Полуденное солнце достигло зенита, заливая светом армию, стоявшую передо мной.
Над войском развевалось шесть разных флагов: четыре принадлежали Избранникам Северной Коалиции, один — моему Граду Весёлому, и ещё один — стяг Германа. Осадные орудия, благодаря инженерному гению Роджера Фрейда, Избранника Тортугоса, были собраны заранее. Это были мощные требушеты, способные метать валуны с невероятной точностью — всё благодаря особому сочетанию магии, которое Роджер разработал специально для военных нужд.
Сил у коалиции было достаточно.
С осадными машинами в тылу, с основной армией в тридцать тысяч клинков, развёрнутой перед городом, и ещё двадцатью пятью тысячами, что затаились в холмах для засады, — мы чувствовали себя более чем уверенно. Словно рейдеры, которые перед захватом крупного завода дали взятку начальнику полиции и теперь знают, что никто не вмешается.
До этого дня я ни разу не видел Торгоград.
Ожидал чего-то роскошного и вычурного, города, способного потягаться великолепием с легендами из сказок «Тысячи и одной ночи» — этаким местным Нью-Йорком, — но реальность оказалась куда прозаичнее.
Город почти не отличался от Манска или Златограда. Обычная круговая стена из лучшего камня, какой только смогли достать. Несколько высоких башен, но их было явно недостаточно, чтобы полностью контролировать периметр. На столицу Гильдии, на главный офис мегакорпорации, это походило слабо. Видимо, на внешнем виде решили сэкономить, пустив весь бюджет в карман.
Мы стояли в чистом поле, где-то в полумиле от города. На стенах виднелся небольшой отряд солдат с луками наготове, но их число было смехотворным. Наша армия была у них как на ладони уже довольно давно, однако никто даже не попытался выйти нам навстречу. Они видели, как мы подкатываем осадные машины, и не сделали ровным счётом ничего. Даже гонца не прислали, чтобы отговорить нас от штурма. А было ли Правление до сих пор в столице? Что, если они сбежали? Впрочем, сейчас это уже не имело значения. Захват столицы лишит их значительной части власти — по крайней мере, так, похоже, работали войны в этом мире. В глазах других правителей, в том числе тех, кто находился под прямым управлением Гильдии, это было бы поражением.
Столица была не просто культурным центром, она была средоточием власти Избранника, а также центром логистики. Сюда сходились все торговые маршруты, это был «центр паутины». Потеряв над ней контроль, Избранник лишался доступа к Стратегической карте, пока не вернёт город. А если Избранник захватывал столицу, не принадлежавшую другому Избраннику, он получал мгновенный и полный контроль над всем, что находилось внутри «паутины». Даже если Правления здесь не было, я всё равно получу контроль над их штаб-квартирой. С точки зрения местной магии этого рычага влияния будет достаточно, чтобы положить конец войне.
— Ну что? — произнёс король Рагнар, подъехав ко мне. — Наш первый ход.
— Он самый, — ответил я, щурясь от яркого света и разглядывая ворота. — Сейчас или никогда.
— Мы будем ждать твоего сигнала, чтобы начать обстрел, — продолжил Рагнар. — Если до этого дойдёт.
— Ты объявил им войну через стратегическую карту?
— Да, пришлось, когда мои войска пересекли границы влияния Торгограда.
— Будем надеяться, что разносить город в щепу не придётся, — сказал я и направил Улыбку — старого веселовского скакуна — вперёд, к воротам.
Конь неохотно пошёл вперёд, явно недовольный моим решением. Я поднял белый флаг, и мы медленно поехали к лучникам на стенах. Я знал, что стрелять они не станут, ведь позади меня, ведомый Глыбой, плёлся связанный и с кляпом во рту Борис.
— Я Алексей Морозов из Града Весёлого! — объявил я, когда мы приблизились на расстояние слышимости. — И я пришёл обсудить две вещи. Первая — освобождение вот этого господина, Бориса, одного из ваших лидеров. Вторая — переговоры о мире.
