Охотники за мифами

Глава 7

В последние годы сон неохотно гостил в доме Теда Холливэлла. То есть, конечно, он навещал Теда чуть чаще, чем дочь, но в общем старался не задерживаться. Нет, засыпал он довольно легко. Чаще всего — во время одиннадцатичасовых вечерних новостей, как раз между спортом и погодой. Но в половине третьего вдруг просыпался и смотрел в потолок или на пыльную занавеску, заслонявшую от него ночную тьму и мерцающие звезды. О том, что происходило в эти одинокие бессонные часы, он предпочитал не распространяться. По правде говоря, в эти предрассветные часы Холливэллу являлись призраки — фантомные тени людей, которые не умерли, но покинули его жизнь. «Призраки» жены и дочери гостили у него до самой зари. Он обводил комнату взглядом, и память порождала разные образы: вот Джоселина гладит белье перед телевизором, вот Сара прыгает на кровати, как на батуте, вот они с женой занимаются любовью, просыпаются рождественским утром, дружно занимаются генеральной весенней уборкой…

Когда начинало светать, ему порой удавалось подремать еще часок-другой, но в общем спал он обычно не больше четырех часов. Уже давным-давно Холливэлл понял, что его жилище населено привидениями, а главное среди них — он сам: дух, неприкаянно бродящий по коридорам. Да, он мало отличался от привидения. Иногда Тед чувствовал себя в доме как в ловушке, и ему казалось, что он обречен оставаться в нем вечно. Но бывали и такие дни, когда он вдруг чувствовал себя свободным и торопился как можно скорее покинуть этот дом.

Утром понедельника, на следующий день после того, как Теда Холливэлла посылали убивать время у Макса Баскомба, его разбудил звонок шерифа. Часы показывали самое начало девятого.

— Алло?

— Тед, это Джексон.

— Я не буду готов раньше двух, шериф.

В Управлении шерифа округа Уэссекс Тед Холливэлл чувствовал себя как дома. И вовсе не потому, что это было высококлассное и высокооплачиваемое место, — отнюдь нет. Просто настоящая работа с честными людьми, которые заботятся о соблюдении закона. Однако, как бы уютно он себя там ни чувствовал, обычно он не позволял себе так резко разговаривать с Джексоном Норрисом. Этот человек нанял Холливэлла и часто говорил, как благодарен Теду за то, что тот работает у него. Но это не сделало их ни братьями, ни даже друзьями.

Вчера Тед Холливэлл ради шерифа побывал на побегушках у Макса Баскомба, и это пришлось ему весьма не по вкусу. А то, что телефонный звонок разбудил его всего после нескольких часов сна, и вовсе вывело из себя. Но Джексон Норрис словно не заметил раздраженного тона Холливэлла.

— Я знаю, Тед. Прости, но вынужден сказать тебе, что нынче рабочий день опять придется начать спозаранку.

В его голосе прозвучало нечто, заставившее Холливэлла нахмуриться и сесть на постели:

— Что случилось?

— Макс Баскомб мертв. Убит. Ребята из Киттериджа уже выехали, но вроде бы и дочь тоже пропала…

Холливэлл чертыхнулся и потер переносицу. Обогреватель работал всю ночь, и теперь воздух в комнате стал таким сухим, что у Теда разболелась голова.

— Она — жертва? Или подозреваемая?

— Вот это я и прошу тебя выяснить, — ответил шериф.

— А полиция Киттериджа не сочтет, что мы перебегаем им дорогу?

— Не думай об этом, Тед. Мне уже дышат в затылок люди из фирмы Баскомба. У них создалось впечатление, что я им чем-то обязан — и, вполне может быть, так и есть. И я не могу позволить себе завести таких врагов. Я заверил Баскомба, что ты — лучший следователь в округе, и теперь они хотят, чтобы делом занялся ты. Да и что ребята из Киттериджа знают о работе детектива? Они способны разве что найти украденный велосипед или зафиксировать факт ночной кражи со взломом, дабы люди могли подать бумаги на получение страховки. Так что постарайся поспеть на место преступления раньше, чем они успеют испоганить все так, что ты уже не сможешь ничего обнаружить.

Возможно, доверительный тон был вполне искренним, но звучал довольно фальшиво. Тед был нужен шерифу, вот в чем дело. И даже если он действительно «лучший в округе», это весьма слабая похвала. Ведь далеко не в каждом полицейском управлении штата имеются Холмсы и Ватсоны, способные расследовать убийство.

— Еду, — сказал он и повесил трубку.

Двадцать две минуты спустя он уже мчался в Киттеридж. Кругом лежали сугробы футов по десять высотой, а те, что навалили снегоуборочные машины, — и того выше. Посреди парковки у супермаркета высилась настоящая белая гора. Как будто снег больше сваливать некуда. Кое-где тротуары расчистили, чтобы дети смогли попасть в школу. В других городках до сих пор с этим делом не справились.

