Основатель 7

Глава 24

— Убить вас? Мы рассматриваем этот вариант. И пока наши переговоры ни к чему не привели, мои солдаты будут оказывать на вас давление.

— Как типично для Гильдии. А что, если я не очень-то боюсь умереть? — спросил я.

— Ну да, убить вас — это крайний вариант, — кивнул Борис. — Мы же навлечём проклятие богов. Вы мало того что Избранник, так ещё и под патронажем Виоль. Мы помним это и понимаем вашу уверенность в себе, тем более что вы строите для неё Великое Чудо света.

— Вы хорошо осведомлены о моих делах.

— Да, приходится. И поэтому мы понимаем, что навлекём на себя гнев богов, и тогда ваше устранение нам ничего не даст. Так что я тут для переговоров. — Борис покачал головой с такой энергией, что очки едва не слетели. — Единственный легальный способ убрать вас — объявить войну. А Герман, тот пёс, которого вы держите на коротком поводке, не воевал с ранней весны. Я знаю, он мигом окажется рядом с вами. И даже не будь Демид на вашей стороне, солдаты его города никогда не смогли бы осадить Град Весёлый без тяжёлых потерь.

Он говорил быстро, сбивчиво, как человек, который пытается убедить не только собеседника, но и самого себя.

— Так что нет, я здесь не для того, чтобы покончить с вами. Я здесь, чтобы молить о спасении наших жизней. Я пришёл заключить сделку!

Спасение наших жизней? Интересно девки пляшут. Член Правления Торговцев просит о пощаде. В корпоративном мире такое случается, когда компания на грани банкротства, а конкуренты готовы её проглотить.

— Вот как? — спросил я, делая вид, что не особенно впечатлён.

— Именно. — Борис наклонился вперёд, его глаза горели отчаянной надеждой. — Вот моё предложение. Я введу вас в состав Правления. Прямо сейчас. Сегодня. Всё, что от вас требуется, — остановиться, пока не поздно. Не объявляйте нам войну, не поддерживайте Али. Просто придержите коней на пару недель, пока мы не вернём контроль над Утёсами Кариота.

Он говорил всё быстрее, слова спотыкались друг о друга:

— А взамен вы станете нашим равным. Вы получите долю от общего пирога Гильдии Торговцев. Каждый член Правления получает процент от прибыли организации. Вы войдёте с двенадцатью процентами. Шесть от меня и шесть от нескольких других членов, которые не горят желанием ввязываться в то, что выглядит как многолетняя позиционная война.

Последние слова он произнёс почти заговорщицким шёпотом:

— Мы замнём это дело так, будто ничего и не было.

Классическое предложение испуганного конкурента: «Давайте мирно поделим рынок, только не устраивайте ценовую войну». Проблема в том, что ценовую войну я уже выиграл — мне оставалось только добить противника.

— Вы решите все мои проблемы, — сказал я медленно. — Я получу прибыль…

— Не только вы. Ваши друзья и соратники, кроме, разумеется, дядюшки Али, останутся в выигрыше — и в политическом, и в экономическом смысле.

— Предположим, — продолжил я. — Но остальной Исток продолжит страдать под вашим контролем.

— Нет, — поправил Борис, и в глазах у него мелькнула хитрая искорка. — Он будет страдать под нашим контролем.

Он начал рыться в карманах сюртука и через мгновение извлёк сложенный лист бумаги.

— Вот прибыль за прошлый квартал, — сказал он, протягивая мне бумагу. — Взгляните и увидите, сколько вам принесут двенадцать процентов.

Я демонстративно отстранил лист рукой.

— Вы и вправду думаете, что меня интересуют только деньги? — сказал я, качая головой. — Не всё так просто, Борис. С определённого момента деньги — это просто цифры. Каждый из нас заработал больше, чем способен потратить за всю жизнь, и даже за жизнь своих внуков. Мне нравится дело, которым я занимаюсь, я люблю торговать, строить, люблю коммерцию, но меня не интересует запугивание других ради высокой прибыли. Я не буду навязывать свои цены, а потом воевать с теми, кто отказывается со мной торговать.

