Охотники за мифами

Глава 9

Пунцовые глаза демона влажно поблескивали среди ветвей. Вишневые губы растянулись в улыбке, снова обнажив черные гниющие зубы.

«Если не выберусь с этого дерева, я погиб».

Оцепенев от потрясения и ужаса, Оливер почувствовал, как им овладевает мрачная безысходность. Он больше не смотрел на своих товарищей — не мог позволить себе думать об их судьбе, когда его собственная жизнь висела на волоске.

— Баскомб, — произнес Аэрико, протягивая к нему лапу, словно хотел потрепать по щеке своими цепкими суставчатыми пальцами. — Такая фамилия значится в приказе о поимке… За твою жизнь назначено вознаграждение, знаешь? О, слухи распространяются так быстро! В этом деле стригам нет равных. А теперь, Баскомб, попробуем, каков ты на вкус.

Оливер утратил всякую способность мыслить. Животный страх вытеснил логику, и он отреагировал как волк, загнанный в ловушку. Боль его не волновала — только свобода. Оливер ухватил ветку над головой и начал яростно трясти ее, чтобы сбросить вишневого демона. Держась за ветку, как за якорь, он дернул руку, пытаясь оторвать пальцы от приросшей коры. Она приклеилась намертво, и при попытке освободиться кожу обожгло так, словно ее сдирали совсем.

Аэрико покрепче уцепился за ветки, на которых сидел, и посмеивался над усилиями Оливера.

— Нет-нет! Вы останетесь здесь до тех пор, пока я не получу свое вознаграждение. Вернее, большая часть вас…

Демон облизал свои отвратительные зубы длинным, тонким черным языком и схватил руку Оливера.

Оливер отпрянул. Пальцы демона вишни лишь скользнули по запястью, но там, где они коснулись кожи, мгновенно вспухли ярко-красные волдыри. Оливер понял, что демон играет с ним, не считая опасным — потому-то и напал в первую очередь на Приграничных.

Когда демон снова протянул к нему лапу, Оливер прокричал, как боевой клич, самые грязные ругательства, какие знал, и ринулся назад, одновременно отрывая руку от коры, которой зарастали его пальцы. Кожу резко ожгло, безымянный палец громко хрустнул. Боль охватила всю руку. Секунду он не мог думать ни о чем, кроме боли, и не сразу понял, что падает, летит на землю сквозь нижние ветви дерева, а листья, сучки, ягоды хлещут и царапают его на лету. Он с размаху налетел на толстую ветку, и та сломалась под мощным ударом и тяжестью. Хорошо еще, парка смягчила боль от столкновения.

Оливер навзничь упал на твердую почву островка и застонал — он приземлился на ружье, с которым так и не расстался. Приземление чуть не вышибло из него дух. Он судорожно пытался вздохнуть; лицо пылало от боли и паники, а спина и плечо ныли так, словно его приложили бейсбольной битой. Высоко над головой послышался лай Кицунэ. Боль и ужас прорезала искорка облегчения: она жива. Зажатая ветками, лиса не могла трансформироваться, иначе ее просто раздавило бы насмерть. Но вишня еще не убила ее — по крайней мере, пока.

— О, мистер Баскомб! Вы хотите поиграть! Ну что ж, сыграем.

Аэрико не спеша спускался к нему по веткам.

Оливер не отрывал взгляда от приближающегося демона. Боль в сломанном пальце волнами разливалась по руке. Пытаясь прийти в себя, он жадно втягивал воздух. Спина зверски болела: Оливер боялся, что сломал позвоночник и не сможет встать. Придется тогда лежать на земле, словно падаль в ожидании стервятника.

Не считая тех случаев, когда он играл героев на сцене, — и, возможно, именно поэтому ему так нравилось лицедействовать, — Оливер Баскомб никогда не был героем. Ни в жизни, ни даже в собственных мыслях. Он тщательно избегал любых конфликтов. Но сейчас смерть пугала его больше, чем борьба.

Он перекатился на бок и, шатаясь, встал на ноги, несмотря на резкую боль в мышцах спины. Отступил на несколько нетвердых шагов, не спуская глаз с вишневого дерева, перевесил ружье на грудь. Аэрико тихо засмеялся своим противным, липким смехом и слетел к самым нижним ветвям вишневого дерева. Рванув молнию, Оливер вытащил оружие. В чехле лежали запасные патроны, но, конечно, рассчитывать он мог только на те, что в магазине, — демон не даст ему второго шанса. Он бросил чехол на землю и вскинул ружье.

