Прям такой ностальгией повеяло от этой фразы, что аж зубы заломило! Но я порадовался. Жека — парень простой и сейчас ответит… ему нахамят… я вступлюсь — и дело в шляпе.
— Что сказал, болезный? — изумился мой будущий друг и встал во весь свой немалый рост.
Да, Жека выше меня, но ста девяноста сантиметров в нем нет, это точно, иначе давали бы ему дополнительную пайку в армии.
— Борзый? — вместо дяди ответил, вернее, спросил его сосед.
За соседним столиком их было четверо. Как водится, распивали водочку, но пришли позже нас и до «кондиции» ещё не дошли. Так, слегка зашумела родимая по венам, но уже пришёл кураж и, значит, можно и побузить. Тем более, когда ты прав: будут ещё зелёные безусые пацаны учить тридцатилетних мужиков!
— Мы вас не трогаем, и вы к нам не лезьте, — вмешалась в мужской разговор Катя, одернув будущего мужа и не давая ему выйти из-за столика.
Черт! Катька же реально не даст разгореться конфликту!
— Усохни, гнида! — поспешно обостряю я ситуацию и тоже встаю.
— Чё? — теперь уже вся четверка вскочила из-за стола, а к нам на всех парах несется толстенький администратор, или кто он тут, не знаю.
— Прекратите хулиганить! Я сейчас милицию вызову! — угрожает он.
— Тихо, мужики. Слышь, молодежь, идём на улицу, там побеседуем, — махнул рукой один из компании недоброжелательно настроенных патриотов.
— Ты в отпуске, тебе нельзя! — шипит Катька, но усадить друга на место не может.
— Да пусти ты, Кать. Я наехал, а Толя один будет махаться? Эдя, ты с нами? — спрашивает злой, но справедливый отпускник-срочник.
Спускаемся все всемером по лестнице вниз в Газетный переулок… и Женька сразу получает по морде! Опытный и трусоватый, очевидно, Эдик спускался последним, а я — первым, и помочь другу мы не можем. Но Женька и сам не промах: бьёт обидчика под дых, с трудом уворачиваясь от кулака оппонента. Так-с, первая кровь пролилась, теперь ваше слово, товарищ маузер! Около меня два нетрезвых мужика, и силу я дозирую. Всего два удара по корпусам наших обидчиков, и конфликт почти разрешен. А тут ещё Эдуард налетел сзади на одного из двух оставшихся недоброжелателей Ивкина и повис на его шее! Да, не боец он, но и не трус, как я сначала подумал.
— А ну, прекратите! Милиция-я-я… — истерично завопила какая-то бабуля рядом, но, на наше счастье, ментов поблизости не оказалось. Легко укладываю мордой в снег последнего стоящего на ногах мужика, который и затеял борьбу с Женькой.
— Что, добавить? — еле скрывая восторг, спрашивает Эдуард.
— Да хватит им! Нашли кого козлить! Алкашня! — выпустив пар, Ивкин становится благодушным.
А уже через пятнадцать минут, сдвинув столики, мы бухаем вместе с этими побитыми дядями. А чё? Всё по-нашему, по-русски: подрались — замирились! Наши девушки, конечно, мордочки свои покривили, но поскольку формальных прав командовать своими мужчинами у них ещё нет, то смирились.
— А сколько денег разрешают вывозить? — пытает меня уже не мой новый-старый друг, а этот самый дядя, что недавно возмущался продажей Родины.
— Девяносто рублей, — припомнил я.
— Негусто! А что так мало? — возмутился ещё один пострадавший. — Обдирают же!
— И еще: каждая выезжающая из СССР семья имеет право вывезти с собой предметы, необходимые для обустройства на новом месте — холодильник там, или телевизор, мебель… Даже легковую машину! Но заметьте — везут-то все новое, самое дефицитное, то, чего днем с огнем не сыщешь в наших магазинах, — напомнил я.
— Всё равно мало, а если на сберкнижке тыща лежит или десять? — спорит дядя.
— Ну, нет валюты лишней у нас в стране, что делать-то? — заступается за СССР Эдик.
— А я слышал, что можно рубли там поменять. У меня друг так в Берлине сто рублей сменял на 96 восточных марок, прямо в обменнике на вокзале. Рубли, конечно, вывозить нельзя, но обычно не обыскивают, — добавил ещё один из компании.
