Я меняю внешность, перевоплощаясь в рослого странника из дальних провинций — примерно таким я был, когда покидал отчий дом. Осторожно двигаюсь на свою первую встречу, сжимая ауру до минимума, но не скрывая полностью.
Особняк клана Пламенного Тигра в пригороде не поражает размерами. Территорию окружает ограда, из-за которой выглядывают декоративные деревья. У ворот дежурят весьма сильные воины. Точно определить их уровень сложно — они тоже скрывают истинную мощь, но, поднявшись на этап Ониксовой Черепахи после тренировок в Долине, я уверенно предполагаю, что стража не слабее пика Серебряного Богомола. Неплохо.
Однако устраивать сцену при входе нежелательно — это может привлечь ненужное внимание. Я несколько раз обхожу окрестности, проверяя, нет ли слежки за имением. В районе знати осталось не так много благородных семейств. Убедившись в отсутствии наблюдателей, проникаю на территорию, просто перемахнув через забор.
Пространство едва заметно содрогается — охранная техника настолько незаметна, что начинает излучать духовную энергию лишь после активации, до этого момента оставаясь полностью неуловимой. Вреда она не причиняет, лишь оповещает стражу.
— Кто здесь? — раздаётся резкий окрик.
С оружием на изготовку ко мне несутся пятеро мужчин.
— Странник, — скупо отвечаю я.
— Чего тебе надо⁈ — старший страж в клановых доспехах, богато украшенных огненными узорами, выступает вперёд, наставив на меня остриё копья.
— Я ищу встречи с вашим господином.
— Вздор! — кричат остальные, чьи доспехи не столь роскошны.
— Ты на себя смотрел? — усмехается предводитель. — Шутки в сторону. Наш господин отличается благодушием, но дерзости не потерпит.
— Это не дерзость, а необходимость. Прошу, позвольте мне пройти, — я не хочу причинять им вред, но ощущаю напряжение в колебаниях их аур.
— Вторгаться на территорию клана во время отдыха господина — уже не дерзость! — командир шагает ко мне, а его люди начинают охватывать полукругом. — Это форменная глупость!
— Последний раз повторяю. Я не желаю сражаться. Мне просто нужно переговорить с господином Менгао.
— Да многим нужно! — взрывается один из молодых бойцов. — Но даже последние глупцы не решались нарушить его покой!
— Что здесь происходит? — за спиной охраны раздаётся спокойный, но звенящий сталью голос.
— Господин, — командир склоняется перед рослым мужчиной.
Мускулистый адепт выступает вперёд, пронзая меня суровым взглядом. Он уже в летах, но фигурой почти не уступает мне. Чёрные волосы щедро припорошены благородной сединой. На нём необычное ханьфу без рукавов, покрытое чёрными полосами и языками пламени, словно шкура мифического тигра. В глазах пылает внутренний огонь.
— В сторону, — холодно бросает он страже. — Я сам побеседую с незваным гостем.
Старший подаёт знак, и остальные отступают на почтительное расстояние. Я улавливаю вокруг куда больше аур, чем вижу воинов, и все они достаточно сильны.
— Не так уж ты глуп, раз явился сюда без приглашения, скрывая свою истинную мощь. Чувствую в тебе куда больше силы, чем ты показываешь. Должен понимать, чем это чревато для такого, как ты, — его голос полнится едва сдерживаемым гневом. — Говори, кто ты и что тебе надо? Надеюсь, причина достаточно веская, чтобы тревожить мой покой!
Усилием мысли я развеиваю маскировочную технику, и моя истинная внешность предстаёт перед всеми. Кто-то из стражей вскрикивает, а аура Менгао вспыхивает. Огненные языки пляшут вокруг него, вздымая волосы. Губы на миг кривятся в недоброй усмешке.
Со всех сторон к нам приближается ещё больше бойцов клана. Все обладают весьма внушительными аурами и явно готовы к бою, но остаются на почтительном расстоянии.
— У тебя мало времени на объяснения! — из ноздрей Менгао вырывается струйка чёрного дыма. — Зачем преступник, чей портрет обклеил даже самые глухие уголки Империи, посмел явиться в мои владения⁈
Хоть я и обдумывал предстоящую беседу, нахожусь в лёгкой растерянности. Как начать разговор с человеком, которого вижу впервые, а он уже жаждет моей смерти?
Пламя вокруг собеседника выжигает траву на дюжину шагов во все стороны и опаляет каменные плиты дорожки.
Аккуратно пытаюсь подобрать слова:
— Пусть для вас я выгляжу преступником, но это не так. Нам есть о чём поговорить, и лишь беседа расставит всё по своим местам.
— Любой мерзавец скажет именно так, но ты выбрал не лучшее место для попыток очистить собственное имя, — аура главы клана темнеет, а языки пламени вытягиваются в мою сторону.
— Я близко знал вашего сына, Эйрина. Мы вместе сражались против демонов.
