Орден Архитекторов. Книга XII

Глава 3

Кабинет Министра Иностранных Дел

Берлин, Пруссия

Министр иностранных дел Пруссии, его превосходительство Вернон фон Шпрингмайерхофенцвайг (или просто Вернон, как его звали все, кто не хотел вывихнуть челюсть), с отвращением смотрел на имя, высветившееся на экране коммуникатора секретаря. Герцог Степан Андреевич Кощеев из Российской Империи.

«Ну вот, опять этот…» — мысленно поморщился Вернон, поправляя безупречный галстук.

Он прекрасно знал, кто такой Кощеев. Официально — уважаемый герцог, доверенное лицо Императора. Неофициально же — главный контрабандист и отмыватель денег, который использовал несчастное княжество Лихтенштейн, как свою личную офшорную прачечную. Скользкий, беспринципный, но, чёрт возьми, влиятельный человек.

Пруссия пару раз «контактировала» с ним по своим каналам, когда нужно было незаметно подгадить Российской Империи. Знали ведь: для Кощеева на первом месте всегда был собственный карман, а потом уже всё остальное. Человек без принципов, но с огромным влиянием и, что самое неприятное, — с благословения самого Императора.

— Пропустить, — буркнул Вернон, мысленно готовясь к неприятному разговору.

Через минуту в его роскошный кабинет вошёл сам герцог Кощеев. Высокий и холёный, в идеально сшитом костюме. Он буквально излучал ауру уверенного человека, привыкшего получать от жизни всё, что ему нужно.

— Рад видеть вас в добром здравии, господин министр, — промурлыкал он, вальяжно опускаясь в предложенное кресло.

— Взаимно, герцог, — Вернон постарался улыбнуться как можно дружелюбнее. — Чем обязан столь неожиданному визиту?

Они обменялись дежурными любезностями, поговорили о погоде, о последних новостях с Кавказского фронта (Кощеев выразил уверенность в скорой победе русского оружия, Вернон вежливо покивал).

Затем Кощеев перешёл к делу.

— Господин министр, как вы знаете, ситуация в Лихтенштейне вышла из-под контроля. Этот самозванец Вавилонский…

— Временно исполняющий обязанности главы княжества, — поправил его Вернон.

— … узурпировал власть, — невозмутимо продолжил Кощеев, игнорируя поправку. — Он сеет смуту, подрывает авторитет Империи, якшается с Тенями… В общем, полный набор. Его Императорское Величество крайне обеспокоен этим положением дел и принял решение навести порядок.

— Навести порядок? — Вернон напрягся. — Каким образом?

— Самым решительным, господин министр. Мы планируем провести небольшую, но эффективную военную операцию. Восстановить законную власть, так сказать. И для этого нам необходим… гхм… небольшой транспортный коридор, чтобы обеспечить беспрепятственный проход для наших войск через территорию Пруссии. С Балтики мы высадим десант — несколько дивизий имперской армии. Они пройдут маршем до Лихтенштейна и быстро наведут там порядок.

Вернон ошарашенно уставился на него.

— Коридор⁈ Через Пруссию⁈ Герцог, при всём уважении, но вы в своём уме⁈

— Абсолютно, — Кощеев достал из папки документ с внушительной печатью. — Вот официальный указ Его Императорского Величества. Я уполномочен вести переговоры от его имени. Империя нуждается в вашей помощи, господин министр. И, разумеется, мы готовы компенсировать все возможные неудобства.

Вернон дрожащей рукой взял документ. Печать выглядела подлинной. Подпись — тоже. Он пробежал глазами текст. Действительно, указ о «восстановлении конституционного порядка» в Лихтенштейне и просьба к Пруссии о содействии.

«Чёрт… — подумал Вернон. — Неужели Император и правда решился на такое⁈»

Он прекрасно понимал, что этот проход — ловушка. Пруссии совершенно не выгодно ссориться с Вавилонским, с которым они только что заключили выгоднейший торговый договор. Лихтенштейн под его руководством стремительно превращался в технологический и экономический центр, сотрудничество с которым сулило огромные прибыли.

Но и отказать Российской Империи напрямую — значит, спровоцировать гнев самого Николая Александровича. А ссориться с Российской Империей Пруссии сейчас было совсем не с руки.

— Герцог, я… я не могу принять такое решение единолично. Мне необходимо посоветоваться с канцлером. Обсудить этот вопрос на высшем уровне.

