Парильная в турецких банях «Сент-Джордж» на Генри-стрит окутывала нас облаками горячего пара, через которые едва просматривались очертания мраморных скамей и мозаичных стен.
Влажность была такой плотной, что казалось, воздух можно резать ножом. Запах эвкалиптового масла смешивался с ароматом дорогого табака от сигар, которые некоторые боссы продолжали курить даже здесь.
Место выбрали не случайно. В парилке шум воды и пара заглушает любые разговоры от посторонних ушей.
Чарли «Счастливчик» Лучиано сидел на верхней мраморной скамье, его обычно безупречно уложенные волосы прилипли ко лбу от влаги. Даже в таких условиях он умудрялся выглядеть властно. Широкие плечи, прямая осанка, взгляд темных глаз, который пронизывал насквозь. Шрам на правой щеке, оставшийся после покушения два года назад, казался еще заметнее в мерцающем свете масляных ламп.
— Господа, — начал Лучиано, его голос эхом отражался от кафельных стен, — чикагский ублюдок Нитти переходит все границы. Он не просто создает конкурирующую структуру, он объявляет войну самой идее нью-йоркской Комиссии.
Слева от него расположился Альберт Анастасия, чьи массивные руки покоились на коленях. «Безумный Шляпник» получил прозвище не за любовь к головным уборам, а за непредсказуемые вспышки ярости. Сейчас он молчал, но мышцы на его могучих плечах напрягались при каждом упоминании чикагцев.
Фрэнк Костелло, единственный из присутствующих, кто умудрялся выглядеть элегантно даже в парилке, поправил золотые запонки на манжетах. Его костюм-тройка от лондонского портного висел на крючке возле двери, а сам он сидел в белой льняной рубашке, которая каким-то образом оставалась накрахмаленной даже во влажном воздухе.
— Чарли прав, — сказал Костелло, его голос сохранял калабрийский акцент, несмотря на годы в Америке. — Мои источники в Чикаго сообщают, что Нитти переманил Оуни Мэддена. Это серьезный удар по нашему престижу.
Джо Профачи, хозяин бруклинских доков, наклонился вперед. На его лице читалось недовольство. Потеря Мэддена означала проблемы с поставками алкоголя из Канады через контролируемые им склады.
— Если Мэдден переметнулся к чикагцам, нам нужно найти новые каналы для канадского виски, — пробормотал он, вытирая пот махровым полотенцем. — Мои ребята на причалах уже задают вопросы.
В углу парилки, как всегда держась особняком, сидел Мейер Лански. Еврей среди итальянцев, финансовый гений среди громил.
Его худощавая фигура контрастировала с мускулистыми торсами окружающих, но все знали, что его влияние измеряется не физической силой, а способностью превращать грязные деньги в чистые. Очки в золотой оправе запотели от влажности, и он то и дело протирал их платком.
— Проблема глубже, чем кажется, — сказал Лански, его голос звучал тише остальных, но все мгновенно замолчали. — Чикагцы не просто переманивают наших союзников. Они создают альтернативную финансовую систему. Bank of Chicago, Midwest Investment Trust, у них появляется собственная банковская сеть.
Я сидел на нижней скамье, впитывая каждое слово. В этом мире информация стоила дороже золота, а возможность присутствовать на подобном совещании приравнивалась к получению инсайдерских данных на Wall Street. Пар обжигал легкие, но я старался не подавать виду дискомфорта. Показать слабость в присутствии этих людей означало потерять уважение навсегда.
— Мистер Стерлинг, — обратился ко мне Лучиано, — вы финансист. Как вы оцениваете угрозу от чикагской банковской сети?
Я медленно встал, чувствуя, как пот стекает по спине. Все взгляды прикованы ко мне, от моего ответа зависело не только мое положение в организации, но и дальнейшая стратегия Комиссии.
— Угроза вполне реальна, — начал я, выбирая слова с предельной осторожностью. — Если Нитти получит контроль над финансовыми потоками Среднего Запада, он сможет диктовать условия всем остальным. Железные дороги, нефтепереработка, сельское хозяйство, все это проходит через чикагские банки.
Анастасия сжал кулаки:
— Тогда едем в Чикаго и решаем вопрос по-старому. Двадцать стволов, и Нитти с его синдикатом превратятся в труп.
— Альберт, — остановил его Костелло, — времена изменились. Прямое насилие привлечет внимание федералов. Нам нужен более тонкий подход.
Я почувствовал, что настал момент представить свой план:
— Господа, у меня есть предложение. Вместо прямого противостояния с чикагцами, предлагаю столкнуть их с другими врагами.
