Осознание. Пятый пояс

Глава 6

Седой, всё так же не опустившийся на землю, потёр переносицу и устало спросил:

— Ну а как ты хотел?

— Я хотел спасти их, разве не понятно?

— Семерых спасённых тебе мало?

— Мало.

— Радуйся, что твой талант позволяет тебе с такой скоростью обходить разницу в силе. Но одним талантом эту разницу не обойти никогда. Возвышение — вот что важно, Возвышение — вот к чему стремится любой идущий. Что богатство, что талант, что происхождение, если всё это не подкреплено личной силой и Возвышением?

— Мы сейчас говорим не об этом.

— Разговор — это всегда двое, самое малое, и разговор это когда выслушивают, что говорит собеседник. И я сейчас как раз говорю об этом. Радуйся, что ты Предводителем можешь справиться с Указами Властелина.

Я признал очевидное:

— С ними не выходит, справился я, скорее всего, с Указами его ученика.

— Тогда радуйся, что пока ты творил свои безумства, я был далеко.

— Не понял.

— Безмозглый? Если бы я был рядом, то не позволил бы тебе спасти ни одного.

Я стиснул зубы, с нажимом процедил:

— И тогда бы все договорённости с тобой осыпались пеплом, Седой, — вернул ему его слова. — Договор — это всегда двое, самое малое.

Но в этот раз Седой даже не подумал испугаться моей угрозы:

— Лучше так, чем всем вокруг сообщить, что у нас тут необычный талант, который может раскидывать и стирать Указы сразу десятками.

— Лучше молча глядеть, как гибнут, посылаемые на смерть Указами? Что-то имперцы даже более безжалостны, чем сектанты.

— Тебе, малец, выросшему в безопасности уединения на задворках одного из великих кланов, откуда знать такое? Тебе откуда знать? Что ты, вообще, знаешь о жизни? Смерть одного алхимика заставила тебя пылать жаждой мести. Разборки одной из безликих и безымянных фракций в глуши Империи — гореть ненавистью. Тут впору говорить не о Преградах, а о том, что правда мира сожжёт тебя дотла, малец. Ты либо сдохнешь, пытаясь восстановить справедливость, как её сам видишь, либо выгоришь дотла и умрёшь, потеряв волю к жизни.

— Смешно, — процедил я снова сквозь зубы, не став, правда, вдаваться в подробности того, что именно меня рассмешило в его словах. — Но пусть так. По-твоему, я просто должен закрыть глаза?

— Зачем? Как по мне, если бы этого восстания союзов против Ян не случилось бы, то стоило его отыскать в одном из сотен других, чтобы окунуть тебя в него и заставить повзрослеть и очерстветь сердцем. Орзуф, не все беды мира нужно принимать так близко. Мир велик, в нём много горя и страданий.

— Так разве Орден не считает себя праведным? Разве он не должен бороться против таких вещей?

— Ты путаешь праведность с безумием. Когда-то у наших старших действительно были планы перекроить всю империю, шаг за шагом искореняя в ней несправедливость и горе. Не просто искоренить, а шаг за шагом, ты слышишь, Орзуф?

— Я и пытался сегодня сделать этот первый шаг.

— Великоват он у тебя, — хмыкнул Седой и тут же задал вопрос. — У тебя есть личная сила, способная заставить весь город склониться перед тобой в поклоне?

Хотелось сказать многое, хотелось сказать, что дай мне время, я заставлю это сделать и весь город, но суть вопроса Седого была не в этом, и я не стал юлить:

— Нет, такой силы у меня нет.

— А у фракции, что стоит за твоей спиной?

— У меня нет за спиной такой силы, забыл? — с желчью отмерил яда, правда, сознавая, что говорю и вовремя поправив детали. — Я же не в ладах с тем, кто выкинул меня сюда со своих задворок.

— Так чего ты хочешь? — изумился Седой. — У меня тоже нет за спиной такой силы, Орден пал в попытке исправить империю, потерял старших и наследника Ралера, был распущен императором, наши земли опечатаны, а сами мы — изгнаны в Шестой пояс искупать свою вину. Шаг за шагом, Орзуф. Сначала нужно восстановить величие Ордена Небесного Меча, а уж затем замахиваться на несправедливость в чужих землях.

— А до этого закрывать глаза?

— А до этого помнить, что есть Орден и есть чужие фракции, земли и люди. Ты заметил, чтобы рядом с тобой бегал хоть один из мастеров Указов союзов? От Сестёр или Кулаков?

Я изумился:

— А они здесь?

Заворочал головой, пытаясь заметить среди суетящихся вокруг идущих тех, над кем нет печатей Указов, либо они странные, без символов. Но не успел ничего толком высмотреть, как ядовитое замечание Седого остановило меня:

— Разумеется, нет. Хотя это их земли, их люди и их город, они сидят под надёжной охраной и в надёжном месте, потому что иначе Ян одним ударом бы разрушили половину силы восставших союзов.

Намёк, да что там намёк, объяснение Седого было более чем верным. Разве не так когда-то поступил Орден Морозной Гряды, не сумев сместить фракцию в прямых стычках?

Но было одно но, которое всё меняло.

— Их нет, но я ведь здесь.

— Толку⁈ — вызверился Седой. — Ты и так сделал больше, чем любой из них. Сначала нужно позаботиться о своих землях и людях, а уж затем бегать по чужим землям и причинять им добро.

— Но я не в Ордене.

— А я тебя, Орзуф, уже какую неделю уговариваю присоединиться к нему. Ты не любишь, когда людей подчиняют Указами? Отлично. В землях Ордена это всегда было запрещено. Помоги нам вернуть хотя бы часть наших земель, где снова будут использоваться наши правила и законы. У Ордена всё, что записано в клятве, это верность Ордену и не более. Даже умирать за Орден каждый решает по доброй воле, а не под принуждением.

Я промолчал. Устал.

Седой чуть подождал, затем спросил:

— Всё, успокоился? А то, знаешь ли, нелегко вести одновременно три разговора. Я пока оставлю тебя.

Я невольно снова поднял голову к Седому. Шагах в пятидесяти влево и на десять выше мостовой висели Властелины. Выжившие.

Из Кулаков остался лишь один. Сестра, которую я видел упавшей, тоже погибла, правда среди Трёх Сестёр это оказалась единственная потеря, главы Пепельного союза тоже остались живы, хотя выглядели не очень, больше всего поредели ряды тех безымянных для меня Властелинов, что были одиночками или главами совсем мелких союзов, которых мы собрали за время шествия по городу.