— Не смей произносить это имя! — Менгао скрипит зубами, в глазах пляшет безумие. Он продолжает высвобождать свою чудовищную мощь, и его аура пылает всё яростнее. — Как ты смеешь говорить о моём сыне, когда я сам до сих пор не знаю всех обстоятельств его гибели? Кем ты себя возомнил, чтобы являться сюда и бередить мои незажившие раны?
Голос мужчины срывается, и в нём слышится не только гнев, но и затаённая боль потери, терзающая отцовскую душу. Он делает резкий шаг вперёд, и земля содрогается под его стопой, покрытой золотисто-оранжевыми узорами.
— Говори, что тебе известно, или убирайся прочь, пока я не передумал и не испепелил тебя на месте! — рычит он, и в этом рыке клокочет едва сдерживаемая ярость, готовая вот-вот прорваться наружу.
Из особняка прибывает всё больше стражи. Они берут меня в кольцо, но не решаются подойти слишком близко, опасаясь своего господина. Патриарх стискивает кулаки, и могучие руки покрываются золотисто-оранжевыми узорами.
Пора поговорить с ним на понятном ему языке. Я высвобождаю свою ауру, тщательно контролируя её поток и направление. Она раскатывается по саду, накрывая главу клана и его воинов.
Волны могучей Ки буквально сбивают некоторых стражей с ног. Другие медленно оседают наземь. Почти все, кроме Менгао и нескольких сильнейших бойцов, теряют сознание под натиском обрушившейся на них силы. Лицо лидера клана вытягивается от изумления.
— Да кто ты такой?.. — чуть удивлённо тянет он. — Откуда в тебе эта сила? Немедленно объяснись!
Наши ауры сталкиваются в неистовом противоборстве. Моя обтекает его подобно водопаду, но жар Менгао, словно магма из жерла вулкана, пересиливает мой напор.
Я смотрю ему прямо в глаза и начинаю рассказ:
— Это не уловка и не обман. Я не хотел бередить вашу рану. Мы действительно были близки с Эйрином.
Я чуть умеряю натиск, и наши ауры продолжают яростно биться, не выходя за пределы двора. Мы оба понимаем: сейчас не стоит привлекать лишнее внимание. Я ощущаю, как по краю территории клана активируется особая формация, поглощающая отголоски нашей силы, не давая им вырваться наружу. Вероятно здесь, частенько проводят тренировки сам Патриарх и его родня. Отсюда и подобные заготовки.
— Не темни, — вздыхает Менгао, и его пламя немного стихает. — Выкладывай всё как есть.
— Я почитал за честь сражаться плечом к плечу с вашим сыном. Он научил меня многому, и я, не колеблясь, отдал бы за него жизнь, как он рисковал своей ради меня и других подчинённых, — делюсь я болезненными воспоминаниями.
— Тогда почему он мёртв? — на удивление спокойно спрашивает мужчина, в его голосе не обвинение, а жажда истины. — Если тебе ведомо, как он погиб, рассказывай.
Возможно, это своего рода проверка.
— На него напали подлые убийцы.
— Хочешь сказать, мой сын пал от руки жалких наёмников? — Менгао хмурится, а его аура усиливается. — Ты испытываешь моё терпение. Или решил, что напугал меня своей аурой?
— Мне будет гораздо проще рассказывать, если вы не будете перебивать меня каждую секунду.
Собеседник аж задыхается от возмущения. Давненько с ним не разговаривали в таком тоне.
— От рук наёмников, но не от их клинков, — продолжаю я. — Его погибелью стал смертоносный яд — «Поцелуй Забвения», — с горечью вспоминаю тот скорбный день.
— Вздор! — рефлекторно отзывается отец Эйрина. — Этот яд не распознает даже опытный целитель. К тому же, его запасы есть только у алхимиков Императорской лаборатории, и применяют его только Тени. Ты же не хочешь сказать, что моего сына убили гончие Императора⁈
— Нет. Не хочу. За убийцами стояли совершенно иные люди. Те, кто желал смерти вашему сыну, действовали наверняка, подмешав в отраву усиливающее вещество. Будь я рядом, возможно, сумел бы ему помочь… — тяжело вздыхаю я.
Я качаю головой, глядя ему прямо в глаза.
— Я здесь не за жалостью. Смерть Эйрина — незаживающая рана и на моей душе. Я корю себя за то, что не уберёг его. Что не был рядом, когда те ублюдки нанесли свой удар. Поэтому сейчас я предлагаю вам возможность хоть немного облегчить боль утраты.
Менгао вскидывает бровь, явно озадаченный.
— Что ты предлагаешь?
— Бейте. Со всей силы. Обрушьте на меня всю свою ярость, всю скорбь и гнев. Нанесите самый мощный удар, на какой только способны. Если я устою, значит, моя воля и раскаяние истинны. А коли так, выслушайте меня до конца.
