Обгоняя время

Глава 31

— Ты, конечно, Толя, не служил… — зудит в ухо мой сменщик, на посту главы комиссии, этот самый Бобриков с его сальным взглядом.

Мужику ещё повезло, что этот взгляд направлен не на меня. Сидим, празднуем, выпиваем по случаю Дня защитника Отечества. Пьют все, кроме меня. Столы заставлены закусками и бутылками, сидим в лекционном зале крайкома узким кругом: человек двадцать коммунистов и десяток коммунисток. Некоторые, такие как Бобриков, ещё с обеда начали прикладываться к горячительному. Этот уже вразнос пошёл: лицо красное, шутки сальные. Можно бы и домой отправиться, но что там делать? Ленка ложится рано — в её положении это неудивительно. А к соседям я не хожу — не мой формат.

Сижу, покручиваю в руках пустую рюмку, а мысли всё время блуждают в другом направлении: завтра разборки, надо подготовиться. Праздничная атмосфера только раздражает. И Бобриков со своим «Ты ж не служил» ещё масла в огонь подливает.

— Ты, главное, резко не бросай. Крепкое не пьёшь — молодец, а вот пивка тебе можно и нужно, — с глубокомысленным видом советует звероподобный дядя по имени Гриша, сидящий по левую руку от меня.

Я имел неосторожность ляпнуть тому, что запойный, мол, поэтому пить мне лучше и не начинать. Ну, чтобы больше ко мне не приставал. Гриша, так зовут моего доброжелательного и уже прилично бухого соседа — отнюдь не геолог, как можно было бы подумать, глядя на его косматую бороду и свитерок с оленями, а наоборот представитель творческой интеллигенции — писатель! К нам же в коллектив попал на правах родственника Шенина.

— Неправильно ты говоришь, Анатолий! Есть такое понятие — «собирательные числительные»… И правильно будет сказать не «три мужчины», а «трое мужчин», — с важным видом учит меня Григорий, словно у нас здесь не застолье, а филологический диспут.

Я только собрался ответить, как за столом подал голос ещё один коммунист с нашей компании Павел Корчажкин — матёрый колхозник-тракторист, орденоносец. Он, мрачно разглядывая свой пудовый кулак, пробурчал:

— Не люблю сильно умных.

Тон его не оставлял места для дискуссий, и Гриша, уловив настроение, тут же замолк. Всё-таки тракторист с орденом — это вам не какая-то творческая интеллигенция.

«Неудобенько вышло», — подумал я и, чтобы разрядить обстановку, неожиданно для всех запел задорный куплет из популярной песни будущего:

Выпил С2H5OH,

Сел на «Ниву» Ростсельмаш,

На ДТ, Дон 500, Т-150,

Покормил перед этим поросят.

И пошёл зябь пахать,

Молотить ячмень.

Будет долгим, долгим,

Долгим твой рабочий день.

Но зато ты знаешь каждый

Винтик в тракторе внутри.

Получаешь за работу

В месяц тысячи три.

— Ну это ты загнул, конечно. Даже в сезон сильно поменьше выходит, — сменил гнев на милость Пашка, а Гриша, видя, что кулак колхозника уже не угрожает его литературному мозгу, облегчённо вздохнул.

Уходил я одним из первых. Люди тут собрались проверенные, те, которых одной бутылкой водки не подкосить, и отказываться выпить становилось всё сложнее и сложнее, как и слушать постоянный бубнёж: «не служил — не мужик». Тем более ко мне это вообще не относится, но попробуй объясни!

Утром в пятницу 24-го иду на занятия, досдать последний «хвост» по педагогике. Но это оказалось не так просто сделать!

— Вам, молодой человек, предстоит практику пройти в школе. Пару недель, не больше. Надо будет буквально три-четыре занятия провести для детишек, — «обрадовал» меня неказистый и хмурый, не иначе как после вчерашних излияний, препод в массивных очках в роговой оправе.

— Уроки вести? — изумлённо переспросил я.

— Ну а что такого? — дядя в массивных очках снял свои окуляры, дыхнул на стёкла и протёр их по-простому лацканом пиджака. Пиджак, кстати, был чистый и отглаженный — по всему было видно, что дядя женат.

Дыхнул так, что аж в глазах защипало — типичный утренний аромат после вчерашней пьянки. Видимо, протирка «спиртом» помогла, и профессор наконец-то меня узнал.

— Штыба! Вам уроки проводить в сорок первой школе Академгородка. Записывайте расписание. В деканате возьмёте бланк отчета по практике, где потом директор школы и завуч печати должны будут тиснуть, вот тогда зачет и получите, — непреклонным тоном информирует меня он.