Прибыв на Роуз-Ридж-лейн, Тед увидел, что проезд к дому Баскомбов перекрыт двумя полицейскими машинами. На посту стояли люди в форме. Тед знал только одного из них — широкоплечего, с бычьей шеей и стрижкой «ежиком» парня, которому куда больше подошла бы униформа рядового конной полиции. Звали его Джеймс Бонавентура, и был он племянником шефа полиции Киттериджа.

— Детектив Холливэлл, — сказал Бонавентура, когда Тед подъехал и показал в окно свое удостоверение.

— Привет, Джимми. Жуть что творится, а?

Коп мрачно кивнул.

— Я сам не видел. Но после того, что услышал, вряд ли захочу посмотреть.

Другой офицер следил за этим диалогом с любопытством и странным неодобрением. Но что бы ни говорили о соперничестве между местной полицией и Управлением шерифа, в дружелюбном тоне Теда не было никакой насмешки.

— Не хочешь ли меня пропустить?

Бонавентура улыбнулся:

— А с чего бы округу интересоваться этим делом?

Холливэлл не ответил на улыбку.

— Это мое дело, Джимми. Вчера я потратил весь день, разыскивая сына Баскомба. А теперь он сам стал жертвой. Прокурор федерального судебного округа и шериф Уэссекса хотят точно знать, что здесь произошло.

— Ладно, ладно. — Бонавентура поднял руку, призывая Теда не нервничать. — Не нужно качать передо мной права, детектив. Я просто малость пошутил. К тому же, думаю, шеф и сам вас ждет. Когда убивают таких людей, как Баскомб, многим хочется узнать, как именно это произошло и почему.

Они откатили машины в сторону, чтобы Тед мог проехать. И когда он добрался до дома, расположенного в самом конце проезда — длинного ущелья со стенами из высоких снежных сугробов, — шеф полиции Пейтон Бонавентура уже ждал его внизу. Холливэлл помахал ему, пристроившись в конце длинного ряда полицейских машин. Там стоял черный фургон службы медэкспертизы и одна гражданская машина — маленький спортивный «гео». Тед мог поклясться, что она не принадлежала никому по фамилии Баскомб.

Выбравшись из машины, Тед вдруг почувствовал приступ нелепой клаустрофобии. В этом было какое-то противоречие: ему стало хуже не в душной машине, а снаружи. Он сделал глубокий вдох и постарался стряхнуть с себя эту странную тяжесть, давящую напряженность момента. Стоял мороз, дул сильный ветер, но при этом сияло солнце, и небо сверкало чистой, по-зимнему свежей синевой. Он был просто обязан почувствовать облегчение от возможности размять ноги, подышать свежим воздухом. Но почему-то не чувствовал.

— Наверное, Джимми передал тебе по рации, что я еду? — спросил он у шефа полиции.

Пейтон Бонавентура хмуро ухмыльнулся:

— Угу. Хорошо хоть кто-то сообщил мне, что ты едешь.

Холливэлл глубоко вздохнул и посмотрел на шефа полиции так же хмуро:

— Вчера мне пришлось весь день вести себя вежливо и дипломатично с Максом Баскомбом и его «ребятами», Пейтон. Хотелось бы думать, что ты выше политики.

— В отличие от шерифа Норриса, — усмехнулся Бонавентура.

— Что, так и будем продолжать? — разочарованно спросил Холливэлл.

— Да нет. — Пейтон пожал плечами. — Просто лучше бы он сам приехал сюда. Пожалуйста, Тед, — проходи, осматривай все, что хочешь. Хотя я и не знаю, что там можно обнаружить. Здешний дворецкий, или как его, мистер Фридл, рассказал мне о несостоявшейся свадьбе и об исчезнувшем сыне. Сдается мне, сын вернулся. Может, сестра помогла ему, а может, он и ее прикончил, а тело выкинул куда подальше.

Холливэлл неопределенно кивнул:

— Похоже на то.

Но он совсем не был в этом уверен. Многие детали оставались для него непонятными, причем с того самого времени, как он впервые приехал сюда, на Роуз-Ридж-лейн, — вчера после обеда. Во-первых, Колетт Баскомб не сердилась на своего брата за то, что он бросил свою суженую у самого алтаря, — она боялась за него и ни капли не сомневалась в том, что он не мог просто сбежать, даже не объяснившись с невестой. Во-вторых — загадка с машиной Оливера Баскомба. Автомобиль по-прежнему стоял в гараже, и, учитывая снегопад, ни одна другая машина не могла бы приехать и забрать Баскомба-младшего. Поэтому, куда бы ни ушел Оливер, ушел он пешком. Если только кто-нибудь не поджидал его на Роуз-Ридж-лейн в самый разгар метели, когда замело все дороги, и не увез его. Но Холливэлл лично допросил всех друзей и остался ни с чем.

Да, задачка. Настоящая головоломка.

И теперь к ней добавилось несколько новых зловещих кусочков.

