Вашингтон встретил меня дождливым ноябрьским утром. Поезд прибыл на Union Station в половине девятого, и я сразу же отправился в частный клуб «Cosmos», расположенный в элегантном особняке на Мэссачусетс-авеню. Этот клуб давно служил неофициальным местом встреч для политиков, дипломатов и влиятельных бизнесменов, идеальная обстановка для конфиденциальных переговоров.
Барнард Барух уже ждал меня в библиотеке клуба, просторной комнате с высокими потолками и стенами, заставленными кожаными томами по истории и политической экономии. Рядом с ним сидели двое мужчин, которых я еще не встречал, но достаточно наслышан.
Гарри Трумен, сенатор от Миссури, выглядел именно так, как я его представлял, невысокий, коренастый мужчина с проницательными глазами за очками в стальной оправе. В свои сорок четыре года он уже заработал репутацию честного политика, не терпящего коррупции. Его простая манера держаться и мидвестский акцент контрастировали с изысканной обстановкой клуба.
Сэм Рейберн, конгрессмен от Техаса, был полной противоположностью Трумену. Высокий, широкоплечий мужчина с густыми седеющими волосами и властным голосом. Председатель одного из влиятельных комитетов Палаты представителей, он обладал репутацией мастера политических интриг и умел находить компромиссы в самых сложных ситуациях.
— Уильям, — поднялся Барух, протягивая руку, — рад, что смогли приехать. Позвольте представить вам сенатора Трумена и конгрессмена Рейберна.
— Джентльмены, — сказал я, пожимая им руки, — честь познакомиться. Барнард много рассказывал о ваших достижениях.
Трумен указал на кожаное кресло у камина:
— Мистер Стерлинг, присаживайтесь. Барнард поделился с нами некоторыми интересными материалами о деле Continental Trust. Впечатляющая работа.
— Благодарю, сенатор. Хотя цена победы оказалась высокой.
Рейберн налил мне виски из хрустального графина:
— В политике, как и в бизнесе, каждая победа требует жертв. Самое важное, чтобы результат оправдал усилия.
Я принял бокал и сделал небольшой глоток. Виски оказался отличным, вероятно, контрабандный шотландский односолодовый.
— Господа, — начал Барух, — Уильям предоставил нам уникальную возможность. Документы Continental Trust содержат имена конгрессменов и сенаторов, получавших взятки за лояльность при принятии банковских законов.
Трумен наклонился вперед, его глаза сузились:
— О каких суммах идет речь?
Я достал из портфеля толстую папку:
— Всего в списке тридцать два имени, общая сумма взяток превышает полмиллиона долларов в год. Именно поэтому Continental Trust могли так долго действовать безнаказанно, — объяснил я. — Они контролировали законодательный процесс изнутри.
Трумен отложил документы и посмотрел на меня серьезно:
— Мистер Стерлинг, что вы предлагаете делать с этой информацией?
— Провести полномасштабное расследование в Сенате, — ответил я без колебаний. — Создать специальную комиссию по банковской коррупции. Вызвать на слушания всех фигурантов дела.
— Это будет политическое землетрясение, — предупредил Рейберн. — Пострадают не только республиканцы, но и некоторые демократы.
— Тем лучше, — вмешался Барух. — Американский народ должен видеть, что мы готовы очищать собственные ряды от коррупционеров.
Трумен отвернулся и задумчиво посмотрел в окно:
— Сэм, а что скажет спикер Гарнер? Он не любит внутрипартийные скандалы.
— Джек Гарнер прагматик, — ответил Рейберн. — Если мы покажем, что инициатива исходит от честных демократов, он поддержит. Особенно если это поможет Рузвельту в президентской кампании.
Я воспользовался паузой:
— Господа, есть еще один аспект. Документы Continental Trust содержат доказательства того, что они спровоцировали крах октября 1929 года.
— Каким образом? — быстро спросил Трумен.
— Координированные продажи акций, искусственное создание паники, использование инсайдерской информации для скупки обесцененных активов, — перечислил я. — В деле должны быть записи телефонных переговоров и банковские документы.