Аэрико спрыгнул с вишни. Оливер прицелился и выстрелил. Грохот разнесся по островку, отскочил от камней моста, эхом пошел по реке. Разлетелись листья, плоды, сломалась и повисла ветка. Но демон не стал нападать на Оливера. Ветви соседней вишни закачались, и внутри у Оливера все сжалось: Аэрико перепрыгивал с дерева на дерево не хуже белки-летяги.

— Черт, — прошептал он, пятясь подальше от вишневых деревьев.

«Этот демон не любит прямых солнечных лучей…»

В магазине оставался еще один патрон.

Оливер поводил стволом из стороны в сторону, пытаясь обнаружить Аэрико. Он прекрасно сознавал, как ничтожна его надежда. Природный камуфляж, текстура и окраска кожи отлично скрывали демона, лишь движение веток могло его выдать… Но как только Оливер замечал колыхание веток и присматривался, демон уже был в другом месте.

Оливер побежал.

Но Аэрико оказался прав. Бежать здесь было действительно некуда. Оливер метнулся под яблони, проскользнул мимо свисающих с веток груш и спелых нектаринов, чей сладкий запах в иное время восхитил бы его, а теперь лишь вызвал тошноту. На бегу он лихорадочно крутил головой, желая убедиться, что демон не готовит ему сюрприза, не преследует по пятам.

Потом он чуть не упал в реку. Вылетев на берег между двумя грушевыми деревьями, Оливер почувствовал, как нога соскользнула в воду, и мощное течение тут же потянуло его за собой. Замахав руками, в одной из которых сжимал ружье, он чудом восстановил равновесие. Резко развернулся, не сомневаясь, что Аэрико наверняка воспользуется моментом, чтобы напасть сзади, и крепко перехватил ружье, ударившись сломанным безымянным пальцем левой руки. Его пронзила такая боль, что он заскрипел зубами, проклиная собственную глупость.

Оливер дышал через нос, стараясь успокоиться и не обращать внимания на боль. Но он не мог не обратить внимания на иронию: пострадал именно тот палец, на котором должно было появиться обручальное кольцо. Оливер был не из тех, кто придает таким вещам вселенское значение, но невольно подумал об этом.

Правая рука дрожала от желания нажать на курок и всадить пулю в тело вишневого демона.

Солнце светило ему в спину. Мимо неслась река. На каменном мосту не было ни следа армии. Откуда-то из сада донеслись крики Кицунэ — она по-лисьи кричала от боли. Перед глазами Оливера вспыхнул образ зимнего человека, пронзенного насквозь ветками вишни в цветах и кровавых ягодах.

Вдруг справа от него, в тени моста, качнулись ветви деревьев и зашуршали листья.

Оливер вскинул ружье и согнул палец на курке. Он был уверен, что видит демона, скорчившегося на дереве, как паук, и чуть было не выстрелил, но усилием воли сдержался. У него оставался только один шанс. Один-единственный.

Полный муки голос Кицунэ стал гораздо явственнее. Оливер вздрогнул. У него и мысли не возникало бросить друзей, оставить их умирать. Он только хотел спастись сам, убить демона, а потом уже найти способ их выручить. Но невыносимо было слышать ее крики и даже не пытаться помочь.

Спиной к воде, не отводя прицела от ветвей, Оливер побежал вдоль берега так быстро, как только мог, огибая островок по периметру. Он спотыкался об корни и несколько раз ступил ногой в воду — деревья росли у самой кромки. Он преодолел примерно треть пути, но Аэрико словно след простыл.

Кицунэ кричала.

«Может, все-таки вернуться к ним? Что, если он убивает их, прямо сейчас! Убивает Кицунэ… А Фрост, наверное, уже…»

Он не стал додумывать эту мысль и остановился, тяжело дыша. Заглушенная адреналином боль чуть отступила. Можно спрыгнуть в воду и отдаться течению. Вдруг удастся выбраться на берег где-нибудь ниже по реке… А может, он сумеет перебежать на ту сторону острова и забраться по дереву на каменную ограду моста, прежде чем демон успеет схватить его. Но и в том и в другом случае он останется здесь, за Завесой, один-одинешенек, а охотиться за ним будут все — и армия, и простые граждане, привлеченные обещанным за голову Вторгшегося вознаграждением. Без своих спутников — нет, своих друзей! — ему не выжить.

