Записка гласила: «Обстановка в Шилово накалена до предела. Военные на полной боевой готовности из-за донесения из Разино. Меня временно взяли в заложники. Ваше присутствие требуется немедленно. Стенька Разина также должна быть взята под вашу опеку и доставлена сюда для обмена».
— Да вы издеваетесь, что ли⁈ — простонал я, на мгновение снимая Визор-Монокль, чтобы собраться с мыслями. Заложники⁈ Это же, блин, чистое объявление войны! Или, возможно, ответочка за мои предыдущие «художества»? В любом случае, дело явно шло к эскалации. В голове мелькнула шальная мысль о том, что Шуты могли натравить Сияну Лавин на меня. Возможно ли такое? Она определённо недовольна моими действиями и недвусмысленно это продемонстрировала. Чиновники могли проболтаться о настроениях своей правительницы, это прознали Шуты и подтолкнули ситуацию к конфликту, например, устроив откровенную провокацию: когда ты становишься между напряжёнными сторонами и принимаешься стрелять в обе стороны, провоцируя их на ответные действия.
Такая теория мне нравилась больше, чем предположение, что Избранница Шилово просто решила из-за каких-то своих личных обид начать со мной войну.
И что мне теперь делать? Созывать армию, маршировать на Шилово и требовать вернуть моего дипломата? Обстановка и так горяча, а присутствие военной силы, без сомнения, вызовет обострение. К тому же, что я вообще знал о сборе и управлении настоящей армией? Мог бы, конечно, нанять наёмников, но… Возможно, лучше просто поехать и решить этот вопрос лично? Три человека вряд ли станут поводом для развязывания полномасштабной войнушки, хотя в этом дурдоме всякое бывало.
Ворча себе под нос, позвал своих телохранителей, и мы снова приготовились к выезду. Опять дорога, опять какие-то разборки. Когда же уже появится возможность спокойно посидеть в кабинете и заняться стратегическим планированием, а не тушением пожаров⁈
— Ну вот не можешь ты, шеф, чтобы всё было тихо-мирно, да? Вечно у тебя какой-то движ, — заметил Нож, когда мы садились на лошадей. Его голос, как всегда, сквозил сарказмом.
— Я начинаю думать, что чрезвычайные ситуации — это теперь моя новая норма, — ответил я, проверяя подпругу. — Такой вот перманентный кризис-менеджмент.
— Самая большая лягушка больше всех мух ловит, — изрёк Глыба, взгромоздясь на своего могучего коня, который под ним казался пони. — Но она же и привлекает самых голодных змей.
— Хорошо сказано, — кивнул я, когда мы выехали в направлении Шилово. — Чертовски хорошо сказано! Прямо в точку, философ ты наш доморощенный!
Мы подкатили к Шилово на рассвете, ну, если это можно назвать рассветом. Так, посветлело немного. Туман клочьями висел над землей, как будто великаны вату рвали.
И что я там увидел? В городе разместился целый цыганский табор, только вместо кибиток ряды походных палаток, а вместо медведей с гармошками суровые невыспавшиеся рыла вояк.
Всё население в едином порыве готовится к военному походу. И это, как говорится, налицо.
Натуральные военные сборы, блин, как будто тут не заштатный городишко, а как минимум штаб военного округа перед крупными учениями.
Штабелями сложенная древесина, видимо, для каких-то осадных хреновин: катапульты, тараны, или что у них тут вместо «Градов» и «Смерчей».
Точатся мечи на здоровенных кругах, аж искры летят во все стороны, а кузнецы, чумазые, как черти из преисподней, латают доспехи, молотками стучат. Короче, работа кипела, как в муравейнике перед затяжным дождём. Пахло дымом от костров, конским потом, перегретым металлом и, кажется, подгорелой кашей. Атмосферка, скажем прямо, та ещё! Напряжение в воздухе висело, как будто грозовая туча.
— М-да, обстановочка — огонь! Перспективненько так всё выглядит, — хмыкнул Нож, с профессиональным интересом оглядывая весь военный балаган. — Шеф, чует моя селезёнка, Вам бы тут лучше в лесочке отсидеться, свежим воздухом подышать, пока я по-тихому, без шума и пыли, перетру за Ваш безопасный проход. А то, знаете ли, нервные они тут все какие-то, дёрганые. Ещё шарахнут чем тяжёлым почём зря, а потом будут извиняться. Если будут.
