Охотники за мифами

Глава 10

Едва дыша, Оливер глядел на существ, назвавших себя богами Урожая. Пока эти создания не появились, он не сомневался, что сможет победить Аэрико. Но в краденом ружье не оставалось ни патрона, а он оказался один против четырех пришельцев.

Огромный волчище принюхивался, опустив голову к земле. Олень молча стоял и смотрел на Оливера ясными, умными глазами, массивные ветвистые рога отбрасывали на землю замысловатую тень. Человек-яблоня, не обращая ни на кого внимания, скорбел перед телом Джонни Яблочное Семечко. Поэтому больше всего Оливера беспокоило то существо — вернее, божество, — что заговорило. Оно смотрело так, словно у него были настоящее лицо и глаза, а не просто кукурузные листья. Кирата и Сокольничий ужасали Оливера, но тут явилось нечто совсем иное. Какая-то, самая древняя, часть его существа, где-то в основании мозга, самый дальний закуток его нутра затрепетали от понимания чужеродности этого существа. Оливеру хотелось закричать.

На полоске земли, отделявшей человека от богов Урожая и все новых и новых злаков, выраставших вокруг деревьев в саду, Аэрико боролся с опутавшими его стеблями, которые пытались вдавить вишневого демона в землю. В воздухе тошнотворно пахло перезрелой вишней. Но никто из вновь прибывших даже не глянул на Аэрико, на то, как земля втягивает его в себя. Поглощает. Крики демона заглушали растения, прораставшие сквозь его рот.

Оливер притворился, будто тоже ничего не замечает, и ждал от богов Урожая какого-нибудь слова или жеста. Секунды тянулись, сливаясь в томительные минуты, и все это время кукурузный человек смотрел на него, а волк нюхал землю.

Потом волк поднял голову. Он не произнес ни звука, но явно подал какой-то знак, потому что олень подошел на несколько шагов ближе, а человек — если его можно было так назвать, — покрытый кукурузными листьями, вышел из зарослей злаков на прогалину.

— Ты — тот самый Вторгшийся, о котором ходят слухи повсюду? — спросил кукурузный человек шершавым голосом. Его рот оказался темной беззубой дырой.

В этот миг Оливер так остро почувствовал свою инородность, что понял: нет никакого смысла лгать.

— Да, это я.

— Как тебя зовут?

— Оливер Баскомб.

Рябь, словно ветер, пробежала по полю. Кукурузный человек поклонился ему:

— Рад встрече с тобой, Оливер Баскомб. Ты храбро сражался с демоном. Но сейчас нам надо скорее уходить, чтобы избежать встречи с Охотниками за мифами. Аэрико убил Яблочное Семечко, дабы угодить им. Они непременно придут за его останками.

Оливер с трудом соображал. Он смотрел на кукурузного человека так растерянно, словно не понял ни единого слова из сказанного. Нет, конечно же, понял… Просто трудно было поверить.

— Вы… собираетесь мне помочь?

Бог Урожая глянул на оленя и волка. Кукурузные листья на его туловище зашелестели.

— Демону никогда нельзя было доверять. Мы понимали это. Такова была его природа. Мы все должны следовать своей природе. Но, убив Яблочное Семечко, он предал нас всех.

Кукурузный человек произнес эти слова, словно отвечая на вопрос Оливера. А может, они и были ответом. Договорив, он повернулся и пошел через злаковое поле, на котором появлялись все новые ростки, в самую гущу сада.

Оливер нахмурился в замешательстве. Куда они пойдут? Что с ним теперь будет? И что станет с его друзьями?

Человек-яблоня подошел к телу Джонни Яблочное Семечко и начал отрывать его от дерева, на котором тот был убит. Воздух наполнился запахом то ли яблочного сидра, то ли гнилых яблок. Оливер понял, что ему совсем не хочется наблюдать эту сцену, и последовал за остальными богами Урожая. Он обошел человека-яблоню с его убитым сородичем по широкой дуге, но тот и не взглянул на него.

Вдруг Оливер явственно услышал шум бурной реки. Где-то над головой кричали птицы, но ни одна из них не садилась на деревья, росшие на этом странном островке. Лишь ветер шумел в ветвях, и боги Урожая двигались по лесу впереди него. Он шел за ними, ориентируясь по шуршанию веток и листьев да еще по колосьям, поднимавшимся из земли там, где они проходили. Пшеница, кукуруза и рожь разрастались повсюду, как сорная трава.

Оливер ускорил шаг, боясь отстать от богов и опасаясь, что его догонит человек-яблоня с пахнущим сидром трупом в руках-ветках.