Как понимаю, это произошло в основном потому, что они были слабы. Кулака Арека и Сестру Ларану потеряли иначе, их считали опасными бойцами и на Ларану обрушили первый удар, а затем давили на Арека сильней всего из всех прочих Властелинов.

Даже то, что вражеских Властелинов на поле боя пало больше, чем наших, не очень меня радовало, а Кулаков и Сестёр тем более.

Это сейчас они немного отлетели в сторону, и я половины из них не слышу, а вначале я наслушался проклятий. Как по мне, плохо, что погиб именно Арек, ведь он был более рассудителен, чем Морт.

Почти как Седой и я. Мы оба хотели поквитаться с Ян, но если Седой по-прежнему спокоен и рассудителен, то я что-то и правда слишком близко к сердцу принял свои неудачи с жителями города. Мне пришлось самому участвовать в схватках, выбивая себе по одному противнику и оглушая его в итоге. В других способах, когда я действовал со стороны, жители чаще гибли после освобождения, чем успевали сбежать. А иногда и продолжали сражаться, даже избавившись от Указа.

Я мог их понять. Схватки на этапе Предводителей это разрушительная штука. Как бы ни были стеснены Предводители соратниками, большая часть кварталов, принадлежавших союзу Текущей Воды — превратилась в руины. Поэтому к финалу местные уже не столько сражались по принуждению, сколько мстили в ответ за разрушения и гибель родных.

Ладно. Я тряхнул головой. Слишком уж я привык к вольной жизни, давно позабыл, что долговые слуги в Поясах — это обычное дело. Давно оставил позади поместье Аймара Саул и Домара?

Делая вид, что бесцельно разминаю ноги, прошёл ближе к Властелинам, приоткрылся миру, прислушиваясь к чужой мыслеречи.

Десятки разговоров тут же ворвались в мою голову, заставляя поработать, чтобы выделить нужный.

— Да я в десятый раз тебе говорю — ни один из моих людей даже не намекал, что такое готовится! И нет, он тоже ничего не сообщал.

— Так, может, он и вовсе лжёт? Может, и нет никаких наших договорённостей?

— Я в это не верю. Наше предложение выгодное, а его обида за себя и сына очень и очень глубока.

— Выгодное даже сейчас, когда мы стали так слабы?

— Брат, твоя скорбь понятна, я и сама…

Это вроде говорят между собой Илимия и Морт.

Но на них я не успел сосредоточиться, потому как моё внимание привлёк совсем другой разговор, со знакомым мне именем.

— Терпи, терпи, Тана.

Тана? Я невольно встал вслушиваться именно в этот разговор.

— Хватит со мной возиться, Гравен. Ты спас мою жизнь на Поле Битвы, встав на пути големов. Сейчас ты снова сделал это, прикрыв меня своим телом. Хватит, я не могу раз за разом множить долги.

— Предпочитаешь умереть?

— А если…

Гравен перебил её:

— Это не долг. Если понадобится, я спасу тебя ещё и ещё раз, столько, сколько потребуется, не множа никакие мнимые долги.

— С чего такая щедрость от того, кто так меня ненавидел?

— Ох…

— Отличный ответ, Гравен, просто отличный.

— Это, конечно, не ответ, Тана, но рано или поздно я должен буду это сказать, так почему не сейчас? — чуть помолчав, Гравен выдохнул. — Я просто тебя люблю.

— Что?

— Я тебя люблю, Тана, — уже громче и смелей толкнул мысль Гравен.

Теперь молчала Тана, наконец, хмыкнула:

— Нет, я, конечно, слышала от подруг, что мужчины иногда выражают свои чувства очень странным образом, но чтобы так? День за днём оскорбляя меня при всех?

— Справедливости ради, Тана, ты начала первая. Ещё в те времена, когда я даже не думал, что стану вербовщиком союза. Не помнишь?

— Н-нет, не помню, — растерялась Тана. — Ты про первую нашу встречу? А… когда она была?

— Ну, не помнишь, это и к лучшему.

— К лучшему? Нет. К лучшему то, что со мной сейчас случилось. Погляди на моё лицо, Гравен.

— Я и так гляжу на него.

— Так ответь честно, ты полюбил ведь лицо, мою красоту, а не то, как я тебя обидела в прошлом? Ты же не извращенец? Теперь этого лица не будет, Гравен. Давай, отойди в сторону, оставь меня пока одну, с долгом за две жизни и подумай, нужна ли тебе та, кто тебя не любит, не помнит первой встречи и получившая такое лицо. Что лицо, даже тело, которым я могла бы отплатить тебе, уже не то тело, что вызывает в мужчинах желание.

— Тана.

— Уйди! — буквально выкрикнула Тана . — Я прошу тебя, уйди!

— Ты приняла два лечебных зелья, боль сейчас сильна и туманит тебе разум. Чуть позже боль начнёт ослабевать, и я дам тебе третье зелье. Ты сильная, ты выдержишь, а раны начнут затягиваться.

— Ты говоришь о том, в чём сам мало смыслишь. Я сама немного лекарь и отлично вижу, что повреждения слишком велики и причина в моём низком таланте и сродстве. Той Таны, что тебе была так нужна, больше нет, оставь меня, оставь!

— Послушай, всё, о чём ты говоришь, неважно. Сражение за город только началось, уверен, сейчас старшие поведут нас дальше. Нам нужно будет пройти половину города, взять штурмом резиденцию Ян, а ты говоришь, что я должен тебя оставить? Зачем? Может быть, это последняя наша встреча. Конечно же, я не буду терять и мига из неё.

— Придурок, о чём ты говоришь? Ты смерть хочешь на себя накликать?

— Тана, я всё же чаще тебя бывал на Поле Битвы, особенно раньше, когда был слабей и старшие союза меня даже не замечали. Я привык, что опасность ходит где-то рядом.

Спустя несколько вдохов молчания раздалось мучительное и тоскливое:

— Не смотри на меня, ну не смотри, я тебя умоляю.

Я вздохнул и принялся крутить головой, высматривая эту парочку. Что там у неё с ранами? С моими запасами зелий неужели я не смогу помочь? А если и не смогу ими, то неужели не найду другого способа помочь? Заодно расспрошу про Пиатрия и то, что там случилось.

К кручению головой добавил восприятие Предводителя, сразу ускорив поиски — в единый миг осматривая бродящих, стоящих, сидящих и даже лежащих идущих, которые разбились на группы и буквально заполнили собой несколько соседних улиц и домов.

Нашёл.

Эта парочка забилась буквально в щель, да ещё и прикрылась спинами доброго десятка парней и девушек близкого к ним возраста. Вероятно, товарищи.