Шеф Бонавентура провел его в дом. В комнате слева от входа, той самой, где Холливэлл встречался вчера с Максом Баскомбом, пара следователей из полиции Киттериджа все еще допрашивала Фридла. Тед кивнул им в знак приветствия, но Фридл решил, что кивок адресован ему, и ответил на него полным надежды взглядом. Наверное, считал, что детектив шерифа спасет его от докучливых местных копов. Но он ошибался. Холливэлл был почти уверен в том, что все трое Баскомбов мертвы. А это автоматически заносит Фридла в список подозреваемых, какое бы алиби он ни представил.

Наверху они встретили Бекку Грин из отдела судебно-медицинской экспертизы: она продолжала свою работу в спальне убитого. Через открытую дверь Холливэлл с облегчением увидел и ее, и прикрытое тело жертвы. Именно отсюда должно начинаться настоящее расследование. И уж если кто-нибудь и может найти что-то важное, так это Бекка. Шеф полиции постучал по дверному косяку, и патологоанатом подняла голову, оторвавшись от своего занятия: она соскабливала с пола какую-то липкую дрянь.

— Что ж, отлично, вся банда в сборе! — Бекка устало улыбнулась.

Это была миниатюрная женщина, не более пяти футов ростом. Смуглая, с густыми черными волосами. По отдельности черты ее лица вроде бы не казались красивыми, но в целом создавалось очень привлекательное впечатление. Возможно, причиной был ум, поблескивающий в глазах, думал Холливэлл, или лукавство, сквозящее в насмешливой улыбке. Нет, в романтическом плане Бекка Грин нисколько не интересовала его — Тед полагал, что эта часть его жизни уже отмерла или, по крайней мере, отошла от дел, — но он чертовски восхищался ею.

— Вижу, ты оставила себе для компании мистера Баскомба, — как всегда грубовато произнес Холливэлл. Он высоко ценил Бекку Грин, но имидж необходимо поддерживать.

— Он потрясающий собеседник. Как и ты.

Шеф Бонавентура вздохнул:

— Вы бы шли устраивать шоу на дорогу.

— Труп захватить? — осведомилась Бекка. Но тут же посерьезнела и перешла на деловой тон. — Хочешь, я кратко изложу суть происшедшего?

Холливэлл кивнул:

— Пожалуйста.

Бекка повернулась и окинула взглядом комнату.

— Тут был посторонний. Шеф подтвердит, что замки не взломаны…

«Значит, убийца мог иметь при себе ключ», — подумал Холливэлл.

— Есть признаки непродолжительной борьбы, но не настоящей драки. Кто бы ни убил мистера Баскомба, он одолел его почти мгновенно. Убийце хватило силы удержать жертву на весу, предположительно одной рукой…

— Ого! Постой-ка! — Шеф полиции поднял руку, призывая Бекку остановиться. — С чего ты это взяла?

Но Холливэлл уже посмотрел и на пол, и на ковер. Он увидел пронумерованные отметки, оставленные Беккой, и быстро сообразил, как она пришла к таким выводам.

— Следы его ног на полу. Брызги крови на ковре и на паркете, — сказал он. Бекка кивнула в знак подтверждения. — Это говорит о том, где он находился. В момент смерти его ноги не стояли на ковре. Но, Бекка… Я встречался с Максом Баскомбом. Это был крупный мужчина. Не думаю, что я смог бы удержать его так дольше нескольких секунд. И то обеими руками. А уж одной…

Это означало, что Колетт можно вычеркивать из списка подозреваемых, равно как и Фридла. Но не Оливера. Холливэлл никогда не встречался с Оливером Баскомбом и не знал, насколько физически силен молодой адвокат.

— А как ты поняла, что он держал его только одной рукой? Почему ты так решила?

Бекка мрачно взглянула на него и подняла маленькую пробирку, которую только что запечатала, — с образцом, взятым ею с пола.

— Если не ошибаюсь, это остатки стекловидного тела. Из глаз жертвы. Преступник удерживал убитого на весу, одновременно вырывая ему глаза.

У Холливэлла зазвенело в ушах. Он стоял с открытым ртом и наверняка выглядел как полный идиот, но ничего не мог с этим поделать. Потом нахмурился и посмотрел мимо Бекки на толстое покрывало, скрывавшее труп. Потом Бекка принесет из фургона специальный мешок, в который упакуют тело.

Тед подошел к мертвому Максу Баскомбу, стараясь обходить места с маркерами, расставленными на месте улик, и сдернул покрывало.

Глаз не было. Вместо них зияли пустые глазницы, заполненные засохшей красно-черной кровью.

— Причина смерти — остановка сердца. Боль от ран вызвала сердечный приступ.

— А где глаза?

— Здесь их нет, — ответила Бекка.

Холливэлл выпустил из пальцев покрывало и глубоко вздохнул. Во что же он вляпался, черт побери? В мозгу лихорадочно прокручивались возможные варианты. Вчера вечером Тед склонялся к мысли, что Оливер Баскомб бросился с утеса прямо в разгар снежной бури — или, может, просто напился, вышел погулять и заблудился в снегу. Но теперь он не сомневался: дело обстояло совсем не так. Что, если Оливер вообще никуда не выходил? Что, если он спрятался, дожидаясь возможности сделать свое ужасное дело?! Кусочки мозаики не образовывали у него в голове единую картинку, но, по крайней мере, выстраивались в некоторую логическую цепочку. Рациональное объяснение — вот что сейчас совсем не помешало бы.