— Просто посмотрите на цифры, — взмолился Борис, и в его голосе впервые прозвучала настоящая мольба. — Одним глазком. Вы поймёте, с чем имеете дело.

— Думаете, меня можно этим соблазнить? — сказал я, выхватив бумагу. — Подумайте ещё раз.

Я пробежался по цифрам на листе. Двенадцатипроцентная доля принесла бы полтора миллиона золотых за один только квартал. Внушительная сумма, но не настолько, чтобы продать принципы.

— Полтора миллиона, — произнёс я вслух. — Весьма приличная сумма.

В глазах Бориса мелькнула надежда.

— И это всего лишь за квартал. И, честно говоря, год был тяжёлый из-за того, что ваша сахарная лихорадка обрушила наш рынок, — поспешно сказал он. — Теперь вы видите, сколько можете заработать?

Я медленно скомкал бумагу и бросил ему под ноги. Лицо Бориса вытянулось.

— У меня была возможность заработать больше денег, чем вы можете себе представить, — ответил я спокойно. — У себя на родине мне предложили очень, очень круглую сумму за то, чтобы я возглавил компанию, производившую токсичные вещества для сельского хозяйства. Я должен был продавать их в Африку, где неконтролируемое применение повлекло бы уничтожение тысяч гектаров леса вместе с жителями деревень неугодного народа. Я отказался тогда и отказываюсь сейчас. Нет.

Борис сник, но попытался нанести контрудар:

— Но вы готовы развязать войну, которая принесёт хаос и разрушение в Исток, просто чтобы свободно торговать? Можете строить из себя святошу, но то, через что вы заставите пройти многих мирных жителей, — настоящая трагедия.

— Сопротивление тиранам — всегда грязное дело, — ответил я. — И очень жаль, что некоторым людям придётся пострадать из-за этой борьбы. Но когда матери смогут давать своим детям более дешёвые лекарства, когда нехватка продовольствия перестанет разорять целые народы, мир станет лучше. Монополия и запреты — это чума, в этом я уверен.

Борис сник и от этих слов, глядя на меня с бессильной яростью. Он понял, что в этот момент уже ничем не сможет меня переубедить. Но мне стало интересно: не взял ли в нём верх старый инстинкт торговца — спасать свою шкуру любой ценой?

— Может быть, вы хотите безопасности лично для себя? — спросил я мягко.

Борис вздрогнул, словно от удара. Но затем тяжело вздохнул — долгий, болезненный выдох человека, который сдаётся.

— Неужели я так предсказуем?

— Чего вы хотите и что предлагаете?

— Торгоград несказанно богат, — его голос стал тише, доверительнее. — Правление заседает там, и мы счастливо живём в своих домах, в поместьях, доверху набитых золотом. Когда люди короля Рагнара придут, чтобы разгромить нас, нас наверняка разграбят. Всё наше добро унесут, и, что ещё хуже, мы станем военнопленными. Нас заставят сдаться, и любое золото, которое не разграбят, отдадут победившей стороне.

— Вы так уверены, что проиграете? — спросил я, склонив голову набок.

— Мы заглотили наживку. — Борис медленно покачал головой, как человек, который наконец понял масштаб катастрофы. — Когда Али начал действовать, Правление отреагировало, не вникнув в суть проблемы. Все подразделения были мобилизованы, укомплектованы и отправлены на войну. Однако Правление — не военные, мы не видим дальше собственного носа в этой плоскости. Как только армия умчалась за горизонт, всё пошло наперекосяк. Без опытного полководца, который бы руководил нашими силами, мы оказались в густом тумане войны. Любые решения, которые мы примем с этого момента, потребуют бесперебойного потока информации. Легко двинуть войска на осаду города, но трудно ими управлять, особенно когда речь идёт о крайней точке горного Истока. Причём мы же сами и способствовали тому, чтобы этот стратегически важный город был неприступен.

Не могу сказать, что это стало для меня сюрпризом. Торговцы были капиталистами, но не стратегами. Они легко применяли грубую силу, и численное превосходство давало им возможность действовать безнаказанно.

