Охотники за мифами

Глава 14

Сжимая в руке тяжелый железный ключ, Оливер поднимался по лестнице на третий этаж гостиницы «Fleur de Lis»[37]. Это было старое здание в классическом парижском стиле: три этажа гостевых комнат вокруг внутреннего дворика с фонтанами, клумбами и скамейками, где можно сидеть и читать, наслаждаясь желанным покоем. Позади мягко шелестел плащ Кицунэ. Когда Оливер остановился на верхней площадке, Кицунэ тихонько встала рядом.

— Сюда! — показала она и пошла по коридору, пересеченному полосками падающего из окон света.

Окна некоторых номеров выходили на улицу, но Кицунэ попросила номер с видом на внутренний дворик. Теперь, следуя за ней в номер 36, Оливер думал, как повезло им с Фростом, что они встретили Кицунэ той ночью в лесу. Сейчас ему казалось, что это случилось давным-давно. Неужели прошло всего несколько дней?

У Кицунэ имелась причина, чтобы присоединиться к ним. Ведь она тоже из Приграничных, ее преследуют Охотники, как и Фроста. Впрочем, Кицунэ доказала, что является бесценным союзником — не только в бою, но и сегодня утром. Она выбрала гостиницу, опираясь на собственный опыт. И у нее, единственной из всех троих, водились ефразийские деньги.

У двери, ведущей в их комнату, она отступила в сторону, давая дорогу Оливеру. Ему нравилось ощущать тяжесть ключа в руке, да и сама ситуация была приятно обыденной и знакомой. Он повернул ключ в замке и толкнул дверь, а затем пропустил Кицунэ вперед — из вежливости и просто по привычке. Закрыв за ним дверь, она задвинула щеколду, набросила дверную цепочку и опустила ключ ему в карман.

Устало улыбаясь, Оливер осмотрел номер. Вместо штор висели только тонюсенькие шифоновые занавески, присобранные по обе стороны трех высоких окон. Дощатый пол матово сиял в рассеянных солнечных лучах. Все пространство заполняли мягкие, неуловимо-медовые оттенки, какие дает только непрямой солнечный свет. Спинку и изножье деревянной кровати украшала причудливая резьба, а на стенах, наряду с обычными для гостиниц картинами типа «Вечер в парке» и «Ваза с фруктами», висели полотна, изображающие сказочные долины и пещеры драконов.

Оливеру так понравилась комната, что он не заметил, как Кицунэ проскользнула в боковую дверь, отделявшую спальную комнату от ванной. Скрип водопроводного крана, резкий гул труб, звук текущей воды застали его врасплох. Он обернулся, и сердце наполнила до нелепости огромная радость.

— Водопровод?! — спросил он, не веря своим ушам, словно плеск воды мог оказаться чьей-то жестокой шуткой.

Он даже не надеялся, что в Перинфии можно будет принять настоящую ванну или душ. А зря — некоторые районы города соответствовали по крайней мере началу двадцатого века, и душ с ванной, конечно же, вполне могли тут иметься.

— А как ты думаешь, почему я выбрала именно этот отель? — отозвалась Кицунэ.

Оливер улыбнулся и пошел на голос. Он заглянул в открытую дверь, и улыбка сошла с его губ. Он бессознательно ахнул.

Кицунэ стояла на одной ноге, наклонившись вперед и пробуя воду. Совершенно нагая. Ее стройное, гибкое тело было прекрасно. Маленькая грудь, соски похожи на крохотные коричневые ягоды. Шелковые черные волосы скрывали ее лицо. Вода струилась по пальцам. У Оливера перехватило дыхание. Ее вещей, в том числе и рыжего мехового плаща, не было видно. «Наверное, в ванной есть какой-то шкафчик для одежды…» До сих пор он считал, что это лисья ипостась Кицунэ, ее способность к превращению действует на него магически. Однако сейчас она совершенно зачаровала его. Он стоял, чуть дрожа, и просто смотрел.

Когда вода достаточно согрелась, Кицунэ выпрямилась и краем глаза заметила Оливера. Мгновение она смотрела на него из-за прядей волос, не делая попытки прикрыться. Потом откинула волосы и дерзко взглянула прямо в глаза, улыбаясь весело и чуть-чуть маняще.

— Душистое мыло, — сказала она. — Я мечтала об этом со вчерашнего дня.

Как будто ничего необычного не случилось.

Она шагнула в ванну и задернула занавеску. Оливер услышал гудение труб и ответное стаккато душа. Не в силах оторвать взгляд от занавески, он вспоминал бронзовую фигурку Кицунэ, каждый изгиб ее тела, запечатлевшийся в сознании.

Прошло несколько секунд, прежде чем он сообразил, что слышит еще какой-то шум, более грубый. Словно кто-то царапал камнем по стеклу. Обернувшись, Оливер увидел воду, льющуюся по крайнему справа окну — несмотря на то, что внутренний дворик заливал солнечный свет. Стекло в раме дребезжало, крохотные дробинки града бились о него вместе с порывами ветра.