— Конечно-конечно, понимаю, — кивнул Кощеев. — Я всё понимаю. Но Его Императорское Величество не любит ждать. Так что, надеюсь, вы не будете затягивать с ответом.

Он встал, собираясь уходить.

— Кстати, господин министр, — Кощеев вдруг остановился у двери и обернулся. — Я тут захватил с собой бутылочку одного редкого вина. Шато Петрюс 1961 года. Говорят, редчайший экземпляр. Не желаете ли скоротать вечер за бокалом вина в неформальной обстановке? Обсудим детали, так сказать… Заодно и продегустируем.

Вернон на мгновение задумался. Вино, конечно, было искушением. За такую бутылку можно было продать душу дьяволу! Но главное — это была возможность потянуть время и придумать, как деликатно отказать этому опасному типу. Отказать так, чтобы и прусские интересы соблюсти, и гнев российского Императора на себя не навлечь.

— Что ж, герцог, ваше предложение весьма заманчиво. Я с удовольствием составлю вам компанию сегодня вечером. Скажем, у меня дома, в восемь?

— Прекрасно! — Кощеев потёр руки. — Договорились.

Вечер того же дня окутал Берлин прохладой. На веранде уютного особняка Вернона горели мягким светом старинные фонари. В хрустальных бокалах рубиновым огнём играло вино — то самое, легендарное Шато Петрюс.

— Превосходный букет, герцог, — Вернон сделал небольшой глоток, смакуя терпкий вкус. — Вы истинный ценитель.

— Стараюсь, господин министр, стараюсь, — Кощеев лениво откинулся в плетёном кресле. — Жизнь слишком коротка, чтобы пить плохое вино. Ну так что? Удалось вам посоветоваться с канцлером? Каково его решение?

Вернон тяжело вздохнул, изображая вселенскую скорбь.

— Увы, герцог, вынужден вас огорчить. Канцлер сейчас очень занят. Сами понимаете, внутренняя политика, экономика… Но он обещал рассмотреть ваш вопрос в ближайшее время. Правда, быстрого решения ждать не стоит. Возможно, через несколько недель. Мне очень жаль, герцог, но, боюсь, вам придётся вернуться в Россию. А как только станет известно решение канцлера, я вам непременно сообщу.

Кощеев медленно повернул бокал в руке, наблюдая, как играет вино на свету.

— Вернуться? — он усмехнулся. — Мой дорогой Вернон, вы думаете, я не вижу, что вы пытаетесь меня обмануть? Канцлер Мисбарк никогда не упустил бы такой возможности усилить своё влияние. Вы просто боитесь этого Вавилонского. Боитесь испортить с ним отношения. Но поймите, Вернон, вы играете с огнём.

Он наклонился к министру.

— Жаль, очень жаль… Вы упускаете прекрасную возможность укрепить союз с Российской Империей. А Вавилонский? Вы уверены, что он надёжный партнёр? Сегодня он с вами, а завтра? Вы думаете, что сможете усидеть на двух стульях? Дружить и с Империей, и с этим самозванцем? Наивный…

Он сделал ещё глоток вина.

— Подумайте, господин министр. Может быть, всё-таки стоит пересмотреть решение канцлера? Я уверен, мы сможем найти… компромисс.

Вернон почувствовал, как по спине пробежал холодок. Ему вдруг стало не по себе. Вино показалось слишком крепким, а голова — тяжёлой.

— Увы, герцог… Р-решение принято… — пробормотал он, чувствуя, как язык начинает заплетаться. — Я не могу повлиять на канцлера.

Министр вдруг почувствовал резкий приступ тошноты. Комната поплыла перед глазами. Он попытался встать, но ноги подкосились.

«Странно, — подумал он. — Вроде всего пару глотков сделал, а уже как-то… нехорошо».

— Что… что со мной? — прошептал он, хватаясь за горло.

И тут он увидел это. Прямо из его груди, там, где сердце, начал подниматься тонкий, едва заметный… дымок?

— Что за?.. — Вернон в шоке уставился на свою грудь. — Герцог, вы это видите?

Кощеев лениво посмотрел на него, потом на его грудь.

— Вижу что? — он пожал плечами. — Ничего не вижу. Вы в порядке, господин министр? Может, вам просто… вина больше не наливать? Кажется, вы немного захмелели.

— Захмелел⁈ — Вернон вскочил с кресла. — Да я трезв как стекло! Смотрите! Дым! Прямо из меня!

Шатаясь, он бросился к большому зеркалу, висевшему на стене в холле. То, что он увидел в отражении, заставило его замереть от ужаса.

