Охотники за мифами

Глава 15

Когда дверь за ними закрылась, Оливера обдало потоком холодного воздуха; мимо пролетел Фрост. Оливер сунул руки в карманы, завидуя меховому плащу Кицунэ. После яркого света в клубе ему понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте, а потом он увидел длинный, уходящий куда-то вниз коридор. Футах в сорока впереди висела голая лампочка без абажура. Там коридор поворачивал налево.

Освещенная со спины этой лампочкой, Дженни Зеленые Зубы встретила их в коридоре. Оливер впервые заметил, какими чудовищными кажутся ее руки с длинными когтями и бледными, прозрачными перепонками между пальцев. На миг он почувствовал страх перед ней. Но потом она заговорила, и голос был таким искренним и теплым, что он больше не мог бояться ее.

— Милая Киц, что же мне с тобой делать?

— Для начала можешь меня обнять, — насмешливо ответила Кицунэ.

Дженни покачала головой. Казалось, тревога отпускает ее, уступая место чувству облегчения. Она обняла Кицунэ, и зеленые пальцы глубоко погрузились в пушистый мех. Оливер испытал странный прилив ревности, хотя и сам не понимал отчего. Ведь все его мысли были направлены на возвращение домой, на попытку восстановить прошлую жизнь, на облегчение страданий Джулианны. Или должны были быть направлены…

— Я слышала, что ты погибла, Джен.

Водяная ведьма — Приграничная, как и Кицунэ, — хитро улыбнулась, отступив назад:

— Кое-кто хотел бы, чтобы это было правдой. Но я никуда не пряталась. Если Охотники захотят найти меня, они знают, где надо искать.

— Но когда-нибудь они придут за тобой, — сказала Кицунэ. — Никого из Приграничных не пощадят. Убивают даже сэлки. Нет существ безобиднее их. Но их не щадят, как и остальных.

С лица Дженни исчезла вся радость.

— Знаю. Многие из нас пытаются определить, сколько Охотников послано по нашим следам, каких именно и кто стоит за их спиной. Официально оба королевства утверждают, что не знают ничего об этой охоте. Но неофициально ходят слухи, будто оба короля ни при чем, а приказ отдал кто-то другой.

— А королям и дела нет до этого, или я ошибаюсь?

Дженни кивнула. На лицах обеих Приграничных отразилось крайнее отвращение.

— А что случилось с тобой? Что ты делаешь здесь? У тебя есть какой-то план?

Оливер чувствовал себя зрителем в театре. Собеседницы словно не замечали его присутствия, удостаивая разве что мимолетным взглядом. Но это была встреча старых подруг, и Оливер старался держать язык за зубами.

Кицунэ улыбнулась:

— Дикая Охота опять гонялась за мной. Настоящая, не эти Охотники за мифами.

— Ну и сволочь же этот Герн! — сплюнула Дженни.

— Хочется думать, он уже попал в ту яму, что вырыл для меня. Пока Дикие гнались за мной, Охотники за мифами гнались за ними. По запаху я догадалась, что там была мантикора[49]. Ну и другие тоже.

Мантикора… Об этом чудовище Оливер читал. Одно только имя его вызывало ассоциации, от которых мурашки побежали по коже.

— Так, получается, они спасли тебя от Герна и его гончих? — с недоверием в голосе спросила Дженни.

— Не намеренно, уверяю тебя. Просто в тот день они взяли не мой след. Потом я некоторое время скиталась в лесах, а после встретила Фроста и Оливера, и вот… Похоже, теперь мы все в беде, верно?

При упоминании его имени обе женщины взглянули на Оливера. Кицунэ улыбнулась, а Дженни с сомнением в голосе поприветствовала его.

— Так вся эта шумиха из-за тебя? — спросила она, подняв брови. — Что ж, по крайней мере, на время это отвлечет их от Приграничных.

Дженни огляделась по сторонам и нахмурилась, обнажив клыки:

— А где же Фрост?

— Здесь, — раздался голос зимнего человека.

Дженни вздрогнула, как будто от голоса Фроста ей стало холоднее, чем от его присутствия. Все трое обернулись и увидели снежный смерчик, который постепенно обрел знакомые очертания. Тени причудливо заиграли на ледяном теле.

Фрост смотрел на Дженни Зеленые Зубы так, словно сомневался, стоит ли ей доверять. Но Кицунэ так легко доверилась ей… Оливеру стало неловко оттого, что он сразу с этим смирился.

— Гриндилоу сказал Кицунэ, что многие Приграничные ушли в подполье. Мы должны немедленно поговорить с ними — с теми, кто находится в пределах досягаемости. И нам надо найти мазикина. Я в долгу перед Оливером, с которым ты только что познакомилась, и долг необходимо уплатить как можно быстрее — ради него самого и ради нас. И мне хотелось бы знать, что уже предпринимается в связи с Охотниками.

Дженни улыбнулась и чопорно поклонилась:

— К вашим услугам, лорд Фрост. Когда Грин сказал «в подполье», он именно это и имел в виду. В подполье. Амелия всегда открывала свои объятия беглецам и заблудшим. Она поступила так и теперь.

Отодвинув Фроста, она повела их по коридору, стены и свод которого были сделаны из дерева и гранита. Дойдя до свисавшей с потолка лампочки, которая давала достаточно тепла, чтобы при приближении Фроста воздух вокруг нее заклубился туманом, Дженни повернула налево.

Оливер остановился, глядя назад — туда, откуда они пришли.