Фрост!

Оливер поспешил к окну, отворил его и сразу отскочил — в комнату ворвался мощный ледяной вихрь. Снежинки плясали в воздухе, закручиваясь в головокружительную воронку. Она неслась вместе с вихрем в дальний угол комнаты, подальше от окон.

Дюйм за дюймом из снежинок сложилась фигура зимнего человека.

Фрост был весь изо льда — тело сплошь из острых граней, волосы-сосульки.

Ледяной туман сочился из его глаз. Он бросил взгляд мимо Оливера на открытую дверь, из которой доносился шум воды. Какой-то намек на эмоцию, возможно неодобрение, мелькнул на его лице и исчез.

— Я побывал «У Амелии», осмотрелся. Конечно, в своей невидимой форме. Сейчас там темно, закрыто. Мы должны сделать все для того, чтобы никто не опознал Кицунэ и не донес Охотникам. А тебе нельзя показываться в городе. В любом появившемся в Ефразии новичке, скорее всего, заподозрят Вторгшегося, которого надо сдать властям. Чем меньше ты будешь разговаривать с людьми, тем лучше. Останемся здесь до темноты.

Оливер почесал в затылке и посмотрел в окно.

— Так долго?

— Ничего не поделаешь. Отдохните, поешьте. Кицунэ попросит, чтобы с кухни принесли еду. Пусть думают, что вы — любовники, которые хотят насладиться обществом друг друга.

Оливер вспыхнул, но подавил желание оглянуться на открытую дверь ванной, продолжая смотреть на Фроста.

— Хорошо, так и сделаем, — ответил он. — А заведение Амелии отсюда далеко?

Зимний человек покачал головой.

— Совсем близко. В четырех кварталах. Может, в пяти. Окружение там не слишком приятное, но для такого заведения — то, что надо. В Перинфии местность меняется с каждым поворотом.

Они поговорили еще минуту или две. Из душа вышла Кицунэ, закутанная в белый махровый халат. Белый цвет казался слишком резким и ярким на фоне ее кожи цвета кофе с молоком. Под халатом явно ничего не было. Пока двое Приграничных обсуждали необходимость остаться в комнате на весь день, Оливер изо всех сил старался не смотреть на нее, боясь встретить ответный взгляд. Воспоминание о наготе Кицунэ преследовало его.

Позже, когда они поели, — персонал «Fleur de Lis» и правда оказался таким услужливым, как предсказывал Фрост, — изнеможение дало о себе знать. Оливер знал, что в комнате только одна большая кровать — ни дивана, ни любой другой поверхности, на которой можно было бы достаточно комфортно прикорнуть. Несмотря на это, он намеревался устроиться на полу, постелив туда лишнее одеяло, которое он обнаружил, и одну из подушек с кровати. Кицунэ ничего не узнает.

Если она останется в том же махровом халатике, в котором вышла из ванной, он ни при каких условиях не ляжет с нею в одну кровать. Не то чтобы он думал, будто между ними может что-то произойти — в конце концов, он всего лишь самый обычный парень, а она такая экзотическая и, черт возьми… сверхъестественная, — но даже если произойдет, нелепость ситуации наверняка обернется его фиаско. А еще он думал о Джулианне. Свадьба так и не состоялась, но она по-прежнему оставалась его невестой. А присутствие Фроста смущало еще сильнее.

Однако компромисс, к которому они в результате пришли, оказался немногим лучше. Кицунэ облачилась в черную рубаху и штаны, которые носила во время путешествия, и настояла, чтобы Оливер укрылся одеялом, а сама завернулась в свой рыжий меховой плащ и калачиком улеглась на постели. Оливеру показалось, что ее забавляет его замешательство, однако не прошло и двух минут, как она провалилась в глубокий сон.

Но Оливеру никак не удавалось заснуть.

Фрост наблюдал за ними, стоя в самом темном углу комнаты — так неподвижно, словно и в самом деле замерз. Оливер лежал на боку, повернувшись спиной к Кицунэ и уставившись в стену. Сна не было ни в одном глазу. После еды он принял душ — чистые простыни приятно холодили кожу рук, — но все его нервы, казалось, обнажились от напряжения. Время от времени он делал глубокий вдох и заставлял себя закрыть глаза, пытаясь призвать сон. Эхо кошмара, увиденного им в доме Оливера Ларча, еще жило в сознании. Воспоминание о нем лишь добавляло новые мучения к тем, что уже терзали его.

Глаза его были зажмурены, когда он почувствовал у самого лица дуновение холодного воздуха. Открыв глаза, он увидел Фроста — тот присел на корточки у постели, внимательно разглядывая его. Звякнули сосульки — Фрост склонил голову набок, точно любопытная птица.

— Что тебя мучает, Оливер?