И только когда он увидел, что шедший впереди олень замер (его рога неотличимо сливались с ветвями росших вокруг деревьев), он понял, что боги Урожая остановились… и что сдавленный лисий плач Кицунэ смолк. Нырнув под низко растущие ветви персика, Оливер сообразил, что сделал полный круг и вернулся к троице высоченных вишневых деревьев, возвышавшихся в тени Атлантического моста. Совсем близко текла река, ее плеск эхом отражался от каменной кладки, а запах вишни стал совершенно ошеломляющим.

Олень снова застыл, как часовой на посту, готовый отразить любую опасность. В треугольнике голой земли, образованном вишнями, распласталась Кицунэ. Руки, ноги, рыжий мех… Она уже не была лисой. Над ней стоял волк, один из богов Урожая.

Как ни тревожило Оливера присутствие этих самозваных божеств, он метнулся мимо оленя и упал на колени подле нее. Волк наклонил голову в знак приглашения (или разрешения?) — и отступил на шаг.

Кицунэ лежала на земле, словно брошенная марионетка. Иссиня-черные волосы ниспадали на лицо. Оливер протянул руку, чтобы убрать пряди волос и увидеть глаза.

Кицунэ зарычала и обнажила острые зубки.

Пальцы Оливера застыли всего в нескольких дюймах от нее. Через секунду низкое рычание оборвалось. Ноздри Кицунэ задрожали: она принюхивалась. А потом из ее горла вырвался какой-то мяукающий звук, и она зашевелилась, сворачиваясь клубочком у его ног. Волосы упали с ее лица, нефритовые глаза широко распахнулись.

— Кицунэ?!

— Здравствуй, друг мой!

— Ты сильно ранена?

— Это пройдет, — ответила она с насмешливой улыбкой. В ее взгляде сквозила ирония. — Мы поступили глупо, забыв о собственных предостережениях. Наверное, справиться с солдатами было бы легче.

Оливер покачал головой:

— Я думал, деревья убьют тебя.

— И я так думала поначалу. Но, видишь ли, эти вишневые деревья принадлежат ему, их прикосновение ядовито. Он удерживал нас в плену, но я не знаю зачем.

«Их прикосновение ядовито…» Оливер потер запястье — там, где его схватило вишневое дерево; ободранные пальцы, чуть не обросшие корой.

Он оглянулся на оленя, потом на волка.

— Скорее всего, это имело некоторый смысл. Демон ждал, когда придут Охотники. Наверняка собирался отдать вас им живьем. И меня тоже. Хотел получить вознаграждение. Но он уже убил…

Его лоб прорезала морщина. Радуясь тому, что Кицунэ жива и быстро восстанавливает силы, ошарашенный битвой с демоном вишневого дерева и явлением богов Урожая, он был не в состоянии трезво мыслить. Просто реагировал на происходящее. Он издал легкий смешок, одновременно надеясь и не веря.

— Постой-ка, — сказал он, глядя по сторонам, а потом наверх.

Кукурузный человек стоял под опорой моста. Теперь он стал в два раза выше ростом, чем прежде. Торс его так вытянулся, что грудь и живот насчитывали вместе по меньшей мере футов девять или десять. Новые ростки кукурузы, пробиваясь из почвы островка, обвивали его колени и ноги, приковывая к земле. Он простер к ветвям растущей возле моста вишни свои руки, и они, сухо шелестя кукурузными листьями, стали еще длиннее.

А в кроне дерева, там, куда проникали солнечные лучи, поблескивал лед. Фрост все еще висел там, пронзенный ветками, увешанный гроздьями вишен, выросших из его ран. Застывшее тело зимнего человека не двигалось. Оливер знал, что он не шевелился с тех самых пор, как ветки пронзили ледяное тело, проросли сквозь лед, покрыв его глубокими трещинами.

«Он умер, — подумал Оливер, словно пытаясь убедить самого себя. — Но ведь Фрост не… у него же нет тела. Он — просто лед. Воплощение зимы. Ходячая метель. Яд не мог на него подействовать».

Он улыбнулся и медленно пошел к дереву, склонив голову набок, чтобы получше рассмотреть зимнего человека. Когда кукурузный человек обхватил туловище Фроста, волосы-сосульки знакомо звякнули, и у Оливера перехватило дыхание.

Аэрико был демоном. И яд у него демонический… волшебный. Возможно, он подействовал даже на Фроста.