Его глаза… Они были полностью чёрными. Без белков, без зрачков. Две бездонные чёрные дыры, из которых на него смотрела сама Тьма.

И тут в его голове раздался чужой властный голос:

— Ты теперь мой, жалкий человечек…

Вернон с ужасом обернулся. Кощеев по-прежнему стоял на веранде, держа в руке бокал с вином. И на его лице играла зловещая ухмылка.

Вадуц, княжество Лихтенштейн

Семья Завьяловых — глава семейства Михаил, его супруга Ольга, и дети Андрюша и Василиса — впервые за долгое время сидели на маленькой террасе около своего дома, ужиная на свежем воздухе. На столике стояли тарелки с простой едой, но она казалась им вкуснее любого пира.

Над городом, над крышами домов, над шпилем новой библиотеки, раскинулся полупрозрачный, едва мерцающий в сгущающихся сумерках барьер, к которому жители Вадуца уже постепенно привыкали.

Он не был твёрдой стеной, через него без проблем пролетали птицы, воздух свободно циркулировал, а люди и транспорт могли спокойно проходить. Но этот барьер изменил саму суть жизни в городе.

— Помните, как это было? — тихо произнесла Ольга. — Просто выйти вечером на улицу… Посидеть вот так, спокойно… Казалось, такое время никогда не вернётся.

Михаил молча кивнул и посмотрел на мерцающий купол. Действительно, ещё совсем недавно они не могли позволить себе такой роскоши. Ночь была временем страха, когда по улицам бродили Тени, а из подвалов и разрушенных домов доносились жуткие звуки.

Андрюша, до этого увлечённо ковырявший вилкой в тарелке с салатом Оливье, вдруг поднял голову и указал пальцем в небо.

— Папа, смотри! Опять!

Высоко над ними, на невидимой поверхности купола, вспыхнул короткий, неяркий сполох зеленоватого света. Он погас почти мгновенно. Через несколько секунд в другой части неба вспыхнул ещё один, чуть ярче. А потом, почти у самого горизонта, — третий.

— Да, вот так теперь и живём, — вздохнул Михаил. Он уже привык к этим вспышкам, как и все жители Вадуца. — Похоже, новый князь действительно не соврал, когда обещал решить эту проблему с Тенями. По крайней мере, над городом.

Он имел в виду Теодора Вавилонского, временного главу княжества, чьё имя теперь было у всех на устах. Именно благодаря ему над городом появился этот защитный барьер.

Михаил взял со стола брошюру, которую недавно раздавали на улицах. «Тени: что нужно знать для вашей безопасности». Он пробежал глазами знакомые строки.

Купол, как объяснялось в брошюре, не был панацеей. Он защищал город от прямого вторжения Теней извне, но не мог полностью остановить их появление. Твари всё ещё просачивались через тонкие места в реальности, появлялись у самых границ купола, как мошкара, летящая на свет. С ними постоянно сражались Тенеборцы — специально обученные бойцы, чья жизнь была посвящена борьбе с порождениями тьмы.

Вспышки на куполе, которые они сейчас наблюдали, были свидетельством этой непрекращающейся битвы. Каждый сполох означал, что ещё одна Тень погибла, столкнувшись с барьером, или была уничтожена защитниками у его периметра. Жители Вадуца уже научились читать эти знаки на небе.

Внезапно, на западе, небо озарилось особенно яркой и долгой вспышкой. Она полыхнула так, что на мгновение стало светло, как днём.

— Ого, эта была мощная тварь, — заметил Михаил. — Страшно представить, сколько их раньше водилось здесь, в Лихтенштейне, когда защиты не было.

Ольга поёжилась. Да, теперь они знали правду. Новый князь, Теодор Вавилонский, не стал скрывать от народа истинное положение дел. Через газеты, через выступления своих помощников, через личные обращения он рассказал всё: о Тенях, об их природе, об опасности, которая всё ещё таилась за пределами защищённого города — в лесах, горах и пещерах.

Он рассказал, как твари охотятся друг на друга, пожирая слабых, чтобы стать сильнее. А потом, когда их голод становится невыносимым, или когда их становится слишком много, они начинают искать людей. Потому что люди, как выяснилось, для них — самая лакомая добыча. «Вкуснее», как цинично выразился кто-то из Тенеборцев в одном из интервью.