Но тут Холливэлл вспомнил взгляд Колетт Баскомб. Ее искренность. Ее уверенность в собственной правоте.

— А что сестра, Пейтон? — спросил он. — Никакого намека на криминал?

— Нет, — ответил Бонавентура. — Она просто исчезла.

Как и ее брат. Холливэлл почувствовал неприятное покалывание на границе сознания.

— И ее машина по-прежнему в гараже? Так?

Шеф полиции нахмурился и кивнул.

— Да. Но мы думаем, что девушка тоже стала жертвой, Тед. Никто не считает, что она уехала.

«Да, — подумал Тед. — Но и ее брат никуда не уезжал».

— А одежда? Она взяла с собой что-нибудь?

— Насколько мы можем судить, она была в банном халате.

Холливэлл смотрел на тело Макса Баскомба. У этого человека были власть, богатство и отменное здоровье. Да, Холливэлл считал его пронырливым сукиным сыном, но такой смерти никто не заслуживает.

— У вас есть фотографии и приметы Оливера и Колетт? — спросил он.

— Разослали по всему штату, — ответил шеф Бонавентура.

— Хорошо. Посмотрим, что будет дальше, — сказал Тед и медленно кивнул. — Я бы очень хотел поговорить с Оливером Баскомбом. Если он еще жив.

Он еще раз взглянул на тело, лежавшее на полу. И мог бы поклясться, что мертвец — даже накрытый покрывалом и лишенный глаз, — посмотрел на него в ответ.

Кицунэ почти не оставляла следов на снегу. Все утро, пока они шли строго на север, через лес, Оливер то и дело обращал на это внимание. Сам он плелся, постоянно проваливаясь чуть ли не по колено. Она же словно скользила поверху, оставляя лишь слабые, едва различимые отпечатки ног да порой задевая свежий белый покров полами мехового плаща.

От воспоминаний о полете на снежном урагане, в который превратился Фрост, у Оливера до сих пор захватывало дух. Зимний человек пугал его и в обычных условиях, когда менял форму своего тела и управлял, пусть в определенных пределах, влажностью воздуха. Однако зимой, в мороз его сила становилась просто исключительной. Фрост не был неуязвим — что и доказал Сокольничий. Но холод и снег делали его более чем грозным противником.

Нельзя сказать, что проявление могущества не стоило ему никаких усилий. Для того чтобы вызвать метель и спасти их, он потратил много сил. Но, к счастью, снежная погода и мороз быстро восстанавливали зимнего человека.

Много часов они брели по лесу — очевидно, государственному заповеднику какого-то штата. Более точно определить его местоположение Оливер не сумел. Вчера вечером ему не удалось узнать название городка, в котором они очутились. И все, что он мог сказать об их дислокации утром, — это что они постоянно идут на север, все время оставаясь в пределах заповедного леса.

Он понимал, что земли по ту сторону Завесы как-то соотносились с заповедным пространством по эту сторону: старым, не имеющим частных владельцев, не используемым людьми. Неиспорченным. Свободным. Таковыми являлись общественные парки, государственные леса, пустоши и, разумеется, океан. Эти свободные земли были неизъяснимым образом связаны с первозданностью магии, которая не только создала Завесу, но и питала все легендарные существа, жившие по другую сторону от нее.

С течением времени из-за алчного разрастания человечества таких земель оставалось все меньше и меньше. Оливер задавался вопросом, как это отражалось на жителях Двух Королевств, однако то был лишь один из тысяч вопросов, которые он хотел бы задать своим спутникам. Он надеялся, что сделает это постепенно и рано или поздно узнает все. Хватит ли ему времени — вот в чем заключался главный вопрос.

Они продолжали брести по снегу сквозь лес. И когда наконец вновь пересекли Завесу, Оливер очень хотел удостовериться в том, что они оказались достаточно далеко от замка Песочного человека.

Его мышцы горели от ходьбы по сугробам. Ноги вымокли и замерзли. Хотя ботинки были непромокаемыми, снег проникал в них сверху и таял внутри. Оливер удивлялся, как он вообще терпит такие неудобства. Детьми они с Колетт могли часами играть в снегу, на пронзительном ветру, в такую стужу, что рисковали всерьез обморозиться, — и не испытывали ни малейшего дискомфорта. Но, повзрослев, утратили свою детскую жизнестойкость. По крайней мере, так казалось Оливеру. Очевидно, он был сделан из более прочного материала, чем мог себе представить. Помогло, конечно, и то, что день выдался самым теплым за последние несколько недель — не ниже сорока пяти градусов[16], — а сквозь голые ветви деревьев и еловые лапы пробивались лучи солнца.