Оливер наблюдал за кукурузным человеком, кивками призывая его продолжить начатое. Тот крепко схватил Фроста и начал тянуть, все сильнее и сильнее, пытаясь сорвать с пронзивших его веток. Раздался треск, потом еще, и Оливер затаил дыхание, не зная, что трещит дерево или лед. На землю посыпались вишни, оторвавшиеся от тела Фроста. Никто не обращал на них внимания.

Снова послышался громкий треск. Оливер вздрогнул и крикнул кукурузному человеку, чтобы тот был осторожнее.

И тут Фрост рассыпался вдребезги, разлетевшись на тысячи мельчайших осколков льда, которые дождем посыпались вниз сквозь ветви вишни. Несколько кусочков задели Оливера, а один даже оцарапал ему щеку.

— Нет! — закричал он. — Что ты наделал! Что ты наделал, черт побери?! Идиот!

Он отбросил от лица ветку и побежал вокруг дерева к кукурузному человеку. Волк с рычанием бросился наперерез, выгнув спину и обнажив желтые зубы. На своих четырех ногах он был так же высок, как Оливер на двух, и у Оливера упало сердце. Горестно качая головой, он смотрел на кукурузного человека и увидел, как это создание — или божество — начало уменьшаться в размерах. Его торс укорачивался со звуком, похожим на шорох и шелест колосьев. Оливер надеялся, что сможет понять это существо, увидеть в его лице чувства, которые могли бы что-то объяснить. На мгновение он позабыл и о безликости черт божества, и о зеленых кукурузных листьях вместо глаз.

Совершенно убитый, Оливер опустил плечи; он не отрываясь смотрел на осколки зимнего человека. Некоторые были довольно большими, узнаваемыми — рука, плечо, ступня. Но все остальное превратилось в простые кусочки льда.

Охваченный глубокой печалью, он опустил голову. Он ничего не хотел больше видеть.

Его ноздрей коснулся знакомый запах. Прижатую к лицу ладонь пощекотал мех Кицунэ. Она положила руку ему на плечо.

— Ты не понял, — сказала она.

Услышав ее слова, он подумал, что Фрост, может быть, все равно уже был мертв. Ничто иное просто не могло прийти ему в голову.

Прохладный бриз затанцевал вокруг деревьев, погладил его по лицу, взъерошил волосы. Листья начали падать на землю, словно вдруг наступила осень. Гроздь ягод сорвалась с ветки и упала к его ногам.

Ее покрывал иней.

Ветер разогнался, взвился безумным вихрем посреди треугольного клочка земли между вишнями. Куски льда, осколки зимнего человека, подхватывались вихрем, взлетали, кружились, устремляясь прямо в середину миниатюрной бури. А в самом сердце ее шел снег.

Оливер засмеялся, в изумлении прикрывая рот ладонью. Метель постепенно обретала форму.

Ветер стих.

Посреди поляны стоял Фрост, целый и невредимый. Боги Урожая окружили его.

— Привет, Фрост! — сказал кукурузный человек.

— Кониген[25], я в долгу у тебя, — ответил зимний человек.

С игривой улыбкой оглянувшись на Оливера, Кицунэ подошла к ним и благодарно поклонилась Конигену.

— Нам пора, — сказала лиса.

Фрост кивнул.

— Верно. — Он посмотрел на Оливера. — Ну что, пошли? Я жажду услышать рассказ о том, почему ты до сих пор жив, а Аэрико уже нет среди нас.

— Пошли, — согласился Оливер, не переставая улыбаться.

Он подошел к ним, стоявшим среди вишневых деревьев, и понял, что только сейчас поверил в свой шанс выбраться из этого кошмара живым.

Фрост с Кицунэ были его спутниками, но после испытания на островке посреди Атлантики их связывало нечто большее. Особые узы, сути которых он до конца не понимал, но чувствовал их силу.

Ему предстояло долгое путешествие. Но не в одиночку.

Земля на восточной стороне Атлантического моста оказалась грубой и негостеприимной, словно посыпанной солью, как руины древнего Карфагена. Здесь не росло ничего, кроме низких скрюченных кустов и колючей травы, скорее напоминавшей Оливеру стальную стружку, чем нечто живое.

Арен Кониген не стал присоединяться к беглецам — он предпочел пока остаться на островке, прежнем владении демона вишневого дерева. Человек-яблоня, который и был представлен Оливеру как Яблоневый человек[26], последовал его примеру. Оба не сказали ни слова, но Оливер понял, что они вернутся к себе домой каким-то иным путем, минуя этот унылый пейзаж. Может, переберутся под землей, от корня к корню?

