Диоген отдыхал в своей гостиной на втором этаже, когда услышал, что Констанс тихо спустилась по лестнице, ведущую от ее апартаментов, открыла заднюю дверь и миновала веранду. Она шла очень тихо, но слух Диогена был неестественно острым, и он смог проследить за ее передвижениями ориентируясь только лишь по звуку. Он поднялся и выглянул в окно, и через мгновение увидел, что она направляется по тропинке к южной оконечности острова.
Она во многом напоминала ему дикое животное: возможно тигрицу, или даже мустанга. Укрощение такого животного должно происходить с бесконечным терпением, мягкостью и добротой. И, как при укрощении дрессировщиком тигрицы, принуждение в любом виде может стать для него фатальным. Он все еще был поражен тем, что завоевал ее – по крайней мере, частично – уговорил покинуть особняк Пендергаста, где она прожила почти всю свою долгую жизнь, и сумел привести ее сюда. Он чувствовал, что именно сейчас начинает сбываться его самая заветная мечта, и его самая потаенная фантазия. Но до полного приручения было еще далеко. Сейчас настало самое хрупкое время – момент, когда, из-за любой мелочи, его тигрица могла сорваться с поводка.
Самое важное условие при обращении с дикими животными – это давать им свободу. Ни в коем случае не стоит загонять их в угол, или сажать в клетку. Укрощение должно происходить изнутри, а не снаружи. В его случае это было соблазнение, а не завоевание. Констанс охотно сплела бы свои собственные узы, свои собственные ограничения и навязала бы их себе сама – это был единственный способ, благодаря которому все его предприятие могло бы сработать. Его главной приманкой, конечно же, был эликсир. Когда она начнет ощущать в своем теле его омолаживающие эффекты… именно тогда, как он надеялся, в их отношениях настанет поворотный момент.
Теперь, когда она покинула дом, он обратил свое внимание на небольшой поднос, который принес ему Гурумарра и на котором лежало одно единственное письмо, прибывшее в почтовую ячейку, находящуюся на Ки-Уэст. Взяв перламутровый нож для вскрытия писем, он аккуратно разрезал сначала более крупный внешний служебный конверт, а затем лежащий внутри него конверт поменьше, и извлек из него лист дешевой бумаги. Письмо было написано мелким, четким, острым почерком. Он с радостью отметил, что приветствие отсутствовало, впрочем, как и подпись отправителя с обратным адресом, но он прекрасно знал, кто именно ему написал.
«Я выполнила все твои поручения. Целиком и полностью. Все прошло, как и было запланировано. Тебе не нужно ни о чем беспокоиться, потому что я исполнила все именно так, как ты меня и просил, не оставив никаких следов. Только при этом пришлось использовать более жесткие методы, чем ты санкционировал, вот и все. Я расскажу подробности при встрече, и надеюсь, что она произойдет, как можно раньше.
Когда и где? Я многое хочу тебе рассказать. Пожалуйста, дай мне знать, время и место, где мы сможем встретиться».
Нахмурившись, Диоген дважды перечитал письмо. Записка была весьма навязчивой, и она только усилила беспокойное чувство, которое он испытывал уже в течение некоторого времени. Он встал, разорвал письмо и конверты пополам, отнес их в небольшой кирпичный камин, где поджег спичку и поднес ее к краям бумаги. Он так и стоял, наблюдая за тем, как обрывки занялись и, в конце концов, оказались полностью охвачены пламенем. Когда горение прекратилось, он взял кочергу, и пошевелил пепел, превращая его в пыль.
Констанс прогуливалась по песчаной дорожке, идущей сквозь мангровые заросли, которые закончились лугом на южной оконечности острова. Она уже давно миновала «коттедж садовника» и бунгало мистера Гурумарры, затерянное в роще платанов. Это был красивый луг, окаймленный низкими дюнами и пальмами и заканчивающийся белым пляжем, который изогнутой косой опоясывал южный берег острова. Она смогла рассмотреть несколько сооружений, которые высились среди раскачивающейся травы и были сгруппированы вокруг тонкоствольного, полумертвого дерева гамбо-лимбо[149].