И все же снова очутиться в тепле казалось почти несбыточным чудом. В объятиях метели, вызванной зимним человеком, чтобы унести их от полиции, холод стал чем-то вечным и неизбывным. Сознание Оливера притихло и онемело, погружаясь во мрак. Фрост умчал Оливера и Кицунэ далеко в лес, но даже когда полет закончился, Оливеру понадобилось много времени, чтобы стряхнуть с себя ощущение холода, притупляющего мысли и чувства. На нем были теплые ботинки, но вот куртка осталась там, в озере, где он впервые пересек Завесу, а рубашка не защищала от воздействия стихии.

Кицунэ первой обнаружила домик. Ведь органы чувств у нее были совсем не человечьи.

Они двигались строго на север с того момента, как Оливер смог идти на своих двоих, и крадучись пробирались по лесу, пока не отошли подальше от городка. Тут Кицунэ начала принюхиваться и вскоре вывела их на берег небольшого озерка. Там стояло несколько охотничьих домиков. Лишь один из них был занят и при этом находился в полумиле от наиболее отдаленной из хижин — той, которую они выбрали.

Именно так Оливер и представлял себе настоящее деревенское жилище. С двумя дровяными печками и притом без всяких иных обогревателей, электричества и водопровода. Вместо плиты какой-то предприимчивый умелец установил за задней дверью барбекю-гриль с газовым баллоном.

Три комнаты. И все примитивно до ужаса.

Но там обнаружились постели, одеяла, а в кухонном шкафу — консервные банки с острой ветчиной и «СпагеттиОс». В комоде Оливер нашел несколько свитеров и две пары старых штанов, а в платяном шкафу в той же комнате — рваную зимнюю парку, которой было, наверное, лет тридцать. Когда Оливер напялил ее и оказалось, что она впору, он громко рассмеялся от удовольствия и облегчения.

На рассвете Кицунэ разбудила его. В тесном пространстве домика разливался чувственный запах мускуса. Нефритовые глаза светились в тусклом утреннем свете, сочившемся сквозь окна. Перекинулись парой незначащих фраз. Оливер позавтракал ветчиной, а пару банок «СпагеттиОс» — последние из запасов, что оставались в кухонном шкафу, — сунул в карман пахнущей плесенью парки, вместе с консервным ножом. Потом вышел через заднюю дверь и помочился в кустах, недоумевая, где же провел ночь Фрост. Затем они снова тронулись в путь.

Часы тянулись. Оливер по солнцу определил, что дело шло к полудню. Они тащились по снегу уже много миль — вернее, тащился он, а двое его спутников двигались без всяких усилий. Чуть позже, когда воздух стал теплее и снег начал подтаивать, Оливер снял парку и перебросил через плечо. Ногам по-прежнему было холодно, ступни совершенно закоченели, но лицо, руки и тело от движения согрелись.

Примерно каждый час они делали привал, чтобы Оливер мог перевести дыхание и немного отдохнуть, прислонившись к какому-нибудь дереву. Но его спутники не знали усталости. Ему хотелось понять, откуда они черпают свою энергию, но всякий раз собственные думы отвлекали его от вопросов, и он решил, что узнает все в свое время, когда они сами расскажут об этом.

Его преследовали воспоминания о доме. Запахи и звуки уютного старого особняка на Роуз-Ридж-лейн сопровождали его все время путешествия по лесам Северного Мэна. Поблескивая на солнце, тающий снег стекал с голых ветвей и сосновых иголок, а Оливер вспоминал, как обычно проводили декабрь обитатели дома возле океанского утеса, в Киттеридже. Мысленно он снова и снова возвращался в мамин салон, где сидел перед тем, как началась метель и появился зимний человек. Перед глазами сверкали рождественские огоньки, проплывали размытые, как на старинных коричневатых фотографиях, воспоминания о матери.

Как вышло, что эти воспоминания стали для него более важными, существенными и осязаемыми, нежели события последних двух дней? Тем не менее это случилось. Мир по ту сторону Завесы занял свое место в сознании Оливера, он принял его реальность. Несомненно, этот мир был фантастическим, но все, что он пережил там, нисколько не походило на сон. Он ощущал твердость земли под ногами, пробовал на ощупь все тамошние вещи: кору деревьев, песок в Песочном замке… И ветки царапали ему лицо, когда он шел сквозь лес.

Теперь он очутился в своем собственном мире. Реальном мире. Но и здесь по-прежнему оставался мишенью, добычей, словно сам являлся Приграничным и поэтому знал, что промедление увеличивает опасность. Оливеру не оставалось ничего другого, как идти вперед. Сожаление, страстное желание остаться в знакомом мире, который он знал и понимал, было острым и глубоким. И хотя Оливер наслаждался своей встречей с невероятным и сверхъестественным, вернувшись в знакомый мир, он начал колебаться.

Кроме того, теперь и этот мир стал каким-то нереальным. Оливеру чудилось, что все события вчерашнего вечера — с катком и железнодорожной станцией, убийством девочки и их побегом, а вернее, полетом от полиции — произошли с кем-то другим. Одно дело — пересечь Завесу и увидеть тамошние чудеса и совсем другое — брести декабрьским утром по северному лесу в компании экзотической женщины-оборотня и Джека Фроста.