Рейберн присвистнул:
— Если это правда, то Continental Trust несет ответственность за безработицу четырнадцати миллионов американцев.
— Именно так, — кивнул я. — И это дает нам моральную основу для фундаментальных реформ банковской системы.
Барух открыл свою папку:
— Уильям подготовил проект закона о страховании банковских депозитов. Каждый вкладчик будет защищен государственными гарантиями до десяти тысяч долларов.
— Революционная идея, — заметил Трумен. — Но как финансировать такую систему?
— Обязательные взносы всех банков в страховой фонд, — объяснил я. — Плюс жесткие требования к капитализации и резервам. Банки, которые хотят рисковать, должны платить за эти риски.
Рейберн листал проект закона:
— А что с разделением коммерческих и инвестиционных банков?
— Ключевой элемент реформы, — ответил я. — Банки, принимающие депозиты простых граждан, не должны спекулировать на фондовом рынке. Пусть инвестиционные дома рискуют своими деньгами, а не чужими сбережениями.
Трумен вернулся к креслу:
— Уильям, ваши предложения логичны, но они встретят жесткое сопротивление банковского лобби. У них огромные ресурсы и влияние.
— Поэтому нам нужна поддержка общественного мнения, — ответил я. — Дело Continental Trust покажет американцам, что банковская элита предала их интересы. На этой волне можно провести любые реформы.
Барух достал из портфеля еще одну папку:
— Джентльмены, у меня есть информация о планах администрации Гувера. Они готовят контратаку.
Рейберн наклонился вперед:
— Какого рода контратаку?
— Министр финансов Меллон планирует дискредитировать материалы о Continental Trust, представив их как фальшивки, — объяснил Барух. — Плюс республиканцы хотят обвинить демократов в связях с организованной преступностью.
Я почувствовал, как напряглись мышцы. Намек на мои прошлые контакты с людьми Мэддена.
— На чем основаны эти обвинения? — осторожно спросил Трумен.
— На слухах и домыслах, — ответил Барух. — Но в политике важны не факты, а восприятие избирателей.
Я решил действовать прямолинейно:
— Господа, позвольте рассказать правду о моих деловых связях. Да, во время войны с Continental Trust мне пришлось искать союзников там, где их можно было найти. Некоторые из этих людей находились по ту сторону закона.
Трумен снял очки и протер их платком:
— Уильям, в каком именно контексте происходило это сотрудничество?
— Continental Trust использовал коррумпированных судей, подкупленных чиновников, продажных журналистов, — объяснил я. — У меня не было выбора, кроме как найти людей, которые также стали их жертвами и были готовы бороться.
— Вы говорите о мафии? — прямо спросил Рейберн.
— Я говорю о бизнесменах, которые потеряли миллионы в финансовых схемах Continental Trust. Да, некоторые из них действовали в серой зоне закона. Но мы объединились против общего врага.
Барух вмешался:
— Джентльмены, важно понимать контекст. Уильям фактически работал под прикрытием для федеральных органов. У меня есть письменные подтверждения от Секретной службы.
Трумен оживился:
— То есть ваше сотрудничество с сомнительными элементами было частью официального расследования?
— Именно так, — подтвердил я. — Все мои действия были согласованы с властями.
Рейберн откинулся в кресле:
— Это кардинально меняет дело. Вместо связей с преступностью у нас есть герой, который рисковал жизнью для разоблачения коррупции.
— Но республиканцы об этом не знают, — заметил Барух с хитрой улыбкой. — И мы можем использовать их атаки против них же.
Я понял направление его мысли:
— Вы предлагаете позволить им начать кампанию дискредитации, а затем опровергнуть обвинения документами?
— Именно, — кивнул Барух. — Когда они обвинят вас в связях с мафией, мы представим доказательства вашего сотрудничества с федеральными агентами. Это покажет, что республиканцы либо некомпетентны, либо сознательно лгут.
Трумен потер подбородок:
— Рискованная стратегия, но эффективная. А что, если у них есть и другие козыри?
— У меня есть люди в Министерстве финансов и республиканской фракции Конгресса, — ответил я. — Мы будем знать об их планах заранее.
