться к Людмиле, но не успел - всё внутреннее пространство колбы, от чёрного диска до колокола, пронзили снопы наэлектризованного света, точно сверхскоростные частицы вырвались из бозонного заточения. Угловатые лучи пытались пробить стекло, но тщетно, и тогда они с невообразимой скоростью носились по колбе. Подобно порывым ярой вьюги; подобно взбешённым кометам, что вгрызаются в зарево пресыщенного радиацией воздуха. Достигая вершины пробирки, лучи врезались в зеркала, после чего отражались, преломлялись и складывались в узоры самозамкнутых граней калейдоскопа. Врата Великого коридора поползли в стороны. Ближайший монитор включился, будто подзывая монаха к себе. Родион подошёл к нему нехотя. Заглянув в экран, он замер в тревожном ожидании: ряды взявшихся за руки людей шли по Великому коридору на свет.
Шли на те самые сверхмощные потоки частиц за стеклом.
- Нет... нет, постойте... - слабо проговорил он и в тот же миг понял, что вера в Квазара начинает его покидать.
Но люди не слышали его; обитатели Дронариума держались за руки и шагали на свет. Их счастливые лица вводили Родиона в оцепенение. Суставы обрастали кристалликами морозного ужаса; пихни, подтолкни его кто - и он упадёт, разбившись хрустальной статуэткой. И вот в пробирку шагнул первый ряд призванных. Крохотные фигурки полетели вниз подобно брошенным в кострище плетёным человечкам. У них не было даже миллисекунд, чтобы осознать падение и ухватиться пальцами за воздух - обугленные дочерна тела рассыпались пеплом. Из облаков праха выскальзывали светящиеся фантомы - такой же фантом когда-то вёл Родиона в храм. Духи вливались в неистовую пляску белизны, а затем утопали в недрах планетарного зазеркалья. Родион смотрел, как сгорают люди, и его глаза щипало - из них хлынули слёзы обиды, несправедливости и презрения к самому себе. Он наблюдал, как раскачивается ударник колокола, и не мог пошевелиться. Души сожжённых кружили вихрями. На конфорке скапливались горы пепла; то же происходило сейчас и с мыслями Родиона. Его надежды полыхали в этой цилиндрической колбе. Там же полыхала и его построенная на лжи вера. Семьдесят лет сомнений и разочарований.
Вся жизнь - мистификация?
Обман на обмане.
Свет становился ярче. Пропал холод, остался лишь жар стыда.
«Я не просто глупец; всё это время я был слепой марионеткой. Пособником бесчеловечной бойни».
Подтерев слёзы рукавом робы, Родион обернулся - он собирался припасть к коленям Давида и Людмилы, дабы взмолить их о прощении. Он был готов на любые уговоры, любые унижения, лишь бы они поверили, что он не причастен к этому аду, и встретили его сочувствием. Он был обманут, как и все эти несчастные мотыльки. Он сам такой же мотылёк, разве что слепой втройне. Давид глядел на архимандрита безо всякого выражения; без злобы, но и без сострадания. Присутствовала в его карих глазах тень жалости, но Родиону было достаточно даже этого. В пальцах Людмилы поблёскивал затёртый мультитул.
- Слёзы? - вкрадчиво спросила она. - Ты так проникся моим печальным опытом?.. или тебе тоже навешали на уши лапши?
- Это не ваше дело, - отрезал Родион.
- Теперь уже да, - Люда кивнула на противоположный конец галереи. - Нам туда, мотылёчек.
Цепляясь на перила, Родион стал шаг за шагом обходить цилиндр. Вдали платформы показался худощавый силуэт: невысокий мужчина в синем твидовом пиджаке и широкополой шляпе. Родион впал в ступор. Мысли спутались в намертво затянутые узлы. Всё его понимание вселенной и осознание человеческой судьбы утратило смысл. Ютака Синигава? Да, тот самый упрямец, уговоривший Тхонми отправиться на Южный полюс и попытаться одолеть Гвонву. Родион мог поклясться, что это был именно он. Придерживая смартфон на уровне губ, Синигава-старший вёл диалог в тоне всевластного спонсора:
- Как часто вы запускаете экстрактор?
- Каждые три реверс-недели, Синигава-сан, - голос собеседницы шёл из динамиков на платформе. - Согласно рассчитанным отделом энергетики алгоритмам поступлений, этот график является наиболее оптимальным.
- Поступления подопытных должны волновать отдел энергетики в последнюю очередь, мисс Вонг. Вы прекрасно знаете, что у нас катастрофически мало времени, и с каждым часом его становится всё меньше. Мой вопрос: возможно ли запускать экстрактор чаще?
- Полагаю, что да. Загвоздка в том, что непропорциональная убыль населения Дронариума может повлечь за собой ненужное внимание Квазариан.
- Увеличьте обратный поток параллаксовой энергии настолько, чтобы у Квазариан вообще не возникало никаких мыслей. А экстрактор запускайте в два раза чаще. И настоятельно прошу: держите меня в курсе касательно поступлений. В случае нехватки подопытных отдел ноосферы откоррелирует диапазоны захвата. Если тех, кто не ценит свою жизнь, будет недостаточно, мы включим в систему безнадёжно больных. Коль уж Господь оставил этих людей на произвол судьбы, то им лучше не возвращаться в этот мир. Вопросы есть?
- Вопросов нет, Синигава-сан. Энергия параллакса - наш путь к спасению.