У Оливера имелись и другие, более благородные причины не бросать Фроста с Кицунэ в беде, но для того, чтобы спасти свою жизнь, оставался единственный способ.

Он внимательно оглядел ветви ближайших деревьев — яблонь, груш, персиков. Все спокойно. Над островом и мостом высоко в небе летела стая птиц. Ни намека на присутствие Аэрико.

Оливер не колебался больше ни минуты. Он взял ружье наперевес и побежал прямо в гущу деревьев, ныряя под ветки, огибая толстенные стволы яблонь, — прямо к мосту, где росли три огромные вишни, те самые. Кожа на левой руке горела. Места, ободранные корой, стали ярко-красными. Правое запястье покрывали волдыри — след от прикосновения демона. Но руки слушались и не дрожали. На бегу Оливер осматривал ветки над головой, обводил взглядом сад.

Впереди открылась маленькая полянка. Пятно солнечного света. А за поляной, сквозь переплетение грушевых веток, Оливер увидел вишни-великаны. Кровь гулко застучала в висках. У него перехватило дыхание, в горле встал колючий комок. Тот человек, каким Оливер был всегда, не узнал бы себя в этом парне, мчащемся среди деревьев. Голос, в котором он узнал свой собственный, профессиональный голос адвоката Оливера Баскомба, кричал ему: не сходи с ума, беги скорее и уповай на чудо! Но голос сердца, а теперь и разума — голос человека, которым он был на сцене, — заглушал упреки адвоката. Его без труда услышали бы даже зрители на галерке. Застенчивому, робкому Оливеру в этом мире не было места. Здесь он должен был стать таким, каким всегда мечтал стать, но никогда не верил, что сможет…

…или умереть.

Справа на дереве зашуршали листья, хрустнула ветка. Он нацелил ружье и отступил влево, проламывая заросли молодых яблонь. Повернулся, чтобы снова бежать вперед, к вишням, где были друзья…

И вдруг прямо перед ним, в ветвях яблони, возникла какая-то фигура. Времени для раздумий не оставалось. Оливер выстрелил, пробив большую дыру в груди твари, сидевшей на яблоне.

Но тварь не шевельнулась. Дерево закачалось, а существо осталось на прежнем месте. Ветки держали его за руки, за ноги, пронзая горло, глаза и рот. И Оливер увидел, что к отверстию от пули, появившемуся в груди мертвого человека, уже тянутся веточки, и прямо на ране распускается яблоневый цвет.

На плече покойника висела коричневая кожаная сумка. Человек был выше любого из людей, которых видел Оливер на своем веку, но все же он был человеком. В момент смерти его пальцы сжались в кулак, а теперь, когда ветки терзали плоть, пальцы начали разгибаться, и кулак слегка разжался.

Оттуда сыпались яблочные косточки.

Это о нем говорил Аэрико. О Яблочном Семечке.

Джонни Яблочное Семечко.

Джонни поймали не Охотники за мифами. Его убил демон вишневого дерева — возможно, желая подольститься к Охотникам.

Оливер отшатнулся. С дерева за спиной послышался знакомый липкий смех. Он обернулся, но слишком поздно.

Демон атаковал.

Если Киттеридж был сентиментальным сном Нормана Рокуэлла, новоанглийским городком, словно предвещавшим новую эру чистейших образцов американской мечты, то Коттингсли сам являлся источником рокуэлловских страстей, воплощением той эры и чистейшим образцом. Киттеридж оригинальничал, оставаясь при этом абсолютно современным городом двадцать первого века, укомплектованным, как полагается, кофейнями «Starbucks» и интернет-кафе. Поездка же в Коттингсли стала путешествием во времени. Назад, в прошлое.