Рейберн заинтересованно наклонился:
— Какого рода источники?
— Мелкие чиновники, недовольные политикой Меллона, — объяснил я. — Секретари, помощники, клерки. Люди, которые видят документы, но остаются незамеченными.
— А в Конгрессе?
— Несколько младших помощников республиканских конгрессменов. Молодые идеалисты, разочарованные коррупцией своих боссов.
Барух улыбнулся:
— Уильям, вы создали настоящую разведывательную сеть.
— Необходимость, — пожал плечами я. — Continental Trust тоже имел информаторов везде. Пришлось играть по их правилам.
Трумен встал и начал ходить по комнате:
— Господа, если мы действительно хотим провести банковскую реформу, нам нужно координировать усилия. Сенатские слушания, законодательные инициативы, информационная поддержка, все должно работать синхронно.
— Я могу организовать слушания в банковском комитете Сената, — предложил он. — Вызову всех фигурантов дела Continental Trust, заставлю их давать показания под присягой.
Рейберн кивнул:
— А я проведу аналогичные слушания в Палате представителей. Плюс подготовлю законопроект о страховании депозитов.
— Отлично, — согласился Барух. — А я обеспечу поддержку прессы. У меня есть связи в крупнейших газетах страны.
Я достал блокнот:
— Господа, позвольте предложить конкретный график. Сенатские слушания начинаем в январе, сразу после новогодних каникул. Это даст время для подготовки свидетелей и документов.
— В феврале проводим слушания в Палате представителей, — добавил Рейберн. — К этому времени общественное мнение будет уже мобилизовано.
— В марте вносим законопроект о банковской реформе, — продолжил Трумен. — К президентским выборам у нас будет готовая программа.
Барух налил себе еще виски:
— А что насчет Рузвельта? Он должен быть в курсе наших планов.
— Я встречался с губернатором на прошлой неделе, — ответил я. — Он полностью поддерживает банковскую реформу. Более того, готов сделать ее центральным элементом своей избирательной программы.
Рейберн оживился:
— Тогда у нас есть все элементы для победы. Разоблачение коррупции, конкретные реформы, политическая поддержка.
Трумен остановился у окна:
— Уильям, есть еще один вопрос. Если мы действительно проведем такие радикальные реформы, как отреагирует финансовый мир? Банкиры могут объявить забастовку кредитования.
— Возможно, — согласился я. — Но у нас есть альтернатива. Создание федеральных кредитных программ для поддержки малого бизнеса и фермеров. Если частные банки откажутся кредитовать экономику, государство возьмет эту функцию на себя.
— Социализм? — с улыбкой спросил Рейберн.
— Прагматизм, — ответил я. — Если частный сектор не справляется со своими обязанностями, государство должно вмешаться.
Встреча продлилась еще два часа. Мы детально обсудили стратегию слушаний, распределили зоны ответственности и договорились о еженедельных координационных звонках. Когда политики разошлись, я остался с Барухом в библиотеке.
— Уильям, — сказал он, — сегодня мы заложили основу для кардинальных изменений в американской экономике. Если все пойдет по плану, банковская система будет реформирована, а Рузвельт получит мощную платформу для президентской кампании.
— А что с Морганом? — спросил я. — Он не будет сидеть сложа руки.
— Пусть попробует противостоять объединенным усилиям Конгресса, прессы и общественного мнения, — улыбнулся Барух. — У него есть деньги, но у нас есть правда. А в демократической стране правда всегда побеждает.
Возвращаясь в Нью-Йорк вечерним поездом, я размышлял о результатах дня. Морган атаковал мои европейские позиции, но я создавал политическую коалицию, способную изменить правила игры для всей финансовой системы. В этой войне победит не тот, у кого больше денег, а тот, кто лучше понимает механизмы власти в демократическом обществе.
И в этом отношении знания из XXI века давали мне решающее преимущество.
На следующий день, во второй половине дня, я сел в поезд до Олбани. Рузвельт согласился на встречу после того, как я отправил ему телеграмму с предварительными результатами исследований нашей команды.