Среди стражников на стене прошёл тихий шёпот. Глыба вытолкнул Бориса вперёд, чтобы все могли его хорошенько разглядеть. По толпе пробежал шок, и капитан стражи поднял руку.
— Дальше ни шагу! Мы будем уважать ваш флаг, пока вы держите дистанцию. Я передам ваше сообщение.
Я кивнул и стал наблюдать, как капитан отдаёт приказ гонцу, который тут же скрылся за зубцами стены.
— Вам нужно встать за мной, — пробормотал Глыба. — Если прикажут стрелять, я вас прикрою.
Я взглянул на здоровяка. Лицо его, как всегда, было лишено всякого выражения, но в глазах я уловил тень беспокойства. Спорить я не стал: слез с Улыбки и встал за его внушительной фигурой. На мне была тонкая кольчуга, полезная против рубящих ударов, но хороший стрелок превратил бы меня в решето. А вот латный доспех Глыбы был более чем надёжным щитом.
Борис промычал что-то нечленораздельное, но я его проигнорировал. Перед походом Нож потратил некоторое время на допрос этого типа, и почти всё, сказанное им тогда в карете, оказалось ложью. Он и не думал предавать своих, а лишь пытался сбить меня и коалицию с толку дезинформацией. Также никто не собирался вводить меня в состав правления.
Одна из баек, которую он подготовил, гласила, что оборона Торгограда была магической и способной за считаные секунды укрыть город от любых атак. А ключ к её деактивации, как он клялся, лежал глубоко в хранилище под землёй.
С собой у Бориса действительно была карта, которая якобы должна была привести нас к этому хранилищу. Но Нож быстро раскусил подделку. Возраст карты попросту не соответствовал тому, что утверждал Борис. Это была не более чем тщательно продуманная уловка, чтобы заставить нас потратить время на поиски несуществующего ключа к несуществующей защите.
Не знаю, был ли этот план коварным или просто отчаянным, но так или иначе, заложник открывал мне дверь к прямым переговорам с Правлением. Надеюсь, они не станут выкидывать фокусы, когда один из их людей находится на линии огня.
Прошёл час. Мы ждали под палящим солнцем. Осень уже наступила, и воздух стал прохладнее, но безоблачный полдень и несколько слоёв брони заставили меня изрядно вспотеть. Наконец, как раз в тот момент, когда я уже собирался всё отменить, ворота города начали открываться.
— Они открывают ворота? — удивлённо произнёс Глыба.
— А что в этом такого? — спросил я. Никогда не видел Глыбу таким удивлённым.
— Никогда не открывай ворота во время осады, — ответил он. — Правило номер один.
Ворота скрипнули, медленно раскрываясь, словно пасть чудовища. Сначала показались четыре копейщика в чёрной форме, их лица были безразличны, как у могильщиков. За ними выступила делегация Правления — одиннадцать человек в дорогих чёрных пальто, и во главе… невысокая блондинка с лицом, словно высеченным из льда.
Но потом из тени ворот начали выводить их.
Первой я увидел молодую женщину с ребёнком на руках. Малыш не мог быть старше трёх лет, он плакал тихими, захлёбывающимися всхлипами, уткнувшись лицом в плечо матери. Женщина пыталась его успокоить, но её губы дрожали от ужаса. За ними волокли седого старика — кузнеца, судя по мозолистым рукам и ожогам на предплечьях. Он спотыкался, но упрямо шёл сам, не желая показывать слабость.
Следом шёл подросток, не старше шестнадцати. Ремесленник-ткач, судя по одежде. Парень всё оглядывался в поисках спасения, которого не было. Его связали верёвкой с пожилой женщиной — торговкой с рынка, чьи руки до сих пор пахли специями и хлебом.
Двадцать пять человек. Двадцать пять жизней, которые эти ублюдки готовы были стереть в порошок ради своих игр.