— Что случилось? — спросила Кицунэ, неожиданно оказавшись ближе, чем он предполагал. Жаркое дыхание обдало ему шею.

— Тебе все это не кажется слегка подозрительным? — спросил он. — Я хочу сказать, весь клуб мог видеть, как мы вошли сюда. Если именно здесь прячутся Приграничные, то это совсем не безопасно. Разве нет?

Фрост взглянул на Дженни. Звякнув сосульками волос и выпустив из глаз струйки тумана, он спросил:

— Здесь есть и мазикины, да?

Она кивнула.

Зимний человек повернулся к Оливеру:

— Мазикины — чародеи. Если уж они решили спрятаться в этом месте, то наверняка навели чары на дверь. Ее могут видеть только те, кто знает, что именно ищет.

Оливер вспомнил, что и сам не заметил двери, пока Дженни не открыла ее. До конца его это не убедило, но раз Фрост не тревожился, оставалось только положиться на него.

Они продолжили спуск по коридору, стены которого по мере их продвижения становились все грубее. Если Оливеру не изменяло чувство пространства, шли они уже прямо под сценой ночного клуба, хотя и достаточно глубоко — музыки совсем не было слышно. Но Дженни все вела и вела их вперед. Еще через сотню ярдов они подошли к двери — железной, с большим колесом вместо ручки, как на подводных лодках в старых кинофильмах. Дженни отперла дверь, пропустила всех вперед, а потом снова плотно закрыла.

По другую сторону двери оказался канализационный коллектор. В нос ударила такая вонь, что Оливера чуть не вывернуло. Подняв воротник рубашки, он закрыл нос и рот, но жаловаться не стал. Таков уж оказался их путь. Жалобы ни к чему бы не привели.

Свет просачивался сквозь решетки люков, расположенных футах в ста над головой, а может, и выше. Через каждые пятьдесят футов в каменных стенах располагались арки, украшенные искусной резьбой и скульптурами. Оливера поразило и восхитило, что кто-то затратил столько усилий на украшение канализации. Внутри этих широких тоннелей, где эхом разносился шум текущей воды, он чувствовал себя словно в Древнем Риме. По обеим сторонам тоннеля пролегали пешеходные дорожки, а в середине текла река нечистот.

В затененных участках тоннеля, куда не попадал свет из люков, шуршали чьи-то крылья. Но сколько Оливер ни вглядывался в темноту, он не мог ничего разглядеть. Вонь мешала ему ориентироваться, хотя он прикрывал лицо и дышал через рот. Путешествие по канализации навело его на мысли о парижских катакомбах, где он всегда мечтал побывать, да так и не успел.

Дженни Зеленые Зубы вела их по слегка изогнутому тоннелю. Все ступали очень осторожно, опасаясь свалиться в бурлящий поток. Минуты тянулись томительно. Они несколько раз сворачивали в эстуарии, собиравшие нечистоты из других кварталов. Оливер понимал, что на самом деле они ушли не так далеко от «У Амелии», но это время казалось ему вечностью, потому что он едва не задыхался от вони.

Когда идущая перед ним Кицунэ остановилась, он чуть не врезался в нее и тут же представил, как они вдвоем летят в канализационную трубу. Она схватила его за руку, чтобы он не упал, и только тогда Оливер увидел, что заставило ее остановиться. Меньше минуты назад они пересекли реку нечистот по узкому железному мостику и повернули в коридор, уходивший вправо. Коридор был значительно меньше основного тоннеля и заканчивался большим, красивым залом. Туда-то они и пришли. Потолок возвышался примерно на пятнадцать футов, а от него уходили вверх, к расположенным на уровне земной поверхности небольшим вентиляционным люкам, узкие колодцы. Света здесь стало намного меньше. Звуки, доносившиеся из темноты, казалось, издавали не крысы или другие подземные существа, а сам мрак.

Дженни остановилась, но Оливер поначалу не увидел никакой двери. Он понял, что мазикины, должно быть, заколдовали ее — как ту, в клубе. Водяная ведьма аккуратно постучала, металл откликнулся эхом на стук, и дверь предстала его взору. На краю каменной ниши застыл Фрост, похожий на вырезанного изо льда паука. Волосы торчали уже не сосульками, а ледяными кинжалами. Казалось, он готов был броситься на дверь.

Они ждали. У Оливера крутило живот. Он боялся, что его все-таки стошнит: вонь стала совершенно невыносимой. С другой стороны двери не доносилось ни звука. Когда же ответ прозвучал, он раздался не из-за двери, а из темноты над ней.

— Кто идет? — В грубом голосе с сильным дальневосточным акцентом послышался сдавленный смех.

Фрост обернулся на голос так быстро, что, казалось, разрезал воздух. Кицунэ обнажила зубы, но не осмелилась принюхиваться в коллекторе. Оливер об этом как-то не подумал, но эта вонь наверняка была для нее просто убийственной.

— Гонг-Гонг[50], лапочка, сейчас не время для игр, — с некоторым раздражением произнесла Дженни. — Кончай шутить. Здесь наши сородичи, они в беде, за ними гонятся. Сейчас им нужна наша помощь, а скоро, я уверена, их помощь понадобится нам.

Из темноты послышался еще один смешок, за ним — шорох крыльев, и одна из теней наверху спустилась вниз. Это оказалась рептилия, черная-пречерная, как неочищенная нефть, с пучками седых волос на подбородке и клоком серебристых — на макушке. У рептилии было узкое, почти как у змеи, тело, но от змеи она отличалась наличием четырех конечностей с жутковатыми когтями и угольно-черных крыльев на спине. Глаза существа, серые как грозовые тучи, сверкали, словно метали молнии.