- Энергия параллакса - наш путь к спасению. До связи, мисс Вонг.
Если до этого Родион цеплялся хоть за какое-то оправдание происходящего, то теперь он сдался. Сдался окончательно. Разбит в пух и прах. Присев на край мостка, монах облокотился на перила и свесил ноги. Он безразлично разглядывал носящиеся по колбе пучки света и сгорающих людей. Слёзы расплывались люминесцентным огнём. Поначалу Родион даже подумывал сигануть вниз, да только какой в этом смысл?.. Не бред ли - убивать себя в чужом сознании? Стыдливый акт вопиющей беспомощности. Да и... теперь умирать в разы страшнее. Куда попадёт душа и какие аспекты будут учтены при выборе её дальнейшего пути? Родион больше не видел смысла искать ответы на эти вопросы. Он теперь вообще ни в чём не видел смысла. Совершенно ни в чём. Какой может быть смысл в мире, у которого нет Господа? А даже если он и есть - какой смысл в мире, Создатель которого допускает подобное?
- Я верну тебя, Таке, - твёрдо проговорил Ютака, покручивая обручальное кольцо.
Люди летели и сгорали. Пепел ниспадал бурыми, похожими на мотыльков, хлопьями. Пламя разгоралось всё ярче, а зарево становилось всё плотнее. Казалось, огромная колба вот-вот лопнет от заполняющей её сверхэнергии. Зеркала задребезжали подобно люстре. Задрожали могучие своды, заходили ходуном перфорированные этажерки.
- Я верну тебя, Таке. Верну, ты только дождись.
Завращались головки болтов, словно кто-то невидимый выкручивал их разводными ключами. По пробирке побежала трещина. Затем ещё одна. Лучи рвались к Родиону, и он безвольно протянул к ним ладони. Стекло колбы разлетелось роем слепящих осколков.
* * *
Все трое сидели на одной из скамеек Залы Ожидания. Виселиц и след простыл. Кто-то из местных прогуливался по дорожкам из жёлтого кирпича, кто-то лежал на траве, нежась под лучами купольного фонаря. Выходящие из Покоев Прибытия неторопливо рассеивались по атриуму. Тихо пощёлкивали табло Исповедален. Людмила держала в руках крохотный блокнотик. Украдкой поглядывая на снующих рядом детишек, она делала заметки. Давид запустил пальцы в бороду и повернулся к Родиону:
- Выходит, тебя обманули? Квазариан обманули?
- Выходит, что так, - совершенно разбитый, Родион был полностью погружён в мысли. В его голове происходило что-то вроде судебного процесса. В центре зала - он в качестве обвиняемого. Жалкий, сгорбившийся; воняющий потом, пластиком и дымом. Вокруг - прокуроры, осыпающие его бесконечными обвинениями. Они вываливали на него улику за уликой, факт за фактом; от шрифта Брайля до стеклянной колбы, от Синигава-страшего до лабиринтов проводов. Они перебивали друг друга и брызгали слюной. Пытаться отговариваться было бесполезно. Хотелось натянуть капюшон и зашиться в робу, словно в кокон. Безликий судья монотонно кивал, а взгляд его отражал печальное осуждение.
- А что по поводу Кимико?.. Как думаешь, она в курсе всего этого?
- Быть может, нет. Быть может, да.
- Хрень какая-то! Она ведь и сама из-за этого головастого якудзы горя хлебнула... Хотя, если учесть, что она - создатель «Созвездия»...
- Ты не поверил ни единому моему слову, но слепо доверился ей. Теперь же, когда обман раскрыт, ты продолжаешь искать её поступкам оправдание. Не повтори моих ошибок, Давид.
Мариус принялся нервно грызть ноготь на большом пальце:
- Окей. Предположим, Квазар - миф, и вас тупо использовали. Кто и зачем тогда привёл тебя к нам? Кто повёл нас к Бойченко и по пути решил заглянуть на огонёк к капитанше? Зачем системе подставлять саму себя? - Мариус со всей силы стукнул кулаком по ладони. - Ну не сходится, хоть убейся!
Родион покачал головой. «Ты зришь в корень, Давид. Именно на этот вопрос нам и осталось найти ответ. Именно этот вопрос и является той красной нитью, которая удерживает меня от того, чтобы опустить руки, лечь на пол и смиренно ждать конца. Какая-то часть Квазара откололась и тогда, на полюсе. Может, в моём предназначении ещё теплится толика высшей осмысленности?» Вместо слов Родион кротко кивнул. Фыркнув, Давид отвернулся - этот кивок был явно не тем, чего он ожидал, но он объяснял все мысли монаха как нельзя точно.
- Блядство какое-то... - выругался Мариус. - А ведь она и впрямь могла солгать. Не для простаков ведь придумали этот сраный третий уровень... Чёрт, чёрт! Почему люди не могут говорить друг другу правду? Почему мама родила меня таким доверчивым крети?..
Поток его самообвинений прервался громким ударом колокола. Вибрация пронеслась по атриуму подобно сейсмическому толчку. Стихла Ангельская песнь, смолкли голоса, и даже Исповедальни прекратили свой мелодичный перещёлк. С ужасом оглянувшись, Люда спрятала блокнот в складках туники. Взгляды местных затуманились, люди замерли - каждый вслушивался в Колокольный звон. Набат бил минуту, а то и дольше, после чего громогласный мужской глас начал произносить имена:
- Мишель Макрон... Си Чанг... Константин Соловьёв... - гипнотический тембр напомнил Родиону телесеансы Капшировского. - Дуглас Кларк... Рамин Джаваджи... Митио Каку... Людмила Громова...