До Рождества оставалось двенадцать дней. Крыши домов, деревья и лужайки покрывал хрустящий белый снег. Городок вызвал в душе Теда Холливэлла старые-старые воспоминания. Какой бы суровый имидж ни поддерживал детектив сейчас, в глубине души он по-прежнему оставался маленьким мальчиком, выросшим в городке, так похожем на этот. На каждом уличном фонаре здесь висел праздничный венок, на окнах каждого дома — рождественские гирлянды. Дети играли в снежки во дворе школы, выстроенной из красного кирпича. Проезжая по центру города, мимо старой железнодорожной станции и парка с открытым катком, Тед увидел супружескую пару, увешанную пакетами и коробками с рождественскими подарками. Они неспешно шествовали по тротуару, и на мужчине была старомодная шляпа — точно такая, какую любил носить его дядя Бад.

«Живут, словно в снежном глобусе[23]», — подумал Тед.

Он не сомневался, что если бы приехал сюда летом, то увидел бы детей в аккуратной простой одежде, играющих в мяч на пустыре или в бейсбол на школьном дворе. По субботним вечерам на эстраде в парке играл бы струнно-духовой оркестрик, по аллеям гуляли толпы людей с воздушными шарами и мороженым, и может быть, даже запускали бы фейерверки. Поездка в Коттингсли взбудоражила Холливэлла, задев ту струнку его души, которая давно уже не звучала. К наслаждению примешивалась горечь, но он радовался, что приехал сюда. Предыдущий визит в Коттингсли не вызвал у него подобных чувств, но тогда он был моложе, и с ним приезжали жена и дочь. Тогда он был не один.

И как ни странно, в этом местечке, словно застрявшем в прошлом, где Тед никого не знал, он впервые за многие годы почувствовал себя не так одиноко.

Потом он увидел голубой стеклянный шар на посту перед полицейским участком, и ощущение радости бытия, навеянное Коттингсли, сразу улетучилось. Этот городок, как и все прочие города на земле, уже осквернило насилие. Если когда-то он и был мечтой о другой эпохе, или казался ею на первый взгляд, — те времена давно прошли. Всякие остатки невинности, которые пытался сохранить Коттингсли, исчезли после жуткого убийства Алисы Сент-Джон, случившегося на глазах у множества людей.

Холливэлл припарковался у полицейского участка и поставил на приборную доску за ветровым стеклом табличку с надписью: «Управление шерифа, округ Уэссекс». Покинув теплый салон автомобиля, он поежился и застегнул молнию на куртке. Всего пара часов езды к северу от привычных мест, а уже заметно холоднее.

«Или, может, ты просто стареешь, Тед? Стареешь с каждым часом…»

За конторкой сидела милая рыжеволосая девушка, почти подросток. Когда Тед вошел, она подняла взгляд от книги и вежливо улыбнулась. Холливэлл подумал, что ей никак не меньше восемнадцати лет, раз она здесь работает — ведь для этого надо было окончить среднюю школу, — но на восемнадцать она совсем не тянула.

— Что вам угодно, сэр?

Он почти неосознанным жестом коснулся портупеи и вытащил полицейское удостоверение:

— Добрый день. Я детектив Холливэлл. У меня назначена встреча с детективом Анджером.

Она снова улыбнулась, тепло и ласково. Наверное, немало мальчишек согласилось бы отдать богу душу, лишь бы эти глаза взглянули на них вот так. И хотя Тед был хмурым и ворчливым стариком, да и вообще годился девушке в отцы, он не мог представить себе, чтобы какой-нибудь мужчина был способен устоять перед ее улыбкой.

Девушка нажала кнопку внутренней связи на своем столе.

— Папа, — сказала она, — приехал детектив Холливэлл из Управления шерифа округа Уэссекс.

— Спасибо, Сара, — послышался трескучий голос. — Отправь его сюда, хорошо? Впрочем, нет, я сейчас сам выйду.

Холливэлл поднял брови:

— Детектив — ваш отец?

Сара Анджер посмотрела на него слегка неуверенно, словно опасаясь неодобрения.

— Да, — произнесла она, и прозвучало это как «Ну и что?».

— Должно быть, ему приятно, что вы всегда рядом, — сказал Холливэлл, не подумав. Просто озвучил свою инстинктивную реакцию.

Слова эхом отозвались в его душе. Он засунул руки глубоко в карманы куртки и сделал долгий-предолгий выдох. Как будто сдулся воздушный шарик. Он старался не подсчитывать дни, прошедшие со времени последней встречи с дочкой. С его Сарой. И то, что эта девочка оказалась тезкой дочери, наполнило Теда печалью. Девушка нахмурилась, видимо, почувствовав, что он огорчился, но ничего не сказала.