Гонг-Гонг был драконом.

Ростом в три фута.

На кончике хвоста у него торчал такой же клок серебристых волос, как и на макушке, что придавало ему некоторое сходство с ухоженным пуделем.

Оливер хихикнул. Даже сквозь ворот рубашки смех его был услышан.

Дракон зарычал.

— Это сородич? Он же человек!

Дженни сделала шаг вперед, чтобы заслонить Оливера, но Кицунэ уже метнулась между ним и Гонг-Гонгом, задев Оливера своим рыжим плащом.

— Наши судьбы сплетены, Черный Дракон Бурь. Он не наш сородич, но все же мы связаны.

Фрост направил острый палец на маленькое существо, и порыв холодного воздуха взъерошил волосы на бороде дракона.

— Не трать более ни секунды, кузен. Часы врага отсчитывают минуты, оставшиеся до нашей смерти.

Гонг-Гонг презрительно усмехнулся и словно метнул из глаз молнии, глянув на Оливера.

— Обезьяна, — пробормотал он.

Потом прошел к железной двери и царапнул по ней когтем, словно выбивая какой-то ритм, уловить который Оливер был не в силах.

Дверь со скрипом отворилась, и вдруг холодный, морозный воздух хлынул в коллектор. Фрост вздрогнул и сделал шаг назад, наслаждаясь этим ласкающим потоком. На тонких, как лезвие ножа, губах появилась улыбка.

Гонг-Гонг и Дженни вошли первыми, за ними последовала Кицунэ. Оливер ждал Фроста, беспокоясь за него. Но зимний человек кивнул ему: «Иди вперед».

— Черный Дракон Бурь? — шепотом спросил Оливер.

Зимний человек прищурился:

— Ты поступил как дурак. Никогда не принимай незнакомое за безопасное, даже если оно кажется таким. Запомни этот совет, а не то в следующий раз лишишься жизни. Сегодня тебе повезло.

Оливер моргнул.

— Повезло? — прошептал он. — Да в нем всего три фута росту!

Фрост сверкнул глазами.

— Он не всегда такой маленький.

Зимний человек шагнул в дверь. Оливер на миг забыл о том, что остался один в канализационном тоннеле. Но тут тени снова зашептали, зашуршали, и Оливер, в последний раз беспокойно оглянувшись, поспешил за Фростом. Едва он оказался по ту сторону двери, как она закрылась сама собой.

«Снова чары мазикинов, — подумал Оливер. — И что имел в виду Фрост, когда сказал, что эта мелкая шавка не всегда такая мелкая? Он может вырасти? Интересно, насколько?» Он не знал, кто такой этот Черный Дракон Бурь и какой силой он обладает, поэтому решил последовать совету Фроста и больше не раздражать Гонг-Гонга.

За дверью была площадка, а за ней — железная винтовая лестница, ведущая вниз. Гонг-Гонг зашуршал крыльями, как наждачной бумагой, и, кружа, полетел над ступенями, указывая всем путь. Дженни и Кицунэ отправились за ним, хотя лиса сначала оглянулась — проверить, как Оливер. И это немного успокоило его.

Фрост помедлил, глядя на железную дверь, через которую они только что прошли.

— Что случилось?

Зимний человек слегка пожал плечами:

— В последнее время я ничему не доверяю.

— Понимаю.

Фрост улыбнулся. Напряжения, возникшего было между ними, как не бывало. Оливер начал спускаться по лестнице, вспомнив, как в детстве они с сестрой карабкались вверх по бесконечным ступенькам статуи Свободы в Нью-Йорке. Он прошел вниз, наверное, не меньше ста ступеней, когда до Оливера дошло, что он уже не прикрывает лицо — с того самого момента, как они покинули коллектор. И хотя мерзкий запах еще не полностью выветрился из одежды, да и из ноздрей, вонь уже почти пропала. Внутри этой странной башни с железными ступеньками пахло лишь морозом.

И еще — слегка — цветами.

В конце лестницы, насчитывавшей несколько сот ступеней, их ждала еще одна дверь, на этот раз вырезанная из легкого дерева и освещенная с двух сторон газовыми фонарями. Гонг-Гонг остановился у нее и оглянулся назад, словно пересчитывая по головам тех, кого привел. Затем мечущий из глаз молнии дракон склонился к двери и, казалось, что-то прошептал. Дверь распахнулась и впустила их.

Комната, в которую они вошли, настолько отличалась от всего, чего ожидал Оливер, что он просто застыл на пороге и вытаращил глаза. Помещение напоминало внутренний двор какого-то замка. Два мраморных фонтана, украшенных статуями ангелов, струили каскады чистейшей воды. Пол был выложен каменной мозаикой насыщенных оттенков, точно на какой-нибудь вилле в Тоскане. Комнату окружали покатые, уходящие вверх стены, усаженные у подножия полевыми цветами. Казалось невероятным, что цветы могут расти так глубоко под землей, так далеко от солнца. Но ведь это была Перинфия! Запах цветов совершенно одурманивал.

Из стен торчали светильники, однако откуда-то из-под потолка лился свет, который никак не мог быть солнечным, но великолепно его имитировал.