И да, с Таной было не всё в порядке и это ещё слабо сказано. Похоже, она попала в схожую с доставшейся мне ловушку, которая сдавила её, оставила следы на её халате и теле, даже, возможно, сломала несколько костей. Сверху приложили техникой, которая прошлась по ней словно ветром из лезвий, глубоко рассекая плоть, а затем добавили огня, причём это был огонь стихии. Зелья, которыми Гравен напоил её, начали рубцевать раны, но какие это были рубцы! Красные, толстые, ненормальные, казалось, плоть в этих местах не излечивается, а пытается загореться.

Когда между мной и шеренгой прикрывающих эту парочку, осталось три шага, я вздёрнул бровь и негромко приказал:

— Расступитесь.

Они растерялись лишь на миг, а затем один из парней глубоко склонился:

— Старший, простите, но здесь нет прохода, это тупик. Здесь нет тех, кого вы ищете.

— Тебе откуда знать, кого я ищу? — удивился я и повысил голос. — Эй, ты, возле раненой девушки, ты старший?

— Да, я, — из-за спин парней выступил сам Гравен. — Меня зовут Гравен. Вы искали меня, старший?

— Нет, искал совсем другого человека, но случайно увидел девушку, над которой ты сидишь. Мне неприятно видеть её раны, поэтому пришёл предложить свою помощь.

— Старший — лекарь? — с надеждой переспросил Гравен.

— Немного, — уклончиво ответил я ему. — Но для тебя, вернее, неё, главное то, какое у меня Возвышение и то, что моя стихия вода. Не дерево, конечно, но вам не выбирать, верно? Во всяком случае, я попытаюсь убрать часть чуждой ей стихии из ран. Огонь, да? Терпеть не могу огонь.

Гравен думал лишь миг, а затем снова склонился передо мной и даже ниже, чем до этого:

— Старший, прошу вас попробовать.

Его парням, да и подругам Таны ничего приказывать не пришлось — они расступились, едва Гравен склонился.

Я в пять шагов оказался рядом с полулежавшей у стены Тане, присел, протянул вперёд руки и опустил пальцы на её запястья.

Она хрипло, явно через боль произнесла:

— Старший.

Кожа у неё оказалась тёплой и чуть влажной, сердце бешено пульсировало, толкаясь мне в кончики пальцев и гоняя по телу кровь и лечебные зелья.

Привычный посыл, толчок духовной силы, после которого я оказываюсь в темноте тела Таны. Огляделся, выискивая знакомые переплетения меридианов и сияние средоточий, чтобы понять, где я нахожусь и куда нужно лететь, чтобы оказаться возле ран лица. До сих пор не могу научиться переноситься в одно и то же место у разных пациентов.

Туда.

Я сорвался прочь, набирая ход, узлы на меридиане, вдоль которого я полетел, стремительно замелькали, сливаясь в одну сияющую полосу.

Что за⁈

Застыл, замер на месте, остановившись за долю мгновения.

Это что сейчас было за ощущение? Словно коснулись груди горячей ладонью? Очень похоже на то, что…

Я похолодел. На мне использовали взор лекаря. Придурок, а где привычные предупреждения, чтобы не сбивали мне сосредоточенность и не смели мешать мне ни звуком, ни посылом духовного зрения? Тана же говорила Гравену, что немного понимает в лекарском деле, дарсов любитель помогать всем, кого видит.

Я крутнулся на месте, словно в этом была необходимость, потянулся к своему телу, буквально отшвыривая прочь темноту чужого.

Всё вокруг мигнуло, переплетение меридианов сменилось, став совершенно иным и знакомым, слева и снизу засияло моё огромное средоточие.

Но главное было в другом.

Там же, чуть ниже и левей висела в пустоте тела чужая фигура. Женская, со светлыми пышными волосами и без всяких рубцов и зияющих ран на лице.

Дарсово отродье.

Вот Тана закрутила головой, и я отлично знал, да что там знал, сам сейчас видел то же самое, что и она — Сгусток силы Виостия, который я тащу вниз, второе средоточие и сеть меридианов.

Это ещё хорошо, что Метка Вора Трав уже исчезла, но и того, что она видит, вполне достаточно, чтобы понять — я не совсем тот, за кого себя выдаю. К примеру, в теле Таны, восходящей звезды союза Трёх Сестёр, вложенной силы Властелина не было.

Вот Тана обернулась, собираясь завершить осмотр, и замерла, выпучив на меня глаза.

Я с досадой вспомнил ещё одну вещь, сущую мелочь. На то, как выглядит лекарь в духовном обличье, не влияет маска. Тана сейчас видит Леграда, едва ли не в четыре раза более молодого, чем безымянный старик, за которого я себя выдаю.

Какого дарса я вообще сюда прилетел? Ну, нашла бы она в теле странного старшего вложенную в него силу Властелина Духа, ну, посчитала бы раскрытые узлы Предводителя и поняла бы, что не так уж и силён этот старший, как всем рассказывает.

А вот теперь, что делать? Позволить всем рассказать, что я очень не тот, за кого себя выдаю? Вызвать у того же Морта кучу вопросов и прочее?

Как бы не так!

Прочь из моего тела мы ринулись одновременно, одновременно замерцали, исчезая и открывая глаза уже в настоящем мире.

Тана дёрнулась, но я уже потянулся к ней, уже создал над ней одним мазком алый круг печати Указа.

Замри.

Тана застыла, отчаянно сопротивляясь Указу и не в силах с ним ничего поделать. Распахнула рот, набирая воздуха и собираясь заорать.

Молчать.

Тут же без промедления добавил новые символы и, там где не хватало знаний символов языка Древних для Указов, надписи.

Закрыть глаза, запрет на мыслеречь, Верность, Покорность и прочее.

Буквально над ухом раздался напряжённый голос Гравена:

— Что происходит, Тана?

Я зло дёрнул уголком рта, процедил:

— Прошу не сбивать концентрации ни мне, ни ей. Она сама лекарь и её помощь в лечении может оказаться той самой малостью, которой не хватает для того, чтобы задавить огонь в меридианах и избавиться от ран без последствий.

Гравен замолчал, но лишь для того, чтобы осторожно позвать мыслеречью:

— Тана? Что происходит? С тобой всё в порядке?

Теперь мыслеречь использовал я:

— Приказываю тебе сказать ему, чтобы он не мешал. Живо!

К алому добавился синий, второй цвет. Указ в два цвета.

Мгновение ничего не происходило, а затем Тана охнула, когда Верность над ней засияла, щедро награждая болью за непослушание.

