Неправильный лекарь. Том 1

Глава 24

Субботнее утро почти ничем не отличалось от пятничного, кроме того, что сегодня вместе со мной в лечебницу едет моя любимая сетрёнка. Значит сегодняшний день будет особенно плодотворным. Я попрошу в регистратуре собрать для меня всех подранков с округи, а что попроще пусть разбирают целители. В выходные, кстати, их на работу ходило немного, так что роптать особо некому.

Дверь кабинета, в котором мы вчера работали, теперь не сложно было отличить от других. Нормальная человеческая добротная дверь. Без лишних изысков, которые не нужны, просто новая и ровно окрашенная. В самом кабинете Николай сделал ремонт ничем не хуже, чем в том, который у нас забрали, если не лучше. В таком и работать гораздо приятнее. Мы повесили верхнюю одежду в шкаф, надели свежие белоснежные халаты, принесённые в этот раз с собой и были готовы к новым свершениям. Всё-таки первоначальный настрой очень влияет на продуктивность, я сейчас был готов горы свернуть. Ну ладно, уговорили, не горы, а куличики из песка, но зато много.

Под дверью уже начал собираться народ. Прямо напротив стоял мужчина с мощной повязкой на руке, второй рукой он поддерживал повреждённую, на лице застывшая маска боли. Я позвал его первым.

— Поранились? — спросил я.

— С велосипеда упал, — проскрипел он. — Колесо в ямку попало и я полетел через руль руками вперёд прямо на булыжную мостовую. Там похоже кость торчит.

— Ну зашибись ты покатался, — буркнул я себе под нос, указывая ему на кушетку. — Ложитесь.

— Да я посижу лучше, можно? — пропищал страдалец.

— Нет уж, ложитесь, — настоял я. — Человек, который лежит, уже не упадёт, а вашем случае это может произойти с высокой вероятностью.

— Ладно, — неохотно согласился мужчина и улёгся наконец, как я просил.

Я осторожно начал разрезать повязку, стараясь не коснуться видимого даже через толстый слой бинта костный отломок. Когда повязка была полностью снята, Катя побледнела и отвернулась. На границе средней и нижней трети предплечья из рваной раны торчал отломок локтевой кости. Не зря мне изначально показалось, что предплечье деформировано. Я кивнул Виктору Сергеевичу и он начал накрывать стол для инструментов. Будем делать открытую репозицию.

— Кать, ты как, справишься? — спросил я, пытаясь оценить вероятность ухода сестрёнки в обморочное состояние. Вроде уже взяла себя в руки.

— Да, я нормально, — нарочито твёрдым голосом сказала она. Храбрилась, как могла.

Она очень осторожно прикоснулась ладонями к коже по сторонам от раны и закрыла глаза. Для надёжности она сейчас приложила больше усилий на одну локализацию, чем делала вчера. А как по мне и вчера было неплохо. Поговорю с ней потом об этом, когда пациент выйдет, силы надо беречь, а то надолго не хватит.

Рану на руке пришлось расширить, чтобы добраться до отломков кости и поставить их на место, словно так и было. В этот раз я хотел сам попробовать срастить кость, о тонкостях механизма костной регенерации с помощью потока магической энергии при малом её количестве я как раз читал вчера перед сном. Проверим на деле, на что я способен.

Поставить осколки на место это одно дело, но надо было ещё и удержать. Можно было бы сделать вытяжку, повесив груз через блок, но в шкафу ничего подходящего не нашлось, как и металлических пластин для металлоостеосинтеза. И как интересно эти горе знахари поступают в таких случаях? Или это опять какой-то прикол и пациента надо было отправить к лекарям? Буду разбираться с этим потом, а сейчас надо выкручиваться.

— Виктор Сергеевич, — обратился я к старику. Дядей при Кате я его называть не стал. — Подержите пожалуйста руку в натяжении и немного вниз.

Пациент заинтересовался происходящим и приподнял голову, чтобы посмотреть. Как хорошо, что я его уговорил лечь, вот сейчас он загремел бы на пол, сломав ещё что-нибудь по пути.

— Кать, побрызгай ему холодной водой на лицо и приложи мокрое полотенце ко лбу. Нашатыря здесь нет?

— Ты по видимому имеешь ввиду аммиачную воду? — уточнил Виктор Сергеевич. — Тогда есть.

Он протянул мне небольшой стеклянный флакон с притёртой крышкой. В прошлой жизни я такие в глубоком детстве видел, а потом только в музее. Я не без труда извлёк стеклянную крышку и на всякий случай проверил, помахав рукой над пузырьком. Ну точно, оно. Несколько секунд хватило, чтобы пациент пришел в себя, пока Виктор Сергеевич продолжал удерживать его руку, чтобы не сместились отломки.