На противоположной стороне этого изысканного дворика в стене были проделаны две французские двери, словно ведущие в чей-то дом. «Может, так оно и есть», — подумал Оливер. Возможно, это и был дом, расположенный глубоко под землей: обитель мазикинов. Ибо некоторые из собравшихся во дворе вполне могли оказаться чародеями, которых они искали. Всего там находилось шесть существ, половина из них — высокие, похожие на призраков создания в отороченных золотом черных мантиях, придававших им почти жреческий вид. Незнакомцы были невероятно тонкими и двигались с необыкновенной плавностью, словно танцевали под водой. Их лица скрывали капюшоны, но руки были видны — вполне обыкновенные на вид, только худые, как у скелетов, и с очень длинными пальцами. Кожа имела лиловый, почти синюшный оттенок.

В центре двора, примерно на равном удалении от обоих фонтанов, возвышался стол из красного дерева, украшенный ручной резьбой. Подле стояло три стула. Однако ни один из обитателей этого подземного святилища за столом не сидел. Двое мазикинов стояли рядом на дальнем конце двора и, казалось, вели меж собой какую-то молчаливую беседу. Новоприбывших они удостоили лишь коротким взглядом. Третий стоял у стола, глядя на гостей.

— Входи же! — сказала Кицунэ.

Оливер удивился: он не сразу понял, что она вернулась за ним.

Лукавство в ее глазах исчезло, сменившись настойчивостью. Капюшон она сняла и при этом необычном подземном освещении, так похожем на дневной свет, казалась странно уязвимой. Кицунэ подтолкнула его плечом, и вместе они приблизились к столу. Гонг-Гонг, летевший впереди, приземлился посреди столешницы. Все, кто находился рядом, посмотрели на вновь прибывших с холодным любопытством.

Мазикин, который был, очевидно, главным среди собравшихся у стола, поклонился Фросту. Зимний человек ответил ему тем же. Попытавшись заглянуть под капюшон чародея-призрака, Оливер содрогнулся от страха. Это создание совсем не походило на союзника. Скорее, на кошмарное ночное сновидение.

— Фрост, — произнес чародей. — Кицунэ. Рад, что вы сумели добраться до нас. Если мы хотим остаться в живых, предстоит многое сделать.

— Дженни и Гонг-Гонг проводили нас к вам, — ответила Кицунэ.

Черный Дракон Бурь фыркнул. Грозовые тучи в его глазах угрожающе зашевелились.

— Я всего лишь охранял дверь. Вот и все. Не впутывайте меня в ваши дела.

Мазикин коротко поклонился в ответ на бормотание дракона, но ничего не сказал. Голова, прикрытая капюшоном, шевельнулась, и Оливер понял: чародей рассматривает его, изучает. Он поборол желание расправить плечи и придать своему лицу непреклонное выражение.

— Так это и есть тот самый Баскомб?

Фрост кивнул, и Оливер понял, что Кицунэ и зимний человек стоят по обе стороны от него, словно привели на некий суд.

— Именно он. Соратник, которому я обязан жизнью.

Пальцы Кицунэ коснулись его руки, висевшей вдоль тела рядом с ее рукой. Оливера словно окатило теплой волной, придавшей ему силы выдержать взгляд чародея.

— Оливер Баскомб. — Он склонил голову в знак уважения.

— А я — мазикин, — ответило существо, на миг смутив Оливера. Потом махнуло в сторону двух других, казавшихся полностью поглощенными беседой. — У нас больше нет имен — так, как вы их понимаете. Все мы — просто мазикины.

Но Оливер сомневался, что здесь хоть что-то может быть простым.

Затем все были представлены друг другу. Оливер прибыл с Дженни Зеленые Зубы, Кицунэ, Фростом и несносным Гонг-Гонгом. А в причудливом дворике кроме мазикинов находились еще три существа, и все они стояли вокруг стола.

Один из них был человеком с кожей цвета охры, в просторных, грубых одеждах и с ярко-голубыми перьями, вплетенными в длинные волосы. Хотя одевался он, скорее, в стиле Старой Европы, это был мифический персонаж североамериканских индейцев, что подтверждали перья в волосах. Звали его Голубая Сойка, и Оливер смутно припомнил, что читал, какие-то легенды о нем в колледже. Кажется, в них говорилось об оборотне-обманщике. Голубая Сойка ничего не сказал, когда его представляли Оливеру.

Рядом с ним стоял дикого вида человек — не то из плоти, не то из дерева. На голове его росли ветки в виде короны, а на лице и обнаженных руках — крошечные цветочки и листья. Он был довольно высоким, около десяти футов. Когда-то Оливер назвал бы его великаном, но теперь он уже успел повидать настоящих великанов, и рост этого существа показался ему вполне заурядным по сравнению с ними. У лесной громадины были длинные, почти до пояса, каштановые волосы и борода почти до колен. Единственный элемент его одежды — нечто вроде римской тоги — в нескольких местах перепоясывала лоза. Мазикин представил его Оливеру как Лайлокена[51] из Шотландии, и лесной человек протянул руку с сердечной, хотя и несколько безумной улыбкой. Оливер покачал головой, радуясь, что хотя бы один из них готов проявить дружелюбие по отношению к человеку.

Но при всем обилии сказочных созданий, которых ему уже довелось увидеть — включая, не в последнюю очередь, необыкновенных и поразительных существ, собравшихся во дворе мазикинов, — мало кто удивил Оливера больше, чем последний участник этой воинственной компании Приграничных. Женщина. Оливер заметил ее, как только вошел, и любопытство просто распирало его. Волосы женщины напоминали сахарную вату, а прозрачное платье было такого же голубовато-белого цвета, как глаза Фроста. Тончайшая ткань облегала изящные формы так, что перехватывало дыхание.

Но плотью ее был лед.