Он смотрел в бледно-голубые глаза, пытаясь найти нужное объяснение. Из-за близости зимнего человека — а может, и от собственных мыслей — его бил озноб. Все время путешествия, вернее, бегства от тех, кто хотел отнять жизнь у него самого и у его спутников, Оливер восторгался открывшимся ему волшебством. А еще — свободой, обретенной, по иронии судьбы, благодаря вторжению в его жизнь жестокости, ужаса и сверхъестественных сил. Но когда ему снились сны, они были о доме.

— Я слишком давно не был дома, — сказал Оливер, стараясь говорить потише, чтобы не разбудить мягко урчащую во сне Кицунэ. — Наутро после ночи, когда ты пришел ко мне, — той, когда за тобой гнался Сокольничий, — должна была состояться моя свадьба.

— Но те события свершились помимо твоей воли. Ты покинул невесту не по собственному желанию.

Желудок Оливера болезненно сжался.

— Нет. Но я обрадовался. Я сомневался в том, правильно ли я поступаю, с того самого дня, когда сделал ей предложение.

— Разве ты ее не любишь?

— Люблю. Наверное, люблю. Но меня не покидало ощущение, что я… подчиняюсь будущему, которое выбрал за меня отец. Джулианна должна была выйти замуж именно за того парня, которого так отлично вышколил мой папенька. После чего я остался бы тем парнем навсегда. А я мечтал вырваться из всего этого, стать тем, кем хотел сам. А уж потом, если бы она все еще хотела выйти за меня… Но меня слишком хорошо выдрессировали. — Он горько рассмеялся. — Я был хорошим щенком. Делал все, что прикажет хозяин.

Фрост слегка склонил голову, и по комнате промчался порыв холодного ветра.

— Кто-то может сказать, что это роль хорошего сына.

Оливер внимательно смотрел на него, пытаясь угадать: думает ли сам Фрост так же, или он просто сделал этот вывод, столетиями наблюдая за жизнью людей, в мир которых являлся как вестник зимы.

— Хорошего сына, да. Но что случается, когда мальчик вырастает? Когда-нибудь у него может появиться собственный сын, и что тогда?

Зимний человек улыбнулся. Лед на его лице потрескался, крошки посыпались на пол.

— Это и есть самый насущный вопрос, разве не так? И если ты останешься в живых, несмотря на то что вторгся за Завесу, то сумеешь на него ответить.

— Я не могу ждать так долго. Отец будет чертовски возмущен моей «самовольной отлучкой». Джулианна тоже, я уверен… Но вот Колетт, должно быть, с первого же дня за меня беспокоилась. А теперь они с Джулианной наверняка уже обсуждают, где я… решили, что если я не вернулся до сих пор, то наверняка подох в какой-нибудь канаве.

Рассказывая о том, что его мучило, он словно выпускал пар из котла. Выговорившись немного, Оливер подумал, что теперь, возможно, сумеет заснуть.

— Меня не было слишком долго. Знаю, мне опасно появляться рядом с ними, но нельзя просто так оставить их в неведении. Я должен, по крайней мере, дать им знать, что я жив.

Фрост слегка приоткрыл рот, обнажив острые ледяные зубы. Не похоже ни на улыбку, ни на усмешку. Оливер не мог понять, какая эмоция скрывалась за этим.

— И каким образом ты предлагаешь это осуществить? — спросил зимний человек.

Оливер пристально поглядел на него. И хотя рядом с ним лежала теплая Кицунэ и сам он был под одеялом, исходящий от Фроста холод показался еще более леденящим.

— Ты можешь переправить меня через Границу? Всего на несколько минут, а? Самое большее — полчаса? Я должен позвонить им, Фрост. Я обязан дать им знать.

Брови зимнего человека потрескались у переносицы.

— Как ты собираешься заставить их поверить?

— Просто скажу, что со мной все в порядке. Имеются некоторые неприятности, но я надеюсь, что скоро смогу вернуться домой.

Фрост медленно кивнул. Поднялся во весь рост, распрямился — так плавно, точно был самой бурей, а каждое его движение — порывом ветра. И это недалеко ушло от истины. Но Оливер сейчас не мог восхищаться красотой зимнего человека. Скорее, поведение Фроста его встревожило.

— Ну, как? — спросил Оливер.

— Я сделаю это для тебя, Оливер. Я поклялся помогать тебе, потому что, спасая меня, ты поставил под угрозу свою жизнь. Но ты должен подождать, пока я не найду такое место, где мы сможем пересечь Границу быстро и безопасно. И тогда тебе придется поспешить. Мы не проведем в Перинфии и ночи, если это будет хоть как-то зависеть от меня. На закате пойдем в «У Амелии». Если там не удастся разузнать о местопребывании профессора Кёнига — мне известны и другие места, где можно порасспрашивать. Потом придется уйти.

— Конечно, — сказал Оливер. — Охотники могут настичь нас в любую минуту. Останавливаться нельзя.