Раньше они жили в неведении, списывая исчезновения людей и странные происшествия на бандитов, повстанцев или несчастные случаи. Теперь они знали правду, в каких условиях существуют на самом деле. И эта правда, хоть и пугала, но делала их сильнее. Осознание опасности заставляло быть бдительнее, ответственнее, ценить ту защиту, которую им давал купол и его создатель.

— Тебя всё ещё что-то беспокоит? — спросила Ольга, заметив, как муж напряжённо смотрит на мерцающий купол.

Он кивнул, не отрывая взгляда.

— Полагаю, защита не безгранична. И действует она только над городом. Мы всё ещё в опасности. Стоит только выйти за пределы…

— Но князь кажется честным человеком, — возразила она. — Он делает всё, что может.

— В этом-то и проблема, — вздохнул Михаил.

— Ты ему не доверяешь?

— Нет, я ему доверяю. Как раз наоборот. Меня напрягает только то, что он — временный. Кто придёт после него? Сохранит ли он эту защиту? Будет ли так же заботиться о нас?

Их младшая дочь, Василиса, услышав разговор, наивно спросила:

— А почему бы нам просто не выбрать его снова? Раз он такой хороший?

Михаил усмехнулся и потрепал дочь по голове.

— Проблема в том, дитя моё, что такой человек, сделав своё дело, может и не захотеть оставаться дальше. Не каждый, кто умеет хорошо делать свою работу, стремится к власти. Возможно, он лучше других знает её истинную цену.

Я с головой ушёл в работу на своём большом подземном заводе. Инфраструктура постоянно расширялась: проложил дополнительные рельсовые пути, установил новые конвейерные ленты, оптимизировал маршруты для големов-транспортировщиков.

Завод — это сложный, почти живой механизм, и я постоянно искал способы сделать его ещё эффективнее.

Камень, поступающий из шахт, теперь проходил полный цикл переработки. Мощные дробилки превращали глыбы в щебень, магнитные сепараторы извлекали железо, вибросита отделяли уголь, а специальные анализаторы выявляли другие ценные элементы.

Всё сортировалось, складировалось, готовилось к дальнейшему использованию или отправке. Мои големы постоянно трудились, обеспечивая бесперебойную работу двадцать четыре часа в сутки. А я постоянно создавал новых, более совершенных, и направлял их в рабочие бригады, расширяя производственные мощности.

Масштабы производства росли с каждым днём, и я всё острее ощущал нехватку эффективного управления на месте. Завод был огромен. Подземные складские помещения под ним простирались на километры. Одно только хранилище камня было таким большим, что при текущих темпах производства на его полное заполнение ушло бы лет пятнадцать!

А ведь завод перерабатывал всё — от огромных глыб, которые дробились на плиты и блоки, до мельчайшей каменной крошки для мозаики.

Недавно поступил очередной заказ от «Созидателя» — позвонил Ганс и сказал, что ему срочно понадобился облицовочный камень для фасада одного из правительственных зданий. Завод легко справился с этой задачей, моментально «нарезав» крупные глыбы на аккуратные плиты нужного размера и толщины, а затем отполировав их до зеркального блеска.

Кроме того, произошло важное открытие: одна из бригад големов в недавно запущенной шахте докопалась до огромного месторождения мрамора. Причём мрамора высочайшего качества — белоснежного, почти без прожилок, с идеальной кристаллической структурой.

Это открывало невероятные перспективы! Я тут же сформировал целую бригаду големов-добытчиков, и теперь мраморные блоки непрерывным потоком поступали на завод. Этот камень позволит не только украсить Вадуц новыми зданиями, фонтанами и статуями, но и станет отличным товаром на экспорт. Уверен, пруссаки с радостью будут его покупать. Пусть он будет дороже итальянского, но качество… О, качество будет на высоте! Мы сможем диктовать свои цены.

Финансовые дела тоже шли неплохо. Семён Семёнович из лавки недавно провернул отличную сделку с какой-то крупной торговой корпорацией с экзотическим названием «Панама». Продал им целую партию рубинов, добытых на заводе. Камни были не самые крупные — так, мелочь, размером с ноготь, карата по три, не больше. Но их было значительное количество, почти пятьсот штук. Восемь миллионов рублей чистой прибыли в казну княжества — неплохое начало для нашего «экспорта».

Но чем больше становился завод, тем очевиднее становилась проблема — нужен был управляющий. Не просто надсмотрщик, а кто-то, способный координировать все эти сложнейшие процессы, оптимизировать потоки, принимать решения. Кто-то, кто чувствует камень и металл так же, как я.

И решение пришло само собой.