Лански поднял голову, заинтересовавшись:
— Продолжайте.
— О’Брайен из Бостона недавно показал зубы, взорвав мою ячейку с припасами на черный день. В то же время он ненавидит итальянцев всей душой, — развивал я свою мысль. — Если он узнает, что Нитти планирует захватить бостонские доки, ирландцы объявят чикагцам войну. Пока они будут резаться друг с другом, мы получим передышку для укрепления позиций.
Профачи одобрительно кивнул:
— Ирландцы Южного Бостона настоящие бойцы. Если их правильно настроить против чикагцев, кровь польется рекой.
— А как подать информацию О’Брайену так, чтобы он поверил? — спросил Костелло.
Я задумался на мгновение. План, который формировался в моей голове, требовал точной координации и безупречного тайминга.
— У меня есть человек в Чикаго, собирающий данные о планах Нитти. Если чикагцы действительно планируют экспансию на восток, а судя по созданию синдиката, планируют, мы используем реальную информацию. Просто ускорим ее попадание к заинтересованным лицам.
Лучиано встал, его силуэт в клубах пара напоминал античную статую:
— Интересный план. Но что, если О’Брайен поймет, что его используют?
— Тогда у нас остается запасной вариант, — ответил я. — Тот самый, о котором говорил Анастасия. Если наша операция провалится, воспользуемся старыми проверенными методами. Но еще древние римляне говорили, разделяй и властвуй. Поэтому желательно оставить старые методы в резерве, — добавил я. — Основная ставка на конфликт между О’Брайеном и Нитти.
Лански снял очки и тщательно протер их:
— План имеет логику. Экономически выгоднее позволить врагам уничтожать друг друга, чем тратить собственные ресурсы на войну на два фронта.
Костелло поднялся с мраморной скамьи:
— Временные рамки?
— Две недели на подготовку, — ответил я. — К началу следующего месяца информация должна попасть к О’Брайену. Чем быстрее ирландцы поверят в угрозу, тем скорее начнут действовать.
Лучиано обвел взглядом всех присутствующих:
— Принято. Мистер Стерлинг, вы отвечаете за организацию утечки информации. Мейер, подготовьте финансовое обеспечение операции. Франк, используйте политические связи для давления на чикагские банки.
Пар в парилке начал рассеиваться, время подходило к концу.
Один за другим боссы направились к выходу, оставляя меня наедине с мыслями о грандиозной игре, которую мы затевали.
Война между Бостоном и Чикаго могла изменить расстановку сил во всем преступном мире Америки. Но цена ошибки оказалась бы слишком высокой, для всех участников этого смертельного танца.
Утро следующего дня встретило меня в офисе на Уолл-стрит холодным светом, проникающим через высокие окна. Вид на гавань открывался великолепный.
Серые воды Нью-Йоркского залива, паромы, снующие между Манхэттеном и Статен-Айлендом, а вдали силуэт Статуи Свободы. Но сейчас мне требовалась не свобода, а власть. Экономическая власть, способная остановить чикагские амбиции Нитти.
На полированной поверхности письменного стола разложены карты железнодорожных линий, банковские справки, списки европейских корреспондентов. Эллиотт Джонсон, мой финансовый директор, сидел в кожаном кресле напротив, его обычно безупречная прическа выглядела растрепанной после бессонной ночи. В руках он держал толстую папку с отчетами о европейских операциях.
— Мистер Стерлинг, ситуация хуже, чем мы предполагали, — сказал Эллиотт, открывая первый документ. — Credit Suisse заморозил переводы на общую сумму двести семьдесят тысяч долларов. Формальный повод — требование дополнительных гарантий от американских банков.
Маргарет Синклер, моя помощница по европейским делам, встала от телефонного аппарата Western Electric, который занимал угол стола. Этот новейший аппарат с поворотным диском позволял совершать международные звонки, хотя качество связи оставляло желать лучшего. На ее лице читалось беспокойство.
— Сэр, я только что говорила с лондонским филиалом London County Bank. Они ужесточают условия для всех американских клиентов. Процентные ставки выросли на два пункта, требуют залогового обеспечения в размере ста тридцати процентов от суммы кредита.
Я поднялся и подошел к карте Северной Америки, висевшей на стене. Красные нити соединяли основные города — Нью-Йорк, Бостон, Филадельфию, Чикаго, Детройт. Это экономические артерии континента, и чикагцы пытались перекрыть мне к ним доступ через европейские банки.