Демид, когда угрожал мне давным-давно, хвастался не превосходством их войск, а скорее их огромным количеством. И вот теперь они оказались в ситуации, когда силы равны. И противостоит им не я, такой же капиталист, а Рагнар. Не знаю, кем был человек, взявший такое имя, но он был его достоин. Рагнар Лодброк имел огромный военный опыт, его уважали солдаты, он был способен побеждать на поле боя. Сейчас Правление столкнулось с тем, что их империя полыхает с трёх сторон: войска убыли на заведомо проигрышную кампанию, в тылах хозяйничают предатели — руководители среднего звена, а к столице уже маршем выдвинулся один из самых опасных полководцев современности.

— Пожалуй, я вам верю, — сказал я. — Насчёт нашей неминуемой победы.

— Так, — сказал Борис, и в его голосе прорезались деловые нотки, — чего будет стоить, чтобы я вышел из этой заварушки в плюсе?

— Вы хотите сохранить своё золото? — спросил я, усмехнувшись. — Сберечь всё нечестно нажитое добро, пока ваши дружки горят в огне?

— Они не друзья, они деловые партнёры, — без колебаний ответил Борис. — И, честно говоря, остальные заслуживают всего, что их ждёт. Я пытался их предупредить, пытался сказать, что за всем этим стоите вы. Но они не слушали.

Вот это было честно. Никакой показной лояльности, никаких сантиментов. Чистый расчёт.

— Сколько у вас там золота? Сколько вы рискуете потерять? — спросил я, мысленно вызывая Фому и заранее вводя его в курс дела.

— По меньшей мере десять миллионов золотом, — сказал Борис, и в голосе послышалась боль. — И несколько знаменитых артефактов, которые для нужного покупателя стоят миллионы. Я лишь прошу, чтобы вы позволили мне это сохранить. Хотя бы половину! Можете забрать вторую. Взамен я сделаю всё, что вы попросите. Дам информацию, направлю войска в другую сторону — что угодно. Назовите цену, и я это сделаю.

Внезапно снаружи раздался пронзительный, полный ужаса крик одного из охранников Бориса:

— Армия! Тысячи солдат с юга!

Второй голос, ещё более панический:

— Они едут верхом на диких зверях!

— Что за… Это драконы⁈ — завопил третий.

А затем — хаос. Звук падающих мечей и щитов, панический топот сапог по мощёной дороге, крики ужаса и команды, которые никто не слушал. Я услышал, как кто-то из солдат заорал об отступлении, но его голос потонул в общем гомоне.

Борис резко обернулся к двери кареты, его лицо побледнело.

— Что там происходит? — потребовал он, потянувшись к ручке.

Но я был быстрее. Выхватив нож из-за пояса, я одним плавным движением приставил лезвие к горлу мужчины, прежде чем он успел открыть дверь. Холодный металл коснулся кожи, и Борис замер.

— А происходит то, что вы допустили тактическую ошибку в своей оценке, — сказал я спокойно, слегка усилив нажим. — Вы предположили, что я предпочту информатора заложнику. Но вы ошиблись.

Снаружи звуки боя стихли — не потому, что сражение закончилось, а потому что сопротивление прекратилось. Личная гвардия Бориса была оттеснена и стояла в окружении, всё ещё с оружием в руках.

Однако защищать своего босса они не спешили.

…

Борис медленно поднял руки, стараясь не делать резких движений.

— Алексей, — сказал он тихо, — мы можем обо всём договориться. Я же сказал — я готов на любые условия…

— Теперь — да, — ответил я. — Мы можем обо всём договориться, но не на ваших условиях, а на моих. Пять минут назад вы пытались заставить меня вступить в ваш клуб убийц и вымогателей. Разница в позициях, понимаете? Сейчас моя гораздо сильнее.

Дверца кареты распахнулась, и в проёме показалось знакомое лицо.

Герман, в полном боевом облачении, ухмылялся во весь рот. Территорию вокруг моей кареты контролировали его люди, а боевики Бориса стояли поодаль, словно школьники на экзамене.