Поэтому он так цеплялся за воспоминания о родном городке и доме, в котором вырос. Как бы далеко он ни был сейчас, они оставались последним оплотом реальности. И Оливер нуждался в них.

Чем дольше они шли, тем нереальнее казалось все вокруг. Недавний снегопад сделал лес поистине первозданным, а небо окрасил в чистейший голубой цвет. Краски были такими насыщенными, а воздух — таким чистым, что Оливеру подумалось: это и есть мир волшебства и мифов, и на деле между миром, который он знает, и тем, что скрывается за Завесой, не столь уж большая разница. Будто можно оказаться на другой стороне, просто скосив глаза или зайдя под особым углом за какое-нибудь старое дерево.

Он устал. Но остановиться его заставила отнюдь не боль в ногах. Кицунэ ушла довольно далеко вперед, так что он видел лишь ее силуэт, припавший к снегу, да отблеск солнца на ярком, красновато-рыжем мехе. В этот момент он не мог бы с точностью утверждать, в какой из своих ипостасей она находится — лисы или женщины, — но понимал, что это не имеет никакого значения.

Бледно-голубые глаза зимнего человека все утро казались ему ничего не выражающими. Но теперь Фрост, видимо, почувствовал, что Оливер не просто устал. Он склонил голову и внимательно посмотрел на своего друга. Сосульки волос, свесившись набок, сыграли странную декабрьскую мелодию.

«На своего друга. Друг. Какое странное слово. Не знаю, действительно ли мы с Фростом — друзья, — подумал Оливер. — Быть может, лишь долг чести удерживает зимнего человека на моей стороне?»

Он предпочел не искать ответа на этот вопрос.

— Как ты? — спросил Фрост.

Бросив парку на снег, Оливер прислонился к ближайшему дереву и уперся затылком в шершавую кору. Вопрос был весьма общим, а количество возможных ответов — бесконечным. Но он знал, что Фрост спрашивает не просто о самочувствии.

— Наверное, скоро мне понадобится более длительный привал, — сознался он, потирая ладонями поросль на щеках: это помогало ему отрешиться от грез и вернуться к реальности.

— Безопаснее пройти сквозь Завесу сейчас, — ответствовал зимний человек. — На той стороне теплее. Охотники уже наверняка добрались до городка, в который мы заходили вчера вечером. Скоро они будут здесь. Если Сокольничий среди них, им не составит труда нас выследить. И если нам придется сделать более-менее длительный привал, пусть уж лучше это произойдет по ту сторону Завесы.

Когда солнечный свет падал на него под особым углом, Фрост становился почти прозрачным. Оливер с трудом оторвал взгляд от этой красоты.

— Звучит логично, — произнес он, но мысли витали где-то далеко.

Нахмурившись, он взъерошил волосы, сжал ладонями виски. Память настойчиво возвращала его к тому катку, где была убита девочка. Перед глазами плясала желтая полицейская лента, отсекавшая каток от остального парка.

— Что тебя беспокоит, Оливер?

Он глянул на Фроста:

— Сейчас?

Зимний человек кивнул.

— Песочный человек. — Оливер испытующе посмотрел на спутника. — Он где-то здесь. Вчера вечером он убил маленькую девочку. И полицейские не узнают, кто это сделал. Не смогут узнать. Они даже не представляют, с кем имеют дело.

Фрост глубоко втянул воздух, выдохнул струйку холодного тумана.

— Понимаю. Тебе кажется, что ты каким-то образом отвечаешь за все это, потому что знаешь, кто убийца. Чувствуешь себя обязанным остаться. Помочь.

— Что-то в этом роде.

— Но ты прекрасно понимаешь, что полиция ничему не поверит. А встанешь на пути Песочного человека — он просто вырвет тебе глаза. Охотники и без того ищут тебя, ты же знаешь.

Оливер снова стукнулся головой об дерево.

— Да. Но мне кажется, что это неправильно. Речь идет о детях. Будут еще жертвы.

— Возможно, — согласился Фрост, глядя на него ясными, безжалостными голубыми глазами. — Но почему ты думаешь, что Песочный человек останется в этом мире? Он очень долго находился в плену. И теперь предсказать его действия невозможно. Даже если он действительно останется по эту сторону Завесы, то вряд ли задержится в этом районе. Будь мы свободны, я отправился бы искать его вместе с тобой. Может, так и случится, потом. Но сейчас нам надо направить все силы на то, чтобы отвести дамоклов меч, висящий над нашими головами.

Оливер не знал, о каком мече идет речь, но понял, что хотел сказать Фрост. Он не слишком охотно кивнул:

— Ясно. Я не питал иллюзий насчет того, что у нас есть хоть какой-то выбор. Но от этого не легче.

Они замолчали, и лишь звуки капели нарушали тишину. Оливер изо всех сил старался не думать о том, как им удастся найти профессора Кёнига и жив ли еще старик, а еще о том, сможет ли профессор помочь ему, если они все-таки его найдут. Позволь он себе размышлять об этом, неизбежно начал бы задаваться удручающими вопросами, а впасть в удрученное состояние было сейчас крайне опасно.

