Неуловимая Невеста (СИ)

Глава 21

Обрамленный лишь с одной стороны лесом, лагерь горняков расположился на возвышении заснеженной равнины. Вокруг многочисленных, мерцающих в ночи костров располагались неуклюжие, но функциональные походные шатры. Эти шатры, спроектированные для жизни в экстремальных условиях, легко складывались, позволяя горнякам быстро перемещаться с места на место.

Несмотря на позднее время, лагерь не спал. В вытоптанных в снегу и очерченных углем кругах, горняки разных возрастов мерились силами, используя импровизированные деревянные мечи и палки, совершенствуя технику владения копьями и защиты щитами. Их движения были сильными, точными, резкими и жестокими, предвещая смертельный исход в реальной битве. И хотя получаемые воинами удары наверняка были болезненными, спарринги проходили в абсолютной, неестественно абсолютной, тишине, нарушаемой лишь скрипом снега под их ногами и потрескиванием дров в кострах, которые освещали эту зловещую в своем абсолютном безмолвии сцену.

«Они и в самом деле не могу говорить», — мысленно отметила Фей, которая, зависнув метелью в воздухе смотрела на продуваемый с трех сторон ветрами военный лагерь.

У самого края леса, где начиналась территория лагеря, располагался огромный шатер с импровизированным дымоходом, из которого в ночное морозное пасмурное небо, сливаясь с ночной тьмой поднимался густой черный дым. Даже не дым, а копоть.

«Тебе туда», — шепнул Фей северный ветер.

«Да, догадалась уже», — мысленно ответила туманница.

Шатер в буквальном смысле сочился едкой и токсичной энергией злобы, гордыни, кровожадности, всепоглощающей жажды обладания, неутолимого стремления к доминированию, к контролю над богатством и властью. Каждая складка ткани, казалось, была пропитана этой вызывающей тошноту энергией насквозь, делая окружавший шатер воздух плотным и тяжелым, Фей казалось, что он сжимается вокруг неё, обволакивая её отвратительно липкой паутиной темных желаний. И, словно этого было мало, шатёр словно муравьи муравейник, покрывали призрачные инфернальные твари с безмолвными голодными зубастыми мордами и горящими глазами. Здесь были рептилии с их немигающим, леденящим кровь взглядом, твари, напоминающие крыс своими острыми физиономиями и маленькими злобными глазками, а также разнообразные членистоногие с их многочисленными, непредсказуемо движущимися конечностями. Они были очень разными, но всех объединяла глубоко отталкивающая, омерзительная внешность.

Эти твари — были живыми воплощениями кошмаров, пришедших из самых темных уголков подземного мира, и, слава лесным богам, они всё ещё были ирреальны.

Как не мерзко было Фей прикасаться к стенам шатра, выбора у неё, к сожалению, не было. Если, конечно, она хотела знать, что происходит внутри. К её облегчению, стоило ей только прикоснуться к ткани, как твари с визгом бросились в рассыпную. Они издавали отвратительно резкие, громкие звуки, не слышные ухом, но улавливаемые её обостренным внутренним чутьем.

Жаль только, что она не одна была здесь с обостренным внутренним чутьем. Но, к счастью, на визг потусторонних тварей никто не обратил внимание: ни те, кто был в шатре, ни стоявшие на посту легионеры.

Наконец, Фей активировала заклинание и «заглянула» внутрь.

Свет многочисленных свечей мерцал неровно, отбрасывая на стены зловещие тени, которые, казалось, подчеркивали атмосферу заговора и интриг, царящую здесь. Тени тянулись косо и извивались, словно живые существа, питающиеся отрицательными эмоциями, исходящими от его обитателей. Пол был покрыт грубо-выделанными шкурами животных, а воздух наполнен душными испарениями серы и горелой травы…

Фей принюхалась и запечатлела в памяти аромат: потом, когда она придет домой, она передаст этот отпечаток Дарии и сестра разложит его на составляющие. В том, что у сестры это получится Фей не сомневалась, её сестра была не просто травницей, а травницей способной разговаривать с растениями. В том числе и с сухими и горелыми.

Шаманы, как того и следовало ожидать, расположились в центре шатра вокруг алтаря из черного камня, поверхность которого была исчерчена непонятными Фей символами, а на нем самом лежал обнаженный до пояса воин.

Несмотря на то, что Фей ожидала чего-то подобного, она всё равно с трудом сдержала вскрик ужаса, подумав о том, что ждёт этого несчастного буквально через несколько минут, а то и секунд.

Пять шаманов стояли на одинаковом расстоянии друг от друга и каждый держал в руках… кинжал.

Сложные мантры между тем начали звучать всё мрачнее и заунывнее, голоса шаманов переплетались в магическую канву. Вибрация их слов наполняла пространство, заставляя воздух дрожать, а многочисленные свечи вспыхивать с новой силой.

Затем шаманы поочередно стали подходили к алтарю для того, чтобы вонзить кинжал в грудь несчастной жертве.

Когда это проделал первый шаман, Фей снова, хотя и ожидала этого, зажала рот рукой, чтобы не закричать. Она зажмурила глаза. Но боясь, пропустить что-нибудь важное была вынуждена открыть их вновь.

Чтобы узнать, что она ошиблась: несчастный вовсе не была одурманен обезболивающим либо каким-либо другим притупляющим боль зельем. Она поняла это по тому насколько резко и судорожно дернулась жертва, а затем забилась на алтаре, звеня цепями.

Тем временем шаман вынул кинжал из груди несчастного и, подставив к его острию ритуальную чашу, подождал пока в неё стечет кровь.