В ней не было ничего резкого или острого, как у Фроста. Напротив, она казалась гладкой, как самый лучший фарфор, и при этом прозрачной, источающей такой знакомый холодок. Она бесстыдно пожирала глазами Фроста, и, даже когда ей представили Оливера, он заметил в ее глазах алчность хищника. Женщина погладила его по щеке, и кожу ожгло морозом. Прошла не одна минута, прежде чем боль утихла.

— Юки-Онна[52], — сказал Фрост, обнимая ее с небрежностью родственника. — Королева Снегов. Я так рад, что с тобой все хорошо.

— И с тобой, Фрост. Хотя ветер принес весть, что Сокольничий нашел тебя…

— Это правда, — мрачно ответил зимний человек, а потом указал на Оливера. — Если бы не он, от меня осталась бы только легенда.

Юки-Онна наградила Оливера самой прекрасной улыбкой из всех, каких он когда-либо удостаивался. Она склонила голову в знак молчаливой благодарности, а затем вновь переключила внимание на Фроста. Они взялись за руки, как воссоединившиеся любовники, и вдруг, резко и одновременно, превратились в вихрь из снега и льда и закружились в смерче футов четырех в ширину и восьми в высоту. Холодный воздух вился вокруг них, почему-то не задевая цветы, росшие во дворе мазикинов. У Оливера перехватило дыхание, когда он увидел, как красиво и странно слились два зимних духа, как два снежных вихря мгновенно стали одним, и уже нельзя было понять, где Фрост, а где — Юки-Онна.

И вдруг все кончилось — так же быстро, как и началось. Снег стал падать вниз, снова образуя фигуры зимнего человека и Королевы Снегов. Они уже не держались за руки.

Кицунэ снова коснулась его ладони.

— Неужели мама совсем ничему тебя не учила? — прошептала она. — Подглядывать нехорошо!

С тихим смехом он оторвал взгляд от зимних духов и взглянул на женщину-лису. Ее лицо оставалось бесстрастным, но в голосе отчетливо прозвучало веселье.

— Мы приветствуем вас всех здесь, — пронзительным голосом, доносящимся из глубин капюшона, сказал мазикин-председатель. — Если нам предстоит раскрыть заговор против Приграничных и дать отпор тем, кто его организовал, следует встать плечом к плечу.

Гонг-Гонг презрительно фыркнул и расправил кожистые крылья.

— «Встать плечом к плечу!» Отлично. Скажите это Койоту и другим трусам, которые убегают и прячутся.

Оливер заметил, как застыла Кицунэ. Учитывая то, что она говорила в последний раз, когда упоминался Койот, он явно приходился ей гораздо более близкой родней, чем Виланд Смит и прочие существа, называвшие ее «сестренкой» или «кузиной». У Оливера вообще создалось впечатление, что все Приграничные, как бы сильно они ни разнились внешне, считали друг друга кузенами.

Фрост вскинул голову, чтобы встретить взгляд мазикина. Искусственное солнце играло на острых ледяных гранях.

— Мы встанем плечом к плечу с вами. Но сначала мне надо отдать долг. На Приграничных ведется тайная охота, но Оливер объявлен в розыск обеими коронами, и за его голову назначена награда. При всем уважении, друзья, мы должны сначала определить местонахождение профессора Дэвида Кёнига — единственного из Вторгшихся, который нашел путь за Завесу и был помилован после совершенного преступления. Как и Кёниг, Оливер — не Заблудившийся. Заблудившиеся здесь как в ловушке. Они не вернутся, даже если пожелают. А поскольку Оливера перетащил за Завесу я, он способен вернуться и все рассказать, поэтому власти не могут позволить ему остаться в живых. Оливер надеется узнать, как Кёнигу удалось получить помилование. А я поклялся помочь ему в поисках.

Только после того, как я выполню свой долг, я стану свободен и смогу присоединиться к вам в битве с Охотниками и их хозяевами, — продолжил зимний человек, выпуская из глаз туман. — Мне говорили, что мазикины знают, где найти Дэвида Кёнига. Не поделитесь ли вы этим знанием со мной, чтобы я смог помочь Оливеру, а затем вернуться сюда и присоединиться к борьбе?

Наступила долгая пауза, за время которой Оливер почувствовал себя крайне неуютно. Ни Кицунэ, ни Фрост, казалось, ничего не замечали. Но он обратил внимание на то, как Дженни Зеленые Зубы глянула себе под ноги, а потом быстро обвела взглядом двор, ни на ком специально не задерживаясь. Юки-Онна сперва прикрыла глаза с меланхоличным выражением на фарфоровом лице, но после кивнула. Голубая Сойка и шотландский дикарь метнули в Оливера неприязненные взгляды, а потом повернулись к мазикину. Тот смотрел на Кицунэ.

Но заговорил не мазикин, а Гонг-Гонг.

— А ты, лиса? Ты тоже уйдешь?

— Я дала слово, — спокойно ответила Кицунэ, и плащ заструился вдоль ее спины, когда она выпрямилась во весь рост. — Поэтому должна идти. Неужели вы хотите, чтобы я нарушила слово?

— Черт-те что, Киц! — вздохнула Дженни. — Наших убивают!

Кицунэ чуть вздрогнула в ответ на ее мольбу, а затем сжала руки перед собой и чуть наклонилась вперед:

— Наши судьбы связаны с его судьбой. Разве можем мы позабыть о наших обещаниях и оставить его умирать?

Гонг-Гонг завернулся в крылья, как в одеяло. На черной коже виднелись лишь глаза-тучи, полные молний.