Это оказались старые викторианские хозяйственные постройки, сложенные из красного кирпича – выветренного и крошащегося. У одной из них была дымовая труба, которая поднималась вверх примерно на двадцать футов и была вся обвита лозами. Ведомая любопытством, Констанс направилась к этим зданиям. На первом и самом большом из них – того, что был увенчан трубой – висел старый знак, прикрепленный к кирпичному фасаду, сильно потускневший, но на котором она смогла разобрать слово «ГЕНЕРАТОР». Далее Констанс подошла к разломанной оконной раме, чтобы заглянуть внутрь, и группа ласточек с громкими криками вылетела из покосившейся двери. Присмотревшись, Констанс увидела обломки механизмов, затянутых лозами. По ее соображениям, это, должно быть, была старая электростанция острова, которую явно давно забросили. За этим зданием стояли три ряда сверкающих новых солнечных панелей, а рядом с ними высилось новое здание без окон и с металлической дверью.
Снедаемая любопытством, Констанс подошла к нему и повернула ручку. Дверь оказалась не заперта и поддалась. Внутри находилась одна комната заставленная рядами батарей, которые были опутаны толстыми пучками проводов – новый источник энергии острова.
Отступив, она закрыла дверь. Рядом было еще одно маленькое кирпичное здание, очень старое, с позеленевшей дверью обшитой медью, а ее наклонная крыша почти достигала земли – этот путь явно вел в некое подземное помещение. Она подошла к двери, на которой было написано «РЕЗЕРВУАР», подергала ее и обнаружила, что та заперта.
Приложив ухо к замочной скважине, Констанс прислушалась и различила слабый гул машин и отдаленный звук текущей воды.
Оставив позади себя все эти постройки, она подошла к оконечности острова. Здесь два великолепных пляжа встречались, образуя длинную песчаную косу, которая уходила в бирюзовую воду. Констанс почувствовала усталость от прогулки, и, как это ни странно, необъяснимую вялость.
Ее посетила мысль, что освежающее купание в море поможет ей взбодриться. Тем более, здесь, на этих бескрайних морских просторах она наверняка сможет насладиться недавно приобретенным умением плавать. В этот момент память услужливо подсунула ей образы другого пляжа – а именно песчано-галечного побережья Эксмута, и трагедии, произошедшей там, которая и побудила ее научиться держаться на воде. Но девушка резко тряхнула головой, прогоняя нежеланные образы. Случившегося уже не изменить, прошлое должно остаться в прошлом, сейчас ей необходимо сосредоточиться на настоящем.
Констанс осмотрелась. Рядом никого не было, дом находился на другом конце острова, спрятанный за мангровыми зарослями, и отсюда Констанс видела только его смотровую башню. Лодок в поле зрения тоже не наблюдалось.
Как будто вся вода, раскинувшаяся перед ней вплоть до горизонта, была ее личной ванной.
Почувствовав всплеск независимости и свободы, она сняла туфли, расстегнула платье, выскользнула из него, и полностью обнаженная замерла на несколько мгновений, погрузив в воду только пальцы ног. Еще раз украдкой оглянувшись, она бросилась в воду и отошла довольно далеко от берега, прежде чем глубина стала достаточной, чтобы она смогла полностью окунуться. Она лежала на спине, смотрела в голубое небо и пыталась успокоить свой разум, просто существуя: без мыслей, без воспоминаний, без опасений, без страхов и без криков внутреннего голоса.
В смотровой башне главного дома, прильнув к объективу телескопа, Диоген неотрывно любовался бледной фигурой Констанс, плавающей в зеленовато-голубой воде. Его дыхание ускорилось, и он почувствовал, как в груди неистово бьется сердце. В конце концов, приложив неимоверные усилия, он заставил себя оторваться от раскинувшегося перед ним зрелища.