Вот теперь можно спокойно приступить к сращению отломков. Я положил руку на рану, закрыл глаза и сосредоточился. Сейчас важно почувствовать каждую тонкую нить потока магической энергии и направлять их точно в место перелома, не допуская рассеивания и воздействия на мягкие ткани. Сил у меня пока слишком мало, чтобы сращивать всё одновременно, кость пока что важнее, а дальше будет послойное ушивание раны по канону.

Не знаю, как это передать, но я почувствовал, что образовалась довольно плотная костная мозоль и энергия перестала впитываться в место перелома, стремясь размазаться вокруг. А вот этого нам пока не надо. Я убрал руку и проверил состояние процесса визуально. Эффект от моих действий чуть не поверг меня в шок. Ребята, у меня получилось! Линия перелома ещё была видна, но она словно была опутана мутной твёрдой субстанцией наподобие полупрозрачной хрящевой ткани.

— Ёжик выдыхай, — брякнул я в адрес дяди Вити, который покряхтывая продолжал тянуть руку за кисть.

— Чего? — переспросил он. Понял, что я обращаюсь к нему, но не понял, что я от него хочу. Странный, правда?

— Отпускайте руку, всё закончилось, — довольно улыбнулся я.

Виктор Сергеевич отпустил кисть, выдохнул и заглянул в рану.

— О как! Ну что ж, поздравляю! — воскликнул он. — Теперь никакой Обухов или Захарьин, в особенности Захарьин, не смогут отказать тебе в возвращении статуса лекаря!

— Не знаю, дядь Вить, — сказал я на автомате, словив удивлённый взгляд Кати. — Надо ещё работать, на заживление раны у меня сил уже нет, выложился почти в ноль.

— Тогда просто зашивай, как обычно, а потом заживишь. Вполне приемлемый вариант, — улыбнулся он, глядя с гордостью на меня, своего подопечного. — Если совсем всё плохо, давай я заживлю.

— Не, я справлюсь, шьём.

Пока восстанавливал целостность мышц, одного повреждённого сухожилия, подкожной клетчатки и кожи, было время помедитировать. Сейчас я это научился делать практически на ходу, правда менее эффективно, но для окончательного заживления раны вполне достаточно. Швы были сняты минут через пять-семь после наложения последнего. К этому моменту начала проходить сделанная Катей заморозка. Молодец, сестрёнка, отлично справилась.

— Чешется сильно, можно почесать? — внезапно подал голос пациент. И ему отдельный респект, не болтал всё это время и не дёргался лишний раз. Понимал всю серьёзность процесса, уважаю таких пациентов.

— Ну почешите, раз так хочется, — улыбнулся я, помогая ему встать с манипуляционного стола. — Только без фанатизма пожалуйста.

— Понял, не дурак, — улыбнулся он в ответ и принялся осторожно почёсывать только что приведённую в нормальный вид руку. На лице появилось выражение блаженства.

— В следующий раз поаккуратнее с велосипедом, многие недооценивают опасность, — сказал я ему на прощание. — И руку первые дни сильно не нагружайте, с осторожностью.

— Понял, доктор, спасибо вам большое!

— На здоровье, берегите себя.

Пациент перед уходом раскланялся, поставив меня тем самым в неудобное положение. Я к такому никак не привыкну, что я, артист что ли какой? Наверно надо привыкать потихоньку, здесь уклад жизненный совсем другой. Человек знает, что я аристократ, а он похоже простой рабочий, хотя для меня разница небольшая, все люди в первую очередь.

— Ну ты даёшь, Саша! — воскликнул Виктор Сергеевич, когда пациент вышел из кабинета. — Твой дар возвращается с такой скоростью, что никакие амулеты на фиг не нужны! Так ещё с недельку поработаем и можно подавать заявление в коллегию на пересмотр дела.

— Дай-то Бог, дядь Вить! — вздохнул я, представляя уже себе свой триумф во время испытаний на заседании коллегии. — Будем работать, пока не смогу всё сделать без использования шовного материала.

— Ну это да, там тебе этого не предоставят, — согласился он. — Тебе надо медитацию ещё усовершенствовать, чтобы накапливать энергию более эффективно. Раз уж кость прихватить получилось, то остальное тоже быстро освоишь.

— Не думаю, что быстро, рану такого большого объёма я пока не осилю.

— С чего это ты решил? — он удивлённо поднял густые седые брови. — Мягкие ткани легче срастаются.