Заслышав своё имя, капитанша побледнела; Родион успел заметить, как дёрнулись её пальцы. Поозиравшись по сторонам, Люда встала и посеменила к центральной лестнице. Кивнув монаху, Давид двинулся за ней. Её неторопливая походка была исключительно наигранной - Родион отчётливо понимал, с каким трудом она сдерживается, чтобы не рвануть к своему убежищу со скоростью олимпийской атлетки. Спустившись по лестнице и оказавшись в центральной галерее, троица стала просачиваться сквозь столпотворения замерших местных.
Лица людей отражали самые разные эмоции: желание, мольбу, надежду, безразличие.
Неизвестно, как долго они шли, но монах успел насчитать по меньше мере пять сотен имён. Постепенно местные оживали. Одни зазывали других, кто-то спешил на поиски названных друзей. Завидев, что ажиотаж нарастает, Людмила осмелилась перейти на трусцу. Свернула в коридор с высокими сводами, пересекла зал с сидящими у стен людьми, выбежала на параллельную галерею, снова нырнула в какое-то людное помещение. Она плутала по забитым кварталам Дронариума, словно загнанная волчица, что пытается сбить преследователей со следа. Забежав на выложенную мозаикой лестничную клетку, она устремилась вниз. Спешащие наверх местные просачивались сквозь мужчин толпами призраков. Ступени становились всё чаще, пролёты - всё уже. Люди редели; когда Людмила достигла нижнего этажа, лестница была пуста. Занырнув под невысокую арку, все трое оказались в Детском Митреуме. Широкие и низкие, сквозные проходы пересекались каждые несколько метров. Между проходами находилось ровно по одной двери в комнату. Свет исходил из встроенных в пол стеклянных линий. «Если с этого места снять потолок, оно будет похоже на мемориал жертвам холокоста в Германии» - это сравнение расстроило Родиона ещё сильнее. Люда горбилась, но, в отличие от мужчин, это нисколько её не замедляло. Мимо пропрыгала толпа хихикающих детишек. Добравшись до похожей на винт ледобура лестницы, они продолжили спиралевидный спуск.
- Капец этот Дронариум огромный... - пропыхтел Мариус.
Сопровождаемая колоколом перекличка не умолкала. И вновь Родион считал. Он насчитал двадцать два этажа; он и сам не знал, зачем считал. Вероятно, причина в сострадании - если Людмила вдруг заблудится, он хотя бы попытается ей подсказать. Вскоре они добрались до комнаты, в которой взял начало предыдущий акт их срывающей покровы пьесы. Захлопнув дверь, Люда ухватилась за кровать. Стала отодвигать её от стены - за подголовником показалась уже знакомая пробоина. Отдышавшись, Люда достала из-под матраса сделанную из туники наплечную сумку. Быстро закинула в неё мультитул, фонарь и блокнот. Присев на край кровати, она принялась обматывать ноги заранее заготовленными портянками.
- Давно пора взять инициативу в свои руки, - похвалил её Давид.
Позади скрипнула дверь.
- Людмила Аркадьевна, ваше имя...
Все трое обернулись: в дверях стоял Дмитрий. Какие-то секунды капитанша и лейтенант молча смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Взгляд Дмитрия скакнул с Людмилы на дыру в стене, с дыры на её импровизированную наплечную сумку, с сумку на портянки, с портянок на дыру. Лицо лейтенанта отразило бестолковое раздумье. Молча развернувшись, тот ушёл. Людмила бросилась вдогонку.
- Дим!.. - она шипела сквозь зубы; вроде бы громко, чтобы услышал он, но вроде бы тихо, чтобы не услышал никто другой. - Дим, стой! Ты куда?
- К администраторам.
- Зачем?
- Сообщить об увиденном.
Догнав лейтенанта, Людмила схватила того за плечи. Прижала к стене и пригрозила ему пальцем:
- А давай-ка ты не станешь никому ничего рассказывать, м?
- Квазар назвал наши имена. Ваше и моё. Нам пора на свет. Иного пути нет.
- Послушай меня сюда, Дим! - в попытке подобрать наиболее подходящие слова Люда замялась. - Я... я видела, что находится по ту сторону врат... Никакого Квазар там нет. Ты сгоришь в потоках наэлектризованного огня. Сгинешь раз и навсегда.
Дмитрий даже не нахмурился:
- С чего вы это взяли?
- Я видела всё собственными глазами. Дыра в моей комнате ведёт в зал за вратами Великого коридора. Дима, это место построили люди, для которых мы - расходный материал. Нет никакого Квазара и не было никогда. Бежать надо отсюда.
- Ересь. А даже если и так, то почему вы не доложили обо всём Синклиту Квазариан?
Подперев затылком потолок, Людмила осклабилась:
- Димасик, родной, какой же ты глупенький. Эти дятлы-квазариане либо такие же прозомбированные дурни, либо с ними заодно. Бежим со мной. Или сейчас, или никогда.
- Я не собираюсь никуда сбегать. Отпустите меня, пожалуйста.