За ее спиной виднелась дверь, проделанная в стене из матового стекла, что делало помещение больше похожим на приемную юриста, чем на полицейский участок. В следующую минуту дверь распахнулась, и оттуда вышел человек — высокий, худой, с крючковатым носом и проницательным взглядом. У мужчины были тонкие белые усы и поредевшие седеющие волосы.

— Вы — Холливэлл? — спросил он, накидывая длинное шерстяное пальто.

Пальто тоже больше подходило юристу, нежели копу.

— Так точно. Детектив Анджер?

Анджер протянул ему руку, и Холливэлл потряс ее, думая о том, что этот человек сильно напоминает ему плохого парня из старого спагетти-вестерна[24].

— Рад вас видеть. Чуть позже у меня назначена еще одна встреча, поэтому давайте лучше сразу перейдем к делу, если не возражаете. Сейчас я провожу вас на место преступления, и мы все осмотрим, чтобы вы могли составить представление о том, как это произошло. Такой план вас устроит?

С момента своего появления этот человек ни секунды не стоял на месте. Застегивал пальто, проверял пистолет, словно ожидал вооруженного нападения сразу при выходе из участка. Не переставая говорить, подошел к конторке, за которой сидела его дочь, пробежал глазами несколько подготовленных ею бумаг. Не услышав немедленного ответа на свой последний вопрос, Анджер поднял на Холливэлла удивленный взгляд.

— Отлично, — сказал Холливэлл.

Детектив Анджер кивнул и положил бумаги обратно на стол. Потом наклонился, чтобы поцеловать дочку в лоб — это совсем не вязалось с его преувеличенно деловой манерой, — и Холливэлл понял, что этот крючконосый тип ему по душе. Анджер стянул со стоявшей у входной двери вешалки толстый шарф и шерстяную шапку (Холливэлл про себя позавидовал ему) и направился к выходу.

До захода солнца у них оставалось меньше часа. Сумерки уже начинали сгущаться. Пока они обходили полицейский участок и шли по улице к центру города, Холливэлл вкратце рассказал Анджеру об обстоятельствах убийства Макса Баскомба и исчезновения его детей.

— Что ж, по крайней мере, мы знаем, что Оливер Баскомб жив, — сказал детектив Анджер, скосив на Холливэлла маленькие голубые глазки. — Вернее, был жив вчера вечером.

— Нет никаких сомнений по поводу его идентификации свидетелями?

— Никаких. Трое разных ребят узнали его и сказали, что вечером видели этого человека в парке. С полдюжины людей, находившихся вчера на станции, тоже опознали фотографию. Офицерам, пытавшимся его догнать, не удалось подобраться ближе чем на двадцать футов, но старший, Морган Дьюбей, видел его вблизи. Это был Баскомб, и никто иной.

Дойдя до городской площади, они перешли дорогу у небольшого паба под названием «Две собаки». За парком, возле железнодорожной станции, дымили две большие трубы.

— Я, в общем-то, и не сомневался, учитывая способ, каким была убита девочка.

Анджер хмыкнул и опустил голову, глядя себе под ноги. Потом с прищуром посмотрел на Холливэлла:

— И что вы обо всем этом думаете? Дело рук сына Макса Баскомба? Помешался, сошел с ума? Или убегает от того, кто убил его отца и малютку Сент-Джон?

Тед Холливэлл потер руки и подышал на ладони, пытаясь согреться. Они шли по парку между высоких елей и сосен, мимо закрытой на зиму детской площадки, с которой убрали все качели, к открытому катку, все еще огороженному желтой полицейской лентой.

— В деле Баскомбов много странностей, — сказал он, не глядя на Анджера.

Ему не хотелось подыскивать слова, чтобы выразить свое замешательство по поводу необычного исчезновения сначала Оливера, а потом и Колетт. В обоих случаях оставалось совершенно неясно, как они покинули дом. А Оливер к тому же пропал в самый разгар метели.

— Но вы не думаете, что убийца — сын?

Анджер задал прямой вопрос. Холливэлл не мог уклониться от ответа.

— Я не считаю его убийцей. Но ничего нельзя знать наверняка, не так ли?