— Это безупречно организованная во времени и пространстве атака, — констатировал я, проводя пальцем по линии железной дороги Pennsylvania Railroad. — Кто-то убедил европейских банкиров, что наши американские операции представляют повышенный риск.
Эллиотт листал второй документ:
— Германские банки ведут себя аналогично. Deutsche Bank требует переоформления всех аккредитивов. Reichsbank отказывается принимать наши гарантии без поручительства правительства США.
— А французы? — спросил я.
— Credit Lyonnais пока держится, но их представитель намекнул на «изменение конъюнктуры» и необходимость «пересмотра условий сотрудничества», — ответила Маргарет, проверяя свои записи.
Я вернулся к столу и взял в руки красный карандаш Faber-Castell. План экономического противодействия формировался в голове по мере анализа ситуации. Если чикагцы хотят играть на глобальном уровне, им предстояло познакомиться с истинными возможностями международного капитала.
— Эллиотт, какова общая сумма наших вложений в европейские банки на текущую дату? — спросил я.
— Два миллиона четыреста тысяч долларов в различных формах — депозиты, акции, облигации, — ответил он, быстро перелистывая страницы. — Плюс кредитные линии на полтора миллиона.
— Отлично. Начинаем вывод средств, — принял я решение. — Но делаем это умно. Не массовое изъятие, а постепенное перемещение капитала в американские банки, дружественные нашей организации.
Маргарет подняла голову от блокнота:
— Это может спровоцировать банковскую панику в Европе. Суммы слишком большие для одномоментного изъятия.
— И отлично, — улыбнулся я. — Пусть европейские банкиры почувствуют, что значит терять крупных американских клиентов. Когда их прибыли начнут падать, они пересмотрят решение о поддержке чикагских операций.
Эллиотт записывал мои указания:
— В какой срок?
— Две недели на полное перемещение средств. Но параллельно запускаем вторую линию атаки, воздействие на транспортную систему.
Я встал и подошел к шкафу красного дерева, в котором хранились контракты с железнодорожными компаниями. Pennsylvania Railroad, Baltimore Ohio, New York Central, все крупнейшие линии Восточного побережья имели деловые отношения с моими финансовыми структурами.
— Маргарет, свяжитесь с президентом Pennsylvania Railroad. Скажите, что нам требуется приоритетное обслуживание грузов, направляющихся на восток. Любые задержки составов, идущих из Чикаго, будут компенсированы нашими дополнительными заказами.
— Это может нарушить договоренности с чикагскими грузоотправителями, — предупредила она.
— Именно этого мы и добиваемся, — ответил я. — Если товары Нитти будут застревать на железнодорожных станциях Огайо и Пенсильвании, его операции станут нерентабельными.
Эллиотт открыл третью папку:
— А что с политическими связями? У нас есть контакты в администрациях восточных штатов.
Я задумался. Политическое давление могло оказаться эффективнее чисто экономических мер. Губернаторы штатов обладали широкими полномочиями в области контроля за транспортом и торговлей.
— Свяжитесь с губернатором Пенсильвании. Предложите дополнительное финансирование программ модернизации дорог в обмен на усиление проверок грузовых перевозок из Среднего Запада. Формальный повод — борьба с контрабандой алкоголя.
— Умно, — одобрил Эллиотт. — Усиленные проверки замедлят движение чикагских товаров, но формально будут направлены против всех нарушителей закона.
В офис вошел курьер Western Union с телеграммой. Маргарет распечатала конверт и быстро просмотрела содержимое.
— Сообщение от Артура Престона, он сейчас в лондонском офисе, — сказала она. — Банк Англии рассматривает возможность ограничения валютных операций американских банков на территории Великобритании.
— Это уже серьезно, — нахмурился я. — Если Банк Англии введет ограничения, остальные европейские центральные банки последуют его примеру.
Эллиотт убрал документы в папку:
— Что будем делать?
Я подошел к сейфу Mosler Double Guard, встроенному в стену офиса. Тяжелая стальная дверь открылась после поворота комбинационного замка. Внутри хранились самые секретные документы: договоры, банковские гарантии, списки политических связей.
— Используем тяжелую артиллерию, — сказал я, доставая папку с надписью «European-American Investment Trust». — Переводим два миллиона долларов через швейцарские банки напрямую американским компаниям, работающим в Европе. Обходим британскую банковскую систему полностью.
— Это дорого, — предупредил Эллиотт. — Комиссии швейцарцев составят не менее сорока тысяч долларов.