— Уб… Аргх-х-х! — застонала Тана, пытаясь открыть глаза, дёрнуться и, наверное, произнести совсем другие, не те, что я просил слова.

Да, это больно. Особенно больно для той, кто редко покидает стены города и участвует в схватках.

Подбородок у неё дрожал, над верхней губой повисли крошечные бисеринки пота, глаза под плотно зажмуренными веками яростно вращались. Тана явно не ожидала, что всё так выйдет. А чего она ожидала, когда полезла осматривать меня? Чего ей не лежалось, не лечилось? Дура тупая, хотя самый тупой здесь я.

Как там сказал Седой? Причиняю добро? Тупица.

Добавил в Указ третий цвет. Не стоит рисковать. Я и так уже вляпался со своей добротой. Подлечил? Помог парню с любимой? Как бы тут всех не пришлось либо убивать, либо делать своими молчаливыми слугами.

Нужно постараться обойтись малой кровью.

— Успокой этого влюблённого. Живо, либо мне придётся убить и тебя, и его, и всех, кто здесь стоит.

Сообразив, что требую то, что сам же запретил, забрал дух из части своих символов, немного повозился, подбирая дух к Указу союза Трёх Сестёр, а едва справился, как забрал из него всё, наконец, освободив Тану от давления его Верности.

Тана тут же широко распахнула голубые глаза, в которых плескался ужас. Выдохнула:

— В-всё хор-рошо, Гр-равен. Ч-чуть-чуть больно, ог-гонь сопротивляется, е-его, ок-казывается, м-много во мне. Нужно п-потерпеть, н-не м-мешай.

— Да ладно? Что это за лечение такое, что ты от боли слова выговорить не можешь? Я не хочу, чтобы тебе было так больно, ты бы себя сейчас видела — белая, словно молоко, а взгляд такой, что хочется тебя схватить и бежать прочь.

— Г-гравен, н-не мешай. Не мешай, п-прошу тебя.

— Старший.

Гравен ухватил меня за рукав, и в этот миг Тана выдохнула:

— Ты же хочешь… — замолчав, продолжила уже мыслью. — Ты же хочешь, чтобы моё лицо стало прежним? Я этого хочу, а ты? Может, тебе я нужна со шрамами? Чтобы больше никто другой даже не взглянул на меня? Так ты меня любишь?

— Ох, Тана, — вдохнул Гравен. — Какая же ты…

Но отпустил рукав моего халата и сделал шаг назад.

Нас, наконец, оставили в покое.

— Молодец, — похвалил я её и тут же отдал новый приказ: — А теперь молчи.

Тана сглотнула, закрыла глаза и застыла. Чуть помедлив, я вновь использовал духовный взгляд лекаря и снова провалился в её тело. Тяжело вздохнув, отправился в полёт к голове, к лицу и тому, зачем я, вообще, ввязался во всё это и так крупно влип.

Раны Таны… Не очень впечатляли. Нет, думаю, получи я подобную рану, подобное отравление огнём в той схватке, после которой так невзлюбил тех, кого коснулся огонь, то думаю, я бы там на склоне горы и умер, не успев даже услышать вопроса от Пратия.

Но здесь и сейчас… Не впечатляли.

Да, Тане не хватало сил, чтобы защититься от удара и чужой стихии, Духовная Защита подвела, да ей не хватало таланта и понимания стихии, чтобы справиться с чужой стихией уже внутри себя. Возможно, сказалось и то, что техника могла быть составной, но…

Не впечатляло.

Я выпустил несколько змеев воды, которые с большим удовольствием сожрали весь огонь, что вспыхивал в меридианах и узлах, прятался в тумане ран. После этого они рванули дальше, вцепились в плывущую по телу синюю пыль. Похоже, Гравен, не будь дураком, к лечебным зельям добавил что-то вроде Стихиального, чтобы ослабить огонь, но силы зелью не хватило, а теперь бесполезную штуку с удовольствием пожирали мои змеи, не давая ей подпитывать огонь.

Вздохнув уже в который раз я занялся тем, чем и должен заниматься добрый, туповатый и наивный дарсов лекарь, который на ровном месте нашёл себе проблем. Я начал лечить, причём стараясь не совсем терять связь с телом и прислушиваться к тому, что происходит там, где я держу руки на запястьях Таны, а рядом сопит переживающий Гравен.

И получилось вполне неплохо. Я даже слышал обрывки разговоров Властелинов, Седого и прочих. Тана молчала, что тоже было хорошо, но я не забывал, что, вообще-то, будет время и после окончания лечения и думать об этом будущем нужно уже сейчас.

Осторожно попробовал сам, той крохотной частью, что оставалась снаружи, не сжимая лечебные техники, толкнул мысль Тане:

— У союза Трёх Сестёр есть мастер Указов?

Через миг, не дожидаясь наказания, а может, подталкиваемая Верностью, Тана ответила:

— Да, старший.

— Он здесь?

— Нет, старший, он спрятан в месте, о котором знают только главы Илимия и Плавит.

— А когда всё закончится, как быстро он заметит, что у тебя появился чужой Указ?

— Н-не знаю, — в этот раз у Таны случилось сложности даже в мыслеречи, но она справилась с собой. — После того, что происходило сегодня, после всех этих… — сглотнув, предположила. — З-завтра?

— Отлично, — процедил я. Повторил, пытаясь найти способ выкрутиться. — Отлично, — зло спросил. — Ну, чего молчишь, любопытная, дай совет. Как нам скрыть от твоих старших, что ты им больше не верна и оставить тебя в живых?

— Старший, — Тана даже открыла глаза, впилась взглядом в меня, сидящего напротив неё. — Вы ведь можете приказать мне молчать о себе, а всё остальное вернуть как было. Я буду верна и вам, и Сёстрам.

— Ты думаешь, я настолько хорош в Указах? Могу чинить сломанное?

— Н-не можете? — Тана замолчала, там, снаружи, принялась кусать губы, видно, пытаясь найти выход.

Я с досадой буркнул:

— Зачем ты, вообще, сунула свой любопытный нос ко мне? К чему тебе чужие тайны?

— П-простите, старший, простите.

Но, вообще, предложенный способ выкрутиться был неплох, тем более что Указ Сестёр я не стирал, а лишь поглотил его силы, заставив его выгореть. Я как раз пытался сообразить, будет ли он работать одновременно с верностью мне и молчанием. По всему выходило, что не очень будет. Самое меньшее — это постоянные наказания то от одного, то от другого Указа. Чтобы это работало — ей нужно очень хорошо контролировать свои мысли, что вряд ли. А уж если ей случайно зададут прямой вопрос…

Да и всё равно бесполезно.