— Пусть лучше погибнет он, а не ты, кузина.

Кицунэ посмотрела на него с нескрываемым презрением.

Мазикин стукнул костлявой ладонью по столу:

— Довольно! Время уходит. Фрост, имя профессора Кёнига мне знакомо. Его теперешнее местонахождение мне неизвестно. Но мы — мазикины. Дайте нам время, и мы сможем найти того, кого вы ищете.

Он поклонился зимнему человеку, а затем, еще раз, — сразу всем собравшимся вокруг стола и направился к двум сородичам. Те по-прежнему вели свое странное безмолвное совещание в тени дальней стены. По обе стороны от них раскинулись цветники — богатейшие россыпи оттенков и ароматов. Оливер плохо разбирался в цветах, знал в основном розы да гвоздики, но у него появилось смутное убеждение, что здешние клумбы совершению необычны. Некоторые цветы не походили ни на какие из виденных им прежде.

Когда мазикин, являвшийся де-факто их гостеприимным хозяином, приблизился, двое других мазикинов пошевелились. Лица их все еще скрывали капюшоны, но они повернулись навстречу третьему. Когда же он присоединился к ним, они застыли уже втроем — тот, кто говорил с гостями, тоже впал в какой-то странный медитативный паралич.

Со вздохом облегчения и застенчивой улыбкой, обнажившей почти все ее ужасные зубы, Дженни уселась на стол и принялась болтать ногами, как маленькая девочка.

— Ну, и что теперь? Вы найдете то, что вам нужно, а потом — поминай как звали?

Лайлокен с отвращением выругался, что-то утробно пробормотал на языке, абсолютно незнакомом Оливеру, и зашагал прочь. Все провожали его взглядами. Он распахнул одну из французских дверей и скрылся в доме мазикинов, не позаботившись даже закрыть за собой створки.

— Тяжелый характер! Не правда ли? — спросил Голубая Сойка.

Кицунэ печально кивнула.

Голубая Сойка прищурился:

— Вы не ответили на вопрос Дженни.

Гонг-Гонг встряхнулся, чтобы подсушить свою эбонитовую кожу, и взлетел. Покружив над их головами, он прилепился к стене, где из каменной расщелины росли три ветки, похожие на деревья-бонсай на горном склоне. Когда он устроился там, волшебный солнечный свет, согревавший двор, вдруг потускнел, словно солнце скрылось за проплывающим облаком.

— Нам надо идти как можно скорее, — сказала Кицунэ, обращаясь одновременно к Голубой Сойке и к Дженни. — Нет времени, чтобы…

— Прежде всего мы должны сделать одну вещь, — прервал ее Фрост, посмотрев на окружающих с вызовом, словно предвидя возражения. — Семья Оливера до сих пор не знает, что с ним сталось. Я собираюсь провести его сквозь Завесу, чтобы он мог связаться с родными.

Кицунэ даже заморгала от удивления.

— Прямо сейчас?

— Сейчас? — эхом откликнулась Дженни.

Голубая Сойка провел пальцем по подбородку и внимательно посмотрел на Оливера. В его глазах не осталось озорства, один лишь холод.

— Да, сейчас, — произнес оборотень. — Другого шанса не будет. Конечно. Ты должен.

Оливеру впервые показалось, что в чертах Приграничного проступил облик птицы. Вплетенные в его волосы голубые перья плясали и раскачивались сами по себе.

— Да, — согласился Фрост. — Если мазикины позволят. А вы оставайтесь здесь и постарайтесь узнать о заговоре как можно больше.

— Как пожелаешь.

— Я буду очень благодарен. Мы постараемся скоро вернуться.

Голубая Сойка и Дженни Зеленые Зубы сидели рядышком на столе. «Интересно, — подумал Оливер, — использует ли здесь хоть кто-нибудь эти стулья из красного дерева?» Кицунэ посмотрела на него, нахмурившись.

— Будь осторожен, — сказала она. — Когда создали Завесу, твой мир навсегда покинуло много тайн. Но кое-что осталось. А бывают такие времена, когда даже самое малое волшебство может оказаться очень опасным.

В ее глазах, в лице было что-то такое, что ему захотелось остаться с ней. Остаться и никогда не разлучаться. Но с того самого момента, как Фрост упомянул, что намерен провести его обратно, чтобы он смог позвонить, Оливер думал о Джулианне и о Колетт. И желание услышать их голоса и смягчить их страхи пересилило.

— Я постараюсь.

Голубая Сойка улыбался, но Дженни была мрачна, словно ее переполняли дурные предчувствия.

— Иди же, если нужно. Но поторопись, слышишь? Здесь все происходит слишком быстро.

Зимний человек встал рядом с Оливером, окатив его волной пробирающего до костей холода, и кивнул:

— Пойдем.

Оливер последовал за ним к фонтану, расположенному на другой стороне двора — противоположной той, где совещались мазикины. Фрост протянул руку к воде, бившей из фонтана, и вода превратилась в снег. Оливера хлестали порывы ветра, а снег тем временем превратился в маленькую метель, затмившую даже здешнее искусственное солнце. И сквозь снежную пелену Оливер увидел проход.

— Иди, — сказал ему Фрост. — Я буду с тобой.

Оливер сделал шаг.

В Лондоне был полдень. По парку прогуливались матери с детишками в колясках. Оливер появился ниоткуда, вернулся, словно из небытия, в мир, где когда-то родился. Он узнал город сразу — по красным двухэтажным автобусам, крыши которых скользили поверх кустов за ажурной оградой парка. Порыв холодного воздуха был единственным признаком того, что Фрост остается с ним. Глянув под ноги, Оливер увидел, что трава на газоне покрылась инеем.