— Сорок тысяч за возможность продемонстрировать независимость от британских банков — дешево, — ответил я. — К тому же, швейцарцы оценят наше доверие и могут предложить более выгодные условия для будущих операций.
Настенные часы Tiffany Co. показывали половину одиннадцатого. За окнами Уолл-стрит наполнялась обычной утренней суетой: клерки спешили в офисы, автомобили Buick и Chrysler медленно продвигались в плотном потоке, газетчики выкрикивали заголовки.
— Итак, план действий, — подвел я итоги. — Эллиотт организует вывод средств из европейских банков и переводы через швейцарские каналы. Маргарет координирует давление на железнодорожные компании и связывается с губернаторами восточных штатов. Я займусь политическими аспектами операции.
— Временные рамки? — уточнил Эллиотт.
— Полномасштабная атака начинается завтра. К концу недели чикагские операции должны почувствовать давление на всех направлениях: финансовом, логистическом, политическом.
Маргарет записала последние указания в блокнот:
— А если Нитти попытается ответить симметрично? У него тоже есть связи в банковском мире.
— Пусть попробует, — улыбнулся я. — У него есть несколько банков Среднего Запада. У нас весь финансовый истеблишмент Восточного побережья плюс европейские связи. Это неравная борьба, и Нитти это скоро поймет.
Телефонный звонок прервал обсуждение. Маргарет сняла трубку и выслушала сообщение.
— Мистер Стерлинг, звонят из Guaranty Trust Company. Президент банка просит о срочной встрече. Говорит, что речь идет о вопросах международной безопасности.
— Договоритесь на послеобеденное время, — ответил я. — Очевидно, наши действия уже начали производить эффект.
Экономическая война набирала обороты. Нитти хотел проверить силу нью-йоркского капитала, теперь он получит полную демонстрацию этой силы.
Стрелки настенных часов в моем пентхаусе на Парк-авеню приближались к одиннадцати вечера, когда я наконец позволил себе расслабиться.
День выдался изнурительным переговоры с банкирами, координация экономических атак против чикагцев, бесконечные совещания. Теперь я сидел в кожаном кресле у камина, потягивая французский коньяк Hennessy XO из хрустального снифтера Baccarat.
Огонь в камине потрескивал, отбрасывая золотистые блики на корешки книг в моей личной библиотеке. Том экономических трудов Адама Смита соседствовал с редким изданием «Искусством войны» Сунь-цзы, оба произведения оказались удивительно актуальными для современных реалий преступного мира. За высокими окнами простирался ночной Манхэттен, мерцающий огнями автомобильных фар и уличных фонарей.
Коньяк согревал, помогая забыть о напряжении последних недель. В голове уже складывались планы на завтрашний день. Встреча с президентом Pennsylvania Railroad, переговоры с европейскими банкирами, корректировка стратегии давления на чикагские операции. Казалось, все шло согласно задуманному сценарию.
Резкий телефонный звонок разорвал вечернюю тишину. Черный аппарат на мраморном столике возле кресла настойчиво требовал внимания. Я взглянул на циферблат часов, кто мог звонить в такое время? Поднял трубку.
— Стерлинг слушает.
— Босс, это О’Мэлли, — голос моего помощника звучал напряженно, сквозь статические помехи защищенной линии. — Извините за поздний звонок, но у нас серьезные проблемы.
Я мгновенно отставил снифтер и выпрямился в кресле. О’Мэлли никогда не звонил бы без крайней необходимости, особенно в столь поздний час.
— Что случилось, Патрик?
— Тело Томми Маккарти нашли час назад в Ист-Ривер, недалеко от Бруклинского моста, — О’Мэлли говорил сухо, профессионально, но я чувствовал скрытое волнение в его голосе. — Полиция пока классифицирует случай как утопление.
Новость ударила как молния. Томми Маккарти, наш лучший разведчик, человек, который должен был вернуться завтра с ценнейшей информацией о планах Нитти. Я поглядел на окно, за которым трепетали огни города, которые теперь казались менее дружелюбными.
— Официальная причина смерти? — спросил я, пытаясь сохранить самообладание.
— Утопление. Никаких видимых признаков насилия, — ответил О’Мэлли. — Тело нашел ночной сторож с парома «Стейтен-Айленд Ферри» около половины десятого. Вызвал речную полицию.
Я провел рукой по лицу, обдумывая последствия. Маккарти знал слишком много — о наших планах, о структуре организации, о европейских связях. Если его смерть не случайность…
— Патрик, ты сказал «официально утопление». А неофициально?
Пауза в телефонной трубке длилась несколько секунд. Я слышал, как О’Мэлли перелистывает страницы блокнота.