— Нет уж, спасибо, — отрезал я, поморщившись. Отсиживаться — не мой стиль. — Сам пойду. Я, знаешь ли, очень даже рассчитываю, что эта мадам Сияна поведет себя… ну, как цивилизованный человек. По-честному, короче. В рамках деловой этики, так сказать.
Хотя, если быть до конца откровенным, слово «честность» в мире Истока звучало как-то неубедительно, особенно после всех моих недавних приключений.
Но хороший понт дороже денег, так что марку надо держать, изображать из себя уверенного в себе бизнес-партнёра, а не перепуганного коммерсанта.
— Ваш этот «стиль», по-честному, шеф, в могиле не сильно-то пригодится, там другие ценности котируются, — философски протянул Нож, но спорить не стал, только руками развёл, мол, хозяин-барин, Ваше слово — закон. — Делайте, как знаете. Ваше дело командовать парадом, наше — прикрывать Вашу… э-э… стратегически важную заднюю железную броню. Мы уж постараемся, если что, отработаем по полной программе, будьте уверены.
Он выразительно похлопал по рукояти своего внушительного тесака, который больше походил на укороченный меч.
Я нервно покосился на Глыбу.
Двухметровый шкаф с антресолями посмотрел на меня сверху вниз своим обычным непроницаемым взглядом, как на нашкодившего котенка, и его губы тронула едва заметная ухмылка. Мол, не ссы, шеф, прорвёмся, не в таких переделках бывали.
От его гранитного спокойствия даже мне чуток полегчало. Такой кабан, если что, без особых проблем задержит любую погоню, даст мне драгоценные минуты, чтобы сделать ноги. Мы с ним уже несколько планов экстренного отхода на всякий пожарный случай прогнали чисто для протокола, как учили.
И, честно говоря, я никогда не видел этого амбала таким… воодушевлённым, что ли, таким оживлённым, как при обсуждении перспективы в одну харю встать против целой орды врагов. Прям глаза у него загорелись, как у мальчишки перед большой дракой стенка на стенку. Надеюсь, этот его потенциальный героический звёздный час настанет когда-нибудь попозже. Очень сильно попозже. Желательно никогда.
Ну, как и следовало ожидать, стоило мне только, изобразив на лице беззаботность туриста, приблизиться к массивным деревянным воротам Шилово, как стражники на стенах тут же, как по команде, нацелили на меня свои луки. Гостеприимство — их второе имя, ага. Прям хлебом-солью встречают, только вместо хлеба острые наконечники стрел.
Мило, очень мило.
— Стоять, где стоишь! Ни с места, чужак! — гаркнул главный, видимо, какой-то местный сержант-переросток с лицом, будто высеченным из дубовой коры. Голос у него был такой, будто он бочку гвоздей сожрал на завтрак и запил серной кислотой. — Шилово на осадном положении! Строжайший приказ чужаков не пускать! Никаких, блин, туристов и заезжих торговцев!
— Я не турист, а Алексей Сергеевич Морозов, представляю интересы града Весёлого, — представился я, стараясь, чтобы голос звучал солидно и уверенно, а не как у просителя на бирже труда, выпрашивающего пособие. — И, насколько мне известно из достоверных источников, госпожа Сияна очень даже желает со мной потолковать. Или я что-то путаю в сей сложной международной обстановке?
Я даже попытался изобразить на лице нечто вроде дружелюбной располагающей улыбки, хотя чувствовал себя как на допросе у особо дотошного налогового инспектора.
Стражник недоверчиво хмыкнул, но кивнул, видимо, моя фамилия ему что-то смутно сказала, или флаг града Весёлого, который нёс один из моих ребят, произвёл некоторое впечатление.
Он повернул свою тыкву и проорал какие-то гортанные инструкции кому-то там внизу, кого я не видел за высокими стенами.
— Ну, это… Жди тогда тут, — буркнул он мне, снова обращаясь ко мне. — Она скоро будет. Если не поменялось, конечно…
Последнее слова прозвучали очень многозначительно, судя по выражению его мутных усталых глаз.