Ответом Людмилы стала горькая ухмылка. Убедившись, что за ними никто не следит, она залепила по лицу Дмитрия кулаком; тот сполз на пол. Взвалив лейтенанта на плечи, капитанша согнулась и поковыляла к своей комнате. Но не успела она ступить и десяти шагов, как со стороны винтовой лестницы послышался гулкий строевой шаг. Топот сопровождался неразборчивыми мужскими голосами.
- Ныкайся, подруга... - взволновался Давид.
Словно услыхав его, Люда сиганула в ближайшую комнату. Прикрыла дверь, оставив крохотную щель. Родион и Давид остались в коридоре. Мужские голоса стали громче; из-за поворота вышли трое в кевларовой униформе и баллистических противогазах. Больше всего Родиона удивили их клёпаные берцы, ведь обувь была совершенно несвойственна для Дронариума. Впереди шагал худощавый мужчина среднего роста, за ним шёл мужчина повыше и покрепче с большим белым мешком на спине. Родион присмотрелся: судя по форме, в мешке находился человек. Оба горбились, едва ли не касаясь макушками потолка. Позади, согнувшись буквой Г, семенил широкоплечий здоровяк; не его плечах висели ещё два таких же тканевых мешка.
- Неудобно, капитан... - пробасил великан. - Очень низко.
- Чем сложнее жить, тем легче умирать, - прохрипел передний. - Делай, что должно, друг мой, и терпи, как терпел всегда.
- А что с принцессой? Посылка отправится без неё?
- Принцесса ускользнула. Но не унывай: своим побегом эта заноза загнала себя в куда более серьёзную западню.
Когда жуткая троица просочилась сквозь Родиона, тот ощутил в лёгких сквозняк. От первого и вовсе повеяло замогильным холодом. На мешках не было ни следов крови, ни пыли и грязи. «Кто эти люди? - Родион пристально разглядывал эмблемы-кресты на их спинах. - Кого и куда они намереваются переправить?» Дверь в комнату приоткрылась, и Людмила выглянула наружу. Внезапно все трое остановились. Передний развернулся; Люда едва успела спрятаться.
- Дальше без меня, - слащаво просипел главный. - Не переживайте, я догоню.
Кивнув, средний и верзила скрылись за углом, а первый нарочито прогулочным шагом пошёл назад. Пока шёл, вынул из чехла на груди нож с широким лезвием. По пути постучался в одну дверь. В другую. Световые линии у него под ногами заморгали, словно от перепадов напряжения. Подхватив край противогаза, незнакомец стащил его с лица. Заскрипела резина. Взору Родиона предстал острый подбородок и точёные скулы под стать самому Носферату. Но самой запоминающейся чертой этого парня стали его стеклянные дымчато-серые глаза. Если бы ненависть можно было измерить по блеску в глазах, то он побил бы все мыслимые и немыслимые рекорды. Злоба, заключённая в его взгляде, смогла бы пронзить любой щит и повергнуть в страх любую армию. Эта злоба смогла бы сжечь весь мир дотла.
- Фрост... - опешил Давид. - Фрост Фальстрём.
- Тот самый, с третьего уровня? - прошептал Родион.
- Ага. Этот ублюдок едва нас не прикончил. А гигант - точь-в-точь здоровяк Луций. Они-то какого лешего здесь забыли?
Подойдя к Давиду и Родиону, Фрост принюхался. Он водил носом туда-сюда и хватал воздух ноздрями, точно пёс. Родиону стало не по себе, и он попятился. Мариус крепко-накрепко сжал кулаки. Фрост шагнул в сторону Давида. Затем ещё шажок. И ещё. Он приблизился к нему практически впритык. Подняв нож на уровень глаз, Фальстрём уставился на лезвие и поправил зачёсанное за уши чёрное каре. А затем резко крутанулся и посмотрел на дверь комнаты, в которой пряталась Люда. Закрыто.
- Привидится же всякое, - вернув нож в чехол, Фрост хрустнул косой ухмылкой, а затем скрылся за одним из поворотов Митреума.
Какое-то время Мариус задумчиво разглядывал цифры на пальцах.
- Только этого психопата здесь ещё не хватало, - смутно заключил он.
Дверь приоткрылась, из проёма выглянула Люда. Убедившись, что поблизости никого нет, она с лейтенантом на плечах побежала к своей комнате. Её учащённое дыхание отдавалось мраморным эхом - Родиону вспомнился фильм «Спасти рядового Райана». Уложив Дмитрия на кровать, капитанша закрыла дверь и принялась шлёпать лейтенанта по лицу. После четвёртой пощёчины тот начал приходить в себя:
- Люд... Людмила Аркадьевна?.. Зачем вы?..
- Слушай меня сюда, малой. Один раз я с тобой уже накосипорила. Больше эта хрень не повторится. Как ни крути, но тебе придётся сматываться отсюда со мной.
- Так я ведь не хочу. Я не удерживаю вас и не прошу вас о помощи, меня всё устраи...
Капитанша помахала у Димы перед носом самым длинным лезвием мультитула.
- Ты ползёшь со мной, и точка, - она кивнула на пробоину. - Без вариантов! Не заставляй меня угрожать, лады?
Равнодушно пожав плечами, Дмитрий встал на четвереньки и забрался в дыру. Либо швейцарский аргумент сработал, либо сказывалась удивительная податливость местных. Людмила вползла следом. Передав лейтенанту фонарик, она стала с уханьем придвигать кровать к стене. Мариус просочился через матрас и занырнул в мглу Дронариумской подноготной. Не медля, Родион последовал его примеру. И вновь этот удушающий теснотой спуск, разве что в диаметрально противоположном направлении. Резиновые кротовьи норы. Сдавливающие спирали кабельных лазов. На одной из развилок Дмитрий обернулся:
- Может, вернёмся?