— Тоже мне сумма — 96 марок, — хмыкнула Катя.
— Пиво с сосисками там меньше полутора марок в кафе стоит, — быстро ответил критикуемый. — А если не понравилось в Германии, то как вернуться можно?
— Там нет выездных виз, как у нас, езжай куда хочешь, — усмехнулся я, допивая компот.
Сидели и общались мы до самого вечера, а потом на такси поехали к Женьке на квартиру, где из его родичей была только престарелая бабка. Катька — общажная, к ней нельзя: там коменда, вахтёр и соседка-зануда.
— Друг…, — обнимает меня на прощание уже изрядно захмелевший Ивкин.
Обменялись контактами. Я оставил визитку, но про свои успехи в боксе умолчал — Женька из спорта только футбол, помню, уважал.
Сегодняшним днем я доволен. К переводчикам поеду завтра, а сейчас спать. На своём пятнадцатом опять столкнулся с норвежской красоткой. На моё приветствие девушка мило улыбнулась. Наверное, я ей понравился. Хотя на Западе всё всегда лыбятся, возможно, и фальшивыми улыбками.
Утром после завтрака еду по делам. Машины нет, так что я передвигаюсь по Москве на метро или на такси, которые сейчас не так просто поймать. Первым делом, конечно, еду в профилакторий к бабуле. Тьфу, это санаторий. Я уж и забыл в чем разница. Находится санаторий «Вороново» довольно далеко от Москвы, почти в Подольске, поэтому добирался на перекладных больше часа и ещё полчаса ждал, пока бабушка с завтрака вернется.
— Ой, Толя! Ты как здесь очутился? — обрадовалась она мне.
— Да по делам, баб! Как тебе тут живется? — обнимаю старушку я.
— Ой, три дня ещё, и домой. Измаялась душа по Пятнушке нашей! Вера хоть и научилась уже немного доить её, но молоко продавать отказывается, а творог и делать-то «не умет»… Звонила им надысь… раздают соседям за так то, что надоят!
— Да шут с ними. Я приеду, тебя в аэропорт проводить, — улыбаюсь я волнениям бабули.
— Не трать время, Саша машину пришлет и водителя!
Саша — это, очевидно, Александр Владимирович Власов.
— Ну, раз сам Власов пообещал… А я вот подарки привёз, домой заберешь, — достаю разные мелочи из сумки и радуюсь, что киргизский КГБшник позаботился о сувенирах вместо меня.
— Отцу, что ли? — нахмурилась бабуля, заметив коньяк. — Он такое не пьет… Да и не надо ему — только жить стал как человек!
— Тогда главврачу отдай, или своему лечащему врачу, — советую я.
— И ей не надо! Не пьёт она совсем, сама говорила! — и бабушка решительно вытаскивает из сумки бутылку.
Пообщаться подольше не получилось: у бабушки в десять утра процедуры оздоровительные начинаются. И вообще, по всему видно, что старушка наконец-то занялась своим здоровьем. Может, общая атмосфера этой лечебницы тому поспособствовала, ведь сюда люди едут, чтобы поправить оное, вот и бабуля старается идти в ногу со всеми. И выглядеть она стала, на мой взгляд, заметно лучше, энергичнее, что уже отлично! Про чемпионат бабуле рассказывать не стал — смысла нет, как и про Норвегию. Потом расскажу, чтобы не переживала за меня раньше времени.
С одинокой бутылкой спиртного обратно до станции «Москва — Курская» возвращаюсь на электричке. В вагоне тепло, меня разморило, сумка выскользнула из разжатых рук, и бутылка весело покатилась прямо под ноги парочки милиционеров, которые, как видно, в этот момент патрулировали вагоны. А, это они контролеров сопровождают! За ментами следуют две женщины, одетые в форму железнодорожников, и билетики у пассажиров проверяют.
— Это нам? Ну, спасибо, пацан! — заржали молодые сержанты.
— Сами себе купите, — ловко вырвал я бутылку у одного из них, на что те аж рты открыли в удивлении.