Зимний человек резко обернулся к нему, сердито сощурившись. Все черты его лица — подбородок, скулы, нос — удлинились и заострились. Туман, сочившийся из глаз, теперь клубился и вокруг головы. Он шагнул к кровати — руки подняты, пальцы-кинжалы скрючены, — словно собрался напасть.

Оливер открыл было рот, но не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Его сжало холодом — не по воле зимнего человека, а от страха.

Фрост опустился на колено и постучал пальцем — ледяной иголочкой — по виску Оливера:

— Думай! Пора уже начать соображать, что за мир вокруг тебя. Ты ищешь свой жизненный путь, и я это понимаю. Но надо понимать и то, что на кон поставлено нечто неизмеримо большее, нежели твоя собственная жизнь — хрупкая, смертная. Ибо я боюсь не за себя. И не за одних лишь Приграничных, хотя заговор, кажется, направлен против нас всех. Недостаточно найти ответ на вопрос, кто пытается уничтожить Приграничных. Важно, почему он пытается это сделать. Неужели ты даже не задумывался о том, какие силы могут быть замешаны здесь?

Оливер не знал, что ответить. Лежа в постели под разгневанным взглядом Фроста, он сильнее, чем когда-либо в этом мире, чувствовал себя ребенком. Он привык считать Приграничного своим другом, но теперь сердце гулко колотилось от ужаса, а дыхание перехватывало.

— Нет, мне кажется, что не задумывался. — Зимний человек покачал головой. — Я наблюдал за Охотниками. Я недоумевал, почему они больше не пытались убить нас. И пришел к выводу: это произошло потому, что их слишком мало. Приграничных гораздо больше, чем… Охотников за мифами. — Последнее слово он буквально выплюнул, точно ему на язык попал яд. — Они так заняты, эти Охотники. Разбрелись по Двум Королевствам и убивают направо и налево. И когда я спрашиваю себя зачем, на ум приходит только один ответ: тот, кто виновен в убийствах, лелеет более обширные планы. И чтобы эти планы осуществились, необходимо устранить Приграничных, дабы они не смогли помешать. Возможно, наш тайный враг мечтает о завоеваниях, а способность Приграничных свободно путешествовать, куда нам хочется, опасна для него. Но это лишь догадка… Все остальное — тайна. Но и моя жизнь, и жизнь Кицунэ, и жизнь тысяч других зависит от того, смогу ли я разгадать эту тайну.

Поэтому я протащу тебя через Завесу, чтобы ты смог позвонить, и доставлю тебя к профессору Кёнигу, потому что я обещал. Но каждая потерянная минута приближает нас к уничтожению всех Приграничных, и этого я забыть не могу.

Оливеру хотелось сказать очень многое. Хотелось выразить Фросту благодарность, сказать ему о своей преданности. Пообещать, что, как только с него будет снят смертный приговор, он останется в этом мире и станет сражаться на их стороне, и сделает все, что в его силах, лишь бы разоблачить жуткий заговор, стягивающийся кольцом вокруг них.

Но отблеск в глазах зимнего человека заставил его промолчать.

Только когда Фрост отвернулся и снова ушел в темный угол комнаты дожидаться вечера, Оливер смог перевести дыхание. Придавленный гнетом страха, вины и беспокойства, он был уверен, что не сможет заснуть.

Но скоро, однако, соскользнул в беспокойную дремоту. В его сновидениях перемешались два мира, и в каждом из них он чувствовал себя одиноким.

Вечер в Перинфии разительно отличался от утра. На рассвете улицы были почти пустынны, но стоило спуститься сумеркам, как началось настоящее столпотворение. По булыжным мостовым грохотали телеги и кареты. И они были не единственным видом транспорта на улицах. Здесь ездили автомобили — в большинстве своем старинные, шумные, источающие запахи машинного масла раритеты начала двадцатого века. Другие, однако, выглядели тут удивительно несуразно: старый седан с подножкой, который вполне мог бы водить Джон Дилинджер[38], и «форд»-пикап семидесятых годов двадцатого века с пятнами потускневшей зеленой краски на тех местах, что еще не покрыла ржавчина.

Металлические монстры поражали, но монстров иного сорта насчитывалось куда больше. Черные собаки невероятных размеров и самого разнообразного вида бегали по тротуарам, пробираясь сквозь фланирующие толпы. У некоторых были сверкающие красные глаза, а другие, ростом поменьше, словно парили в нескольких дюймах над землей: их лапы совершенно не касались твердой поверхности. Попадались несуразные создания, в основном составленные из частей разных животных. Голова петуха на теле ящерицы с хвостом скорпиона. Голова аллигатора на теле льва с орлиными крыльями. Кое-кого Оливер знал из мифологии: грифона, гарпию, Пегаса. Но большинство существ оставались для него загадочными. Настоящий зверинец из обитателей сказок и легенд.