— Какой по счету кинжал? — услышала она вдруг властный голос. Который Фей сразу же узнала. Голос принадлежал ненаследному принцу Теодорусу Кальвину, дяде наследного принца Анхельма.

— Первый, мой лорд, — отчитался кто-то, кого от Фей скрывала стена шатра.

— Значит у меня ещё есть минут десять, — прикинул Кальвин и скомандовал: — Доложите обстановку!

— Всё спокойно, мой лорд, ни ворон, ни мышей, ни даже случайных букашек! Думаю, всё дело в том, что лесному королю в данный момент не до разведки. Один из наших людей при его дворе сообщил, что в замке сегодня приём. И дозорные это подтвердили. Из замка доносится музыка. И большой тронный зал полон нарядных людей.

— Приём значит, — задумчиво повторил ненаследный принц. — Что ж, возможно, ты прав, сегодня лесному королю не до разведки, он наверняка окучивает Анхельма, пытаясь женить его на одной из своих дочерей. Глупец! Думает, это его спасёт! Какие ещё новости? Лесной король так и не знает, с чем именно он сегодня имел дело?

— К сожалению, кое о чём он догадался. Лесной король отдал приказ запастись горюче-смазочными материалами, дровами, котлами и поставить под ружье всех магов огня.

— Понял, — мрачно проговорил Теодорус Кальвин. — Учту. Какой там кинжал, кстати?

— Одну секунду, мой лорд, — извинился неизвестный Фей офицер и, судя по шороху ткани, исчез в шатре. — Четвертый, — где-то через десять-пятнадцать секунд известил он.

— Ладно, пошёл я, тогда, — явно нехотя проговорил ненаследный принц и вошёл в шатер, как раз в тот момент, когда к шатру шёл пятый шаман.

Фей не знала, как шаманы это рассчитали, но именно последний пятый удар оказался для прикованного к алтарю воина смертельным. Она поняла это по тому, как он сначала забился, словно у него случился эпилептический припадок, после чего испустил долгий протяжный стон и обмяк, обретя наконец… нет, не покой, а всего лишь освобождение от боли. По крайней мере, телесной.

Что же касается душевной, то…

После того, как нанесший смертельный удар шаман скапал с кинжала в чашу кровь уже мертвого воина, он влил её ему же в раскрытый на последнем стоне-выдохе рот!

Фей понимала, что несчастному уже всё равно, и всё же её чуть не стошнило, когда она это увидела.

Меж тем на алтаре начали сами собой одна за другой загораться руны, создавая цепь мистического света. Внезапно лежавшее до этой минуты застывшей во времени статуей тело мертвого воина выгнулось дугой, зловеще зазвенев при этом цепями, и из его недавно безвольно приоткрытого рта вырвался громоподобный рёв, от которого сковывающие движения шеи специальные кандалы тут же осыпались пеплом. Эта уже участь постигла и прочие кандалы и цепи.

Вслед за чем тело мертвого воина резко поднялось и село, так что его торс и ноги образовали безукоризненно прямой угол, при этом он оказался сидящим спиной к Фей.

И девушка мысленно выдохнула: пронесло. Посланец Эреба или, возможно, сам Эреб её не почувствовал.

Однако она ошибалась.

Исчадие ада застыло в вышеописанной позе на несколько секунд, затем резко развернуло голову, как это умеют делать только совы, но точно не люди, и безошибочно отыскало е1 взглядом:

— Возьмите её! — уставившись на туманницу светившимися потусторонним зеленоватым свечением глазами, рычащим голосом потребовало оно.

Пребывающие в полном недоумении шаманы посмотрели туда, куда указывала потустороння тварь, но там, разумеется, никого уже не было.

Едва только горящие потусторонним светом глаза встретились с её, Фей, не теряя ни секунды, призвала северный ветер и метелицей понеслась прочь.

И всё же именно на это «едва» она и опоздала. Исчадие ада успело пометить её, как только его взгляд по ней скользнул.

Фей неслась метелицей по направлению к отцовскому замку, а за ней, безошибочно находя на её во тьме, проливным дождем неслись стрелы и густым градом копья. Не будь она бестелесной, она бы уже несколько раз была мертва.

Долетев до опушки, она, не сбавляя темпа, оглянулась на лагерь врага.

Его ворота распахнулись настежь, и из них выплеснулось сотня, не меньше, вооруженных до зубов всадников; лунный свет играл на их доспехах и остриях их копий. Однако её поразило не столько количество всадников, сколько скорость, с какой они за ней неслись.

Фей повернулась и понеслась дальше. К счастью, вражеский лагерь и замок отца разделяла довольно широкая лесополоса. А потому какими бы способностями и скоростью Эреб ни наделил всадников, у неё было преимущество.

Проходя через неё ветви деревьев не задерживали её, а наоборот помогали ей. Едва же они оказывались за её спиной, они сплетались между собой в непроходимые дебри. Которые, само собой, не могли остановить отряд вооруженных мечами всадников, но немного замедлить — это да, это у них получалось. Деревья стонали и вздыхали, но, до тех пор, пока от их веток не оставались лишь обрубки, не прекращали сопротивления ни на секунду.

Фей не помнила, как долго она неслась по лесу, сбивая со своего следа погоню. В её памяти сохранился лишь обжигающий огонь в легких, унять который своим дуновением не мог даже северный ветер. Страх сменился возбуждением, а оно, в свою очередь, — усталым безразличием. Сердце её рвалось домой, но внутреннее чутье говорило ей, что стоит ей только покинуть лесополосу и её сразу же атакуют с воздуха.