— Чёрт, — прошептал я себе под нос.
Позади меня солдаты беспокойно переговаривались. Кто-то сплюнул, кто-то выругался. Даже закалённые воины понимали — это уже не война. Это терроризм.
Один из заложников, молодой парень, попытался рвануть в сторону, но верёвка дёрнула всю группу. Женщина с ребёнком упала на колени, малыш заплакал ещё громче. Стражник Гильдии ударил беглеца рукоятью меча по голове — несильно, но достаточно, чтобы тот больше не дёргался.
— Не смотрите на них, — прошептал мне Глыба. В его голосе я уловил нотку, которую никогда раньше не слышал. Неужели даже этого каменного истукана проняло?
Но я не мог отвести взгляд. Эти люди… они же ни в чём не виноваты.
— Борис, — позвала женщина во главе группы. Она была невысокой блондинкой, самой молодой из всех. Выражение её лица было предельно серьёзным, и, казалось, она ни капли не волновалась. — Какого чёрта тебя взяли в плен?
Борис что-то промычал, но кляп мешал ему говорить. Снимать его я не собирался и шагнул вперёд. Копейщики тут же выставили оружие.
— Он решил поиграть в интриги и крупно проиграл, — ответил я, не отступая. Я видел, что, в отличие от остальных, выглядевших весьма обеспокоенно, эта женщина была невозмутима.
— Понятно, — сказала она, качнув головой. — Я занятая женщина, и уверена, вы тоже, Избранник. Перейдём к условиям.
— Даже не представимся? — крикнул я. Нас разделяло добрых десять шагов — достаточно близко, чтобы слышать друг друга, но слишком далеко для опасных манёвров.
— Я президент Правления Лилия Кроул, — сказала она. — Глава Гильдии Торговцев. А вы — Алексей Морозов, самый, чёрт возьми, раздражающий Избранник во всём Истоке.
— Приятно познакомиться, — ответил я, склонив голову. — Вы упомянули условия, Лилия?
— Да. В обмен на нашего человека, ваш отход с нашей территории и пакт о ненападении мы готовы заключить мир прямо сейчас.
— Не особенно щедро, — сказал я, обводя рукой солдат позади себя. — Они ждут моего сигнала. Мы начнём обстреливать стены, как только я отдам приказ.
— Нет, не начнёте, — отрезала Лилия. — Потому что вы нас сильно недооценили. — Она обернулась и крикнула капитану стражи: — Оружие к бою!
Мечи поднялись над головами заложников, и я почувствовал, как внутри всё сжалось в ледяной комок.
— Вы совершаете военное преступление, — предупредил я, стараясь сохранить хотя бы видимость спокойствия.
— Мы совершаем военные преступления каждый день, Алексей, — ответила Лилия с той же деловой интонацией. — Отравление колодцев в деревнях, поддерживающих наших противников. Поджоги складов с зерном. Убийства торговцев, которые отказываются платить «налог на безопасность». Иногда мы уничтожаем несогласных вместе с семьями. Продолжать?
Она перечисляла это как строчки из бухгалтерского отчёта.
— Это… это не война, — выдавил я. — Это гражданские! Женщины и дети!
— Ах, теперь есть разница? — В её голосе появилась насмешка. — А фермер, который кормит вражескую армию, разве не враг? А кузнец, который куёт им мечи?
— Но ведь эти — ваши подданные!
— Я играю по правилам этого мира, Алексей. Тем же правилам, по которым ты сам захватывал земли. — Лилия сделала шаг вперёд. — Или ты думал, что твои руки чисты? Сколько солдат умерло в твоих войнах?
— Нисколько, я не вёл войн.
— Но по твоему наущению их вели другие. Сколько вдов оплакивают мужей, павших, защищая твои интересы?
Она била точно в цель.
— В бою погибают воины, — процедил я. — Это честная смерть. А ты предлагаешь зарезать безоружных!