Так и повторил Тане:

— Это всё равно ничего не даст. Ни один мастер Указов не пропустит над головой собеседника дополнительного, чужого при том Указа. Тем более, после сегодняшнего дня.

Удивительно, но она тут же выкрутилась:

— Говорят, будто печати, что контрактов, что Указов одинаковы, я буду говорить всем, что это контракт с… с… С вами! — выпалила Тана. — Скажу, что вы за лечение заключили со мной контракт, чтобы я искала тех троих, кто бросил алхимика Пиатрия.

Я уже хотел было спросить, что видела она, почему ни она, и никто из её подчинённых или людей Гравена не помогли Пиатрию, но удержался. Кого я хочу обвинить? Случайных свидетелей? Ту, которую несли на руках? К чему я вообще сюда пришёл? Ну, хоть Гравену помог, он вроде неплохой человек.

Устало сказал совсем другое:

— Сделаем так. Как бы ни закончилось сегодняшнее дело, вечером… — сообразил, что он уже, в общем-то наступил, и поправился. — Утром уйдёшь из города и отправишься в другой. Сама, с Гравеном, с кем-то ещё — подобные детали мне безразличны. Уйдёшь туда, где нет никому дела до Ян и того, что здесь случилось. Я наложу на тебя запреты и даю тебе срок пять лет. Пять лет ты должна молчать обо мне, не смея сообщить, описать, намекнуть обо мне и прочее. Пять лет ты будешь избегать союзов и фракций, где с тебя могут снять мой Указ, а вот затем он исчезнет, и ты будешь вольна делать что хочешь.

Толкнул к Тане мысль:

— Мы поняли друг друга?

— Поняли.

Я не стал больше ничего добавлять. И так уже устал от того, во что вылилась моя помощь. Получил лишь проблем себе на шею, причинятель добра и лечения.

Встал, ощущая на себе подозрительный взгляд Гравера. Намеренно не обращая на него внимания, нагло, у него на глазах, под испуганным взглядом Таны занялся её Указом, старательно вписывая в него все условия, под видом внешнего осмотра.

Устало вдохнул:

— Всё.

Гравен, на глазах которого рубцы Таны перестали пылать изнутри огнём, мог это понять и сам. Но мои слова послужили сигналом.

Сначала склонился он:

— Благодарю, старший. Я никогда не забуду этого. Говорят, вы появились в городе потому что пришли отомстить за смерть своего благодетеля. Я тоже буду считать вас своим благодетелем.

Я отмахнулся:

— Ты слишком высоко оцениваешь мою помощь. Я оказал её не думая о плате и долге, — чуть искривив губы в едва уловимой усмешке, добавил. — Боюсь, если бы пришлось думать и выбирать, поступил бы точно так же, только умней.

— Старший?

Я отмахнулся от Гравена, шагнул прочь. Позади Тана выдохнула:

— Спасибо. Спасибо!

И снова я отмахнулся, даже не замедлив шага. Пока я тут возился и решал проблемы своей доброты, остальные тоже не сидели сложа руки: раненые обихожены, порядок восстановлен, отряды снова сбиты.

Как по заказу над улицей, руинами домов и нами пронёсся гулкий голос Морта:

— Идущие! Собратья! Ян вероломно напали, убив многих из наших братьев! Оглянитесь, теперь улицы этого города залиты кровью наших братьев! Мы достойно встретили удар в спину, невзирая на все вероломства Ян, мы заставили их самих трусливо бежать, едва они поняли, как мы сильны, теперь нужно заставить их пожалеть о том, что они совершили! На их руках кровь наших братьев и обычных жителей города, которых они беззаконно подчинили Указам! Они хуже сектантов! Смерть Ян!

Толпа тут же поддержала:

— Смерть Ян!

Я же отчётливо расслышал мысленное бурчание Седого:

— И что мне, дураку, стоило сместить щит левей? Лучше бы уцелел Арек, чем этот… безмозглый.

Я не стал строить пустых предположений, спросил прямо:

— Что не так? Разве он говорит неправильно?

— Малец, снова ты? Говорить мало, к разговорам нужны ещё и мозги. У Сестёр, конечно, они есть, но Морт всё портит. Они предлагают правильные вещи, но Морту нужна месть здесь и сейчас, сегодня, а то, что пока всё идёт по плану Ян, он отказывается признавать.

— А оно всё действительно так идёт?

— Малец, ну сам подумай. Это мы пришли туда, где Ян нас ждали. Едва я справился с неожиданным ударом, едва начал давить в ответ и добрался до самих Ян, как они отступили. Подумай и ответь, неужели они не в выигрышном положении?

Я и правда подумал, а затем честно признался:

— Не уверен. Теперь наш…

Снова замялся, пытаясь подобрать название. Союз союзов? Альянс союзов? Да, очень смешно. Остановился на том, который использовали Кулаки и Сёстры до этого:

— Наш тройственный союз готов к удару, второй раз провернуть такое не выйдет.

— Может, и выйдет, — хмыкнул Седой и сказанул так, что я вообще не понял, о чём он, — только в обратную сторону, но я бы предпочёл проверить это не в лоб, как жаждет Морт, выставляя себя совсем уж тупицей. Ладно, не забивай голову, малец, я и сам, лет тридцать назад предпочитал больше идти вперёд и действовать, а думать меньше.

Ну так, значит, так. Молодец Седой, конечно. Сам начал, сам закончил разговор. Лишь краем сознания вслушиваясь в речь Морта и присоединившейся к нему Илимии, спросил Седого:

— А как, вообще, так вышло? Почему вы все использовали техники с обращениями, почему ты не сумел убить половину из напавших? Неужели в этом городе только Ян слизняки и их действительно пора сменить?

— Малец, — вздохнул Седой. — Ты не находишь, что сейчас не лучшее время для уроков и бесед? Может, мне ещё и долг по спору тебе возвратить, прямо сейчас начать рассказывать про фракции Империи? Я немного занят, представляешь?

Так, значит, так. Я замолчал, причём очень вовремя, потому что вдруг над всеми нами прогремело удивительное:

— Если уж дело и правда примет совсем плохой оборот, то я вызову Стража.

Это заявление Илимии поразило не только меня, но и других идущих — они отчётливо зашумели как мыслями, так и голосом выражая своё изумление.

Илимия кивнула:

— Да, я откровенно признаю, что уже не первый год отправляю сообщения одному из Стражей об обстановке в городе.