Огромные лошади медленно брели по улицам, не уступая дороги ни каретам, ни автомобилям. Везли они, как правило, мрачных всадников в кожаных доспехах. У некоторых плоть на костях отсутствовала, а вместо головы торчал голый череп; а у других и вовсе не было головы. Встречались великаны разного роста и вида, с разными повадками. Боггарты, гоблины, тролли — хотя зачастую трудно было определить разницу между ними. Нимфы и феи со всего света, в том числе порхающие эфемерные создания с яркими разноцветными крылышками, а также стройные мужчины и женщины неземной красоты, исполненные холодной сосредоточенности и спокойствия, как глубокий океан перед штормом.

Ну и, конечно, не обошлось без чудовищ. Бродили вперевалку существа, покрытые такой отвратительной грязью, словно только что вылезли из болота или сточной канавы. Красивые создания с лицами мертвяков и длинными конечностями, готовыми схватить жертву. Какие-то мерзкие зубастые твари, припадая к земле, проносились с такой скоростью, что их едва удавалось заметить.

Но самыми многочисленными среди всех — зверей, фей, гоблинов и чудищ, вместе взятых, — были люди. Потомки Заблудившихся, некогда проскользнувших из одного мира в другой, — дети Роанока и Норфолка, Шанхая и Тунгуски, злосчастные пассажиры тысяч кораблей-призраков. Город заполняли мужчины, женщины и дети, для которых все вокруг являлось совершенно обыденным. Одни гуляли, романтически держась за руки и на ходу разглядывая витрины магазинов; другие перебирали товар на тележках торговцев; третьи смеялись над гримасами уличных комедиантов самого разного сорта.

Музыка, смех и крики, перемежаясь стуком копыт, скрипом телег и ревом моторов, наполняли воздух. Из ресторанов, пабов и кафе вперемежку неслись экзотические ароматы, запахи специй, трав и кондитерских изделий, созданных по рецептам сотен культур, некогда занесенных сюда из Северной Америки, Европы и Азии и, возможно, давно утраченных на родине.

Такой была вечерняя Перинфия.

У Оливера кружилась голова от благоговейного ужаса при виде всех этих чудес.

Фрост оставался невидимым. В бестелесной форме он плыл где-то высоко над головой, объезжая ветра ефразийской ночи. Кицунэ же шла рядом с Оливером, и с того самого момента, как они вышли из гостиницы «Fleur de Lis», ее пальцы сплелись с пальцами Оливера, точно у влюбленных. «Так мы будем вызывать меньше подозрений», — сказала она. Он знал, что спутница права, однако краска все равно заливала его лицо, а кожу покалывало от ощущения ее близости, от воспоминаний о ее обнаженном теле. Оливер то и дело напоминал себе, что это не ее, а Джулианну он страстно желает видеть — Джулианну, которую уже обидел так жестоко.

Так, рука в руке, они дошли до заведения «У Амелии». Окна здесь были темными, электричество отсутствовало. Вывеска подсвечивалась газовыми фонарями: внутри стеклянных колб плясало яркое живое пламя. Изнутри доносилась музыка — похоже, играл биг-бэнд с трубами и барабанами. Из приоткрытой двери выплывал дым от многочисленных трубок, сигар, сигарет, сладковатый запах самокруток с местной травкой.

Внимание Оливера сразу же привлекла вывеска над дверью. На ней было вырезано название ресторана, нарисован старый аэроплан и решительное, открытое женское лицо.

— «У Амелии», — негромко произнес Оливер.

Кицунэ сжала его руку и озабоченно свела брови:

— И что с того?

Он улыбнулся.

— Так это же Амелия Эрхардт![39] — С его губ сорвался легкий смешок. — Ну, теперь-то понятно, куда она делась!

Кицунэ мягко, добродушно заурчала.

— Она была хорошей женщиной. Доброй ко всем без исключения. Теперь ее место заняла дочь. А может, уже внучка?.. Для нас годы значат намного меньше, чем для людей. Так легко запутаться в человеческих поколениях.

Меланхолический тон ее замечания поразил его и еще долго не выходил бы из головы, но тут дверь открылась. Вместе с волной еще более громкой музыки и еще более густого дыма на пороге появился какой-то человек. Присмотревшись внимательнее, Оливер определил, что это совсем не обычный человек. По мифическим стандартам не великан, но все же не менее семи футов ростом и около половины того — в ширину. Борода некогда имела цвет ржавчины, но теперь ее испещрила седина. Человек носил широкополую шляпу, скрывавшую глаза. Длинное пальто было отлично пошито, выглядело аккуратным и безукоризненно чистым, что говорило об определенном достатке, а одна из огромных ручищ сжимала изящно вырезанную трость, увенчанную набалдашником в виде бронзовой звериной головы.

Лисьей головы.

При его появлении Кицунэ шагнула ближе к Оливеру. Возможно, просто отошла в сторону, чтобы дать гиганту пройти, но Оливеру показалось, что дело было не только в этом.