Прямо в огромном хранилище мраморной крошки — месте настолько большом, что его конца и края не было видно, где мелкая белая пыль покрывала всё толстым слоем, напоминая снежную пустыню, — я начал творить.

Мраморная пыль со всего хранилища пришла в движение. Она поднималась в воздух, закручиваясь в огромный вихрь, уплотняясь под действием моей магии. Я сжимал её, преобразовывал структуру на молекулярном уровне. Представьте, что камень сжимают в десять, нет, в сто раз! Вот так из нескольких тонн мраморной пыли начал формироваться он.

Сначала — просто бесформенная масса. Затем начали проступать очертания. Фигура гнома — коренастого, с густой бородой до пояса. Я тщательно «вылепливал» каждую деталь — морщины на лбу, складки на одежде, даже узор на пряжке пояса. Его мраморные одеяния переливались, как живые, меняя оттенок от белоснежного до жемчужно-серого. Глаза его я сделал из двух крупных сапфиров, найденных големами накануне — они горели синим огнём.

В это создание я вложил немало сил и энергии. Но самое главное — я вложил в него сущность древнего и редкого элементаля земли, созидателя по своей природе. Мне повезло найти его в одном из глубоких разломов во время «ремонта» последствий теневого вторжения.

Так появился Торн. Я назначил его управляющим всем подземным производственным комплексом.

— Принимай командование, — сказал я, когда голем-гном открыл сапфировые глаза и осмотрел свои новые владения. — Это теперь твоя зона ответственности.

Торн — был не просто големом. Его способности были схожи с моими, но направлены не на разрушение или оборону, а исключительно на созидание и управление. Он способен был контролировать миллионы големов одновременно, координируя сложнейшие производственные цепочки. Мог бы управлять целой планетой, превратив её в гигантскую фабрику, если бы захотел. Он инстинктивно знал, как всё должно работать.

Торн кивнул, его мраморная борода качнулась. Все големы, находившиеся в хранилище — сортировщики, погрузчики, даже простые уборщики, — собрались вокруг него, как подданные вокруг своего короля. Он разделил их на группы, отдавая мысленные приказы. Големы тут же разошлись по своим новым рабочим местам, действуя слаженно и более эффективно.

Торн даже продемонстрировал свои способности, направив руку на стену хранилища — камень послушно разошёлся в стороны, открывая новый, идеально ровный проход, ведущий к другому сектору завода.

«А ты шустрый парень,» — одобрительно подумал я.

Но одному Торну было бы сложно. Ему нужны были помощники — правая и левая руки, глаза и уши. Поэтому я создал для него свиту из тридцати меньших мраморных големов — точных его копий, только ростом поменьше.

Наблюдая за тем, как Торн уверенно берёт бразды правления, как он мгновенно навёл порядок в этом хаосе движения и производства, я почувствовал радость.

Улыбка не сходила с моего лица. Наконец-то! Этот производственный цикл можно было считать завершённым и самодостаточным. Конечно, всегда есть что улучшить, но это уже была задача Торна. Он сам будет развивать и расширять производство, я в этом не сомневался. Моё вмешательство больше не требовалось. Ну, разве что изредка заглядывать в гости, да пополнять армию големов.

Завершив дела на заводе, я решил проверить свой музей. Судя по отчётам, он пользовался бешеной популярностью, посетителей было море — и местных, и приезжих. Это напомнило мне о моих грандиозных планах — я ведь задумал открыть не один, а около тридцати тематических музеев по всему княжеству! От Музея Искусств до Музея Пива (да-да, даже такой!).

Но для начала нужно было пополнить коллекцию. Особенно не хватало живописи. Я связался с Семёном Семёновичем Стариковым, моим управляющим лавкой, и попросил его организовать встречу с одним известным итальянским торговцем искусством. Тем самым, который несколько месяцев назад отказал мне в продаже нескольких картин, сославшись на мою «несолидность» и «сомнительное происхождение». Ну что ж, посмотрим, как он запоёт теперь.

Местом встречи я выбрал не свою лавку (там теперь слишком людно) и не кабинет во дворце (слишком официально), а шикарный ресторан «Солнечный Залив», который мы построили с Настей несколько недель назад на вершине одной из гор с панорамным видом на Вадуц.

Мраморная отделка (спасибо новой шахте!), хрустальные люстры, небольшой искусственный водопад, стекающий по стене, и даже несколько экзотических птиц, свободно летающих под высоким стеклянным куполом. Я хотел произвести впечатление, чтобы обстановка располагала к большим сделкам. И, судя по всему, мне это удалось.