— Дело в объёме, — подчеркнул я. — С костью получилось потому, что я собирал пучок энергии и направлял узко направленно, можно сказать точечно, чуть ли не в каждую определённую клеточку. Если бы я направлял так, как это делает отец, у меня ничего не получилось бы.

— Пф! — фыркнул Виктор Сергеевич. — А я думаешь как делаю?

— Точно так же? — теперь пришла моя очередь удивляться. — Тогда почему раньше мне об этом не сказали?

— Да просто не успел, — хмыкнул он. — Хотел сначала посмотреть, что у тебя получаться будет, а тут смотрю ты и сам догадался. Полистал одну из моих книжиц что ли?

— Ну да, как раз про переломы.

— Я так и подумал. Я сначала решил, что ты откроешь, обалдеешь и отложишь в сторону.

— А так сначала и было, — хихикнул я. — Но я себя пересилил и откопал дельный совет по поводу узкой фокусировки.

— На этом и выезжают некоторые, я например. Это Захарьину дар такой достался по наследству, что он просто водопадом силу льёт и заживает всё прямо на глазах, но так могут далеко не все, а он этого не понимает. Считает, что все остальные просто раздолбаи, которые не умеют пользоваться даром. Мне один из его учеников рассказывал, как он обзывает всех тупыми безрукими носорогами.

— Носороги то тут причём? — засмеялся я.

— А ты у него спроси, — хитро улыбнулся Виктор Сергеевич. — Прямо во время заседания коллегии. Он тебе популярно объяснит.

— К вам уже можно заходить? — раздался нервный женский голос из приоткрывшейся двери.

— Да, конечно, проходите, — ответил я дамочке лет шестидесяти.

Пациентка явно старалась выглядеть намного моложе своих лет, нанеся на лицо уже не макияж, а настоящий грим. Такого слоя штукатурки я давно не видел. И ярким пятном на кремового цвета лице выделялись яркие алые губы, недокрашенные до краёв, что делало их больше похожими на куриную жопку цвета звезды на цистерне паровоза. Розовое платье и такая же широкополая шляпа (шляпкой такое сомбреро не назовёшь) были настолько богато украшены кружевами тонкой работы, что больше впихнуть было уже абсолютно некуда. На руках красовались тонкие розовые кожаные перчатки почти до локтя. Только сейчас обратил внимание, что платье совсем не по сезону, короткий рукав в начале октября в Питере уже никто не носит. Зато хорошо видна криво наложенная бинтовая повязка на правом локте.

И вообще странно, одежда барышни не подходила к классу учреждения. Если она аристократка, обратилась бы в клинику к лекарям. Или это простолюдинка, которая на последние шиши покупает себе дорогие наряды? Или швея с солидным стажем и сшила это всё сама.

— Проходите, располагайтесь, — сказал я и указал на манипуляционный стол.

— Что, прям ложиться? — она настолько высоко вскинула тонкие нарисованные брови, что они вползли под шляпу.

— Ну да, мне так удобнее работать, а вам проще расслабиться.

— Не хочу я тут расслабляться, я не в ресторан пришла и не в городскую баню! — начала возмущаться она, косясь в сторону выхода.

— Да вы неправильно меня поняли, — улыбнулся я. Непростая пациентка досталась, с первого взгляда понятно было по выражению лица. Она уже вошла с выражением настороженности и недоверия на лице. — Бывает, что люди падают в обморок при виде крови или даже просто увидев свою рану. А когда лежите, ничего страшного не произойдёт. Дадим вам понюхать аммиачную воду и всё будет хорошо. Располагайтесь, пожалуйста. Я сниму повязку и посмотрю, что там у вас с локтем.

— Откуда вы знаете, что у меня локоть болит? — спросила она, сузив глаза до маленьких щёлочек. Ложиться она так и не собиралась, лишь прислонилась к столу и снова застыла. — Я же ещё ничего не рассказала!

— Вот и рассказывайте, — сказал я примирительным спокойным тоном, как разговаривают с очень пожилыми людьми. — Ложитесь и рассказывайте, а я пока сниму повязку.

— А они все выйдут? — спросила женщина, кинув недовольный взгляд в сторону Виктора Сергеевича и Кати, так и не попытавшись даже лечь.

— Нет, — вздохнул я, собирая волю и терпение в кулак. — Этот мужчина тоже доктор, а девушка занимается обезболиванием, они помогают мне в работе по необходимости.

— А наши знахари по одному работают! — сказала она с упрёком, явно намекая на мою несостоятельность и несамостоятельность. — И никаких помощников у них нет, сами справляются.