- Налево, - пробасила капитанша. - Ползи по нитке, не ошибёшься.
- Не знаю, что вы задумали, но до добра это не доведёт.
- Будь у нас время, я бы всё тебе показала. Вот тогда бы ты мигом взял свои слова назад.
На этот раз ползлось куда проще: проход был расширен вдоволь, да и утоптанные провода за пальцы не цеплялись. Увлечённый этой промышленной робинзонадой, Родион отвлёкся от недавних шокирующих открытий - именно дух неутомимого любопытства притупил грызущую изнутри горечь разочарования. «Коль уж я собственноручно выкопал себе могилу, то почему бы заодно не докопаться до истины?» Вскоре они достигли укутанного кабелями тупика. В центре круглого закутка зияло око бездонного колодца.
- Дальше некуда, - сообщил Дмитрий, с опаской заглядывая во мрак.
Людмила поправила съехавшую на бок сумку:
- Ничего подобного, нам вниз.
- А назад как?..
- Никак, пошёл! - воспользовавшись замешательством лейтенанта, Люда пихнула его пяткой под зад. Издав невнятное блеяние, Дмитрий провалился в колодец. Судя по скрипу натянутых проводов, пролетел он немного, от силы этажа три.
- Жив, цел, орёл?! - прокричала в дыру Люда.
- Живой... вроде как.
- Отползи-ка в сторонку, пока на лицо не села.
Капитанша стала сползать вниз. Давид и Родион - за нею.
Покончив со спуском, весь их квартет оказался в невысоком треугольном помещении. Одну из стен укрывали переплетения шлейфов, другую занимали устройства с вереницами диодов. Третья же всецело состояла из квадратных «метр на метр» металлических пластин, на каждой из которых чернели уже знакомые точки. «И снова шрифт Брайля, - Родион осторожно прикоснулся к ним. - Неужто мы достигли истинных пределов Дронариума?» Скользнув по прямоугольным граням обшивки, его взгляд застопорился: блеснули кислотно-золотым отливом шляпки шурупов. Вооружившись мултитулом, капитанша принялась их выкручивать. Шурупы падали и тут же закатывались в складки кабельных узлов.
- Хочешь сказать, всё это тебя совсем не смущает?.. - спросила Людмила, сменяя руку. - Все эти провода, тоннели, адаптеры. Какая-то киберпанк-тюряга, а не храм Квазара... Я тебя не осуждаю, Димка: свет Дронариума нормально так даёт по мозгам. Всем на всё становится пофиг. Люди кажутся такими спокойными, заключёнными в самих себе. Но!.. вот ты поблуждал в тёмных застенках этой богадельни, и твой котелок уже начинает работать, как в старые добрые. Так ведь, м-м-м?.. А сердце?.. Кажется, оно вот-вот начнёт биться, да? Свет Квазара не излечивал вас. Всё это время он вас усыплял... Дронариум - это город-людоед; не чистилище, но чудовище, которое высасывает души, а нам скармливает останки наших предшественников. Что на это скажешь, малый? Или будем и дальше отрицать очевидное?
Дмитрий промолчал, и Людмила самодовольно ухмыльнулась. Давид нетерпеливо ёрзал у них за спиной: он всё хотел помочь, но не знал, как. И вот из отверстия выпал последний шуруп. Подхватив пластину за край, капитанша принялась тянуть её на себя. Тщетно.
- А ну помоги.
На пару с лейтенантом дело заспорилось. Пластина выползала из стены нехотя, по чуть-чуть, словно заклинившая картотечная полка. Из щелей радостно засвистел ветер свободы. Зашелестели волны, загрохотал металл. Стоило кубу толщиной со стиральную машину упасть на провода, как все четверо разом прильнули к проёму.
- Ого, ну и высотень, - с удивлением гаркнул Мариус.
Пред ними открывалась обширнейшая панорама. Внизу бушевали волны - Родион сразу заметил, что они откатываются от берега ровно наоборот, нежели должно. «Дронариум в Реверсе. Хоть в чём-то те лживые манускрипты не врали». Постройка, в которой находился их отряд, двигалась поодаль от береговой линии и возвышалась над водой минимум на полсотни метров. По бокам перебирали шарнирами вереницы механизированных лап. Длинные, инсектоидные, похожие на конечности водомерок пары ног одной стороной рассекали воду, другой - топтали прибрежный песок пустыни. Складывалось впечатление, что беглецы находятся под брюхом ползущей сороконожки размером с мегаполис. И вновь повеяло чем-то горелым, на этот раз с примесью соли. Людмила похлопала лейтенанта по плечу:
- Придётся прыгать.
- Нет... я не смогу... - запротивился Дмитрий. - Не смогу.
- Сможешь, дружок. Солдатиком, как в детстве. Надо всего-то сигануть вниз.
- Вы высоту видели? Мы ж разобьёмся к хуям. Вода ошибок не прощает.
- Просто делай, как я.