— Кузиночка! — произнес громила, и нижняя часть его лица расплылась в улыбке, хотя глаза по-прежнему скрывались под полями шляпы. Он поднял руку и задумчиво пригладил бороду. — Рад видеть тебя в полном здравии. А то ветер приносил дурные слухи о твоих злоключениях на пути в Перинфию.

Кицунэ не отбросила капюшон, а, наоборот, сжалась под плащом, будто хотела превратиться в лису и ускользнуть куда-нибудь в городские переулки. Оливер почувствовал, как она напряглась, заставляя себя посмотреть в лицо незнакомцу.

— Благодарю вас за заботу, мистер Смит[40]. Хотя, признаюсь, она меня удивляет.

Тут человек изумил Оливера: даже не тем, что широким, плавным жестом снял шляпу и слегка поклонился, а тем, что его серые глаза лучились добротой.

— Кицунэ, я кузнец. Если я кую оружие для Охотников и подковываю их лошадей, то делаю это не по зову сердца, а потому, что таково мое ремесло. Когда Герн и его дикие парни избрали тебя в качестве добычи, я не поехал с ними и был рад, когда охота закончилась неудачно. А теперь всадники Дикой Охоты или мертвы, или в бегах, потому что на охоту вышли куда более опасные Охотники, и ты хорошо это знаешь. Для них я не сделаю и ночного горшка. Поэтому желаю тебе удачи, милая. Тебе и всем твоим сородичам. И если когда понадоблюсь, надеюсь, помогу, чем смогу.

Однако всего его обаяния и явной искренности не хватило, чтобы хоть немного смягчить Кицунэ. Она ответила ему лишь легким поклоном. С безропотным выражением на лице человек, которого Кицунэ назвала мистером Смитом, повернулся к Оливеру.

— Добрый вечер и вам, мистер Баскомб. Будьте осторожны в Перинфии. Здесь легко затеряться, но еще легче быть обнаруженным. Не оставайтесь нигде ни секунды дольше, чем нужно.

Оливер уставился на него во все глаза.

— Откуда вы знаете мое…

Мистер Смит вскинул брови и слегка улыбнулся. Потом надел шляпу, и его глаза снова скрылись под тенью широких полей.

— Не смешите меня, сэр! Вы объявлены в розыск. И все это знают. Любой, кто знает, что творят с Приграничными, кто прислушивается к сплетням, узнает вас, как только увидит вместе с Кицунэ. — Он огляделся по сторонам, словно ожидая чего-то. — Уверен, что и ваш друг, мистер Фрост, где-то неподалеку. Желаю вам всем благополучного путешествия.

С этими словами он сжал набалдашник своей трости в виде лисьей головы и зашагал по улице. Оливер и Кицунэ несколько секунд смотрели ему вслед. Потом их коснулся порыв холодного ветра, и Оливеру показалось, что Фрост что-то шепнул им — но он не смог разобрать, что именно.

— Пойдем. В одном он прав, — сказала Кицунэ. — Нам нельзя мешкать.

Оливер снова посмотрел вслед ушедшему, но уже не смог разглядеть его в текущей по улице толпе людей и сказочных существ.

— Что это за тип, черт побери?

— Виланд Смит[41]. Единственный человек на тысячу мифов. Будет случай — поговорим о нем. Но не сейчас. Сегодня вечером нас ждут другие дела.

Кицунэ низко натянула капюшон, поправила складки меха на плечах и шагнула в дверь — туда, где наяривал оркестр и клубился табачный дым. Гремели трубы, тромбоны, ударные. Глянув по сторонам в поисках Фроста, Оливер последовал за ней.

Первое, что бросилось ему в глаза, — процент «нелюдей» в заведении «У Амелии» был гораздо выше, чем на улице. И хотя снаружи виднелись лишь газовые фонари, внутри было электричество. Позади бара мигал так, словно вот-вот перегорит, неоновый знак Champale[42] (о таком Оливеру никогда не доводилось слышать). Слева стояли высокие табуретки и столики для коктейлей, а справа уходила футов на сорок в глубину зала длинная барная стойка из красного дерева. На первый взгляд место казалось обычным дешевым «погребком». Но со второго становилось ясно, что это не просто бар.

Заведение «У Амелии» оказалось ночным клубом.

За столиками и барной стойкой виднелась лестница, которая вела в гораздо более просторное помещение — с высокими потолками и широким сверкающим танцполом, окруженным столиками. У столиков сновали официантки и официанты в черных «бабочках». Контраст был разительным.

Самый яркий свет падал на оркестр — возможно, потому, что большинство посетителей «У Амелии» предпочитали находиться в темноте или хотя бы в тени.

Там встречались не только гоблины, феи и иже с ними, но и другие существа. Незнакомые и уникальные — во всяком случае, для Оливера. Так, в одном из углов бара сидели два существа, которые при плохом освещении могли бы сойти за людей… не будь они раза в два выше любого человека и не имей длинных крыльев, как у летучих мышей. Они кутались в свои крылья, как в бабушкину шаль.