— Честная? — Лилия коротко и холодно рассмеялась. — Войны честными не бывают. — Она обвела рукой заложников: — А эти люди, Алексей, не умрут, если ты просто развернёшься и уйдёшь. Решение за тобой. Что важнее — твоя гордость или их жизни?
— Это не про гордость! — рявкнул я. — Это про то, что вы творите! Вы превратили торговлю в рэкет, а дипломатию — в террор!
— И что? — Лилия пожала плечами. — Мы эффективны. Мы капиталисты и добиваемся результатов. Разве ты не то же самое делал на своей Земле?
— Нет, не делал. Я занимался бизнесом, а не войнами.
— А ты пытаешься отнять мой бизнес, и я его защищаю. Я принимаю решение, мои люди выполняют. В чём разница? Здесь ты уже убивал. И будешь убивать ещё. Потому что это война, Алексей. И в войне не бывает чистых рук.
— Но можно сохранить хотя бы чистую совесть! — выпалил я.
— Совесть? — Она расхохоталась. — Алексей, пятьдесят тысяч твоих солдат готовы снести город. У тебя есть осадные орудия, готовые превратить эти стены в щебень. И ты мне говоришь про совесть? — Лилия указала на армию за моей спиной: — Каждый выстрел твоих требушетов убьёт десятки гражданских. Каждый штурм превратится в резню. Так что выбирай: двадцать пять жизней сейчас или тысячи жизней при штурме. Что эффективнее, господин бизнесмен?
Мои руки дрожали. Реально дрожали. Что бы сделал Герман? Рагнар?
Герман бы рвался в бой. Для него честь солдата важнее жизней гражданских — суровая, но понятная логика. А Рагнар… Рагнар умеет просчитывать ходы, но он уже не тот человек, что попал сюда с Земли, он — король. У него есть роскошь мыслить масштабами столетий. А я? Кто я теперь?
А что бы я сделал на Земле?
В критических ситуациях я не выбирал деньги любой ценой. Активы всегда можно потерять, а людей — нет. Люди живут дольше денег, люди способны пережить даже государства. Зачем их губить, если станок можно изготовить новый, а деньги — заработать.
Я посмотрел на этих людей — кузнеца, торговку, мать с ребёнком. Они смотрели на меня с надеждой. Думали, что Избранник их спасёт. Что я — тот самый герой из легенд, который всегда найдёт способ победить зло.
Если бы они знали…
Если бы они знали, что я думаю сейчас не о том, как их спасти, а о том, как минимизировать ущерб. О том, что двадцать пять жизней — это меньшие потери, чем штурм города. О том, что Лилия предлагает эффективное решение бизнес-кейса.
«Любая проблема — это бизнес-кейс». Моё собственное кредо.
Так какой у меня план? Атаковать и терять тысячи ради принципа? Или отступить и показать всему миру, что у Алексея Морозова есть слабость, которую можно эксплуатировать?
А ведь слабость действительно есть. И Лилия её нашла.
Я не выношу, когда умирают невинные, особенно дети. Это иррационально, непрактично и делает меня предсказуемым. Но ничего не могу с собой поделать.
В этом мире полно Избранников, которые легко решили бы эту дилемму. Герман бы атаковал — для него честь важнее жизней. Кто-то другой просто развернулся бы и ушёл — прагматично и без лишних угрызений.
А я стою здесь и трясусь, как последний болван.
Но, возможно, это и есть то, что отличает меня от них. Возможно, моя «слабость» — это именно то, что делает меня сильнее в долгосрочной перспективе. То, что мне не плевать.
— Ты чудовище, Лилия! — закричал я, указывая на неё пальцем.
— Вовсе нет, — сказала Лилия. — У меня нет никакого желания убивать этих людей. И если всё будет по-моему, нам не придётся совершать этот гнусный поступок. Решение за тобой. Их кровь будет на твоих руках.