Только Корнвольф и Корнбёке[27] (так звали волка и оленя) сопровождали Оливера и его двоих друзей в путешествии по этой суровой земле, на Дороге Перемирия. Сама Дорога по эту сторону Атлантики выглядела почти так же, хотя местами попадались выбоины от бесчисленных телег, проехавших по ней за долгие годы. Волк трусил далеко впереди, обнюхивая дорогу и останавливаясь на вершине каждого холма, чтобы осмотреть горизонт. Он явно опасался возвращения солдат, прошедших по мосту. Олень следовал за ним, как всегда отстраненный, и если Оливер замедлял шаг, чтобы посмотреть на него, олень останавливался, вскидывал рога и встречал его взгляд своим холодным взглядом, после чего продолжал свой путь. Это немного нервировало Оливера, но все же он не чувствовал со стороны этих существ никакой угрозы. В конце концов, они спасли ему жизнь. И рисковали головой ради него, хотя он и не понимал, почему. Эти мысли не особо успокоили Оливера, потому что напомнили об опасности, нависавшей над ним и его спутниками.

Вдоволь нарадовавшись по поводу того, что Фрост и Кицунэ живы, и немного придя в себя, Оливер расспросил своих спутников, узнал имена вступившихся за него богов Урожая, а также то, что они принадлежали к бесчисленному сонму таких божеств.

Но когда Атлантический мост остался далеко позади, а воздух согрели лучи яркого солнца, он прекратил свои расспросы, вдруг заметив необычное поведение Кицунэ. Она отбросила капюшон плаща и поглядела на Фроста. Ее нефритовые глаза странно расширились.

— Все это прекрасно, но остается один вопрос, который Оливер не задал, — выговорила она, и ее экзотический акцент был сильнее, чем прежде. — Нам еще далеко идти?

Зимний человек озабоченно нахмурился, звякнув сосульками, склонил голову и внимательно посмотрел на нее:

— Я думал, ты выздоравливаешь.

Теперь и Оливер заметил, как бледна Кицунэ. Руки ее висели вдоль тела, но кисти трепетали так, словно она боялась в любой момент потерять равновесие и упасть прямо на дороге.

— Выздоравливаю, да. Но еще не совсем поправилась. Мне нужно немного отдохнуть и что-нибудь съесть, чтобы полностью восстановить силы, — призналась Кицунэ, не глядя на своих спутников.

Фрост осмотрелся, кинул взгляд на Корнвольфа, а потом на оленя. Тот остановился, но словно не замечал их, как стараются не замечать друг друга пассажиры в переполненном вагоне метро. Оливер подумал, что Корнбёке ему не нравится. Нисколько не нравится. Хотя олень вместе с другими участвовал в их спасении, Оливер не мог отделаться от мысли, что тот считает их ниже себя.

— Если мы будем идти с той же скоростью, что и раньше, то примерно через час доберемся до владений Арена Конигена.

Кицунэ страдальчески взглянула на него.

Оливер почесал в затылке, не уверенный, что посетившая его мысль будет принята на ура. Но, увидев, как дрожит Кицунэ, он решился:

— Я мог бы тебя понести.

Без тени лукавства в глазах Кицунэ ласково улыбнулась ему, но покачала головой:

— Ты и сам ослабел, Оливер. Разве ты не слышал Фроста? Идти еще целый час!

Он слегка пожал плечами и протянул к ней руку:

— Конечно, я не смогу нести тебя — такую. Но если ты превратишься… в лису…

Ветер взъерошил его волосы, взметнул пыль на дороге. Кицунэ не сводила с него глаз, и он почувствовал, как теряет дар речи от ее красоты, от этого странного сочетания изящества и хищности. Ее нефритовые глаза часто смеялись над ним, но теперь он видел в них только нежность.

— Ну… ведь Фрост — просто лед, и раз он смог нести тебя…

— Я мог бы помчать вас обоих, обернувшись снежной бурей, — сказал зимний человек, указав на небо тонкими острыми пальцами, — но сейчас и у меня осталось мало сил. Не знаю, как далеко я смогу тогда улететь.

— Не стоит рисковать, — отрывисто сказала Кицунэ, не сводя глаз с Оливера. — Но если ты действительно хочешь…

Она не закончила фразы, но в ее глазах была просьба.

Оливер кивнул.

— Конечно! Нам всем нужно отдохнуть где-нибудь в безопасном месте. Я опасался, что мое предложение обидит тебя.