— Ну ладно, — сказал он, оторвавшись от дерева и наклонившись за своей паркой, карманы которой оттягивали две банки «СпагеттиОс». — Идем?

Зимний человек задумчиво кивнул и огляделся по сторонам в поисках Кицунэ. Оливер последовал его примеру, автоматически посмотрев туда, где видел спутницу в последний раз. Но ее и след простыл.

Оливер сделал шаг, с тревогой глядя на Фроста. Зимний человек присоединился к нему, и они вместе побежали по тающему снегу, меж деревьев, следуя тем же путем, которым недавно прошла Кицунэ. Но через тридцать или сорок ярдов Оливер поднял руку, останавливая зимнего человека.

— Тсс, — прошептал он.

Фрост нахмурился, потрескивая ледяными морщинками на лбу:

— Что?

— Шум двигателей. Где-то неподалеку дорога.

Внезапно в небе прогремел и эхом разнесся между деревьев ружейный выстрел. Что-то промчалось по снегу слева от них, невидимое за упавшим кленом, покрывшимся за много лет горою мха и прелых листьев. Оливер не удивился бы, обнаружив над мертвым деревом порхающих пери.

Вслед за выстрелом раздался хриплый смех, а потом гиканье и свист.

— Охотники, — ветром прошелестел голос зимнего человека.

Оливер знал, что он имеет в виду не Охотников за мифами. Долетевшие до них голоса были абсолютно человеческими, к тому же невозможным казалось представить Сокольничего или кирата с ружьем. Стоял декабрь, и лес наверняка заполонило множество людей, мечтающих о белохвостом олене, но готовых согласиться и на пару зайцев-беляков или койота, если больше ничего не попадется. Пока Оливер рос, Макс Баскомб несколько раз отправлялся в отпуск поохотиться, но сына с собой никогда не брал. И хотя Оливера раздражал сам принцип охоты ради спортивного интереса, он с удовольствием пошел бы с отцом, если бы тот его пригласил. Ради того, чтобы старик заметил его, он даже мог попытаться кого-нибудь пристрелить. Он бы очень старался. Чтобы старик мог гордиться им.

Оливер не удивился тому, что в лес этим утром пришли охотники. Но их присутствие было весьма нежелательно по многим причинам, и не в последнюю очередь — потому, что ассоциации с охотой вызвали горечь у него в горле.

— Нам надо найти Кицунэ, — шепнул Фрост, и они стали пробираться между деревьев, скрываясь за стволами по мере возможности.

— Я уверен, она почуяла их намного раньше, чем они смогли бы заметить ее, — сказал Оливер.

Наверное, так оно и было, но он все равно волновался.

Судя по шуму, производимому охотниками, Оливер решил, что они уже настреляли достаточно и собираются домой. Они с Фростом как можно тише ступали по снегу, прячась за разлапистыми елями, приближаясь к небольшой горке, откуда и доносился шум проезжающих время от времени по дороге машин. Примерно в сотне ярдов от того места, где они услышали выстрел, показалась рукотворная снежная насыпь.

Голоса охотников раздавались как раз за ней. Они добродушно подшучивали друг над другом, потом кто-то из них громко рыгнул, и через насыпь полетела пустая бутылка из-под пива. Фрост презрительно посмотрел на бутылку и подошел ближе, бесшумно ступая по снегу.

«Ну конечно. Он же чертов Джек Фрост».

Оливер последовал за товарищем, изо всех сил стараясь двигаться так же тихо и ловко. К счастью, тающий снег не скрипел под ногами. И вскоре Оливер уже лежал рядом с Фростом на вершине насыпи, подползая к самому краю, чтобы посмотреть вниз.

Там проходила узкая мощеная дорожка, а всего в нескольких сотнях футов за ней — относительно оживленное шоссе с двусторонним движением. По шоссе машины пролетали со свистом, разбрызгивая снежную слякоть. На маленькой круглой площадке в конце мощеной дорожки стояли две машины: старенький джип «чероки» и блестящий, новехонький «Форд-F250» вишневого цвета с приделанным спереди снегоочистителем. Охотники расчистили боковую дорожку сами. Их было четверо, все — в обязательных оранжевых жилетах. Отправляясь рано утром в лес, они, конечно, не забыли надеть теплые куртки и шапки, которые теперь поснимали.

В багажнике пикапа лежал убитый белохвостый олень. С вершины насыпи можно было разглядеть и связку мертвых зайцев. «Интересно, кому из четверых удалось завалить оленя?»

Трое мужчин собрались между машинами и пили пиво, вынимая бутылки из огромного переносного холодильника. Один из них, парень лет тридцати, обладатель густых кудрявых волос цвета ржавчины и не менее чем сорока фунтов лишнего веса, курил марихуану. Сладковатый запах только теперь достиг ноздрей Оливера. Рыжий сделал длинную затяжку и передал косяк другому парню — скорее всего, своему брату, так похожи они были. Второй брат выглядел гораздо более подтянутым, с короткой стрижкой, как у солдата. Братья будто сошли с фотографий «До» и «После» из рекламы какого-нибудь средства для похудения. Третий мужчина сидел на холодильнике, потягивал пиво и смеялся над шуткой мистера «До», которую Оливер не разобрал. На земле между ними виднелся гриль-хибачи, на котором шипели, поджариваясь, жирные сосиски.