Я, стараясь не выдать своего интереса, уставился на неё. Так вот ты как выглядишь, первый встреченный мной человек Стражей. Не шэн, потому что я не видел над ней герба Стражи, не…

На мгновение я даже задумался, а так ли всё просто? Могу ли я, предатель Стражи, сейчас, вообще, что-то видеть? А может, и вовсе Илимия рангом равна шаулу или керосу, и я, вообще, не могу увидеть её герба без её желания?

Но тут же выкинул эти мысли из головы. Первое не проверить. Я, кстати, как-то позабыл разузнать, за что в старших Поясах, вообще, дают первый ранг Стражей. Тут ведь нет городов, которыми до сих пор управляют духи. Значит, остаются лишь Залы Стражей и испытания в них? Те самые, которые я должен был искать за морем Итреи?

— Ты Страж?

Гляди-ка, не один я так подумал, а Пепельный так и спросил прямо.

Илимия покачала головой и ответила всем нам, любопытным:

— Нет, я не Страж, но у меня есть средство с ним связаться. И нет, я не буду использовать эту возможность здесь и сейчас, потому что лучше вас знаю, как велик может быть гнев Стража и как безжалостны могут быть его решения, причём для всех, для правых и виноватых. Я лишь даю вам надежду, что у нас всегда будет возможность…

Морт перебил её:

— Нам не нужна эта возможность! Мы сильнее Ян, мы возьмём власть в городе в свои руки сами и Стража вызовем, лишь для того, чтобы сообщить о смене хозяина в городе и о создании новой фракции, — отвернувшись от Илимии, он вскинул руки и заорал. — Братья! Хватит разговоров, пришло время действовать! И помните, вы начнёте, только когда я прикажу! Ждите приказа!

Как по мне — речь Морта, что в начале, что сейчас была слабовата, я привык слышать гораздо более воодушевляющие речи в исполнении Ксилима или Шандри. Но народ вокруг зашумел, вскинул руки и мечи, восторженно загудел, выкрикивая проклятия семье Ян и кляня подлость всех, кто встал на их сторону.

Поэтому я лишь чуть пожал плечами. Кто я такой, чтобы быть чем-то недовольным?

Только…

Как-то всё слишком уж кроваво и разрушительно, не лучше бы действительно…

— Что, малец, небось, думаешь, не лучше было бы послушать моё первое предложение и тихо, незаметно пройтись по Ян, украсть их Указы и добраться до Нулара?

Я не стал отрицать:

— Почти.

— Я так и думал, — самодовольно повторил уже очевидное Седой, зато следующей фразой озадачил меня. — Но ничего бы не вышло.

— Почему?

Под разговор я двинул вслед за остальными. И должен сказать, в этот раз мы шагали пусть и не быстрей, зато вроде прямо в сторону кварталов Ян.

— Потому что всё бы это и без нас загорелось. Да, мы чуть сместили баланс сил между союзами и Ян. Но лишь чуть. Между ними слишком мала разница в силе, а вот обид через край.

Я невольно вспомнил слова безымянного Стража, что отправил меня сюда. Здесь пятьдесят лет не появлялся Страж? Это значит, что пятьдесят лет назад союзы уже пытались сменить Ян? Тогда следовало отправить меня в место, где Стражи появлялись всего пять лет назад, оно надёжней бы вышло.

Мы тем временем снова перестали двигаться по прямой, свернули раз, другой и вышли… к кварталу, где многие здания зияли пустыми провалами вместо окон, а кое-где не было и крыш. Здесь случилась битва, пусть и меньшая по масштабам, чем на площади у мокрушек, но всё же битва. Вон и тела, кстати.

Кто-то невдалеке выругался:

— Плохо, очень плохо.

— Брат, этого нужно было ожидать. Сегодня нужно было либо быть сильным, либо присоединиться к одному из сильных. Они, видимо, хотели…

От утешения отмахнулись:

— Я всё понимаю. Плохо то, что я не знал об этом, а ведь у меня тут был… Скажем так, приятель. Уверен, он бы попросил меня о помощи, сообщил бы, что на них напали. А раз, — я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как мужчина лет тридцати трясёт вытащенным из-за пазухи амулетом, — раз я ничего не дождался, то это значит только одно.

— Что?

— Ты тупой? Ян активировали часть формаций города, не только отключили порталы, но и запретили использовать амулеты передачи голоса.

— Точно! Поэтому мы, выходит, и бродим по городу, вместо того, чтобы договориться со всеми о месте встречи.

— А ещё это значит, что пока мы не ворвёмся в сердце резиденции Ян, ни о каком Страже и речи быть не может. У нас просто нет выхода, мы должны сражаться, вот о чём умолчала старшая Илимия и старший Морт.

— Тише ты! — шикнули на него.

— Не бойся, мы достаточно далеко от них, на таком расстоянии наша мыслеречь если и слышна, то лишь как неразборчивый шёпот. Бойся штурма резиденции Ян, вот там будет полная гархова задница. Большая и грязная. Надеюсь, ты оставил семье достаточно духовных камней в кубышке?

— Ты на что намекаешь?

— На то, что сразу нужно было готовиться к худшему.

— Я собираюсь выжить!

— Как будто я собираюсь умирать. Но я знаю, что будут есть мои дети, если со мной что-то случится, а ты?

Второй, выглядящий постарше, огрызнулся:

— Да уж найдут.

— Под рукой нового отца? Возможно, а ты будешь лежать вот в такой куче, как мой друг.

— Ты! Ты! Вали! Вали на тот край и даже не думай, что я буду прикрывать тебе спину!

Первый пожал плечами:

— Как скажешь.

Молча двинулся прочь от, похоже, уже бывшего приятеля, над которым пульсировала, наливаясь сиянием и тут же угасая, печать Указа.

Всё время, пока мы огибали, не заходя внутрь, квартал со следами битвы, я косил взглядом на этих двух и обдумывал услышанное. Мне как-то ближе позиция первого, но и второго я понять могу. Теперь уже и слова Седого о том, что в Ордене каждый сам выбирает, умирать ему за Орден или нет, выглядели по-другому. Впрочем, он ведь тоже слышит разговоры Предводителей, может, и сказал это потому, что услышал такой разговор раньше меня.

— Вон он!

От этого рёва я едва не вздрогнул, едва не выдал себя. Орал Морт, орал на ходу, размазавшись в серую полосу. Я только дёрнул головой, прослеживая его полёт. Он рванул куда-то почти в конец нашей колонны, со вспышкой пробил стену здания, исчез из глаз.

Прежде чем я успел даже потянуться вслед за ним восприятием и понять, что происходит, снова рявкнули:

— Вон ещё!