В разговоре возникла пауза: видимо, Анджер обдумывал его ответ, который Холливэлл намеренно сформулировал очень осторожно. Он был уверен, что второй детектив разделяет его колебания. Такую уж цену приходилось им обоим платить за свою работу: притупление слепой веры в человечность.

— Да, — согласился Анджер. — Думаю, вы правы.

Когда они приблизились к катку, за которым виднелась станция, Анджер остановился и указал на юг. В той стороне росло особенно много хвойных деревьев. Ели и сосны теснились вплотную друг к другу, образуя что-то вроде маленького леса в середине парка.

— Согласно показаниям детей, которые первыми увидели его, Баскомб вышел из гущи деревьев вместе с женщиной-азиаткой, одетой в меховую шубу с капюшоном.

Холливэлл нахмурился:

— Впервые слышу о ней.

Анджер пожал плечами:

— Запрос делали только на Баскомба… Но обратите внимание — все свидетели убийства Алисы Сент-Джон показывают, что убийца явился тем же путем. Некто в черном или сером плаще — прямо-таки воплощение самой Смерти — выскакивает из леса, хватает первого попавшегося ребенка, и…

Он поморщился и покачал головой:

— Бедная малышка! Моя жена работает воспитательницей в детском саду. Алиса ходила к ней в группу, лет шесть или семь назад. Хорошенькая, как цветочек.

Подробности убийства девочки содержались в предварительном отчете коронера, поэтому Холливэлл не стал настаивать на их повторении. Убийство было чудовищным. Малышке вырвали глаза, и смерть наступила в результате потери крови и травмы. Но кое-какие места в отчете Холливэлл хотел прояснить для себя, и некоторых вопросов избежать не мог.

— Мне очень жаль, детектив. Случай просто кошмарный.

Анджер мрачно кивнул.

— В предварительном отчете сказано, что ее глаза следователи не нашли. Они все еще…

— Ни следа, — с отвращением в голосе произнес Анджер. — Представляете? Этот тип убивает ребенка у всех на виду, калечит ее вот так вот… а глаза забирает в качестве трофея? Не представляю себе человека, способного на такое.

Холливэлл направился к катку. Он не стал нырять под полицейскую ленту, чтобы осмотреть каток. Там не было ничего, кроме льда. Свежевыпавший снег скрыл и следы крови, и разметку положения трупа, сделанную местной полицией. Сейчас уже ничего не напоминало о случившемся, кроме желтой ленты. Но Тед все равно не мог оторвать взгляда от точки на льду, где, как он представлял себе, все и произошло. Двое детишек лепили из снега ангелов не далее чем в тридцати ярдах от места происшествия, но других детей было не видать. Наверняка большинство родителей заперли отпрысков дома на всю неделю.

— Наши сотрудники находились в том конце парка, — продолжал Анджер, указывая на север. — Полицейские заметили, как Баскомб и та женщина разговаривали с детьми. Потом они вдвоем двинулись к станции, а один мальчик стал что-то кричать им вслед. Дети утверждают, якобы эта парочка что-то знала об убийстве Алисы. В общем, наши ребята что-то заподозрили и пошли к ним, хотели задать им пару вопросов. Тогда Баскомб с той женщиной побежали. Прямо на станцию.

Рассказывая, Анджер провел Холливэлла через дорожку, отделявшую парк от станции, и они начали подниматься по лестнице в здание вокзала. Пройдя его насквозь, вышли на платформу. Поездов видно не было.

— Этот поезд — приманка для туристов. Игрушечная железная дорога. Пассажирам разносят горячий шоколад, а те распевают рождественские гимны и делают вид, что едут на Северный полюс. Детишкам, конечно, нравится. А доходы идут на поддержание старых поездов. Да и сама станция содержится в приличном виде. Историческая достопримечательность. Чертовски жаль будет, если вместо нее понастроят магазинов.

Холливэлл кивнул:

— Очень красивый городок. Можно прожить тут всю жизнь, нисколько не заботясь обо всей ерунде, с которой остальной мир сталкивается каждый день.

Анджер рассмеялся:

— Надеюсь. — Он показал рукой на рельсы, за которыми не было ничего, кроме зимнего леса. — Поезд стоял здесь. Полицейские бежали за Баскомбом и той женщиной сквозь толпу. Подозреваемые спрыгнули с платформы, обогнули поезд спереди и побежали на ту сторону, в лес. Когда наши туда добрались, они уже исчезли.