Кицунэ приподняла бровь, но без тени улыбки, так что выражение ее лица осталось загадочным. Не успел Оливер его разгадать, как она подняла руки и набросила капюшон. Мех плаща на спине и руках заструился, и Кицунэ снова стала маленькой, превратившись из женщины в лису путем своей странной плавной метаморфозы, которая — и Оливер понимал это — никогда не перестанет его изумлять.

Он положил на землю зачехленное ружье (которое подобрал вместе с запасными патронами, когда они покидали сад Аэрико), потом снял парку и покрепче завязал на поясе. Ветер был холодным, несмотря на яркое солнце, но Оливер знал, что быстрая ходьба, да еще и с ношей на плечах, согреет его. Он снова закинул ружье за спину и повернулся к Фросту с Кицунэ.

Корнвольф, стоявший впереди, на пригорке, по которому проходила Дорога Перемирия, тихо завыл. Оливер нахмурился и посмотрел на бога Урожая, но волк, похоже, не был встревожен. Скорее, просто проявлял нетерпение.

Лиса подошла к Оливеру. Он вдруг вспомнил, как она лежала в клетке из веток вишни, как дерево мучило и терзало ее. Содрогнувшись, он наклонился, чтобы поднять ее. Оказавшись у него в руках, Кицунэ полезла к нему на плечо. Он застыл, недоумевая, но она тут же обернулась вокруг его шеи, как живой меховой воротник. Ее тело было горячим, а мех — очень мягким. Лиса оказалась довольно тяжелой, но он мог ее нести без особого труда.

— Ты уверен, что справишься? — осведомился Фрост, выпустив из бледно-голубых глаз облачка тумана.

— Справлюсь, — ответил Оливер.

Зимний человек повернулся.

— Тогда идем. Не хочу оставаться на Дороге дольше, чем нужно. Когда мы доберемся до Урожайных Полей, передвигаться будем только ночью.

Не успел Оливер ответить ему, как заметил, что Корнбёке подошел к ним гораздо ближе, чем раньше, и очень удивился. Олень стоял так близко, что Оливер почувствовал запах его дыхания — влажный и землистый, как запах домашнего пива.

— Шевелитесь, — приказал Корнбёке.

Оливер нахмурился. Ему очень хотелось послать это божество, до сих пор такое молчаливое, куда подальше. Но он понимал, что так можно лишиться помощи богов Урожая. И все же…

— Мы стараемся, как можем, — сказал ему Оливер.

Олень лишь огляделся по сторонам, явно желая напомнить ему об опасности, которой они по-прежнему подвергались. Оливер понял намек, но решил, что, раз олень не видит никакой необходимости в словах, можно и самому вести себя так же. Не удостоив оленя еще одним взглядом, он двинулся вперед. Поначалу Кицунэ ерзала у него на плечах, и он чувствовал, как часто бьется ее сердечко. Но потом лиса вроде бы устроилась поудобнее и положила мордочку на передние лапы, оказавшиеся на его правом плече. Медно-красная шерсть щекотала щеку.

Через некоторое время — Фрост говорил, что путь займет час, но Оливеру показалось, что времени прошло больше, — они поднялись на пригорок. Их взглядам открылась такая зеленая и плодородная долина, что Оливеру невольно пришло на ум сравнение с райским садом. Оливер решил, что Кицунэ уснула у него на плечах, и придержал ее за лапы, чтобы та не свалилась во сне. И когда он обратился к зимнему человеку, шедшему рядом своей легкой походкой, так напоминавшей порою поступь фламинго на озере, то говорил почти что шепотом.

— Не понимаю… Те земли, что мы уже прошли, от реки до этой долины… Почему они голые и бесплодные, а здесь — такое изобилие?

— Когда-то там была война. Давно, еще до Перемирия, — ответил зимний человек. Они поспешили догнать Корнвольфа, который ускорил шаг, едва увидев Урожайные Поля. — Земли богов Урожая остались нетронутыми, потому что те держали нейтралитет. Ни один солдат не пересек границы их владений.

Оливер кивнул. Они всегда были буйными и независимыми, эти дети природы.

— Отрадно слышать.

Стоило им войти в долину, как Оливер почувствовал прилив сил и бодрости духа, несмотря на всю свою усталость. По долине пятнами были разбросаны небольшие рощицы, но все остальное пространство, от того места, где он стоял, до вершины самого дальнего холма, занимали поля. Злаки и овощи. Кукуруза, пшеница, капуста и тыква росли повсюду, не обращая внимания на то, какое время года на дворе. Когда они проходили мимо грядок с тыквами, Оливер не смог удержаться и рассмеялся. Должно быть, его смех разбудил Кицунэ, потому что вскоре она потянулась и спрыгнула на дорогу. Лиса не стала сразу принимать человеческую форму, а бесшумно засеменила рядом с ним.