На этот раз с места сорвалась одна из Сестёр, та, что молчаливая. Она скорее камнем упала с неба, вбивая ноги в брусчатку и заставляя её трескаться и разлетаться во все стороны обломками камня.

Вот теперь я увидел всё и без всякого восприятия — Плавит своим полётом вниз, к земле, едва не прибила какого-то бедолагу из Пепельных — он чудом успел отскочить, вскинул руки, то ли прикрывая голову от булыжников, то ли пытаясь вывесить перед собой защитную технику.

Да только Плавит оказалась возле него в один шаг, буквально вбила пальцы ему в горло, бедолага тут же позабыл и о технике и о, да вообще обо всём, сначала взвыл, затем захрипел, пытаясь разжать её пальцы и суча ногами, когда она подняла его за собой в воздух. Похоже, это не просто ладонь на горле, а что-то вроде Длани Наказания, только в исполнении Властелина Духа.

Через десять вдохов и четверых, четверых точно так же держали за горло Властелины над нашими головами.

Морт крутнулся на месте, оглядывая всех нас и нехорошо усмехнулся. Голос его тоже услышали все:

— А вот наши предатели, которых так жгло сказанное Илимией, что они не вытерпели и ринулись доносить об услышанном своим хозяевам. Ублюдки.

Его пленник забился в корчах, а через миг обмяк. Мёртвый. Морт сломал ему шею.

— Смерть предателям и смерть Ян!

На землю рухнули четыре мертвеца. Похоже, Властелинам тройственного союза не так уж были важны причины предательства и прочие мелочи.

— Ублюдки, небось они и выдали наши планы Ян, легко сдохли, — с ненавистью выдохнул кто-то неподалёку.

Я покачал головой. Ну надо же. И чего… Впрочем, про Стражей сказала Илимия, а не Морт, так что нечего оговаривать Седого. Но как она ловко всё это провернула, даже я поверил.

Мы двинулись дальше, огибая валяющихся на земле мертвецов. Теперь каждый знал, что Властелины приглядывают за нами. Если и оставались ещё предатели или просто желавшие отлучиться и отлить, таких смельчаков больше не нашлось.

Занимался я не только размышлениями обо всём, что происходило вокруг, но вот с восстановлением дело шло не так хорошо, как хотелось бы. Сразу вспомнилось, за что я не любил города ещё со времён Морозной Гряды — когда вокруг тебя сотни идущих, тянущих в себя силу боевой медитацией, то на всех силы Неба начинает не хватать. То и дело я замечал, как то один, то другой идущий глотал зелья. Лечебные и, конечно же, возвышалки предыдущего этапа.

Самое неприятное, что даже прикажи главы союзов остановиться и использовать Круговороты, то это приведёт к тому, что силу восстановит лишь тот, у кого Круговорот мощней.

Это будет выгодно для меня, для остальных… Неудивительно, что все сосредоточились только на боевой медитации. Но всё равно, я бы приказал использовать Круговорот, хотя бы стихию можно было поделить между всеми, да и сами Круговороты использовать по очереди, но нет, так нет.

Тем временем мы уже оказались на широкой улице, что вела к кварталам Ян.

Я уже был там однажды, только заходил со стороны портальной площади, но даже так, даже отсюда было ясно, что кварталы Ян сейчас выглядят не так, как должны.

Я видел почти прозрачную, едва различимую дымку, что встала между нами и домами квартала Ян.

И эту дымку видел не только я.

Вокруг звучало всё больше шепотков и коротких, злых или испуганных восклицаний.

Они гудели в голове многоголосым хором, сливаясь в единый ропот, в котором не разобрать ни слова, поэтому я сосредоточился на тех, кто был сейчас важней — на Властелинах.

Успел как раз подслушать конец какого-то важного разговора.

Илимия давила:

— И молчи, прошу тебя, Морт, молчи, стань глухим. Нам сейчас очень нужно показать, что мы разумные, спокойные, а они нет, что с нами можно иметь дело, а с ними нет, показать, что мы и в будущем не будем действовать, поддавшись эмоциям. Ты же знаешь, какая у тебя плохая репутация, Морт.

— Ты предлагаешь мне делать вид, что мой брат ещё жив?

— Ты предлагаешь упрашивать тебя в десятый раз? Мы летим на одном мече, Морт, и одному не хватит сил удержать его в воздухе. Либо мы действуем сообща, либо умираем и снова вместе. Я умирать не хочу. Я хочу отомстить, а ты?

Сначала я решил, что Морт ничего не станет ей отвечать, но спустя, наверное, вдохов тридцать услышал:

— Действуй. Считай, что я превратился в безмолвную статую ради мести за брата.

Если бы дело происходило в привычной мне Морозной Гряде, то кварталы резиденции отделялись бы от остального города стеной. Но Морозная Гряда — это Первый пояс, где сильнейший идущий это Мастер, способный разве что Рывком подняться к небу.

Здесь Пятый пояс, а у сильнейших нет ограничений, разве что в этих землях никто сильнее Властелина Духа не желает появляться. Но и Предводителей Воинов и Властелинов Духа достаточно, чтобы стены потеряли свой смысл. Если нет запрета, если идущего ничего не останавливает от того, чтобы подняться в воздух и лететь, то зачем стена?

И зачем стена, если можно отгородить свои кварталы пеленой формации? Даже во Втором поясе Академия сумела закрыться во время Дикого Времени, когда отослала всех своих защитников.

Вот и сейчас, здесь, на одной стороне собрались мы, Предводители и Властелины союзов, которые захотели получить власть в городе. На другой стороне замерли в ожидании Предводители и Властелины семьи Ян, которые не хотят терять этой самой власти.

Властелины парят в воздухе, подчёркивая свою силу и свои возможности, мы, Предводители, стоим на земле.

Не знаю, какие мысли крутились в головах у других, но мне был интересен вопрос, а как нам пробиться на ту сторону формации?

Я знал лишь два способа: силой, проломив защиту, и умением, отыскав точку слабости.

Но вряд ли у нас хватит этих самих сил. Похоже, надежда остаётся лишь на Седого. Он ведь сам говорил, что опыта в таком у него не занимать, да и показал, когда проникал в город, не выдав себя, что его небольшого таланта хватает на подобное.

Я скользнул взглядом по Ян. По тем, кто стоял на земле. Искал я знакомое лицо. И, разумеется, нашёл. Нулар был здесь.

Небольшое движение вверху заставило меня перевести взгляд раньше, чем я даже успел представить свою обычную угрозу, как вбиваю Коготь в средоточие Нулара.