— Это Кин-Кинги[43], — прошептала Кицунэ, кивая в их сторону. — Из австралийских легенд.

Пока они пробирались по бару, Кицунэ называла ему имена некоторых присутствовавших там существ, но многих она и сама не знала. Больше всех Оливера взволновал великан-людоед по имени Киндершрекер[44]. Потом он увидел Син-Тянь[45], существо без головы, но с широкой хищной пастью прямо посередине груди. Увидев его, Оливер даже остановился, и Кицунэ пришлось чуть ли не силой утащить спутника в глубь зала.

С потолка свисали цепи с насестами, которые могли бы использоваться для птиц. Здесь же они служили удобным насестом для якулусов[46], свирепых крылатых змеев, обвивавшихся вокруг деревянных балок. Их хвосты, свисая с потолка, почти касались голов сидящих внизу.

Некоторые из завсегдатаев явно узнавали Кицунэ и что-то шептали, прикрывая руками рты. Другие приветствовали ее открыто. Оливер испытал странную радость, когда Кицунэ подняла руку и помахала высокому, болезненно-сутулому существу с бледно-зеленой кожей и руками, достающими чуть ли не до самого пола. Рядом с ним расположился человек-змея с человеческими руками, телом змеи и физиономией, которая представляла собой нечто среднее между лицом человека и мордой гориллы.

Извинившись перед человеком-змеей, длиннорукий подошел к ним. Оливер быстро глянул по сторонам — не наблюдает ли кто, — но, похоже, никто не обращал на них с Кицунэ особого внимания.

Женщина-лиса обняла ужасное существо. Его кожа так напоминала блестящую кожу лягушки, что Оливер даже вздрогнул при виде этого зрелища. Кицунэ широко улыбнулась, показав многовато острых зубов. Это всегда слегка нервировало Оливера, но в то же время нисколько не мешало восхищаться ее красотой.

— Грин, это Джек. — Она указала на Оливера. Тот не сразу понял, что Джек — это он. Значит, зеленое создание и есть Грин. — Джек, познакомься: Грин. Мой старый друг.

— Еще один Заблудившийся по имени Джек, — тихо пробормотал Грин. — Не странно ли, что столь многие из тех людей, кто попадает сюда, носят имя Джек? Интересно, почему?

Кицунэ задиристо посмотрела на него:

— Да ты заделался философом, пока меня не было!

Несмотря на гротескную внешность, существо умудрялось выглядеть очень кротко.

— Да нет. Просто это показалось мне странным. — Он исподтишка огляделся по сторонам. — Но, как я догадываюсь, вы тут не затем, чтобы пропустить по стаканчику, а? Ищешь других Приграничных, да?

Кицунэ кивнула. Оливер подвинулся, чтобы прикрыть беседующих от глаз веселой компании за соседним столиком.

Грин как-то задергался, и его взгляд несколько раз перебежал с Оливера на Кицунэ и обратно. Он нервно замахал руками:

— Лайлокен здесь, в клубе. С какой-то девицей. Еще стикини[47], их сразу четверо. Но ты с ними лучше не разговаривай. — Он кивнул на Оливера. — А то еще съедят твоего Джека.

Кицунэ лукаво усмехнулась:

— Это было бы ужасно.

— Ходят слухи, — продолжал Грин своим липким, булькающим голосом, — что много путешественников погибло. В самой Перинфии убийств пока мало, но все Приграничные в городе в курсе, и большинство ушло в подполье.

— Нам надо найти их, — сказала Кицунэ.

Внезапно Оливер встревожился. Нахмурившись, он пристально посмотрел на спутницу. Ведь предполагалось, что они будут искать мазикина — как он понял, какого-то чародея, — а она спрашивает о Приграничных. Он вспомнил свой недавний разговор с Фростом и невольно подумал о том, не собираются ли спутники бросить его на произвол судьбы, потому что заговор против Приграничных волнует их больше. Впрочем, вряд ли можно было их в этом винить. Вот только его жизнь полностью зависела от этих двоих… Поэтому Оливер вмешался:

— А еще нам надо найти…

— Тихо, Джек! — рявкнула Кицунэ.

Он так изумился, что тут же замолчал и лишь сердито смотрел на нее. Грин рассмеялся, скривив влажный рот.

— Парнишка еще не научен вести себя, как я погляжу. Ничего, скоро ты его выдрессируешь. Однако если хочешь найти кого-то из тех, кто скрывается, поговори лучше с Дженни.

Кицунэ заметно вздрогнула:

— Дженни? Мне сказали, что она погибла.

Бледное существо нахмурилось.

— Наверное, ей еще не успели об этом сообщить. Разве ты не видела ее у бара?