Волк и олень исчезли в зарослях широкого кукурузного поля, и Оливер увидел, что там, где они прошли, тут же появились новые стебли.

Не успел он задуматься, о том где же они встретятся с Ареном Конигеном, как из гущи злаков вышли на дорогу и направились к ним три фигуры. Это оказались три женщины, миниатюрные и очень красивые. Смуглые, с черными косами. На них не было надето ничего, если не считать листьев. Оливер сначала принял листья за платья, но потом увидел, что они растут прямо из плоти.

Когда он остановился, очарованный этими новыми существами — очевидно, богинями Урожая, — Кицунэ прошла вперед. Через пару шагов она остановилась, еще на лисьих лапах, и тут же поднялась на две ноги, развернув свой плащ, как знамя. Она опять стала женщиной в меховой одежде. Кицунэ коснулась плеча Фроста, и тот тоже пропустил ее вперед. Мимоходом кинув на Оливера благодарный взгляд, она обратила все свое внимание на трех послов — а они казались именно послами, группой приветствия, посланной из сердца полей, чтобы встретить их.

Три женщины спокойно ждали, когда Кицунэ подойдет к ним. Всем своим видом она выражала глубокое уважение. Сложив перед собой ладони, Кицунэ коротко поклонилась и заговорила с ними на языке, в котором Оливер узнал японский. Он был слегка знаком с этим языком благодаря нескольким своим клиентам-японцам — знал несколько общих фраз да цветистых ругательств. Три женщины были почти неотличимы друг от друга, но та, что стояла в середине, по-видимому, являлась главной. Впрочем, судить об этом Оливер мог лишь по еле уловимым жестам. Две другие, похоже, подчинялись ей, и именно она ответила Кицунэ, коротко и тихо, после чего все трое разом склонили головы.

Но язык, на котором ответила женщина, не был японским. Оливер слышал его впервые.

Кицунэ ответила им вежливым поклоном и сделала два шага назад, не поворачиваясь к ним спиной. Потом повернулась и направилась к Фросту. Зимний человек наблюдал за этой беседой без единого слова. Но теперь он повернулся и жестом подозвал Оливера. Тот, со своей стороны, с таким любопытством следил за этой сценой, что даже удивился, когда от роли наблюдателя ему пришлось вернуться к роли участника событий.

— Это деохако, — объяснила Кицунэ своим спутникам. — Хранительницы Урожая из легенд ирокезов.

— Но ты обратилась к ним по-японски, — сказал Оливер.

Ее нефритовые глаза сверкнули.

— Верно. В японских сказках существует вариация их легенды. Они хорошо меня поняли. — И, обратившись к зимнему человеку, добавила: — Нам надо следовать за ними.

Фрост кивнул, и Кицунэ повернулась к деохако, которые, ни секунды не мешкая, направились в заросли высоких кукурузных стеблей. Вся остальная странная процессия тут же двинулась следом, по тропинке, которая сама собой появлялась перед ними. Кукурузные стебли расступались, пропуская идущих, и сразу смыкались за спиной, словно желая скрыть их следы.

Оливер был рад, что их не увидят с Дороги, но в то же время сильно нервничал, понимая, что убежать с этих полей будет совсем нелегко. Его тревога нарастала по мере того, как они все дальше и дальше углублялись в кукурузную чащу, пока наконец не вышли на прогалину. В рыхлой коричневой земле отчетливо отпечатался след его ботинка. На поляне не росло ничего, кроме нескольких травинок. Но мгновение спустя эти травинки вдруг начали расти — точно так же, как они росли на островке посреди реки, где демон вишневого дерева чуть не убил Оливера и его спутников.

Их было не меньше дюжины. Некоторые имели облик животных, как Корнвольф или высокомерный олень, другие походили на людей, а третьи являлись не более чем нелепо изогнутыми стеблями кукурузы или кривыми деревцами. Среди них была даже огромная тыква со щелочками-глазами и щелочкой-ртом.

Последними прибыли Яблоневый человек и Арен Кониген. Остальные кинулись к ним по взрыхленному полю. В свете послеполуденного солнца ветви и стебли богов Урожая отбрасывали длинные, неровные тени. Косые лучи блеснули на фигуре Яблоневого человека, так что стало казаться, будто у него совсем нет лица. Когда дерево остановилось, стало казаться, будто оно росло тут всегда. Лишь легкий ветерок трепал ветви. Остальные божества явно подчинялись этим двоим, но теперь все смотрели на Конигена, который держал речь.