Исчезли. Холливэлл не знал, как объяснить свои размышления Анджеру, поэтому оставил их при себе. Но сам он постоянно возвращался к одной и той же мысли. Убийца возникает ниоткуда. Высокий, приметный, бросается в глаза в своем плаще, или что там на нем было. Убивает девочку средь бела дня и каким-то образом умудряется бесследно исчезнуть. Потом появляется Баскомб с таинственной незнакомкой — и тоже словно бы ниоткуда. И так же исчезают. Можно было сколько угодно обвинять полицию Коттингсли в некомпетентности, но Холливэлл знал, что копы тут ни при чем. Один-два полицейских действительно могли опростоволоситься, но чтобы целое отделение не смогло выследить в собственном городе троих чужаков? Чужаков, у которых, очевидно, не было ни автомобиля, ни иного транспортного средства? Это казалось совершенно немыслимым.

«Но как же тогда? — спрашивал он себя раз за разом. — Как мог убийца, не говоря уже о Баскомбе, прибыть в Коттингсли и покинуть его незамеченным? Почти так же, как Оливер покинул родительский дом на Роуз-Ридж-лейн в Киттеридже…»

Эта часть головоломки у Холливэлла никак не складывалась.

Обхватив себя руками и почти стуча зубами от холода, он смотрел на заснеженный лес, начинавшийся прямо за станцией.

— Куда же они пошли?.. — спросил он, обращаясь, скорее, к самому себе.

— Сначала — на север, — ответил Анджер.

— Откуда вы знаете? — встрепенулся Холливэлл.

— Их видела компания охотников. Вернее, они видели женщину-азиатку в шубе. Из лисьего меха, как они утверждают. Она стащила у них из машины ружье с патронами и убежала в лес.

— Это новая информация, — сказал Холливэлл.

— Поступила всего несколько часов назад, — подтвердил Анджер.

— Позвольте, я угадаю… Они побежали за ней, а она исчезла в лесу?

Анджер кивнул.

— Проклятье! — пробормотал Холливэлл и почесал в затылке, не отрывая взгляда от леса.

— И… есть еще кое-что, — произнес Анджер.

Холливэлл повернулся к детективу, но тот старательно избегал его взгляда. Сцепив руки за спиной, он вглядывался в убегающие на юг рельсы, словно с минуты на минуту ожидал прибытия поезда.

— Да?

— Кое-что, чего не было в предварительном отчете. И… не появится в окончательном.

— Что-то не нравится мне это, — сказал Холливэлл.

Анджер по-прежнему притворялся, что высматривает поезд.

— Дежурные следователи, первыми осмотревшие место преступления, сообщили, что в глазницах Алисы… в глазницах жертвы содержалась некая субстанция. И коронер это подтвердил. Она… — Детектив покачал головой и выдохнул: — Ее туда каким-то образом поместили. При этом никто из свидетелей ничего не заметил. Я хочу сказать, все видели, как он покалечил ее… то есть как он вырвал у нее глаза. Но никто не заметил, чтобы он чем-то набивал пустые глазницы.

В его голосе звучала гулкая пустота, эхо которой впоследствии еще долго преследовало Теда Холливэлла.

— Так что же он туда положил? — спросил он.

Наконец Анджер повернулся и посмотрел прямо на Теда. Его ноздри раздувались от гнева — или от ужаса. Он произнес одно-единственное слово, морщась, словно от боли:

— Песок.

Запахло вишнями.

Демон, затаившийся на ветках над головой Оливера, со смехом накинулся на свою добычу. Ружье было разряжено, но Оливер инстинктивно вскинул его и двинул прикладом в морду Аэрико. Паучьими пальцами демон вцепился противнику в горло. Кожу словно обожгло. Оливер был уверен, что его шея покрылась такими же волдырями и ожогами, что и запястье, но не обращал внимания на боль. Приклад ружья разрубил вишневую кожу Аэрико. Под ней скрывалась все та же влажная, розоватая ягодная мякоть.

Визжа от боли, Аэрико упал на землю, но быстро развернулся, стоя на четвереньках, и оказался лицом к лицу с Оливером. Одной из своих невероятно длинных лап он зажимал рану. Розовые глазки пылали бешенством.