Намотав сумку на шею, Людмила выбралась в проём. Ухватилась за края и свесила ноги вниз. Когда она оглянулась, Родион увидел в её широко распахнутых голубых глазах что-то новое. Что-то переменчивое, чего он до сих пор не замечал либо же это «что-то» до сих пор от него ускользало... что-то среднее между тоской расставания и радостью долгожданного отпуска. Опустив руки по швам, Люда сиганула вниз. Белая точка стремительно удалялась, а затем скрылась в пучине волн. От волнения Родион даже задержал дыхание. Десять секунд. Двадцать. Когда счет пошёл на третий десяток, белая фигурка вынырнула поплавком.
- Да, сука! Да, да! - радостно воскликнул Мариус, тряся Родиона за рукав робы. Монах и сам еле сдержал эмоции; кто бы мог подумать, что можно вот так вот переживать за судьбу мертвеца. Только сейчас он в полной мере смог понять людей, которые волнуются за героя, пересматривая любимый фильм. Помявшись, Дмитрий последовал её примеру. Перелез через проём и посмотрел вниз: от этого вида его глаза едва не начали закатываться. Ударив себя кулаком в грудь, он издал боевой клич и шагнул в объятия полёта.
- Думаю, теперь наш черёд, - сказал Мариус.
- Не страшно?
- А чего бояться-то? Мы ведь во сне, травмы нам не грозят.
- Тогда вперёд, а я за тобой.
Смело и напористо, точно два бывалых десантника, они выбрались в окно и спрыгнули в воду. Родион летел, и ему не было страшно; он вспомнил, как в юношестве ему часто снился один и тот же сон. Словно он откуда-то падает - то ли через парапет крыши, то ли с балкона - а затем с огромным ускорением летит вниз. И каждый раз он просыпался за миг до приземления. Тогда Родион настолько привык к этому сну, что ему было совершенно нестрашно оказываться в нём; он знал, что обязательно проснётся. Вот и сейчас он просто наблюдал за тем, как стена громыхающих волн приближается, и даже не пытался сгруппироваться. Лишь когда тело вошло в воду, а сон не прекратился, он начал барахтать руками. Всплыв на поверхность, Родион вдохнул полной грудью. Брызги заливали глаза. Вода вела себя странно, и не только потому, что волны относили его назад, от берега, а потому что она ещё и подталкивала его вверх, словно на нём был надет спасательный жилет. Давид барахтался рядом. Сверху на них ниспадала огромная тень.
- Ты как, дедок?... тьфу... - Мариус выплюнул воду. - До берега доплыть сможешь?
- Кхе... кхех... постараюсь.
Показав большой палец, Давид поплыл брасом; Родион же поплыл собачкой. Роба прилипала к коже. Стесняла движения. Медленно, но верно охристая полоска берега приближалась. Вскоре монах стал доставать ногами до дна. Выбравшись на песок, он обессиленно рухнул на колени. Но не успел он даже отдышаться, как роба высохла - вода испарилась из ткани, словно её просушили феном. Подковыляв к монаху, Давид плюхнулся на пятую точку:
- До чего же причудлива эта реверсивная физика, - он указал на океан. - Под стать самому Дронариуму.
Обернувшись, Родион аж привстал: над гладью воды возвышалась гигантская железная улитка. Трудно описать её размеры; она занимала едва ли не весь горизонт. Наклонённый конус раковины загораживал солнце; под ним находились хитросплетения несущих конструкций. Вся эта громада передвигалась на тысячах антенноподобных ног. На раковине чернели точки, и на этот раз Родион смог перевести их без словаря. «Созвездие». Пока старец в безмолвном ступоре наблюдал за Дронариумом, что-то в том громыхнуло. Под конусом раковины открылись широкие створки; из проёма хлынули облака дыма и пепла, точно паровоз угольной гарью чихнул. Копоть вздымалась могучими столбами и повисала в небе мрачными грозовыми тучами. Вдоль берега пронёсся глухой рокот, и из проёма в океан полилась чёрная смола. Родион моментально всё понял. Останки. Это были останки всех тех, кто сгорел в той стеклянной камере. Вот что осталось от тех некогда живых людей. Истлевшая горелая слизь, течь пепельных отходов - вот кто теперь все те жаждущие единения с Квазаром люди. Отныне они навечно станут грязью реверса.
- А-а-а! - тишину пустынного пляжа разрезал болезненный вопль Дмитрия. - Больно, бо-о-ольно!
- Тихо, без паники! - прокричала Людмила.
Давид с Родионом устремились к ним. Подбежав, монах ужаснулся - правая нога лейтенанта была сломана, из окровавленного шмата мяса торчал обломок кости.
- Вот же гадство, ещё и открытый... - с негодованием прошипел Давид.
Стянув одну из портянок, капитанша наложила на ногу лейтенанта жгут. С силой затянула узел и бесцельно оглянулась - в голубых глазах отразилось отчаяние. У неё не было ничего, кроме промокшего фонарика, блокнота и мультитула, а вокруг не было ничего, кроме песков, тины и ракушек. Ни еды, ни воды, ни малого деревца, чтобы наложить шину. Один на один с иномировым отражением реальности, эта сильная женщина не собиралась сдаваться даже сейчас.
- До свадьбы заживёт, Димасик... - мягко проговорила она. - До свадьбы заживёт...
Дронариум удалялся. Чёрные тучи сгущались, заволакивая небосвод мантией мглы. Солнце опускалось всё ниже, и вскоре всё вокруг поглотила непроглядная нефтяная тьма.
