Пребывая на грани между обмороком и явью, незнакомая девушка стонала у ног Констанс, а та продолжала неподвижно стоять на песке и смотреть прямо перед собой, охваченная замешательством и недоверием. Алоизий – неужели это действительно он? – приближался к ней с пистолетом в руке. Он был похож на видение, Констанс едва могла поверить своим глазам.
– Алоизий, – выдохнула она. – Боже мой. Ты жив!
Она собиралась броситься к нему, но что-то в выражении его лица заставило ее замереть в этом своем порыве.
– Ave, frater, – снова повторил Диоген. Он слегка покачивался стоя на месте, как если бы он был слегка пьян.
Пендергаст поднял пистолет. Сначала он направил его куда-то между Констанс и Диогеном. Затем, через мгновение, навел прицел точно на брата. Его взгляд, однако, был по-прежнему обращен на Констанс.
– Прежде, чем я убью его, – сказал он, – мне нужно знать: ты его любишь?
Констанс с шоком и недоверием уставилась на него.
– Что?
– Вопрос прост и ясен. Ты его любишь?
Боковым зрением она заметила движение у своих ног. Блондинка, придя в себя, и, воспользовавшись новым развернувшимся противостоянием в качестве отвлекающего маневра, зигзагообразно бросилась к ближайшему скоплению мангровых деревьев. Пендергаст не обратил на нее никакого внимания.
Только сейчас Констанс начала приходить в себя от потрясения, видя, как живой Пендергаст стоит перед ней. В ее голове пронеслась сотня вопросов: «Что произошло? Где ты был? Почему ты не связался со мной?» Но взгляд Пендергаста дал понять, что сейчас не время для подобных разговоров.
– Я ненавижу его, – ответила она, наконец. – Так всегда было и всегда будет.
– «Любовь живет надеждой», – продекламировал Диоген монотонным голосом, – «и погибает, когда надежда умирает»[198].
Пендергаст проигнорировал это высказывание, его взгляд все еще был обращен к Констанс.
– Тогда, возможно, ты смогла бы объяснить, почему ты по собственной воле покинула с ним особняк на Риверсайд-Драйв, оглушив лейтенанта д'Агосту?
Констанс глубоко вздохнула. Ее голова наконец-то очистилась от боя, и она почувствовала, как удивительные силы, дарованные эликсиром, возвращаются к ней. Спокойным, ровным голосом она рассказала ему о своей скорби в связи с его смертью. О том, как ее соблазнило признание в любви Диогена и открытие, что действие снадобья разработанного Ленгом стало ослабевать. Затем последовал рассказ и о ее собственном тайном плане мести: как она ненавидела Диогена и поняла, что его появление дало ей возможность сотворить месть страшнее смерти.
– Ты должен верить мне, Алоизий, – заключила она. – Я объясню все подробно в более подходящее время, – она указала на Диогена, который продолжал просто стоять и слушать. – Но пока ты можешь сам видеть результат. Взгляни на него: он сломлен. Моя месть свершилась.
Пендергаст молча выслушал все сказанное ею и опустил пистолет.
– Значит, ты лгала ему? С самого начала?
– Да.
– И ты его не любишь? – снова повторил Пендергаст, словно был не в силах осознать сказанное.
– Нет. Нет!
– Отрадно слышать.
И он снова навел пистолет на голову Диогена.
– Остановись! – воскликнула Констанс.
Пендергаст взглянул на нее. Тем временем Диоген шагнул вперед, схватил ствол пистолета и приставил его к своему собственному виску:
– Давай же, frater. Сделай это.
– Не убивай его, – просила она.
– Почему нет?
– Гораздо лучше даровать ему жизнь, заставить его жить со своим одиночеством, со своими воспоминаниями и… – она замялась, – я кое-что узнала о нем.
– И что же это? – голос Пендергаста прозвучал прохладно и резко.
Констанс окинула взглядом Диогена, который все еще стоял на месте, слегка покачиваясь в лунном свете, ствол пистолета все еще упирался в его голову.
– Я не хотела, чтобы он слышал, как я это говорю, но теперь это не имеет значения. Не его вина, что он стал таким. Ты, как никто другой, знаешь это. И в нем есть небольшие зачатки добра – я сама это видела. Я считаю, что он действительно хотел измениться, начать новую жизнь. Чего именно он хочет сейчас, я не могу сказать. Моя жажда мести полностью удовлетворена, когда я вижу его в подобном состоянии. Если ты сохранишь ему жизнь, возможно, – возможно – он вырастит эти зачатки добра в нечто большее, – затем она с горечью добавила, – возможно, он будет питать их своими слезами.
Пока она говорила, с лицом Пендергаста произошла перемена. Оно потеряло некую толику своей мраморной твердости. Но все еще было невозможно понять, что творилось в его мыслях.
– Пожалуйста, – прошептала Констанс.
В это момент где-то вдалеке, среди тихого шепота ветра в листьях пальм, она отчетливо различила звук вертолетных лопастей – слабый, но постепенно нарастающий.