— Мам! — крикнула какая-то малышка. — Мамочка!

Оливер обернулся на крик. Симпатичная маленькая девчушка с бантиком, в плотно застегнутой курточке. Приближалось Рождество… правда, он не смог бы точно сказать, сколько дней до него осталось… Но снега в Лондоне не было. В британской столице он вообще выпадает редко. Девочка указывала на Оливера ручкой в большой не по размеру варежке.

— Мам! Этот дяденька…

Мать подозрительно воззрилась на Оливера, потом повернулась к дочери и еле слышно спросила:

— Что «этот дяденька», Элли?

— Он просто… появился! Его тут не было!

Стараясь унять сердцебиение, Оливер улыбнулся матери и дочке, тепло и снисходительно. Он надеялся, что в его улыбке читается: «Какая у вас славная малышка!» Мать улыбнулась в ответ, слегка закатила глаза, взяла дочь за ручку в варежке и повела прочь.

Оливер облегченно вздохнул и огляделся по сторонам, пытаясь сориентироваться. В свое время, учась в колледже, он провел в Лондоне целый семестр, и это был один из самых замечательных периодов его жизни. Он посещал занятия в студии классической драмы и в течение нескольких месяцев посмотрел больше спектаклей, чем за все предыдущие годы. Он довольно хорошо знал город, но этот парк с первого взгляда не опознал. Справа было озеро, а слева, немного поодаль, на пересечении парковых дорожек — эстрада. У одной из дорожек стоял знак со стрелками-указателями. Одна из них указывала на Детский зоопарк, другая — на Олений вольер. Еще одна — на Субтропический сад. Смутные воспоминания замелькали у Оливера в голове, и, сопоставив их, он вспомнил. Парк Баттерси. Он никогда не бывал здесь прежде, но много слышал о здешних развлечениях и аттракционах.

Общественная земля. Заповедная… Значит, некая часть мира за Завесой создана из отраженной версии парка Баттерси. У Приграничных был дар, несомненно.

Несколько секунд он просто вдыхал влажный, прохладный воздух Лондона. Здесь было не так холодно и пасмурно, как можно было бы ожидать от Великобритании в конце года. И, подставляя лицо лучам родного солнца, Оливер немедленно почувствовал, как ему повезло. Впрочем, он впервые за долгие дни оказался один и сразу ощутил свою беззащитность. Конечно, Фрост был где-то поблизости — может, катался верхом на ветрах, примчавшихся в Англию откуда-то из русских степей. И все же Оливер почувствовал себя уязвимым.

А часы между тем не стояли на месте. Он боялся за свою жизнь, но теперь его не меньше заботила и опасность, которой подвергались друзья. Несколько раз, пока происходило тихое совещание во дворе у мазикинов, он думал о том, чтобы освободить Фроста от его обязательства. Он был нужен другим Приграничным, и им надо было узнать, кто отдает приказы Охотникам. Но он действительно спас Фросту жизнь — и не один раз, а дважды. И единожды — жизнь Кицунэ. Но он вовсе не считал, что теперь они в долгу перед ним. Просто Оливер чувствовал: он сам перед ними в долгу, даже если они об этом не знают. Он знал, что, если ему удастся найти способ отвести от себя смертный приговор, он тоже не бросит своих друзей на произвол судьбы.

— Ну все, хватит! — прошептал он сам себе.

Мимо прошел худой, лысый человек с сигаретой в зубах. Он бросил на Оливера странный взгляд, но не остановился. Оливер снова осмотрел парк, больше не пытаясь определить свое местонахождение и не рассматривая людей, наслаждавшихся погожим не по сезону декабрьским днем. Его интересовала одна-единственная вещь. И, не обнаружив ее, он направился к ограде, чтобы выйти из парка на дорогу. Дорожка, свернув, привела его к воротам.

На тротуаре, прямо у входа в парк, стояла телефонная будка — характерная лондонская телефонная будка красного цвета. В старинном бушлате, подаренном Оливером Ларчем, было зябко и в то же время почему-то жарко. Сделав глубокий вдох, Оливер открыл дверь и вошел. И сразу же волна счастья залила его сердце. Опасность не исчезла, но он хотя бы мог позвонить. Услышать голоса любимых людей. Наверное, Джулианна в ярости, и ее нельзя винить в этом. Правда, даже теперь он не был уверен в том, что это плохо — то, что свадьба сорвалась. Но все эти соображения могут подождать. Как бы плохо она о нем ни думала и что бы ни сказала, он обязан сообщить ей, что с ним все в порядке.

Оливер снял трубку с рычага и, позвонив оператору, заказал международный звонок. Памятуя, что творится за Завесой, Оливер чуть не умер от нетерпения, пока оператор через три узла соединялся с Америкой и снимал деньги с его кредитки. В Лондоне было не больше часа пополудни, а значит, дома еще очень раннее утро — часов семь или что-то вроде этого. Но звонок, как и все остальное, не мог ждать.

Дома никто не отвечал.

Оператор любезно попытался помочь ему, набрав номер во второй раз. Но ответа не было. Молчал даже автоответчик.