* * *
- Вот и задумайтесь, мотыльки: как бы вы поступили на моём месте?.. - сказала Людмила, скручивая тунику в тугую верёвку; полностью обнажённая, капитанша сидела на ступенях той самой высотки, в которой Родион и Давид нашли её тело. - Даже странно, что я протянула в этом аду аж целых три дня. Вокруг ни души. Пески да океан. Хех, хоть где-то я его увидела... Димка постоянно терял сознание, и тогда я брала его на плечи... Дура блин, надо было бросить его в Дронариуме... Незадолго до сумерек мы наткнулись на оазис. В тот момент я даже в благосклонность удачи поверила. Как же я удивилась, когда оазис не дал с собою ничего сделать. Я отламывала от дерева ветку, чтобы сделать шину - ветка испарялась и вырастала заново. Я пыталась глотнуть воды...
- А вода исчезала прям в горле? - опередил её Мариус.
Людмила жалобно закивала:
- Именно. Не знаю, что за заклятие наложили на этот мир, но он был совершенно неприкасаем. А вот ночью... Хех, такого я не видела ни в одном кошмаре. Ни в одном фильме ужасов. Мгла ожила, а из песков повылазила такая чернуха, которая существует, наверное, только на самом нижнем этаже преисподней. Сначала пальцы, затем запястья, а потом кой-чего и похуже... Фонарик проработал недолго, но этого нам хватило с лихвой. Чудики из «Вия» - плюшевые игрушки по сравнению с теми гадами, что приползли по наши души. Еле успела залезть на пальму. Затащила на неё Димона... Все ночь отсидели с круглыми, как блюдца, глазами... С восходом солнца вся эта гадость попряталась в песок, а мы продолжили путь. Жара изматывала, пить хотелось всё сильнее. Рана малого начала гноиться. Поднялась температура. Да, мы натыкались в пустыне на следы цивилизации, но все было каким-то... странным. Как будто ненастоящим. Постановочным что ли... Вскоре мы дошли до степей. Устроили привал в тени повисшего в небе грузовика. Наткнулись на несколько могил... Димка просил его бросить, но я... - отложив верёвку, Люда принялась массировать виски. - Я... не могла оставить его. Я ведь сама его за собой потащила... Кто ж знал, что мы влипнем в такую сраку?
Встав, Людмила привязала петлю к ограждению лестничного пролёта. Она нисколько не стеснялась своего обнажённого тела, и Родиону стало жутко неудобно и в то же время бесконечно жаль её. Так хотелось остановить или утешить её, отговорить, да только... «Что толку с моих слов? Что сделано, того уже не воротишь». Давид стал нервно мерять подъезд шагами:
- Нас ведь то же самое ждёт, дедок. Когда закончатся припасы и свечи, выход останется лишь один.
- Вторую ночь мы провели на заброшенной заправке. Спалось очень даже неплохо; внутрь, что странно, эти чёрные чудища не полезли. Малого усадила в шкаф, сама влезла наверх. Так, на всякий случай - как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть. Наутро заглянула в шкаф, а малой мертв. Спёр у меня мультитул, пока я спала как убитая, и вены себе повскрывал... Эх, Димасик. Всё-то он знал, всё-то этот жук понимал. И вот стою я перед ним, смотрю на его остывающее тело, и словно башню у меня сносит. Повела себя, как зверюга - начала пить его кровь... Вдоволь напилася, вдоволь жажду утолила... До чего ж ты докатилась, Людочка Громова?.. Лакаешь кровь сослуживца. Лгать не стану, силёнок поприбавилось, да только кошки на душе теперь вдвойне сильнее скребли... - Людмила дернула петлю, проверяя её на прочность. - В районе полудня мне наконец-то повстречались люди. Два электрика приехали на Уазе чинить линии электропередач... Как я верещала, как я к ним бежала!.. И всё зря... Люди тоже оказались заколдованными - вели себя ровно наоборот, словно время вспять повернулось. Хоть стучи их, хоть пинай - проще памятник с пьедестала прогнать. И вот тут-то я поняла, что всё. Всё, выхода нет. Всё, бой-баба Людка. Фенито ля комедия. Под ночь я наткнулась на эту высотку. Хорошее место для смерти, чем-то даже мой домишко напомнила. Сварганила из туники петлю, отправилась наверх - полюбоваться напоследок звёздами. А затем... да вы и без меня всё знаете, мотыльки... Вы сами всё видели... Всё вы знаете.
- Это полный пиз... - единственное, что сказал Давид, прежде чем мир «Чёрного хода» схлопнулся. Родион даже не успел попрощаться с Людмилой - всё вокруг померкло, и его гулким хлопком вышвырнуло в реальность.
* * *
- Как прошло? - первым же делом спросила Кимико.
Перед глазами до сих пор плавали круги. Встав, Родион встряхнул робу и окинул тело Людмилы взглядом сожаления. До отправки в прошлое эта женщина была для него безымянным трупом. Мертвецом без истории и характера. Теперь же она стала для него едва ли не другом. Едва ли не соратником; родственной душой. Давид извлёк из кармана пачку сигарет. Закурив, он закинул рюкзак на спину и отошёл к окну. Предгрозовое молчание пресыщало воздух статикой, и Кимико это заметила.
- Удалось что-нибудь выяснить? - снова спросила она; уже куда более требовательным тоном, ни к кому в особенности не обращаясь.