От Ян вперёд, буквально на три шага, выплыл седой старик. Не такой седой, как Седой, но старик более, чем он. Уже прям очень близко к тому, что я обычно именовал старикашкой.

С нашей стороны на те же три шага выплыла Илимия, а затем двинулась дальше, остановив свой полёт всего шагах в десяти от полупрозрачной дымки и тут, наконец, Ян заговорил.

— Для тех, кто попал в такое безвыходное положение из-за своей наглости и самомнения, вы выглядите слишком уж уверенно и спокойно.

Илимия не замедлила с ответом и тоже не использовала мыслеречь:

— А чего вы ожидали от нас, глава Халаб?

— Что ужаснувшись тому, что вы натворили, вы придёте униженно просить прощения. По земле, склонившись в поклоне, едва завидев меня, так почему же я не вижу ничего из этого? Откуда столько наглости, младшая?

— Не понимаю вас, о каком безвыходном положении вы говорите, глава Халаб?

— Я думал, что ты уже давно вышла из того возраста, когда необходимо поучать.

— Видимо, нет.

По толпе, в которой я стоял, пробежали шепотки и мысли. Видимо, не только я не так представлял поход за местью, который объявил Морт буквально две сотни вдохов назад. Илимия же вдруг перешла на мыслеречь, причём звучала так тихо, что уверен, не будь у меня моего странного таланта, я бы её и не услышал, не подслушал:

— Я всё ещё не вижу, глава Халаб, почему я должна не договариваться, а просить, тем более униженно.

— Торгуешься?

— Если главе Халабу так угодно, то да, торгуюсь.

— Хорошо, значит, немного ума в твоей голове есть.

— Я ведь не безумец Морт, только и желающий вцепиться вам в горло из-за смерти Арека. Но тот же ум, который вы так хвалите, говорит мне, что дела моей стороны не так плохи, чтобы я перестала использовать полёт, пошла по земле и кланялась вам, глава Халаб.

Раздался напряжённый голос Морта:

— Илимия, почему я не слышу вашего разговора?

Она не промедлила с ответом ни на мгновение:

— Ты всегда был плох в этом, брат Морт и для тебя приходится говорить «громко», а мне этого не хочется, Халаб не захочет терять лицо перед своими детьми и внуками, поэтому давить на него нужно буквально на ухо. Не беспокойся, всё идёт по плану, я стараюсь убедить его, что им будет выгодней покинуть город, чем неделя за неделей разрушать его в противостоянии, теряя родных, ресурсы и будущее.

— Дави пусть и негромко, но сильней, Илимия, скажи ему, что я лично заберу его жизнь, если он решит остаться тут.

Мне очень хотелось задать вопрос Седому, хотелось спросить его, слышит ли он эти разговоры и улавливает ли, что слова Илимии разнятся для собеседников. Но я отлично помнил, как Седой похвалялся своей силой и поэтому был уверен — слышит, но раз молчит, то знает, что делает.

Мне же оставалось только слушать и пучить глаза.

— Молодец, девочка.

— Меня нужно не хвалить, глава Халаб, а доказать, что мне выгодней быть на вашей стороне.

— Раз ты ведёшь такой разговор, то сама уже всё понимаешь, но, раз настаиваешь, то даже такой старик, как я, уважит такую прекрасную женщину. Подсчитай, сколько осталось Властелинов на той стороне, за которую ты еще держишься и сколько их у нас. Даже с твоим умом вы не сумели перетянуть на свою сторону ни Текущую Воду, ни Два Брата и Три Флага, ни остальные более-менее крупные союзы.

— С этим всё просто, вы заставили их напасть на нас или уничтожили.

— Младшая, — скривил бледные губы глава Ян, — не разочаровывай меня в своём уме,давай не будем рассуждать о том, как мы этого добились. Главное — результат. Даже те так называемые главы мелких союзов, которые всеми правдами и неправдами едва создали третье средоточие и стали гордо называть себя Властелинами Духа… Где они?

— Вы их убили, ударив в спину, глава Халаб.

— Вы их потеряли, не сумев защитить и сделать частью своей силы. Они стали вашей слабостью, разве Ларана и Арек погибли, не пытаясь их защитить? Оно того стоило?

Да…

Даже хорошо, что Морт ничего из этого не слышит. Представляю, как бы я сам себя вёл, если бы Кетот рассуждал передо мной о смерти Берека. А вот Илимия лишь медленно качнула головой, спокойно ответив:

— Судя по вашим словам — оно того не стоило. Возможно, я не буду спорить с вами, глава Халаб. Но у нас всё ещё перевес в Предводителях. Кулаки всегда были самым многочисленным союзом этого города…

— Не этого, а города Ян, младшая!

— И снова не буду спорить, глава Халаб. Продолжу лишь свою мысль — за моей спиной множество Кулаков, Сестёр, Пепельных и идущих из прочих союзов этого города, вы лишь разменяли в этой игре всех из Текущей Воды, но всё равно перевес остаётся на нашей стороне, даже потеряв глав, мелкие союзы подчиняются мне.

— Тебе или же Морту? С каких пор он отдал своих людей под власть Сестры, которая своих подчинённых скормила Бедствию? Признай очевидное — в той новой семье, о которой вы мечтали еще в обед, тебе и второй Сестре достанется не лучший кусок.

— У нас есть личная сила, которую не отнять.

— Ларана уже погибла в этом бессмысленном перевороте. Ты же умна, должна понимать, что вам нужно будет как-то проломить формацию, что поддерживается тысячами духовных камней, которые начал копить ещё мой отец. И что мешает нам в итоге опустить её самим и напасть на вас? А ведь мы будем полны сил.

— Глава Халаб, всё это время вы лишь грозите и убеждаете меня, как всё плохо по мою сторону защитной формации. Не находите, что нужно рассказать и о том, как хорошо на вашей?

Я уже прикрыл глаза, потому как ещё немного и на меня бы стали обращать внимание, настолько сильно я уже их выпучил. Какого дарса?

— Что ж, — медленно, с расстановкой произнёс этот старикашка Халаб. — Ты с Сёстрами ввязалась в это ради создания новой семьи и власти, верно?

— Верно, глава Халаб.

— Тогда буду честен, моя семья действительно понесла сегодня потери. Я предлагаю тебе войти в семью Ян. И тебе, и Плавит.

— Вы говорите о…

— Я говорю о замужестве и становлении одной из Ян. Сначала вы, затем и ваши дети.

Илимия помедлила, а затем уронила короткий ответ:

— Я согласна.