Еду на работу, прокручивая в голове: удастся ли получить эту несчастную печать в школе без лишней потери времени? Ведь дел у меня — как мух в летнюю жару: просто отбиваться не успеваю. И на занятия с детишками тратить дни — в мои планы не входит. Я до сих пор к своему тренеру Игорю Леонидовичу не заехал ни разу, а ведь надо бы.

Заодно в дороге прикладываю план действий на вечер.

— Анатолий Валерьевич! Полоскин на линии. Соединять? — официально, а значит, в моёй приёмной сидят посетители, спросила Малова по нашему с ней прямому телефону.

— Да, Паш, что-то срочное? — заинтересовался причиной звонка я.

У Пашки всё как всегда ровно. Я недели полторы назад с ним разговаривал, когда он с выставки вернулся из ФРГ. В банке тоже дела идут неплохо: вот-вот должны поступить деньги от Яна Севелина.

— Надо наш оконный кооператив расширять! — немного пафосно начал Пашка. — Нам бы повидаться!

— Та-а-ак… Ну, подъезжай… пока я на работе, — даю добро я.

До приезда Пашки успел закрыть ещё несколько вопросов. Сначала пообщался с моей подчинённой из архива — она просила отгулы. Уладил всё быстро. Затем встретился с другим Павлом, Ивановым, моим замом и дядькой заодно. Разговор был о дальнейшем трудоустройстве того после моего перевода, который уже на носу — с начала марта.

— Могу тут остаться, могу с тобой уйти, — пожал плечами здоровяк.

Выше ростом мой родственник не стал, а вот в весе прибавил. Ну да на спецпайке-то чего не прибавить? И ведь не могу уговорить мужика уйти на вольные хлеба, ему кажется дикостью место в крайкоме на что-то другое менять! Это я знаю, что скоро КПСС прекратит свое существование благодаря стараниям в первую очередь Ельцина. Может, грохнуть этого алкаша, пока не поздно? И что самое интересное, не стыдно мне за такие мысли. Даже несмотря на то, что Борис Николаевич ко мне хорошо относится. Но ведь дело не в симпатиях — дело в том, что он этот бардак учудит.

Анька доложила о приходе Полоскина, а я затребовал у подчиненной принести нам чай и кофе. Кофе зерновой, не растворимый. Знаю, Пашка такой уважает.

— Ну, рассказывай, что за потребность в расширении производства? Для нового здания крайкома ещё рано их делать, летом вставлять будем же, — с любопытством оглядываю Полоскина.

А Пашка, в отличие от моего дядьки, наоборот, заметно похудел и стал выглядеть по-европейски модно. Строгий костюм, аккуратно уложенные волосы — словно с обложки журнала для успешных людей. На фоне остальных, которые ещё держались за старые порядки, он явно выделялся, и с каждым разом всё сильнее напоминал западного бизнесмена.

— Когда были на выставке, заключили три договора о намерениях, и вот сейчас, через две недели, одна из фирм ФРГ уже готова сделать предоплату. В валюте! — радостно сообщил Пашка, явно довольный собственным успехом.

— Стоп! — перебил я его. — Вы СП создали? Я же давал телефоны в совмине РСФСР для получения разрешения.

— В процессе. Неделя-другая, и счёт откроем. Но не это главное… Объёмы у немцев уж очень большие.

— Что, у нас алюминия не хватит? — с недоверием переспросил я.

— Там особая марка нужна, — Пашка понизил голос, будто делился секретом. — Сплав 6063. Наш завод выпускает, но в небольших объёмах, и на всё может не хватить.

— Рассказывай детально, — требую у Пашки, чувствуя, что разговор становится всё интереснее.

— Детально… — Пашка замедляет, словно выстраивая мысли в голове. — В среднем установка одного окна стоит порядка полутора тысяч немецких марок. Это их цены, с налогами и установкой. А себестоимость алюминиевого профиля для окон — всего-то 200–210 ну если в их марках. Ну да, там ещё стёкла, фурнитура… но даже если чуть скинуть цену, по пять тысяч окон в месяц легко можно продавать. Выхлоп с каждого окна — около трёхсот сорока марок.

Пашка делает паузу, давая мне осмыслить цифры.

— Итого в месяц выйдет полтора миллиона марок чистого дохода, а может и больше!

— Каждому?

— Нет, на наш кооператив и немецкую компанию, как её…, — Полоскин зарылся в бумагах. — О, нашёл! Фирма «WERU». Она уже год делает двери входные из алюминия, и наши окна их сильно интересуют.

