Реакция старика на находку меня взволновала. Я подошёл к столу и оседлал стул, как до этого собирался, наплевав на его предупреждение. В шкатулке лежало дорогое ювелирное изделие, скорее подвеска. Овальная золотая штуковина до четырёх сантиметров в большем размере. В центре мерцал бледно сиреневый камень изящной огранки, похожий на александрит, по периметру ещё дюжина мелких кристаллов разных цветов. От подвески волнами расходилась сила, а в животе появился неприятный холодок.
— Ну как тебе? — спросил Виктор Сергеевич, переведя наконец ошарашенный взгляд с вещицы на меня. — Так, посмотрел? Теперь отодвинься подальше.
— Очень красиво, — кивнул я, с трудом оторвав глаза от завораживающей пульсации и послушно отодвигая стул на несколько метров назад. Неприятное ощущение в животе сразу отступило. — И почему-то немного страшно.
— Ты же понимаешь, что это не работа теневиков?
— Они попроще делают?
— Ну естественно! Это же нормально, когда нелегалы стараются поменьше вложить и побольше заработать. А этот амулет стоит очень дорого. Теперь на повестке главный вопрос, где ты взял столько денег? Или ты с рождения отказывал себе во всём и копил? Отец не дал бы денег на это, понимая, что загонит тебя в гроб.
— Мне нечего ответить, дядь Вить, ну ты понял уже почему.
— Может быть ты его украл? — спросил он и тут же усомнился в своих словах. — Не, это не в твоём стиле.
— Хорошо хоть так, не хотелось бы прославиться, как вор.
— Тогда вопрос о появлении у тебя такого могущественного амулета остаётся открытым, — подвёл он итог. — У самого нет никаких предположений?
— Подстава?
— Может быть и такое. Я бы даже сказал наиболее вероятно. Жаль, что ты не можешь вспомнить, как он к тебе попал. Завтра приедет Корсаков Борис Владимирович, может он сможет помочь тебе хоть что-то восстановить в памяти.
— А кто он такой этот Борис Владимирович? — спросил я, с трудом оторвав взгляд от завораживающего амулета. Заметив мою реакцию на него, Виктор Сергеевич закрыл коробочку. — Отец вчера тоже про него упомянул, он здесь анестезиологом работает или кем?
— Анестезиологом? — вскинул брови старик, уставившись на меня, как на новые ворота. — Это типа врач, который занимается чисто снятием боли? Откуда ты это слово вообще откопал?
— Не знаю, — пожал я плечами. Не рассказывать же ему, что в нашем мире серьёзные операции без них вообще не происходят. Палево конечно, словечки из своего мира вбрасывать, надо учесть этот момент. Знаю ведь, что здесь всё по-другому, а вляпался. — Само как-то выскочило.
— Ох, не нравится мне это всё, — покачал старик головой. В общении со мной он это делал слишком часто. — Борис Владимирович у нас мастер души и разума. А на серьёзных вмешательствах он помогает пациенту отрешиться и не чувствовать боль, которая неизбежна при таком вливании энергии лекарем. В какой-то степени можно назвать его и анестезиологом. Я бы сказал анестезиолог душ, вот как правильнее будет, если исходить из этого понятия.
— Понял. Тогда будем ждать, — чуть не сказал психотерапевта или «мозгоправа», как у нас бы назвали подобного специалиста.
— Так, ладно, тебе пора спать, поздно уже, а завтра трудный день, — старик встал из-за стола, посмотрел на коробочку и положил её к себе в карман. — Заберу это пока у тебя. Потом будем решать, что с этим делать. Просто уничтожить, как левый артефакт с теневого рынка тут уже не получится, такие вещи делаются не часто, но тебе в ближайшее время точно не стоит к нему не то что прикасаться, а даже близко подходить. Хорошо хоть неплохой экранирующий футляр в комплекте имеется.
— Может хоть что-то про мою семью расскажете?