В портфеле лежали детальные отчеты Сары Левински и расчеты Маркуса Хендерсона. Конкретные доказательства того, что программы общественных работ могут стать реальным решением проблемы безработицы.
Губернаторская резиденция встретила меня уже знакомой атмосферой. Рузвельт принял меня в своем кабинете, но теперь за столом красного дерева сидели еще двое мужчин, представители его команды по экономическим вопросам.
— Уильям! — Рузвельт поднялся из-за стола. — Позвольте представить профессора Рексфорда Тугвелла из Колумбийского университета и Адольфа Берли из Гарварда. Мои советники по экономической политике.
Тугвелл, высокий худощавый мужчина с проницательным взглядом, протянул мне руку:
— Мистер Стерлинг, губернатор много рассказывал о ваших исследованиях мультипликативного эффекта государственных инвестиций.
Берли, более молодой и энергичный, добавил:
— Нас особенно интересуют практические аспекты реализации. Как превратить теорию в рабочие программы.
— Именно для этого я здесь, — ответил я, открывая портфель. — Моя команда провела детальный анализ трех пилотных регионов.
Рузвельт указал на стол, где уже были разложены карты штата Нью-Йорк:
— Показывайте результаты.
Я достал папку с отчетом Сары Левински:
— Начнем с Западной Виргинии. Мисс Левински проанализировала экономический потенциал угольного региона. Двести миль новых дорог создадут прямые рабочие места для трех тысяч человек на восемнадцать месяцев.
— А косвенный эффект? — спросил Тугвелл.
— Строители будут тратить зарплаты в местных магазинах, ресторанах, отелях. Владельцы бизнеса наймут дополнительных работников. Общий мультипликатор — 2,4, — ответил я, показывая диаграммы. — Итого семь тысяч двести рабочих мест.
Берли изучал цифры:
— А долгосрочные выгоды?
— Новые дороги снизят транспортные расходы на вывоз угля на тридцать процентов. Это сделает местные шахты конкурентоспособными с крупными месторождениями Пенсильвании, — объяснил я. — Плюс улучшенная инфраструктура привлечет новые предприятия.
Рузвельт наклонился над картой:
— Какова общая стоимость проекта?
— Пятьсот тысяч долларов, — ответил я. — Но экономический эффект превысит два миллиона долларов за пять лет.
— Впечатляющая окупаемость, — заметил Тугвелл.
Я открыл вторую папку:
— Айова. Ирригационная система для десяти тысяч акров фермерских земель. Прямые рабочие места две тысячи человек на два года. Мультипликативный эффект четыре тысячи восемьсот дополнительных рабочих мест.
— А влияние на сельское хозяйство? — спросил Берли.
— Урожайность увеличится на сорок процентов при засушливых условиях, — ответил я, показывая расчеты Хендерсона. — Это стабилизирует доходы фермеров и снизит продовольственные цены для потребителей.
Рузвельт встал и подошел к окну:
— Уильям, цифры убедительные. Но мне нужны не теоретические расчеты, а практические результаты. Что-то, что можно показать избирателям перед выборами.
— Именно поэтому я предлагаю начать с пилотного проекта прямо здесь, в штате Нью-Йорк, — сказал я, достав третью папку.
Тугвелл и Берли заинтересованно наклонились вперед.
— Северная часть штата, — продолжил я, разворачивая детальную карту. — Округа Франклин, Эссекс и Клинтон. Экономическая депрессия, высокая безработица, устаревшая инфраструктура.
— Что вы предлагаете? — спросил Рузвельт, возвращаясь к столу.
— Комплексную программу развития на полтора миллиона долларов, — ответил я. — Строительство дорог, электрификация сельских районов, создание лесоперерабатывающих предприятий.
Берли изучал карту:
— Сколько рабочих мест?
— Четыре тысячи прямых, десять тысяч с мультипликативным эффектом, — ответил я. — За восемнадцать месяцев безработица в регионе сократится с двадцати процентов до восьми.
— А источники финансирования? — спросил Тугвелл.
Я открыл отчет Хендерсона:
— Тридцать процентов — средства штата, сорок процентов — федеральные программы помощи депрессивным регионам, тридцать процентов — частные инвесторы.