В назначенное время туда прибыл известный итальянский торговец искусством, синьор Грациани — весьма уважаемый в своих кругах коллекционер с безупречной репутацией. Его сопровождали двое крепких помощников с объёмными кейсами.

Я встретил его у входа в отдельный зал, который я зарезервировал для нашей встречи.

— Синьор Грациани, рад вас видеть, — я протянул ему руку.

Грациани, смерив меня слегка удивлённым взглядом (видимо, не ожидал увидеть здесь главу государства), тем не менее, держался с достоинством, как и подобает человеку его круга.

— Взаимно, господин Вавилонский, — он крепко пожал мою руку. — Благодарю за приглашение. Весьма… необычное место для деловой встречи.

— Обычно я принимаю в рабочем кабинете. Но наша с вами беседа, надеюсь, будет менее формальной. К тому же, здесь превосходная кухня. Повар — просто волшебник. Прошу.

Грациани вежливо улыбнулся.

— Итак, синьор Вавилонский, — начал он, как только официант принёс нам первые блюда. — Мои помощники привезли каталоги. Здесь собраны лучшие образцы европейской живописи. Ренессанс, эпоха Возрождения, барокко, импрессионизм… Тысячи картин. Цены, как вы понимаете, варьируются от весьма умеренных до… астрономических.

Его помощники аккуратно разложили на столе около десяти толстых каталогов в кожаных переплётах.

Я взял один из них, открыл наугад. Великолепные репродукции, подробные описания, экспертные оценки… Грациани явно гордился своей коллекцией.

Я медленно пролистал каталог, затем второй, третий… А потом, к полному изумлению Грациани и его помощников, начал вырывать страницы. Кое-что из ренессанса. Парочку из возрождения. Не забыл уделить внимание Барокко и импрессионизму…

— П-простите, синьор Вавилонский… — Грациани с ужасом смотрел на меня. — Что вы делаете⁈ Это же уникальные каталоги!

— Вот это, — я указал на стопку вырванных страниц, — мне не подходит.

— Но… там же в каталогах сотни, тысячи картин! Выберите что-нибудь другое!

— Нет, — покачал я головой. — Вы не поняли. Мне нужно ВСЁ, что есть ВО ВСЕХ ваших каталогах. Все двенадцать тысяч картин. Или сколько их там у вас?

Грациани замер, его лицо вытянулось. Он явно подумал, что я сошёл с ума.

— Но это же… это невозможно! Никто в мире не обладает такой коллекцией! У меня есть доступ ко многим из них, но собрать их все… Это займёт годы! Десятилетия! И будет стоить…

— Сколько? — спокойно спросил я.

Грациани назвал приблизительную сумму. Конечно, весьма кругленькую. Да такую, что хватило бы на покупку среднего европейского государства, а то и сразу нескольких.

— Отлично, — кивнул я. — Я согласен. Вот аванс.

Я кивнул Борису, который незаметно вошёл в зал и поставил на стол небольшой кейс.

Грациани с недоверием посмотрел на него. Слишком лёгкий для золота… Подумал, видимо, что очередной выскочка решил понтануться пачкой купюр.

Я открыл кейс. Внутри, на чёрном бархате, переливаясь всеми оттенками зелёного, лежала россыпь чистейших изумрудов высочайшего качества. Огромных, с идеальной огранкой.

Торговец, увидев камни, потерял дар речи. Он, как истинный ценитель, сразу понял — перед ним сокровище. Такие изумруды стоили целое состояние. Он осторожно взял один камень, поднёс к свету, рассмотрел его.

— Мамма миа… — прошептал он. — Идеальная чистота… Это невероятно!

— Это аванс, — повторил я. — Около шестидесяти миллионов, если переводить в рубли. Остальное — по факту доставки товара. Ну так что, синьор Грациани? Мы договорились?

Итальянец несколько секунд молчал, глядя то на изумруды, то на меня. Затем он медленно кивнул.

— Да… Да, синьор Вавилонский. Мы договорились. Я сделаю всё возможное. Найду для вас лучшие полотна! Самые редкие! Самые ценные! Хотя, признаюсь, я до сих пор не понимаю, зачем вам столько картин?

— Я строю музеи, синьор Грациани. Много музеев. Самых больших и лучших в мире. Чтобы люди со всего света приезжали в Лихтенштейн не только ради горнолыжных курортов, но и ради искусства.