— Завтра, молодой человек, всё теперь завтра. И только после того, как с тобой пообщается Борис Владимирович, а то может и надобность отпадёт в этом.
— Ясно, — горестно вздохнул я. Так хотелось сегодня узнать ещё хоть что-то о себе и, хотя бы самых близких людях, но я не стал настаивать, лишний прессинг сейчас может сказаться негативно в будущем. — Тогда спокойной ночи, дядь Вить.
— Саш, ты в своём уме? — неожиданно возмутился старик. — Ну кто на дежурстве спокойной ночи желает? Это ж самая дурная примета!
— Простите, больше не буду, — улыбнулся я в ответ на его нахмуренные брови. Это же надо, как совпало. У нас тоже есть такая примета, все мои друзья и родственники в курсе, и никто не желает спокойной ночи, когда я на дежурстве. — Тогда просто до завтра.
— До сегодня, — хмыкнул старик. — Первый час уже, ложись спать. Постельное в диване, если что. Тебе помочь?
— Не, спасибо, справлюсь. У меня пока только с головой проблемы, руки в порядке.
— Ну бывай, — бросил он, вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.
Я откатил в сторону журнальный столик с остатками вечернего пиршества и полез за постельным бельём. Глаза уже слипались не по-детски. Настольная лампа погашена, бра находится на удобной высоте, чтобы выключить не придётся вставать. Взял с полки первую попавшуюся книгу с необычным названием «Течение маны в организме человека. Норма и патология».
С первой страницы подтвердил фразу одного своего приятеля «очень интересно, но ни хрена не понятно». Я попытался провести параллели с моими достаточно исчерпывающими познаниями нормальной анатомии, чем-то эти схемы напоминали лимфатическую систему, но с большим количеством дополнений. Так с книгой в руке и заснул, наплевав на оставленную включённой бра.
Проснулся от настойчивого стука, приятный бархатистый женский голос, показавшийся смутно знакомым, настойчиво и взволнованно звал меня по имени. Сквозь приоткрытые тяжелые шторы пробивался утренний оранжево-розовый луч, отраженный от облаков. Ярким пятном на книжном шкафу он призывал меня встать из постели и идти открывать дверь.
— Минуточку! — крикнул я, судорожно натягивая штаны и кинулся к шкафу за рубашкой.
Стук затих, но я прекрасно понимал, что ждут, пока я открою, поэтому торопился, как мог. Быстро пригладил непослушные волосы и пошёл открывать. За дверью оказалась невысокая стройная женщина с гордой осанкой, на вид лет сорок пять. Строгое красивое аристократическое лицо обрамляла богатая элегантно уложенная шевелюра волнистых каштановых волос с лёгкой проседью. Большие карие глаза смотрели на меня с любовью и тревогой. Она уверенно и бесцеремонно вошла в кабинет, оттеснив меня внутрь.
— Сашенька, как ты? — спросила она, приобняв меня, встала на цыпочки и нежно поцеловала в щёку. Я сразу понял, что это мать. — Отец мне только утром всё рассказал, я всё побросала и бегом сюда, даже причесаться не успела. Что с тобой случилось? Расскажи мне по нормальному. Ты же знаешь отца, он как всегда в двух словах, больше раздразнит, чем объяснит.
Зашибись, это она ещё не причесалась? Значит, когда причешется, то вообще королева. А моя мать настоящая красотка, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Зная теперь обоих родителей, не возникает вопросов, откуда я такой красавчик.
— Да уже всё позади, мам, всё хорошо, — попытался я её успокоить, поглаживая по плечу. Она припала к моей груди и крепко обняла. — Только вот с памятью серьёзные проблемы. Почти ничего не помню.
— Совсем ничего? — она резко отпрянула от меня и взволнованно посмотрела в глаза. — Ну меня-то ты вспомнил?