Кониген смотрел вокруг так, словно у него были настоящие глаза, а не просто выемки, заполненные листьями кукурузы. Он внимательно оглядел гостей, пришедших на Урожайные Поля, и на поляне установилась тишина, нарушаемая только шелестом листьев.

— Мы знаем, что вы мечтаете об отдыхе и пище. Сейчас мы кратко побеседуем, а потом вы сможете отведать наших злаков, сладчайших фруктов и вкуснейших овощей, самых лучших из всех, какие вам доводилось попробовать. Лисе же мы предложим порыскать среди корней и колосьев и поймать столько мышей и полевок, сколько ей будет угодно.

Ноги Оливера горели от усталости, но он понимал, что неприлично было бы развалиться прямо на поляне. Он очень устал, внимание притупилось, но все же заявление Конигена удивило его. В самой идее отведать плодов с Урожайных Полей ему чудилось что-то людоедское. Ведь это был не сад, а настоящий город, обиталище легенд десятков народов.

Но ни Фрост, ни Кицунэ, похоже, не испытывали ничего подобного. Женщина-лиса даже заметно приободрилась при упоминании об охоте в полях. Оливеру эта мысль была неприятна. Он сразу представил себе кота, притаскивающего к порогу хозяина, как дань, растерзанную, окровавленную птицу или мышь.

Кониген вскинул руки, легко шурша кукурузными листьями, и вновь оглядел собравшихся.

— Яблочное Семечко мертв. Аэрико убил его. Иссушил.

Несмотря на полное безветрие, листья и ветки громко зашелестели.

— Большинство богов Урожая не относится к Приграничным, и Охотники за мифами не преследовали тех из нас, кто к ним относится… до этих пор, — продолжал Кониген. Теперь он смотрел прямо на Фроста. Лицо его помрачнело, кукурузные листья, из которых оно состояло, сморщились. — Но вдоль обочин, в полях и в садах мы слышали рассказы об их темных деяниях. Об убийствах. Юлениссе, Николай Чудотворец, Синтер Клаас, Патер Кронос — все они погибли.

Зимний человек молчал уже так давно, что Оливер подумал; наверное, полученные раны беспокоят его больше, чем он желает признать. Но теперь Фрост так быстро закрыл лицо ладонью, что острые пальцы царапнули лед, и крошечный осколок упал на землю. Сосульки волос свесились на лоб. Фрост сгорбился, дрожа от горя, и прошептал:

— Дьяволы!

Кицунэ в своем меховом плаще стояла посреди поляны и держалась очень прямо, почти царственно. Сверкнув нефритовыми глазами из-под капюшона, она сказала:

— Песочные человечки тоже убиты. И Дорметта. А самый первый Песочный человек, источник легенды, сбежал. Мы слышали и о других убитых. Сэлки, мерроу и другие мои дальние сородичи.

Арен Кониген медленно кивнул.

— Это правда. Даже Сянь Ху[28]… Впрочем, твой кузен Койот[29] все еще жив. Он хорошо спрятался.

Женщина-лиса презрительно усмехнулась.

— О, это хороший способ, не правда ли? Спрятался! Ему должно быть стыдно!

— Среди погибших и Ла Льорона[30]. А также Эшу[31] и Ананси[32]. Несколько видов Герна-Охотника[33] уже убиты, другие Дикие Охотники ушли на ту сторону Завесы. Недалек час, когда и им придется вступить в борьбу. Охотники за мифами скоро их обнаружат.

— А сколько уже Охотников за мифами? — спросил Фрост, и в его бледно-голубых глазах, в дымке голубого тумана, сверкнула холодная ненависть.

— Слишком много, — ответил Кониген.

Зимний человек мрачно кивнул.

— Мы знаем только то, что слышали, — продолжал Кониген. — Яблочное Семечко понимал своих друзей-Приграничных лучше, чем тех из богов Урожая, кто обречен вечно находиться по эту сторону Завесы. Возможно, некоторые из тех, кто, по слухам, уже мертв, на самом деле еще живы, а многие другие убиты — но мы об этом не знаем. Ясно одно… кто бы ни послал Охотников убивать Приграничных, его надо остановить.

Почва вокруг ступней Фроста покрылась инеем. Когда он заговорил, холодный ветер закружил над Урожайными Полями. Боги, даже если и заметили, не подали виду.