— Да мне и в голову не пришло ее высматривать, ведь я считала ее мертвой. — Кицунэ сложила ладони вместе и склонила голову: — Прими мою благодарность, Лестер Гриндилоу[48].

— Не за что, Киц. Это самое малое, что я могу для тебя сделать.

Кицунэ опустила свою ладонь в ладонь Оливера — тот удивился, какая горячая у нее рука. И потащила за собой, точно он и в самом деле был ее собачонкой. Она вела его к барной стойке, пробивая путь сквозь толпу людей и чудищ, которые, судя по их внешнему виду, совсем не намеревались уступать дорогу такой миниатюрной женщине, какой бы красоткой она ни была. Тем не менее Кицунэ без труда прокладывала себе дорогу между ними. Двое волосатых, вонючих троллей сощурили глаза и зафыркали на Оливера — похоже, собирались наброситься. Но порыв холодного ветра, возникнув словно ниоткуда, отшвырнул их назад. Бороды и брови троллей тут же покрылись изморозью. Их глаза испуганно расширились, и они отправились восвояси — искать возможности подраться, не нарываясь на достойный отпор.

То, как Кицунэ оглядывалась и сжимала его руку, словно желая показать его своим друзьям, напомнило Оливеру ощущения, которые он испытывал в колледже. Тогда он пришел в какой-то бостонский бар с Джесси Колберт — они встречались уже почти месяц. Но несоответствие этих двух ситуаций было таким потрясающим, что Оливер ощутил себя сбитым с толку. Табачный дым и музыка нисколько не смягчали разницы.

У самого бара Кицунэ мягко отодвинула в сторону двоих вполне обыкновенных на вид людей, и Оливер увидел Дженни, о которой говорил Грин. До сих пор он как-то не проводил связи между ее именем и уверенностью Кицунэ в том, что она погибла. Теперь он понял.

Барменша носила линялый красный корсет, а вместо юбки или штанов — газовую нижнюю рубашку. Кожа желтовато-бледная, вся в пятнах. Выглядела Дженни как утопленница, вытащенная из какого-нибудь озера или пруда спустя много дней или недель после смерти. Глаза у нее были выпучены. Несмотря на тусклое освещение и плотную завесу дыма, Оливер увидел, что волосы у нее грязно-зеленого цвета и напоминают паклю. Но самым поразительным был рот. Слишком широкий, почти до ушей, а внутри — полным-полно острых клыков, покрытых илом, почти таким же зеленым, как ее волосы.

Дженни Зеленые Зубы.

Она разливала виски, когда Кицунэ, с Оливером на буксире, подошла к стойке и влезла на высокий табурет. Оливер пробормотал вежливые извинения тем, кого ему пришлось подвинуть, чтобы примоститься рядом с ней. Холодный ветерок пощекотал затылок. Теперь он не сомневался, что и Фрост где-то рядом.

Когда Дженни Зеленые Зубы подняла взгляд и увидела Кицунэ, ее рука так затряслась, что немного виски пролилось на стойку. Она попыталась замаскировать свое изумление бурной реакцией на собственную неловкость: выругалась, поспешно схватила полотенце, принялась вытирать стойку, одновременно извиняясь перед посетителем, заказавшим виски. Кицунэ явно хотела поговорить с ней, но Дженни резко мотнула головой, а потом коротко кивнула, приглашая следовать за ней. Она прошептала что-то Кин-Кингу, который перевесился через стойку, потягивая пенящееся пиво, и тот, не колеблясь, залез на ее место.

— Что за черт… — шепотом начал Оливер.

Кицунэ сгребла воротник куртки, которую он получил от Ларча вместо парки, и снова потащила его за собой. Выбравшись из-за стойки, Дженни прошла сквозь заполненный народом бар. Остановившись на верхней ступеньке лестницы, ведущей в ночной клуб, она оглянулась, чтобы убедиться, что они идут за нею. Но дожидаться их не стала. Оркестр играл старую песню Глена Миллера, но вместо гитары духовым инструментам вторил ситар. Спустившись, Дженни резко свернула налево и направилась прямо к двери, которая вдруг широко распахнулась — Дженни чуть не столкнулась с официантом, несшим поднос с дымящимися блюдами.

Но Дженни не стала входить туда. Вместо этого она остановилась у другой двери, слева. Похоже, она открывалась внутрь и вела куда-то вниз. Оливер удивился, что не замечал ее раньше — словно дверь возникла по мановению Дженни прямо из стены. Дженни снова оглянулась и исчезла за этой дверью — массивной, из деревянных планок, перехваченных железными скобами.

— Постой, постой, — прошептал Оливер, подавляя желание оглядеться по сторонам и посмотреть, не наблюдает ли кто за ними. — Вдруг это ловушка?

Кицунэ вздернула губку в хмурой ухмылке.

Оливер смолчал и направился вслед за ней к двери. Когда Кицунэ открыла ее, он пропустил спутницу вперед.

За дверью была тьма.