Но в этот момент случилось неожиданное: мой сосед — плюгавый мужичок неопределенного возраста, вытащив из кармана нож, рванул, как истинный спринтер, от милиции и контролеров! Но бежать ему предстояло мимо меня ловкого, сидевшего с краю скамьи, поэтому вовремя подставленная подножка помогла беглецу растянуться на полу. Вскочив, как ванька-встанька, тот попытался тыкнуть в меня ножичком, пользуясь тем, что сержанты, завидев холодняк, прыть свою несколько поумерили, а один зашарил на поясе, очевидно, в поисках табельного. От тычка я ушёл отклонением головы в сторону. Для боксера это нетрудно, вот если бы по корпусу меня били… то, да, тут реальная опасность. Но я сидел, и мужик попытался ударить меня в голову, ну или шею — своими планами тот не поделился. Полукрюк в челюсть уже не из сидячего положения, а из полувставшего, и бандит летит в проход между лавками под истеричный визг ошарашенных пассажирок!
Оба сержанта от такой увертюры опешили, и рванули к преступнику, но помешали своими толстыми ж… туловищами друг другу в узком проходе, а беглец, тем временем потеряв нож, рванул с низкого старта дальше по вагонам. Куда он убежит-то? Остановка будет ещё нескоро.
Сижу, офигеваю от событий. Сна уже нет, конечно. Минут через пять поезд прибывает на очередную станцию, и в окно вагона я наблюдаю, как задержанный сосед с заломленной назад рукой конвоируется одним из сержантов.
«А где второй потерялся?» — теряюсь в догадках я.
— Сержант Мишин! — слышу голос за спиной.
М-да… А второй вернулся за мной. Чуял ведь, что от коньяка менты не откажутся, и сейчас один из них будет бутылку выкруживать, — подумал я и попал пальцем в небо.
— Разрешите поблагодарить вас за помощь! Можете представиться, чтобы мы могли направить благодарственное письмо к вам на работу или по месту учебы? — удивил меня розовощекий с легкого морозца служивый.
— Да я ничего не сделал, — удивился я. — Себя попытался защитить.
— И ещё я вас попрошу в отделение пройти со мной, дать показания. И если можно, побыстрее… мы электричку задерживаем, — настаивает страж порядка.
Приходится выйти, ведь по сути, он прав: нож — это не шутка. Где это, кстати, мы вышли? А… Текстильщики! Пешком идти не пришлось. Не знаю как — через рацию или с помощью машиниста, но для нас с ментами и задержанного вызвали «бобик».
Сижу со своей сумкой, в которой прячу коньяк, в дежурке, жду, когда вызовут для допроса. Одновременно пялюсь на очень красивую потерпевшую, которая тоже ждёт очереди к следователю. У неё украли шубу и шапку в кафе каком-то. Женщина лет так… до тридцати, пожалуй. Умелый макияж, узкая юбка до колен, модная, обтягивающая грудь водолазка, так называемая в СССР «лапша». И, как я уже упоминал, без шапки, так что слегка растрепавшиеся каштановые волосы волной рассыпались по плечам дивы. В таком наряде зимой ходить — значит, подружиться с менингитом или воспалением лёгких. Мимолетно оценив меня взмахом пушистых ресниц, красотка, очевидно, поставила «неуд» и больше в мою сторону не смотрела. Обидно, ведь я модно одет, спортивный и… привлекательный… как мне кажется. Вдруг рядом на стул бухается грузный майор, который, бросив на меня удивленный взгляд, принимается обсуждать свои личные дела с дежурным капитаном:
— Коля, ты задрал! Меня из-за тебя тёща уже поедом ест! Обещал же помочь!
— Тащ майор, ну, приболела сестра у меня, ангина, лежит в больнице, некому перевести твой текст, — виновато отбрехивается тот.
— Чёрт! И где мне искать переводчика? — снимает модную шапку-ушанку майор и чешет затылок.
— С какого языка надо? — решаю помочь я.
— Э… Да с английского на немецкий. А ты что, парень, на переводчика учишься? Коль, кто это? — оживился майор, вопросительно уставившись на дежурного.
— Это Анатолий Штыба — наш герой! Он сегодня помог задержать вооруженного холодным оружием преступника, находящегося в розыске.
— Языки знаю. Я в красноярском крайкоме работаю руководителем комиссии по выезду за рубеж, — хвастаюсь я, незаметно поглядывая в сторону красотки, отвергнувшей самого товарища Саахо… ах, такого парня! Искоса так поглядываю, низко голову наклоня.