- Ещё как удалось, - сквозь зубы процедил Мариус.
Дом царапнул крышей очередной холм: зарокотал ссыпающийся с арматурин бетон. Родион не придумал, что добавить. Он по привычке посмотрел на Квазара - фантом стоял над капитаншей, точно священник над покойником. Ни жестов, ни знаков, ни голоса. Всё, как и тогда, сорок с лишним лет назад. «Кто же ты, если не запчасть «Созвездия»? - приблизившись к нему, монах прищурился от света. - Куда и зачем ты ведёшь заблудшего старика?» Кимико намотала наушники на планшет и спрятала гаджеты в сумку:
- Если вскрылись новые подробности, я была бы не прочь услышать некоторую конкретику.
- Что ты знаешь про Дронариум? - небрежно бросил Давид.
Кимико промедлила с ответом буквально секунду:
- Ровно то же, что нам рассказал Родион, и ровно столько же, сколько знаешь ты.
- Хочешь сказать, ты не в курсе того, что Дронариум - изобретение «Созвездия»?
- Что?.. - Кимико возмущённо сверкнула глазами; быстро захлопали росчерки ресниц. - Дронариум рукотворен?
Мариус расхохотался:
- Ха, великолепная игра, детка! Золотой глобус в студию. А лучше сразу Оскар... - он деловито стряхнул пепел. - Старшая сама призналась тебе в том, что она - основательница «Созвездия». Близняшка из будущего реально не удосужилась тебя предупредить?.. Мда-уж... хотя, учитывая, как бездушно она зашвырнула тебя в эту отзеркаленную топь, оно и неудивительно.
- Прежде чем выслушивать обвинения, хотелось бы ознакомиться с доказательствами, - Кимико перевела серьёзный взгляд на Родиона. - Может, вы озвучите суть претензии?
- Ютака Синигава использовал нас, - сказал Родион. - Мы с Давидом видели всё собственными глазами. Квазар - сфабрикованный миф, а Дронариум - огромный ходячий завод по переработке людских душ в энергию. Эту женщину зовут Людмила Громова, и она бежала, дабы не сгинуть в печи.
Сложив руки на груди, Кимико внимательно посмотрела на капитаншу; японка находилась в глубоких раздумьях.
- Если Квазар - вымысел, то как объяснить ночные трансформации реверса? Гвонва оказался вполне осязаемым артефактом, который смог самолично заявиться на третий уровень.
- Дронариум сбрасывал обгоревшие останки! - Давид злобно отщёлкнул едва начатую сигарету в окно. - Дым уходил в тучи, а шлаки и смолы сбрасывались в океан. Что-то мне подсказывает, что Гвонва и весь этот горелый мусор тесно друг с другом связаны. Дай угадаю: ты не имеешь к этому совершенно никакого отношения?
- Я рассказала тебе всё, - заверила его Кимико. - Всё о себе и своём прошлом. Всё о Гоголоне и третьем уровне. Всё о посланиях Старшей и «Чёрном ходе». Я рассказывала тебе куда больше, чем требовала ситуация, и в разы больше, чем планировала изначально.
Последняя фраза девушки привели Давида в бешенство. Подбежав к Кимико, он яростно топнул ногой, та аж отшатнулась:
- А знаешь что? Да пошло он всё к чертям собачьим! Нам всё равно отсюда не выбраться!.. - стянув с шеи бандану, Мариус швырнул её оземь. - Я устал от этих дворцовых интриг!.. Зажравшиеся умники! Ворочаете судьбами, как вам вздумается. Сметаете людей тысячами, словно муравьёв. Надоело всё! Задолбало!.. Ничего я вам не должен, ничем не обязан. Сами своего Бойченко спасайте, а меня оставьте в покое... - повернувшись к Родиону, Давид состроил вежливую мину. - Прости, что встряхнул, дедуля. Я не со зла. Понимаю, мы не кореша, но не мог бы ты одолжить мне пару-тройку своих волшебных свечек?
Родион великодушно достал из рюкзака бумажную пачку и выдал Давиду три ладановых свечи.
- Может, у тебя и выпить есть? Готов разменяться, проси чё хочешь.
- Увы, спиртным не располагаю, - монах развёл руками. - Стало быть, и впрямь нас покидаешь?
- Прости, мандарин, других вариантов не вижу. А ты, стало быть, продолжишь путь к звёздам?
- Пожалуй, да. У меня остались вопросы, на которые следовало бы найти ответы.
- Как знаешь, дедок, как знаешь. Уж лучше я последние деньки побалдею, нежели буду носиться в поисках хрен пойми чего... - пожав монаху руку, Давид подошёл к Кимико; запустил пальцы в бороду, точно вылавливал надоедливую вошь. - Я видел на западе небольшую заправку. Отправлюсь дожидаться конца туда. Понимаю, Реверс - тот ещё салат, но... коль что, то я буду там. Если вы... если ты всё-таки решишь поведать мне всё - всё, что знаешь! - без утаиваний и секретов, то приходи, и поговорим с глазу на глаз. На этом... удачи вам в поисках этого спасительного Антона. Не поминайте лихом.
Кимико промолчала. Щёлкнув именной зажигалкой, Давид подкурил косяк. А затем взвалил труп Люды на плечи и соскочил с высотки в степь. Родион выглянул в окно; сгорбленная фигурка топала в горизонт, на фоне которого просматривалось здание с козырьком и двумя заправочными колонками.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