Меня снова охватило какое-то неприятное, сосущее под ложечкой беспокойство, пока я разглядывал бурлящий военный лагерь. Я так, на глазок прикинул, тут штыков сто пятьдесят, не больше, активно гоняли строевую, ну или что-то типа того, отрабатывали какие-то приёмы и явно собирались в дальний путь.
Телеги, запряжённые здоровенными ломовыми лошадьми, грузили всяким военным барахлом: мешками с провиантом, бочонками с водой или пивом, связками стрел.
А не занятые тяжёлой работой здоровенные мужики, сбившись в кучки, травили анекдоты и ржали, как кони, предвкушая, видимо, знатную заварушку и возможность наконец-то свалить из этой, надо полагать, порядком опостылевшей им дыры.
При этом, насколько я мог судить, все сплошь не местное ополчение, собранное для обороны родных стен, а, мать их так, полноценный экспедиционный корпус, готовый рвануть на войну хоть на край света.
Только вот вопрос на миллион золотых: против кого они тут так активно навострили лыжи? Против меня и моего дорогого поселения? От этой мысли стало как-то совсем неуютно.
Минут через десять, которые тянулись как резиновые, медленно и нудно, на верхотуре ворот из-за частокола острых, как зубы дракона, кольев, высунулась знакомая голова Сияны.
Смотрела она на меня сверху вниз, как Ленин на буржуазию, с этаким плохо скрываемым превосходством.
— Значит, получил моё послание? — спросила она. Голос у неё звучал натянуто, как струна, готовая вот-вот лопнуть. Я сразу заметил, что стражники, окружавшие её плотным кольцом, все как на иголках, пальцы на тетивах.
Луки на меня уже не целили, слава богу, но стрелы у каждого наложены, готовые сорваться в любой момент. Одно неловкое движение с моей стороны, и я рисковал превратиться в импровизированного ежика.
Весело, блин, нечего сказать! Дипломатия в действии.
Поднялся ветер, что оказалось некстати, потому что он мешал спокойно и с достоинством разговаривать.
— Получил, как же не получить, — крикнул я в ответ, стараясь перекричать порывы ветра, — И ты считаешь нормальным брать в заложники моего дипломата? Это что, новый писк моды в международных отношениях по-шиловски? Какие-то новые веяния в дипломатическом этикете?
Я старался придать голосу максимум сарказма, чтобы она поняла, что я не в восторге от такого «тёплого» приема.
— А объявлять войну одному из моих протекторатов — это, по-твоему, нормально⁈ Соответствует всем нормам международного права, да⁈ — взвизгнула она в ответ, едва не сорвавшись на фальцет. Голос у неё дрогнул, и я понял, что дамочка на взводе. Серьёзно так на взводе, как чайник на плите.
— Слушай, это какой-то цирк с конями, а не переговоры! — сказал я, уже стараясь говорить спокойнее, хотя внутри всё клокотало. — Два взрослых человека, типа лидеры своих… образований, орут друг на друга через забор, как бабки на коммунальной кухне из-за пригоревшей кастрюли. Давай где-нибудь в тихом спокойном месте всё обсудим, а? Без балагана, без зрителей, как взрослые люди, ну, или кто мы тут есть в этом дивном новом мире.
Сияна на мгновение замолчала, задумчиво обвела взглядом окрестности, будто выискивая снайперов, зыркнула налево, потом направо, потом снова уставилась на меня своим пронзительным взглядом.
— Что-то я не вижу около тебя Стеньку Разину, — заявила она с явным подозрением в голосе.
Ага, значит, она всерьез ждала, что я притащу Разину на веревочке, как барана на заклание, и преподнесу ей на блюдечке с голубой каемочкой? Наивная!
— Я не собираюсь тут заложниками меняться, если ты об этом, — отрезал, чувствуя, как раздражение снова начинает подступать. — Я приехал, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию как взрослый рациональный человек без этих ваших средневековых игрищ в «кто кого перехитрит». У меня на них нет ни времени, ни желания.
Хотя кого я обманываю, сам уже по уши застрял в местных игрищах престолов районного масштаба.
— Ой, да ладно тебе! Не смеши мои тапочки! — фыркнула Сияна, и голос её стал громче, пытаясь перекрыть внезапный оглушительный шум, доносящийся из военного лагеря за её спиной.