— Этого мы и хотим, — сказал зимний человек. — И если вы сумеете хоть как-то нам помочь…

— Увы, мы не можем рисковать здоровьем и безопасностью богов Урожая, заключая открытый союз, — ответил Кониген, и Оливеру показалось, что тот стыдливо отвел глаза в сторону, хотя у него и глаз-то не было, и это могла быть просто игра вечерних теней на листьях его лица. — Мы можем лишь предложить вам убежище.

Фрост долго молчал, по-прежнему выпуская из-под век туман.

Кицунэ по очереди оглядела богов Урожая. А потом — меховой плащ так и переливался при каждом ее шаге — подошла к своим спутникам и встала между ними.

Зимний человек кивнул.

— Конечно. И мы вам благодарны. Хотя, возможно, нам придется остаться в убежище навсегда. И все Приграничные, оставшиеся в живых, тоже ударятся в бега в поисках безопасного пристанища. Очень трудно организовать оборону, не имея союзников.

Оливер вздрогнул от удивления, вдруг услышав собственный голос:

— Не нужно организовывать оборону.

Все собрание уставилось на него. Он сжался под взглядом множества глаз, устремленных на него, но продолжал:

— Вы же сами только что сказали — кто-то приказал Охотникам убивать Приграничных. Убежать от Охотников можно, если ты достаточно умен, ловок и силен. Но я и сам нахожусь в таком же положении. Для меня единственный способ выжить — это найти того, кто отдает приказы, и заставить его отменить свой приказ.

Кицунэ сняла капюшон и улыбнулась ему. Шелковые черные волосы трепал ветер.

— Ты прав, Оливер. Но у нас нет ни малейшего представления о том, кто повелевает Охотниками. Вопрос, ответ на который приведет нас к нашему настоящему врагу, таков: кому выгодно, чтобы Приграничных уничтожили? Пока мы не ответим на этот вопрос, нам придется блуждать в темноте. Сейчас же, учитывая, что за нами гонится лишь горстка Охотников, а на тебя ополчился весь здешний мир, сосредоточимся лучше на том, чтобы доставить тебя в Перинфию и попытаться избавить от печати смертника.

У Оливера противно засосало под ложечкой, и он вздрогнул.

— Ты так говоришь об этом, словно это сущая ерунда.

— Цель проста, но путешествие будет трудным, — ответила Кицунэ, склонив голову набок.

— Да, — согласился Фрост. — Не нужно делать два дела сразу. Хотя, если в Перинфии мы сможем что-нибудь разузнать…

Из толпы богов Урожая выступил Корнвольф.

— Если вы собираетесь в Перинфию, ему надо найти одежду, которая не будет иметь вида и запаха, присущих его миру. На пути в город лежит поселение Заблудившихся. Они не любят сильных мира сего — ни по ту, ни по эту сторону Завесы. Они помогут.

— Отличная мысль, — подтвердил Кониген и выступил вперед, шурша кукурузными листьями.

Подойдя к троим путникам, царь богов Урожая — а он, несомненно, был их царем — поблагодарил Фроста и Кицунэ, а потом протянул руку Оливеру, который после секундного колебания протянул в ответ свою.

Кониген уронил в его ладонь гладкое зеленое семечко.

— Если не останется ничего другого, можешь использовать вот это. Оно пустит корни и поможет тебе. Но может и не пустить — все зависит от того, где ты будешь находиться.

Оливер посмотрел на семечко, а потом на царя Урожая — высокую, шелестящую гору кукурузных листьев. Вблизи Кониген еще меньше походил на человека.

— Большое спасибо. Но… Я не совсем понимаю, почему… Почему вы рискуете и помогаете нам? Помогаете мне?

Поляна зашуршала, заскрипела, затрещала листьями и ветками. Оливер чувствовал рядом присутствие Фроста и Кицунэ, но в этот миг почти забыл про них, потому что все боги Урожая, уже второй раз за день, сосредоточили на нем свое внимание.

Кукурузные листья, заменявшие Конигену глаза, зашевелились, обнажая черные бездонные щели. Этот мрак и бездна внутри показались Оливеру ужаснее всего, что ему доводилось видеть в своей жизни.

— Сейчас в Двух Королевствах мир. Все устроилось благодаря Завесе, — сказал Кониген. — Установился порядок. А тот, кто приказал Охотникам убивать Приграничных, кем бы он ни был, — враг порядка. Мы противостоим ему. И если это существо желает тебе смерти, нам приятно, что мы в силах помочь, как бы ни мала была наша помощь.

Оливер крепко сжал семечко в кулаке.

Оно оказалось теплым.