— Тебя невозможно забыть, — важно заявил я. Естественно это неправда, но материнское сердце надо жалеть, холить и лелеять, а такие слова — это целебный бальзам для него. — Только по поводу всех предыдущих событий и того, что я когда-либо делал в голове полная пустота, осталось только изображение.
— Отец сказал, что тебя ранили, — сказала она и распахнула на мне рубашку, которую я не успел застегнуть до конца, осматривая свежий рубец слева на груди. — Ну тут он справился, его стезя. Он сказал, что тебе сильно досталось по голове, покажи.
Я наклонился к ней и повернул голову, чтобы ей удобно было рассмотреть шишку на темени. Мама приложила к ней свои тёплые мягкие пальчики и от них по голове стало разливаться приятное тепло. Я буквально почувствовал, что нехилая гематома начинает уменьшаться в размерах. Ощущения от воздействия были диаметрально противоположны тем, что я испытал под рукой отца. Приятный релакс распространялся по голове и спускался вниз, захотелось даже снова залезть под одеяло.
— Так, ты это, не спи! — строго сказала мама, возвращая меня в реальность. — Убери пока всё с дивана, а я пойду распоряжусь, чтобы организовали кофе с пирожными.
Она резко развернулась и вышла из кабинета, аккуратно прикрыв дверь. Снова приятно, ненавижу, когда дверью хлопают, и не только автомобильной. Пока складывал в диван постель, навеяла мысль. У них тут кондитерская лавка что ли круглосуточная рядом? Выпечка и сладости в любое время. Возможно она по пути из дома где-то прихватила, тоже вариант. Но первый мне больше нравится и достаточно правдоподобный. Одними только пирожками и булочками сыт не будешь, хорошо бы и кусок жареного мяса употребить, и супчик на обед не помешает. Ну, с этими вопросами разберёмся по ходу пьесы. Дома то понятно всё будет в достатке, я даже не сомневаюсь. Ещё не выполнен первый пункт плана — влиться в жизнь, словно так и было. Словно я и есть Александр Петрович Склифосовский.
Я успел навести порядок в кабинете, когда снова вошла мать, а следом за ней влетел вихрь в длинном платье с такой же копной волос, как у матери, только без седины. Это существо с визгом бросилось мне на шею и повисло, поджав ноги. Моё лицо окутали каштановые локоны.
— Катенька, слезь с брата, он ранен! — прикрикнула на неё мать, пытаясь оторвать её от меня, но ей это не удавалось.
— Его папа уже залечил, я всё знаю, от меня не скроете! — пискнула она, не собираясь от меня отлипать.
— Дыру в груди подлатал, но осталась другая проблема, более серьёзная, — сказала мама, не прекращая попыток снять с меня вцепившегося клеща.
— Какая ещё проблема? — пропищала она, спрыгнув на пол.
Бездонные карие глаза начали наполняться слезами. А она ещё красивее, чем мать. Распускающийся цветочек. Такую надо любить и защищать. Раз уж я её старший брат, то я сделаю всё возможное, чтобы все знали, кто обидит этого ангелочка, будет иметь дело с Сашей Склифосовским, а это вам не хухры мухры.
— У Саши пропала память, — сказала мать таким тоном, словно пропал и сам Саша.
Впрочем, получается, что так оно и есть. Теперь Сашей буду я, очень надеюсь, что вы не пожалеете. Главное не спалиться, что я не он. Если я полностью осознаю себя членом их семьи и жителем этого мира, всё будет хорошо. А некоторые изменения в поведении и характере опять же можно будет скинуть на ту самую травму и амнезию. Ещё одно но, мне теперь надо ещё найти человека, который всё это устроил. Это тот, кто организовал вручение злосчастного усиливающего амулета, я уверен на все сто. Напавший на меня Воронихин скорее всего не особо виноват. Но, как говорится, это не точно.
— Как память потерял? — слёзные глаза этого котёнка расширились ещё больше. — Совсем потерял? Ты и меня не помнишь?
— Почти ничего, — грустно улыбнулся я и пожал плечами. — Есть какие-то смутные картинки, но не могу ничего конкретного вспомнить.