Рузвельт сел за стол и взял золотое перо:
— Частные инвесторы? Кто согласится вкладывать деньги в депрессивный регион?
— Роквуд заинтересован в лесопереработке для нефтяных операций. Вандербильт выиграет от увеличения грузопотока по железным дорогам. Барух готов инвестировать как эксперимент в новой экономической политике.
— А ваш банк?
— Двести пятьдесят тысяч долларов плюс административное сопровождение проекта, — ответил я. — Мы берем на себя координацию всех участников.
Тугвелл задумчиво потер подбородок:
— Уильям, а что если проект провалится? Политические последствия могут быть катастрофическими.
— Поэтому мы начинаем с малого масштаба и тщательно документируем каждый шаг, — ответил я. — У нас будет еженедельная отчетность по всем показателям: занятость, доходы населения, объем строительства, экономический рост.
Берли наклонился над картой:
— А сроки реализации?
— Подготовительная фаза два месяца. Основной этап восемнадцать месяцев. Завершение к осени следующего года, как раз перед президентскими выборами.
Рузвельт отложил перо и посмотрел на своих советников:
— Рекс, Адольф, ваши мнения?
Тугвелл первым высказался:
— Губернатор, проект технически обоснован. Расчеты выглядят реалистично, финансирование диверсифицировано. Риски минимальны.
Берли кивнул:
— Согласен. Плюс это даст нам практический опыт управления крупными государственными программами. Если придется реализовывать «Новый курс» на национальном уровне, нам понадобятся отработанные механизмы.
Рузвельт встал и подошел к карте:
— Уильям, если я дам вам официальные полномочия по реализации этого проекта, какие гарантии успеха вы можете предоставить?
— Никаких абсолютных гарантий в экономике не существует, — честно ответил я. — Но у нас есть детальные планы, опытная команда и поддержка влиятельных партнеров. Вероятность успеха выше восьмидесяти процентов.
— А что с контролем? Как обеспечить прозрачность расходования средств?
— Ежемесячные отчеты перед комиссией штата, — ответил я. — Открытые конкурсы на все подрядные работы. Независимый аудит каждые три месяца.
Рузвельт вернулся к столу и взял перо:
— Хорошо. Я назначаю вас специальным координатором по экономическому развитию северных округов штата Нью-Йорк. Официальный мандат будет готов завтра.
— Благодарю за доверие, губернатор.
— Но помните, — Рузвельт указал пером на карту, — это не просто экономический эксперимент. Это политическая ставка. Если проект сработает, у нас будет неопровержимое доказательство эффективности государственных программ развития.
Тугвелл добавил:
— А если провалится, республиканцы будут использовать это против нас на протяжении всей предвыборной кампании.
— Понимаю ответственность, — кивнул я. — Проект не провалится.
Берли открыл свой блокнот:
— Уильям, вам понадобится официальная команда. Кого вы планируете привлечь?
— Профессора Норриса как научного консультанта. Сару Левински для экономического анализа. Маркуса Хендерсона для финансового планирования. Плюс местных специалистов по строительству и лесному хозяйству.
— А административное руководство?
— Патрик О’Мэлли будет заместителем по операционным вопросам. Томми Маккарти по безопасности и логистике. Эллиотт Джонсон по финансовому контролю.
Рузвельт улыбнулся:
— Вы собираете настоящую команду профессионалов.
— Проект слишком важен для импровизации, — ответил я.
Встреча продлилась еще час. Мы обсудили детали координации с государственными ведомствами, процедуры отчетности и график ключевых этапов. Когда я покидал резиденцию, в портфеле лежал черновик официального мандата, а в голове вырисовался четкий план действий на ближайшие месяцы.
Возвращаясь в Нью-Йорк вечерним поездом, я понимал. Теперь мне предстоит доказать на практике то, что до сих пор существовало только в теории. Создать тысячи рабочих мест, оживить депрессивный регион, продемонстрировать эффективность государственных инвестиций.
И сделать это так, чтобы результат повлиял на исход президентских выборов и судьбу всей американской экономики.
Ставки не могли быть выше.