Четвертый из компании стоял у открытого заднего борта «чероки» и упаковывал ружье вместе с плечевым ремнем и патронами в чехол на молнии. Засунув оружие в джип, он пошел прочь от остальных, к снежной насыпи по другую сторону узкой дороги.

— Выуди-ка и мне пивка, Гэв. Отолью вот только. — Он на ходу расстегнул ширинку.

— Ну, блин, ты даешь, Вирджил. Засунь его лучше обратно в штаны, — сказал мистер «После», покачав головой.

Он затянулся и хотел было передать косяк парню, сидевшему на холодильнике, но тот отмахнулся, и мистеру «После» пришлось отдать «траву» своему брату.

— Мать твою, Вирдж! У тебя мочевой пузырь прям как у моей бабки! — воскликнул парень на холодильнике.

В ответ Вирджил лишь огрызнулся и начал мочиться, пустив могучую желтую дугу, которая тут же растопила снег и выбила в снежной насыпи ямку, откуда повалил густой пар.

Оливер взглянул на Фроста, не зная, как поступить. Они не могли просто лежать и ждать Кицунэ, и в то же время он никоим образом не был заинтересован в стычке с этими охотниками. Они, по меньшей мере, захотели бы узнать, кто он такой и как здесь оказался. Конечно, он мог получить от них пиво и сосиску, что было бы кстати, но тогда у него не останется никакой возможности снова уйти в лес без всяких объяснений. Короче говоря, лучше всего уйти незамеченными. А еще лучше, конечно, вообще выбраться из всей этой передряги. Его беспокоило, как долго намерен Фрост ждать Кицунэ и как скоро их догонят другие Охотники — те самые, кого они опасались по-настоящему.

Оливер уже собирался сползти с насыпи, но вдруг с удивлением заметил, как расширились глаза зимнего человека. Со смесью тревоги и восхищения Фрост смотрел вниз. Оливер опять пополз наверх, чтобы взглянуть туда еще раз.

Сначала он не заметил ничего необычного.

Но потом увидел лису.

Кицунэ бежала вдоль боковой дорожки, у подножия снежной насыпи, стараясь не попасться на глаза Вирджилу, Гэву и братцам «До» и «После». Когда она оказалась под прикрытием «чероки», ее мех заструился, потек, и вот она уже поднялась во весь рост. Превращение из лисы в женщину произошло так легко, что Оливер даже заморгал, пытаясь сообразить, что же случилось и как это может происходить так естественно. Мгновение назад он видел звериный мех, а в следующее мгновение — плащ на плечах красавицы.

Оглянувшись на Вирджила, который, застегнув молнию, направлялся к своим товарищам, Кицунэ нагнулась и просунула руку в заднюю дверцу джипа. Неуловимым движением перебросила через плечо зачехленное ружье и побежала к насыпи, прямо к тому месту, над которым лежали, притаившись и тайно наблюдая, Оливер с Фростом.

Гэв держал в руке булку с сосиской, с которой капала горчица. Он как раз подносил ее ко рту, собираясь откусить, когда вдруг поднял глаза и увидел, как Кицунэ поднимается на снежную насыпь — так изящно и проворно, словно катится на коньках.

— О боже!.. Вирджил, она просто… Твое ружье! У нее твое ружье!

Не договорив, он вскочил, указывая на насыпь. Остальные тоже заметили Кицунэ. Мистер «До» увидел Оливера. Их глаза встретились. И Оливер вдруг широко улыбнулся. Совершенно непроизвольно.

А потом он вместе с Фростом покатился с насыпи. Кицунэ мгновенно оказалась наверху и стремительно побежала вниз, быстро обогнав их. Она бросила на Оливера лукавый взгляд, светившийся от удовольствия. Охотники сыпали вслед угрозами и бранью. Он слышал, как они, пыхтя, лезут вверх. Справа от Оливера сквозь ветви просвистела бутылка пива и вдребезги разбилась о дерево.

— Как ты… думаешь… может, уже… — начал он, задыхаясь на бегу.

Он маневрировал между деревьями, держась впереди Фроста, но не в силах догнать женщину-лису.

— Да, — на бегу ответил зимний человек. Сосульки его волос весело звякали. — Пора уходить.

Вокруг поднялся сильный ветер, снова взметнув снежные вихри. Через несколько секунд небо стало серым, солнце скрылось, а крики охотников стихли. Бежавшая впереди Кицунэ остановилась, поняв, что происходит. Они догнали ее, и она улыбнулась, сверкнув своими невероятно острыми зубками. Тут же повалил такой снег, что все стало белым-бело. Лес исчез.

И Оливер почувствовал, как мир изменился.