— Помнишь мою любимую плюшевую игрушку? — с надеждой спросила она, вцепившись мне в лацканы сюртука.
— Рыжую собачку? — наобум спросил я. Судя по выражению лица, не попал.
— Белого медвежонка, — чуть не плача сказала Катя, медленно отстраняясь. — Ты подарил его мне на день рождения на четыре годика. С тех пор эта игрушка моя самая любимая, несмотря на то, что уже сильно истрепалась. Мам, ну я не понимаю, ну как он может этого не помнить?
— Успокойся, солнышко, — мама обняла и прижала дочь к себе, поглаживая по голове. А на меня смотрела грустными глазами, но мне казалось, что надежда в них всё-таки была. — Так уж случилось, но мы ему поможем, всё будет хорошо.
— Сашуль, ты не обижайся, но я наверно лучше пойду, — сказала Катя, взяв себя в руки и вытирая слёзы. — Мы с тобой потом тогда поболтаем, вечером. Я буду долго тебе рассказывать всё подряд, тогда память твоя восстановится и будет всё, как прежде.
— Будет даже лучше, чем прежде, котёнок, — ласково улыбнулся я и подмигнул. — Всё будет хорошо.
— Вот видишь, мама, он уже вспомнил, что я котёнок! — она чмокнула меня в щёку и побежала на выход. — Всё, пока!
Отправив мне воздушный поцелуй, она исчезла за дверью. Очень милое и прекрасное существо.
— Может и правда всё не так плохо, как ты говоришь?
Я пожал плечами. А что я могу сказать, для меня каждая фраза и каждый вопрос, как экзамен. Я на каждом шагу чувствую себя, как канатоходец, идущий по тонкому тросу между двумя небоскрёбами без какой-либо страховки и балансировочного шеста.
Неловкую паузу прервала санитарочка, вкатившая в кабинет небольшую каталку, на которой красовался кофейник, сливочница, сахарница, две кофейных чашки и тарелки с пирожными. Натюрморт очень аппетитный, да и кушать уже захотелось, но в душе нарастало беспокойство, приближался момент истины, когда приедет тот самый пресловутый Борис Владимирович. Самым большим опасением было возвращение прежнего Александра Петровича Склифосовского. Это было бы отлично, если бы я вернулся в собственное тело, проснулся в ординаторской, отчитался за дежурство и пошёл домой, но что-то внутри подсказывало, что именно такого расклада точно не будет.
Пока есть ещё время для главного на этом этапе испытания, можно и кофе попить. Тем более, что запах в кабинете стоял божественный. Мы с мамой уселись на диван, я неспешно разлил кофе по чашкам, оставив место для сливок, доведя с их помощью напиток до ума, подал одну из чашек маме. Она молча наблюдала за мной, я уже чувствовал себя, как на экзамене.
— Что-то не так?
— Ты никогда не пил кофе со сливками или молоком, только чистый.
— Почему-то решил, что со сливками вкуснее, ты не согласна? — спросил я, с про себя чертыхнулся. Ещё один экзамен и он провален.
— Знаешь, ты, наверное, завтракай, а я, пожалуй, тоже пойду, — сказала она и порывисто встала с дивана, потом спохватилась и стала двигаться более спокойно. — Совсем забыла, у меня там одна пациентка должна была пораньше прийти, наверно уже сидит под дверью. Тебя позовут тогда, когда Корсаков приедет.
Мама вышла, тихо закрыв за собой дверь. Это было единственным приятным моментом в сложившейся ситуации. Все от меня разбежались. И безмерно любящая сестра, и мама. Я что, веду себя, как чудовище? Чем я так их всех напугал? У них тут не бывало в истории случаев с потерей памяти? Очень сомневаюсь. Тогда что не так? Налитые в кофе сливки оказались последней каплей? А мне так нравится! И все ваши испытания уже начинают бесить, сохранять спокойствие становится всё труднее, но я с этим справлюсь.