Оливером овладело неприятное чувство. Он не имел представления о том, какой сегодня день, но в такой час дома обязательно кто-то должен быть. Оливер надеялся, что после его исчезновения Колетт осталась в Мэне, но не знал, сколько именно дней прошло. Может быть, ей уже пришлось вернуться в Нью-Йорк, на работу. Но даже если сестра уехала и отца почему-то нет дома, автоответчик обязательно должен быть включен. Или Фридл подойдет к телефону…

Предвкушение сменилось тревогой, и он дал оператору номер Джулианны, сам не зная, с чего начать разговор. Сначала в трубке с полминуты раздавались непонятные шумы, а потом он услышал гудки на том конце линии.

После третьего гудка она сняла трубку:

— Алло!

— Джулс?

Он услышал, как она ахнула и пробормотала: «О боже».

— Джулианна, я… Слушай, со мной все в порядке. Я даже не представляю себе, как ты, наверное, меня сейчас ненавидишь, и не могу пока вернуться домой, но хочу, чтобы ты знала. Если б у меня была хоть какая-то возможность… То есть я никогда не ушел бы, будь у меня выбор.

— Оливер, — сказала она, как будто только сейчас начинала верить, что это он.

— Да. Да, милая, это я.

Он услышал, что она плачет.

— Где ты, Оливер? Где, твою мать?! — Ругательство прозвучало почти как рычание.

— Я… Ну, в общем, сейчас я в Лондоне. Не могу пока ничего объяснить. Скоро я еще позвоню. Просто я хотел, чтобы ты знала, и отец с Колетт тоже, что я жив и здоров…

— Отец? Ты что, не знаешь про отца?..

В вопросе звучало такое резкое недоверие, что Оливера пронзил холод гораздо худший, чем от прикосновения зимнего человека.

— Что ты имеешь в виду?

— Он погиб, Оливер. Пока ты там прячешься, или шляешься, или занимаешься черт знает чем, пытаясь разобраться в своей жизни, кто-то убил твоего отца. Изуродовал! Будь ты проклят за то, что тебя тут не было! Хотя, если спросить полицию, они совсем не уверены в том, что тебя не было тут!

Оливер никогда еще не чувствовал себя таким онемевшим, оцепенелым, опустошенным. Он стал похож на шоколадного пасхального зайчика, пустого внутри и ломающегося при малейшем прикосновении.

— Он… О господи, нет! Что ты несешь!

Ее голос чуть смягчился, и за яростью послышалось беспокойство.

— Он умер, Оливер. Да, малыш. Мне очень жаль, но он умер… Мне было так страшно. Я думала, что тебя… Сначала я думала, что ты бросил меня, но потом, когда нашли твоего папу, я стала бояться, что ты тоже погиб. Но ты правда в порядке? Ты в Лондоне? Ты должен приехать домой, Оливер. Приезжай прямо сейчас.

Его затрясло так, что он не мог произнести ни слова, а когда все же сумел, то почти задохнулся.

— Я не могу, Джулс. Солнышко, прямо сейчас не могу. Но скоро вернусь, обещаю.

— Ты в опасности?

Оливер вздрогнул. Она почувствовала это, явно почувствовала. Или вычислила. Какие еще у него могут быть причины не приехать?

Он не ответил на ее вопрос.

— Ты сказала… что его изуродовали. Как… как именно… что с ним случилось?

Последовавшее молчание было слишком долгим. Оливер думал, что его стошнит от одной мысли об убийстве отца, представляя себе самое худшее.

— Глаза. Ему… вырвали глаза. — Джулианна с трудом выдавила это слово. — У полиции нет ничего, Оливер. Ни малейшей зацепки. Ни отпечатков пальцев, ни взлома. Никаких следов, кроме…

— Колетт, — выговорил Оливер. — Я пытался позвонить домой. Мне надо поговорить с ней, Джулс. У меня всего одна минута, мне надо позвонить ей сейчас же. Где она? Ты знаешь?

Она опять заплакала. Ему так захотелось оказаться там и вытереть ее слезы. Неважно, будут они когда-нибудь вместе или нет — сейчас он хотел быть рядом с нею.

— Разве она не с тобой? — недоверчиво спросила Джулианна, словно это был самый трудный вопрос, какой она когда-либо задавала. — Колетт тоже исчезла. Бесследно, как и ты. В ту самую ночь, когда убили твоего отца. И с тех пор никто не видел ее. Она просто… пропала.

Оливер открыл рот — и сразу же закрыл, не произнеся ни звука. Покачал головой, с такой силой сжимая трубку, что свело пальцы. Его сознание было не в состоянии переварить последнюю новость.

И тут из парка донеслись сдавленные крики.

Обернувшись, он увидел зимнего человека — во всей его красе, посреди улицы, в лондонском парке Баттерси. Фрост стучал пальцами по стеклу:

— Оливер, уходим. Немедленно!

Ярость, с которой Оливер отреагировал на это требование, ошеломила его самого. Его переполняло горе. Он был готов закричать, распахнуть дверь и наброситься на существо, втянувшее его в смертельный кошмар, утащившее из родного дома, где покинутого им отца убило какое-то чудовище, а сестра бесследно исчезла и, возможно, тоже погибла.

Но вдруг за спиной Фроста он увидел Кицунэ. Шатаясь, она выходила из ажурных ворот парка. Лицо ее было забрызгано кровью. Она поддерживала левую руку на весу, и на асфальт падали алые капли. А следом бежал Голубая Сойка, неся на руках неподвижное тело маленького черного дракона.

— Я люблю тебя, Джулианна, — прошептал он в трубку, вряд ли осознавая, что говорит. — И скоро вернусь домой. Обещаю.

Она стала что-то спрашивать, плакать…

Но он повесил трубку.