— Чёрт возьми, Морозов! — громко произнёс он. — А я-то думал, ты попал в переделку. Хорошо, что этот придурок так удачно расставил своих людей — мы их оттеснили, не потеряв ни одного бойца. Не похоже, чтобы они горели желанием умирать за него.

Взгляд Германа упал на нож у горла Бориса, и ухмылка стала ещё шире.

— А это что у нас тут? Новый друг?

— Старый враг, — поправил я. — Член Правления Торговцев. Борис, познакомьтесь — это Герман. Тот, кого ты назвал псом. Повторишь это ему в лицо?

— Пожалуй, я погорячился, — сглотнул Борис.

…

И тут из-за горизонта показались новые фигуры.

Люди Германа чуть сгруппировались, но не выказывали беспокойства.

Рядом возник Фома. Он обменялся с Германом коротким взглядом, и стало понятно, что они уже успели обо всём договориться.

Губы Фомы беззвучно шевелились, произнося заклинание, а глаза закатились так, что виднелись одни белки.

— Эй, Фома, что за цирк? — спросил я, но маг только махнул рукой, требуя тишины.

Воздух вокруг нас начал дрожать, словно над раскалённой печью. Сначала появились размытые тени, которые медленно обретали форму. Потом тени стали плотнеть, наливаться цветом и объёмом.

— Святые угодники, — выдохнул один из людей Бориса, когда из ниоткуда материализовались первые воины.

Это были не люди. Фома создал армию кошмаров — существ с серой кожей, покрытой шрамами и язвами, с оскаленными клыками и горящими красными глазами. Их доспехи были испещрены зазубринами и пятнами крови, а оружие выглядело так, словно его только что вытащили из чьих-то внутренностей. Воздух наполнился зловонием тления и металла.

— Это что за хрень? — пролепетал Борис, вжавшись в сиденье.

Иллюзорная армия росла с каждой секундой. Сотня. Две сотни. Пятьсот. Монстры выстраивались в боевые порядки с пугающей синхронностью, их красные глаза горели в сумерках, как угли.

— Боги милостивые, — прошептал капитан стражи Бориса. — Их… их же тысячи.

Первым дрогнул молодой солдат в заднем ряду. Он выронил копьё и попятился.

— Стоять! — заорал капитан, но в его голосе уже не было уверенности.

Фома опустил руки и вытер пот со лба. Его лицо было бледным от напряжения, но довольная ухмылка играла на губах.

— Главное — детали, — прошептал он мне. — Видишь, как у того урода кишки торчат из брони? А у этого половина лица сгнила. Страх рождается в мелочах.

Иллюзорные монстры двинулись вперёд. Их шаги не производили звука, но земля под ногами словно вибрировала от ужаса. Некоторые волочили за собой окровавленные цепи, другие точили клинки о собственные кости.

— К оружию! — крикнул капитан, но его голос сорвался на визг.

Второй солдат бросил щит и побежал. За ним — третий. Потом капитан увидел, как один из монстров оскалился прямо на него, и его нервы окончательно сдали.

— Отступаем! — завопил он. — Все назад! Это демоны! Исчадия ада!

И тут началась настоящая паника. Люди Бориса ломанулись врассыпную, бросая оружие и не разбирая дороги. Кто-то споткнулся и упал, и его тут же растоптали собственные товарищи. Всадники пытались развернуться, но обезумевшие от ужаса лошади вставали на дыбы.

Остались только люди Германа. Он действительно победил без потерь.

— Стойте, идиоты! — орал Борис, который, вероятно, догадался, что происходит, но слишком поздно. — Это же всего лишь…

Но его слова потонули в грохоте отступления. За несколько минут от гордой армии торговца остались только клубы пыли на дороге.

В результате этого представления бесхребетный и откровенно слабый Борис оказался у меня под арестом.

Герман ржал как ненормальный, а Фома принимал поздравления.

Я же был вынужден признать, что постройка его магической башни была крайне выгодной инвестицией.