Я так и сидел с чашкой в руке, глядя сквозь неё в параллельную вселенную. Даже глоточка не сделал. Когда резко открылась дверь, я вздрогнул и чуть не пролил кофе, несколько капель упали на белоснежную скатерть, расплываясь молочно-коричневатыми пятнами. В кабинет влетело очкастое пухлое существо, именуемое моим другом Ильёй Юдиным. Он даже не обратил внимания на мою задумчивость, а с разбегу плюхнулся на диван и ловко подцепил чашку, которую я налил для матери, а в другой уже хвасталась вываливающейся начинкой половинка эклера. Шустрый, как понос, ей Богу! И полнота ему в этом совсем не мешает.
— Чё не так-то? — застыл он, заметив наконец мой осуждающий взгляд. — Ты же всё равно это для меня приготовил, один столько не слопаешь. Ну мне так маменька твоя сказала, что ты ждёшь меня на завтрак.
— Кушай, кушай, мне не жалко, — махнул я рукой и наконец сделал первый глоток. — Только завтрак этот предназначался для меня и матери, а она просто встала и ушла.
— Обидел, что ли чем? — жуя уже третий эклер он с интересом смотрел на меня.
— Всё то же самое, ничего нового не произошло, — стараясь не зарычать, относительно спокойно произнёс я. — Я даже не предполагал, что человека можно обидеть амнезией. Это что, настолько редко бывает? Нет бы как-то пожалеть, проникнуться, рассказать мне о самом себе и обо всех, так глядишь и вспомнил бы. А что она, что Катя, просто развернулись и ушли. Вместо реальной поддержки только очередные испытания устраивают. Что всё это значит, друг мой? Объясни мне пожалуйста.
— Да ты не кипятись так, Сань, — спокойно ответил толстячок, выбирая следующую жертву на тарелке. Я последовал его примеру, надо хоть что-то съесть, хотя аппетит уже был на нуле. — Ну они увидели, что твоей жизни ничего не угрожает, расстроились, что ты их не помнишь, вот и решили видимо продолжить общение с тобой после того, как тебя посмотрит Корсаков. Дыши ровно, всё будет в порядке, дядя Боря должен в этом разобраться, его специфика.
— Ох уж мне этот дядя Боря, — горестно вздохнул я, пихая в рот второй эклер против собственного желания. — Напрягает меня почему-то эта фамилия.
— Подожди, не понял, — Илья настолько офигел, что даже вернул на место следующий эклер. — Ты его боишься, что ли?
— Ну давай, и ты теперь тоже вставай и беги, куда глаза глядят! — не выдержал я. — Я же не человек теперь, а большой и страшный зверь! Все должны от меня бежать!
Илья некоторое время пялился на меня выпученными глазами, но никуда не торопился уходить. Потом резко выпрямил правую руку в мою сторону, я уж подумал, что он решил ударить. Вместо этого я перед носом увидел шевелящуюся дулю.
— Во! Видел? — эмоционально спросил он. — Ты мой друг по гроб жизни, мы клятву дали. А дядю Борю бояться не надо, он тебе должен помочь, как раз его профиль.
— Да что я, вы сами мраку нагоняете, словно угрожаете мне этим дядей Борей, — я тщательно старался побороть волнение и раздражение, вроде получилось. — Я же хоть убей не помню, кто это вообще. Как можно бояться того, кого можно сказать совсем не знаешь? Разве что неизвестность пугает. Но все при этом говорят, что он мне поможет. Да я должен ждать его, как мессию и молиться, чтобы он побыстрее приехал.
— Помолиться-то да, не помешает, — кивнул Илюха, одним глотком опустошил чашку и поставил на стол.
— Ты опять?
— Да я не в этом смысле, — фыркнул он, — не перед дядей Борей помолиться, а вообще. Налей ещё кофе, пожалуйста.
— Сам налей, всё на столе.