Вдруг демон снова засмеялся и опустил лапу. На месте раны уже распускались цветы вишни, заштопывая кожу. Значит, Аэрико способен к самоисцелению… Оливер вздрогнул, вспомнив, какая судьба постигла на вишневом дереве Фроста, представил себе ледяное тело, пронзенное копьями острых сучьев, раны, покрытые вишневым цветом.

«Здесь наверняка не обошлось без магии, это не просто раны. Ведь он — Джек Фрост, снежная буря в человеческом обличье…» Оливер вспомнил о ядовитом прикосновении демона. Наверняка все дело в нем. Аэрико каким-то образом обездвижил Кицунэ и зимнего человека, напав на них из засады. Сначала — их, потому что они представляли для него опасность. Были слишком могущественными, чтобы он осмелился сразиться с ними в открытую.

— Да ты трус, — сказал он, произнося вслух мысль, которая только что пришла к нему на ум.

Демон перестал смеяться. Стараясь держаться в тени, он снова начал приближаться к Оливеру. Осторожно косясь на ружье, которое Оливер превратил в дубинку, Аэрико готовился к новой атаке.

— Ты мне не нравишься, Баскомб, — презрительно произнес Аэрико, и запах спелой вишни усилился. — Я могу доверху заполнить тебя вишневыми косточками, моими семенами. Вот увидишь, сколько деревьев сможет вырасти из твоего тела… Их корни пронзят тебя насквозь, до самой земли… Я стану долго выращивать их, но не дам тебе умереть…

Оливера так измучила боль в сломанном пальце, боль от волдырей, ожогов, содранной кожи, ушибов на спине и плече, что страх отступил куда-то очень, очень далеко. Он отстранился от страха. Изнеможение и боль притупили все чувства, кроме злости и нетерпения.

Сквозь заросли он опять услышал, как скулит Кицунэ.

Взмахнув ружьем, как бейсбольной битой, он кивком поманил демона к себе. Будь Оливер человеком другого склада, он нашел бы какие-нибудь язвительные слова и ответил, как настоящий мачо. Но он просто хотел жить.

Аэрико подскочил к грушевому дереву и, вскинув длинные лапы, уцепился за нижние ветки. Вероятно, хотел вернуться на дерево, чтобы снова напасть из тенистой гущи ветвей. Удивляясь сам себе, Оливер ринулся вперед, чтобы не дать Аэрико такой возможности. Он поднял ружье…

Но ударить не успел.

В тот самый миг, когда демон попытался влезть на дерево, по земле словно прокатился шепот. Из нее стремительно полезли желтые и зеленые ростки. Корни деревьев обвили задние лапы Аэрико, вонзаясь в нежную вишневую плоть. Стебли кукурузы и пшеницы с сухим свистом прорывали почву, оплетали передние лапы и шею демона, захватывая Аэрико в сети. Он закричал и попытался вырваться, но его держали крепко.

Земля дрожала; словно из воздуха, появлялись высоченные кукурузные стебли и другие злаки — пшеница, ячмень, рожь. А посреди злаков возникло деревце, и вскоре стало ясно, что это яблоня. Пока вишневый демон жалобно хныкал, извиваясь в опутавших его сетях, дерево быстро росло и достигло человеческого роста.

Да это и был человек.

Оливер увидел, что у него есть лицо, а ветви — это руки. Человек-яблоня оторвал ствол от земли и пошел — вместо корней оказались ноги. Не глядя на Оливера, он прошел мимо него, шурша плодами и листьями, и остановился перед телом Джонни Яблочное Семечко, распятого на соседнем дереве.

Он плакал, и слезы его пахли свеженарезанными яблоками.

Стебли зерновых, внезапно выросших посреди лужайки и вокруг стволов деревьев в саду, встали так густо, что поначалу Оливер не заметил, что среди зарослей движутся и другие существа. Но потом колосья и ростки раздвинулись, и у Оливера перехватило дыхание: он увидел их. Волк, олень и еще одно существо, формой напоминающее человека, но целиком состоящее из зеленых листьев, какие бывают у кукурузных початков. Даже лицо у него было почти человеческим, вот только вместо глаз тоже были бледно-зеленые кукурузные листья.

Существо заговорило. Его голос прозвучал, как шорох ветра в стеблях кукурузы:

— Узри же богов Урожая.