Он согласился на сделку. Хотя я прекрасно понимал, что у него нет и десятой части тех картин, которые я «заказал». Ему придётся их искать по всему миру. Перекупать у других коллекционеров, участвовать в аукционах, возможно, даже использовать не совсем легальные методы. Но для меня это был важный шаг. Эти двенадцать тысяч картин станут основой экспозиции моего будущего Музея Искусств. Я планировал создать не просто галерею, а самый большой музей искусства в мире! Такой, чтобы на его осмотр у туристов уходил не один месяц.

Кто-то мог бы расширять своё влияние войнами и захватами. Но я выбирал путь созидания. Искусство, культура, наука — вот что действительно ценно. Это останется после нас.

Забавно было осознавать, что всего несколько месяцев назад этот самый синьор Грациани отказал мне в продаже пары картин. А теперь он готов бегать по всему миру, чтобы выполнить мой заказ.

Он ещё не знал, что эти изумруды — лишь малая часть сокровищ, которые я успел накопить с момента прибытия сюда. Капля в море моих возможностей.

Номер люкс отеля «Горная Корона»

Вадуц, Княжество Лихтенштейн

Синьор Марио Грациани — торговец искусством с мировым именем, коллекционер с нюхом ищейки и, чего уж греха таить, просто очень богатый итальянец — сидел в кресле своего королевского люкса и тупо смотрел на рюмку с простой русской водкой. Стекло запотело, но рука не двигалась.

«Он купил все каталоги…» — фраза эхом разлетелась по его черепной коробке. — «Все. Двенадцать. Тысяч. Картин!»

Или это ему привиделось?

Грациани осторожно отхлебнул. Нет, водка была настоящей. Крепкой, обжигающей, как положено. Значит, и встреча была настоящей.

Грациани поморщился. Вот же молокосос! Ну, ладно, не совсем молокосос. Но слишком уж уверенный для своих лет. И глаза… В них было что-то такое… древнее? Нет, ерунда. Просто богатый наследник, решивший поиграть в мецената. Наверное.

Но то, КАК он играл…

— Купил абсолютно всё, — Грациани пробормотал это вслух, просто чтобы убедиться, что он не спит.

Десять толстенных каталогов. Двенадцать тысяч двести тридцать четыре (он пересчитал!) шедевра живописи. От Ренессанса до чёртовых импрессионистов, которых сам Грациани тихо ненавидел за их «мазню», но продавал за бешеные деньги.

Грациани торговал всю свою жизнь. Он продавал картины давно почивших гениев сумасбродным миллиардерам, которые потом вешали их в своих подземных бункерах рядом с коллекцией золотых ёршиков для унитаза.

Но ТАКОГО… Такого не было никогда.

Чтобы вот так, с порога, не торгуясь, не морща лоб над ценой, не выпрашивая скидку, просто взять и… скупить всё? Как будто кто-то решил скупить весь Лувр, оптом, не глядя на ценники.

Этот Вавилонский… он что, спятил? Или просто у него денег столько, что он ими может печку топить? Хотя, судя по тем изумрудам, что он вывалил на стол в качестве аванса… похоже, у него ещё и на целую баню останется.

А ещё этот Вавилонский взял и вырвал страницы! Просто вырвал! А потом сказал: «Вот это мне не надо. А остальное — беру».

Грациани нервно хихикнул, вспоминая этот момент. Он тогда чуть инфаркт не схватил. Его каталоги! Плод многолетних трудов! А этот… просто вырвал страницы! Как будто это меню в дешёвой придорожной забегаловке!

Нет, этот Вавилонский точно не псих. Тут что-то другое…

Грациани снова отхлебнул водки. Ну да, клиент он идеальный. Мечта любого торговца. Богатый, решительный и, похоже, совершенно не разбирающийся в ценах. Или… разбирающийся слишком хорошо?

Неважно. Главное — сделка состоялась. Контракт подписан (хотя какой, к чёрту, контракт? Так, бумажка на салфетке, но с его-то репутацией и этого достаточно). Аванс получен (изумруды уже надёжно спрятаны в сейфе отеля). Осталось только… достать двенадцать тысяч картин. Ха! Мелочь какая!

Он снова усмехнулся. Да, он, конечно, знатный собиратель. Коллекционер с мировым именем. Но не до такой же степени! У него и половины этих картин нет! Придётся побегать, попотеть, использовать все свои связи, возможно, даже воскресить парочку давно умерших художников (шутка, конечно… ну, или нет?).