— Есть подозрительные детали, босс. Карманы вывернуты наизнанку, но кошелек на месте, деньги не тронуты. Наручных часов Longines, которые Томми никогда не снимал, не обнаружено. Ботинки зашнурованы туго, что странно для утопленника.
Я вернулся к камину, коньяк в бокале оставался нетронутым. Картина начинала проясняться, и выглядела она крайне неприятно.
— Что говорят наши источники в полиции?
— Детектив Коулман из 1-го участка сообщил интересные подробности, — продолжал О’Мэлли. — Тело находилось в воде не более четырех часов, судя по состоянию. А последний раз Томми видели живым около шести вечера возле доков на Фронт-стрит.
— С кем он встречался?
— Вот тут самое интересное, босс. Бармен из таверны «Якорь» на Саут-стрит рассказал, что Томми пил там с двумя незнакомцами. Описание соответствует людям из Чикаго: акцент Среднего Запада, дорогие костюмы, один носил пробу из белого золота.
Кольцо замкнулось. Чикагцы не просто обнаружили нашего шпиона, они его устранили. И сделали это достаточно профессионально, чтобы избежать подозрений полиции.
— Патрик, что нам известно о последнем задании Томми?
— Он работал в Чикаго под видом торгового представителя компании «Эри Шиппинг», — О’Мэлли цитировал по памяти. — Должен был выяснить планы Нитти по экспансии на восток и детали союза с Мэдденом. Последняя телеграмма пришла позавчера из Чикаго, в ней говорилось о «многообещающих контактах».
Смерть Маккарти меняла расстановку сил кардинальным образом.
— Какие еще подробности передал детектив?
— Коулман упомянул, что свидетель с соседнего причала видел, как троица, Томми и двое незнакомцев, около семи вечера направилась в сторону Бруклинского моста. Больше их никто не видел. Через три часа тело нашли в реке.
— А что с документами Томми? Удостоверение личности, записи?
— Все при нем, но блокнот пропал. Томми всегда носил с собой маленький записной блокнот в кожаном переплете. Его не нашли ни в карманах, ни рядом с телом.
Это окончательно убеждало меня в том, что смерть Маккарти не случайность. Чикагцы получили доступ к его записям, а значит, знали о наших планах гораздо больше, чем мы предполагали.
— Есть ли основания полагать, что чикагцы знают о связи Томми с нами?
— Пока неясно, босс. Документы «Эри Шиппинг» выдержали проверку, компания существует реально. Но если в блокноте были записи о наших операциях…
— Тогда нам нужно срочно менять все планы, — закончил я его мысль. — Операция по столкновению О’Брайена с Нитти может быть скомпрометирована.
За окном проехал автомобиль Packard, его фары осветили заснеженную Парк-авеню.
— Что предпринимаем, босс? — спросил О’Мэлли.
Я вернулся к креслу и взял снифтер. Но затем отставил в сторону. Сейчас мне требовалась максимальная концентрация.
— Во-первых, усиливаем охрану всех ключевых людей. Если чикагцы готовы убивать, значит, перчатки сняты. Во-вторых, ускоряем операцию с О’Брайеном. Чем быстрее ирландцы поверят в угрозу со стороны Нитти, тем раньше начнется конфликт.
— А если О’Брайен узнает, что информация исходит от нас?
— Тогда мы получим войну на два фронта, — честно признал я. — Но альтернатива хуже. Если Нитти закрепится на Восточном побережье, нам конец.
О’Мэлли молчал несколько секунд, обдумывая сказанное.
— Босс, есть еще одна деталь. Коулман сказал, что на причале, где нашли тело, кто-то оставил букет белых роз. Полиция посчитала это случайностью, но…
— Но белые розы — это традиционный знак мафиозного убийства, — закончил я. — Кто-то хотел, чтобы мы поняли, что это не несчастный случай.
Звонок завершился обещанием О’Мэлли предоставить дополнительную информацию утром. Я положил трубку и вернулся к камину. Огонь почти прогорел, остались только красные угли, похожие на глаза хищника в темноте.
Смерть Томми Маккарти означала, что война между Нью-Йорком и Чикаго перешла в новую фазу. Теперь ставкой стала не просто территория или деньги, ставкой стала жизнь. И Фрэнк Нитти только что показал, что готов играть по самым жестким правилам.
Я допил коньяк и поднялся с кресла. Смерть Томми нельзя оставлять безнаказанной. Чикагцы начали игру не по правилам, и теперь получат ответ в том же стиле.