— А не подвинут они нас? Ну, воспользуются нашими разработками, найдут завод типа нашего КРАМЗа у себя в Европе… — засомневался я.

— Так и мы можем без них работать! А в Европе сырьё значительно дороже нашего.

— С алюминием вопрос я решу, — говорю, прикидывая перспективы. — Это получается, валюты в месяц на два ляма дойчмарок только на покупку профиля! Да они плясать будут вокруг нас!

Пашка кивает, но я не успокаиваюсь.

— Но выходит, фактически мы не производители, а перекупщики. Весь бизнес сводится к тому, чтобы купить профиль на КРАМЗе и продать его в ФРГ. Де-факто мы не создаём продукт, просто передаём его дальше. А кооператив-то у нас производственный, не торговый… — задумался я, — вот тут надо мозговать, как грамотно обойти это.

Мы сидели ещё долго, обсуждая всё: и производство окон, и банковские дела, и схемы поставок. А ведь скоро деньги потекут рекой! Моя доля в кооперативе — тридцать восемь процентов, а это значит, что до вычета налогов чистоганом выходит под триста тысяч марок в месяц!

Да при таком раскладе можно к чёртовой матери закрыть все эти видеосалоны и не вспоминать больше о них, как о страшном сне. Толя Быков с его притязаниями на алюминиевый рынок ещё не скоро зайдёт, так что у меня времени — вагон и маленькая тележка. Успею настричь бабла, пока те только раздумывают, куда лезть.

Сейчас мне капает всего по 6–7 тысяч в месяц. Ха-ха! Всего! Вы, товарищ, как это по-русски… слишком много кушаете. В общем, зажрался ты, Штыба!

Но заднюю давать и отменять стрелку уже нет смысла, ведь ребята настроились и даже аванс получили — по четвертаку каждому. Расходы, разумеется, мы с Александрой поделим.

Встретиться с рэкетирами мы решили у их полуподвального спортзала. Приехали на трёх машинах. Голова в пакете — та самая, «муляж» из морга, — лежит у меня в багажнике. Я на стреме, точнее, прикрываю тылы на случай, если вдруг менты надумают пожаловать. Как буду решать вопросы с представителями порядка, пока не знаю, но разберусь по ситуации — импровизация всегда выручала.

— Значит так, говорить буду я, — сипло вещает Гоша, который некстати подхватил простуду накануне. Голос его хрипит, но решимость в нём не убавилась. — Ты, Костик, нож свой не вытаскивай. Наша цель не подрезать кого-нибудь, а внушить уважение. Для этого есть голова… и мы!

И с этими словами Гоша достал из спортивной сумки, переданной мною, пакет.

— Сука, как настоящая, — смачно выразился один из бойцов, глядя на муляж.

— А то! — горделиво отвечаю я. — Только смотрите, там её не оставьте. Мне ещё в БСМП её возвращать.

Тут из спортзала вышел паренёк плотного телосложения в куртке-косухе с меховым подкладом, ведь на улице не май месяц. Повертев башкой и заметив наши машины, он замер в нерешительности. Постояв так пару секунд, дернулся было назад в подвал но… передумал и быстро шевеля ногами, скрылся в темноте двора. Есть чуйка у парня, а мог бы получить звиздюлей, как все!

— Заходим, — коротко командую я.

Восьмёрка бойцов шустро скрылась в полуподвале. Стою у входа, немного переживая, но с каждой секундой успокаиваюсь, видя, что никто не выбегает оттуда с выпученными глазами, запихивая окровавленные кишки обратно в пузо — значит, всё идёт по плану. Уже начал расслабляться, как вдруг в подвале раздался приглушённый хлопок, который, по моему мнению, ничем, кроме выстрела пистолета, быть не мог.

Холод пробежал по спине. Но оружия у нас с собой не было… Во всяком случае, не должно было быть! Удержавшись от порыва рвануть вниз, я замер на месте. Холодный пот прокатился по лбу, сползая по щеке. Не дай бог кого из парней зацепило! О более худшем варианте стараюсь даже не думать.

Но тут открылась дверь и из подвала выглянул один из Олегов. Два пальца, зажатые в победном «Виктори», сразу выдали в нём, кроме любителя американских фильмов, ещё и человека, который явно доволен исходом дела. Да и морда у парня сияющая — всё прошло, как надо.

Так! Теперь главное — вовремя смотаться отсюда, ведь на выстрел, даже такой приглушённый, могут и милицию вызвать.