Там, похоже, какая-то из телег с древесиной оказалась хреново закреплена, или возница был пьян в стельку, и теперь десятки тяжеленных брёвен с грохотом, от которого закложило уши, покатились вниз по склону, сшибая с ног зазевавшихся вояк и пугая до полусмерти и без того нервных лошадей.
Поднялся такой гвалт, что хоть уши затыкай: отборные солдатские крики, паническое ржание, ругань погонщиков и треск ломающихся тележных осей.
Сияна попыталась что-то ещё сказать, но я её почти не слышал за адской какофонией.
Вместо того, чтобы тоже орать, пытаясь до неё докричаться, я просто скрестил руки на груди и стал терпеливо ждать. Пусть сначала у себя там порядок наведут, а потом уже международные переговоры ведут.
Терпение — золото, особенно когда имеешь дело с такими вот… экспрессивными и неорганизованными личностями.
— Я не открою тебе ворота, пока не увижу здесь Стеньку Разину, — твердо заявила Сияна, когда шум немного улёгся, и появилась возможность снова слышать человеческую речь. — И точка! Это моё последнее слово. Хочешь переговоров — привози её сюда. Иначе можешь разворачиваться и катиться колбаской по Малой Спасской к себе в град Весёлый.
Ну, последнее она не сказала, но тон был именно такой, ультимативный и не терпящий возражений.
— Госпожа Разина — фигура независимая со своим уставом, так сказать, — ответил я, стараясь сохранять внешнее спокойствие, хотя внутри уже всё кипело, как в жерле вулкана. — У меня нет над ней никакой власти, они глава независимого поселения, ты это понимаешь? Это не моя песочница, я там не командую. Максимум, что могу сделать, это вежливо попросить, но, честно говоря, сильно сомневаюсь, что она добровольно сдастся в плен ради спасения какого-то там дипломата, пусть даже и моего. У неё своя голова на плечах, и если она не дурочка, то захочет её сохранить.
— Тогда разговор окончен, — холодно отрезала Сияна. — Всё просто. Можешь считать это официальным ответом.
Она демонстративно развернулась, чтобы уйти. И в тот самый момент, когда она сделала первый шаг прочь от края стены, что-то внутри меня, какая-то туго сжатая пружина, которую я долго и упорно сдерживал, лопнула с оглушительным внутренним треском.
Меня накрыла волна ярости такой мощной, обжигающей, первобытной, что я сам на секунду удивился её силе. Злость копилась во мне неделями, если не месяцами, пока я тут как проклятый разгребал все бесконечные проблемы и заморочки, которые сыпались на мою многострадальную голову, как из дырявого мешка.
— Если ты сейчас же не откроешь эти чёртовы ворота, клянусь, я вернусь сюда с полноценной армией! — взревел я.
Голос мой, усиленный праведным гневом, раскатился по всему лагерю, как внезапный удар грома среди ясного неба. Вся работа, весь копошащийся муравейник мгновенно замер, солдаты, как по команде, развернулись в мою сторону и, уставившись на меня во все глаза, разинули рты.
— Ты незаконно удерживаешь моего дипломата! Это, между прочим, казус белли, если ты понимаешь, о чём я! И я имею полное право вернуть её силой, чего бы мне это ни стоило! И если уж приду в твою паршивую деревню с армией… — я сделал многозначительную паузу, наслаждаясь эффектом, — не думай, что оставлю эти ворота в целости и сохранности! О нет, дорогуша! Я разнесу их в щепки, сожгу твои хлипкие стены к такой-то матери и выставлю тебя униженную и опозоренную на всеобщее обозрение всему Истоку! Чтобы все видели, что бывает с теми, кто не уважает чужой суверенитет и смеет трогать дипломатов!
Кажется, я даже ногами притопнул от переполнявших меня эмоций, как маленький капризный ребенок. Только вот игрушки у меня были посерьезнее.
Как это ни странно, но угроза, похоже, подействовала лучше любых дипломатических увещеваний.
Сияна замерла на месте, как вкопанная, будто налетела на невидимую стену. Медленно, очень медленно развернулась и, перегнувшись через перила, снова посмотрела на меня сверху вниз. В её глазах уже не было прежней заносчивой уверенности.
— Вот как? — протянула она.