— Ну вы же по какой-то причине пришли именно ко мне, а не к ним, — спокойно сказал я. Небольшая незаметная постороннему глазу дыхательная гимнастика помогла обрести пытавшееся сбежать куда глаза глядят душевное равновесие. — Если вас что-то не устраивает, дело ваше, я насильно никого не лечу.

— Ну ладно, что вы сразу, — отмахнулась пациентка и полезла всё-таки укладываться. — Наши меня уже залечили, вот к вам и пришла. Говорят, что вы чудеса творите, вот и решила сама проверить.

— Ну и отлично, — обезоруживающе улыбнулся я. — Тогда просто дайте мне шанс это доказать. Так что у вас в итоге случилось?

Дальше последовал долгий сбивчивый рассказ, который здесь излагать полностью не имеет смысла. Итог долгих и порой мучительных испытаний — она наложила на локоть настой мухоморов на аммиачной воде, которую мы обычно называем нашатырным спиртом. В прошлой жизни мне один раз приходилось видеть последствия такой дичи и вот опять. Как я и ожидал, под повязкой оказался химический ожог во весь локоть, площадью не меньше моей ладони. Та же хрень, что и с чесноком на пятке. Ясное дело, что лечила она изначально воспаление в локтевом суставе, но теперь ожог вышел на первое место.

Я попросил Катю сделать так, чтобы локоть полностью онемел и только потом приступил к работе. После полного заживления раны, оказавшуюся относительно поверхностной, я принялся уже за сам сустав.

— Готово, — сказал я примерно через пятнадцать минут после начала процедур. Когда дар войдёт в полную силу, будет быстрее, а сейчас я был счастлив и таким результатам. Кожа на локте розовенькая, гладенькая, как попка младенца.

— Ой! — Пожилая женщина с ярким макияжем поднялась со стола, поправила волосы и уставилась на свой локоть. Потом несколько раз согнула и разогнула руку. В уголках глаз появились слезинки, которые потом скатились по щекам, оставляя дорожки на толстом слое пудры. — Ну надо же! Локоть-то как новый! Да вы и правда кудесник, доктор! Я за вас теперь на каждой заутренней свечки за здравие ставить буду!

Она надела обратно свою шикарную шляпу и двинулась на меня, распахнув объятия. Мне это как бы совсем не нужно, я начал пятиться от неё, не желая принимать такого рода признательность.

— Лечение оплатите в кассе в регистратуре, это не дорого, — сказал я ей, обходя вокруг манипуляционного стола. — Локоть в ближайшие три дня не нагружать, настой мухоморов вылить в унитаз и больше никогда не использовать. Всего вам хорошего.

— Спасибо вам, доктор! — сказала она, поняв, что заключить меня в объятия не удастся. В её глазах кроме слёз счастья появилось разочарование. — До свидания!

Я уже было выдохнул, что всё закончилось, но она глянула на себя в зеркало и увидела дефект грима, оставленный слезами. Что-то пробормотав не совсем потребное себе под нос, она полезла в сумку и достала нескромного размера косметичку. Я вздохнул ещё раз, понимая, что пока она не поправит боевой раскрас, никуда не уйдёт. Поэтому мы все набрались терпения и ждали, пока она закончит.

После неё было ещё несколько пациентов с несложными случаями умеренной запущенности. С ними я справился один, а Виктор Сергеевич и Катя отдыхали сидя на табуретках и пялились в окно на прохожих и проезжавшие мимо машины. Обед у нас был по расписанию, потом ещё несколько пациентов, один из которых с переломом костей правой кисти. С этим я справился без помощи Виктора Сергеевича, только Катя поучаствовала, обезболив кисть перед репозицией. Срастить перелом пятой пястной кости гораздо легче, чем локтевой, костная мозоль достаточно уплотнилась, чтобы рукой можно было начать пользоваться в полной мере сразу.

Когда я выглянул в коридор, под дверью уже никого не было, лишь в дальнем конце увидел двоих, которые тащили третьего подхватив под руки практически волоком. Эх, не получится сегодня уйти пораньше, эти точно ко мне. Я решил постоять в дверях, пока они не подойдут. Пострадавший был совсем без сил, он повесил голову и едва волочил ноги, не поспевая за своими друзьями. Когда они подошли ближе, я увидел, что его одежда была в крови от уровня груди и до колена, издалека на фоне тёмной одежды не было понятно. Зашибись, вот это подстава для моего едва начавшего пробуждаться дара.

Им осталось дойти до двери несколько шагов, когда раненый поднял голову. Это был Тимофей Проскурин. Я так и обмер, когда увидел его отрешённый бессмысленный взгляд и бледное, исажённое от боли лицо. От вселенской подозрительности и сквозной проницательности в глазах не осталось и следа. Но это всё равно мой враг.