Но вот что самое смешное… Самое идиотское… Самое непрофессиональное…

Ведь он, Марио Грациани, человек с железными принципами, нарушил сегодня своё главное правило! Святая святых! То, за что он презирал дилетантов и выскочек!

Золотое правило синьора Грациани: «Никогда не спрашивай у клиента, на хрена ему столько барахла!».

А он взял и зачем-то ЗАДАЛ КЛИЕНТУ ЛИШНИЙ ВОПРОС!

И не просто лишний, а самый тупой, самый бестактный, самый непрофессиональный вопрос, который только можно было задать в его бизнесе: «Зачем?»

Зачем вам столько картин, синьор Вавилонский? Вы что, собираетесь ими обои в спальне оклеить? Или устроить грандиозный костёр тщеславия на центральной площади?

Тьфу! Сам не понял, как вырвалось. Наверное, от шока. Или от увиденных изумрудов.

Грациани до сих пор помнил, как похолодели его пальцы, когда этот вопрос сорвался с языка. Как он мысленно дал себе пощёчину и приготовился к худшему — к холодному взгляду, презрительному молчанию, а то и вовсе к фразе: «Простите, синьор Грациани, но я передумал».

Но Вавилонский даже бровью не повёл. Просто пожал плечами и ответил так спокойно, будто речь шла о покупке пары носков.

Грациани снова отхлебнул водки. Самый большой и лучший музей в мире, значит? В этом захудалом Лихтенштейне?

Он представил себе это. Огромные залы, наполненные шедеврами. Тысячи картин, от которых захватывает дух. Музей, которому позавидуют Лувр и Эрмитаж вместе взятые.

И тут его осенило.

Этот парень — не просто эксцентричный богатей. Он — мечтатель. И мечта у него — грандиозная, почти безумная. И почему-то эта безумная идея… ему, Марио Грациани, чертовски понравилась. В ней был размах! Амбиции! Вызов!

— А ведь именно ради этого я и живу! — вслух закричал он. — Не ради денег. Не ради славы. А ради того, чтобы быть частью чего-то великого! Чтобы прикоснуться к истории и оставить в ней свой след!

Он усмехнулся. Кажется, водка уже ударила по мозгам. Или это Вавилонский заразил его своим безумием?

Грациани решительно поставил пустую стопку на стол. Хватит рефлексировать! Пора действовать! Если клиент хочет самую великую галерею в мире, синьор Грациани поможет ему её создать!

Он схватил телефон и набрал номер своего младшего брата и, по совместительству, главного помощника.

— Луиджи! Это я! Слушай внимательно! Сколько заявок на покупку мы отклонили за последнюю неделю?

Помощник на том конце провода что-то быстро пробормотал, явно удивившись неожиданному вопросу, но быстро взял себя в руки:

— Марио, у тебя всё в порядке? Отказов… сейчас посмотрю… Примерно… Четыре тысячи двести семнадцать. А что случилось-то?

Четыре тысячи! Четыре тысячи картин, от которых он отказался, потому что они были «недостаточно эксклюзивны» или «требовали слишком сложной логистики». А теперь…

— Луиджи, слушай приказ! Обзвони их всех! ВСЕХ! Скажи, что синьор Грациани передумал! Мы готовы рассмотреть их предложения! Пусть присылают всё! Лучшее! Самое редкое! Самое дорогое! Мы берём!

— Но, Марио… — помощник явно не понимал, что происходит. — Это же… это огромные объёмы! У нас нет столько места на складах! И логистика…

— В ЖОПУ ЛОГИСТИКУ! — заорал Грациани. — Найми ещё склады! Арендуй самолёты! Подкупи таможенников! СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ! Мне нужны эти картины! Все! И как можно скорее! У нас новый клиент. Очень… очень важный клиент. Он хочет самую великую галерею в мире! И он её получит! Слышишь, Луиджи⁈ ПОЛУЧИТ!!!

Он бросил трубку и снова налил себе водки. Настроение у него было превосходное.

Да! Вот это жизнь! Вот это размах! Вот это приключение!

— Хочешь величайшую галерею, синьор Вавилонский? Ты её получишь! А я посмотрю, что у тебя закончится быстрее — деньги или мой запас шедевров.

Внезапно ему подумалось, что, возможно, самое захватывающее — это увидеть, как будет выглядеть это грандиозное собрание, эта галерея, когда она наконец появится.

Ему захотелось во что бы то ни стало собственными глазами увидеть воплощение этой безумной мечты, к которой он, Марио Грациани, приложит собственную руку.