— Забавно… Думаешь, твоей силы хватит, чтобы устоять против моей техники? — его глаза расширяются, но он тут же прячет удивление. — Странные у тебя понятия об искуплении. Что ж, если ты и впрямь был готов умереть за моего сына, посмотрим, насколько честны твои слова.
Я скидываю верхнюю одежду, обнажая мускулистый торс, точно высеченный из камня.
— За смелость назову тебе имя техники, которая оборвёт твою жизнь, юнец, — Патриарх принимает стойку, вскидывая руки, словно дикий хищник перед прыжком. — Охота Пламенного Тигра!
После этих слов его аура взрывается, становясь подобной клокочущей магме. Из неё формируется исполинский зверь, переливающийся золотистым пламенем и полосами чернее безлунной ночи. Человеческий облик истаивает, и предо мной предстаёт грозное мифическое чудовище, древнее и безмятежное в своей первозданной мощи.
Однако я спокоен и тверд. Моя Ки плавными потоками заворачивает тело, создавая сбалансированный кокон. Пять стихий сплетаются воедино, окутывая плотной защитой.
Я готов.
Оппонент атакует без промедления. Вся мощь пламени обволакивает меня с головы до пят. Удар чудовищной силы встречает невиданную прежде преграду. За ним следуют другие. Шквал обрушивается на меня, и оскал тигра становится свирепее. Защитная аура прогибается, грудь обжигает болью от пробившихся сквозь неё атак, но их урон удаётся свести к минимуму.
Образ хищника распадается, и на краткий миг вместо несокрушимого воина я вижу отца, потерявшего сына. В его груди зияет незаживающая дыра, а в глазах стоят слёзы, которым не суждено показаться на свет. Он не позволит себе слабость. Напрасно…
Видение тает, едва возникнув.
Менгао долгую минуту изучает меня и констатирует:
— Ты достойно встретил свой жребий. Пройдём в дом. Негоже держать гостя на пороге, —его голос чуть смягчается.
Он поворачивается и шагает к пагоде. Накинув одежду, я следую за ним, ощущая присутствие нескольких едва различимых аур. Поднявшись по лестнице и миновав веранду первого этажа, мы оказываемся в комнате, двери которой выходят прямо во двор.
Расположившись друг напротив друга, мы продолжаем разговор. За спиной главы клана я замечаю ростовой портрет юной красавицы с двумя младенцами на руках — должно быть, его жены и сыновей-близнецов. Я завершаю рассказ об убийстве Эйрина.
— Я лично призвал к ответу советника Райнато, одного из главных заговорщиков, повинных в смерти вашего сына, — добавляю последнюю деталь.
— Похвально, но ближе к делу. Ты ведь пришёл не за этим. Всё, что я хотел узнать, ты уже показал.
Не желая тянуть, но и не торопя события, я подробно описываю отражение атаки бунтовщиков на столицу, участие трупоедов и сражение с Архидемоном Мен Талосом, стоявшим за этим восстанием.
— Я знаю о недавних событиях в столице. Чего ты хочешь от меня? Чтобы я примкнул к новому мятежу? — голос Менгао ожесточается. — Этому не бывать!
— Нет! — я решительно качаю головой. — Речь не о новом бунте. Я говорю о восстановлении попранной справедливости. Император ведёт нескончаемые войны против демонов, но сам мало отличается от них.
— И это говорит тот, кто якобы сражался с исчадиями? — в голосе Менгао всё ещё слышится недоверие.
— Возможно, в своём неистовом стремлении истребить демонов он сам не заметил, как уподобился им, — я приступаю к самой важной части истории, повествуя об Императоре, который без зазрения совести пользуется жизнями солдат для исцеления ран и продлевает собственное существование, поглощая жизненные силы Звёздных детей.
— Как бы вы поступили, если бы эта участь постигла ваших собственных детей? — мой взгляд невольно устремляется на картину за его спиной. — Я испытал эту боль, потеряв горячо любимую младшую сестру, павшую от его рук.
Собеседник перехватывает мой взгляд и угрюмо молчит, сам обратив очи к портрету юных близнецов и их матери. Не дождавшись ответа, я продолжаю:
— Если вам нужны доказательства, я готов их предоставить. Могу отвезти вас к Звёздным детям, едва не погибшим от его деяний.
На лице Менгао отражается мучительная внутренняя борьба. Он хмурится, губы то дрожат, то кривятся, кулаки судорожно сжимаются. Однако я не останавливаюсь, понимая, что этого недостаточно.
— То, что творится в столице и по всей Империи, уже обнажает самую неприглядную изнанку. Клан за кланом, невзирая на былое величие, попадает под беспощадные жернова. Головы летят с плеч, менее удачливые отправляются в тюрьмы или вынуждены скрываться. Даже здесь, в пригороде, по соседству с вами пустует множество усадеб. И лучше не станет — будет только хуже.
Менгао слушает, не прерывая, но по нему видно, как в душе бушуют противоречивые чувства. Мировоззрение, формировавшееся годами, даёт трещину. Я чувствую, как сопротивление главы клана постепенно слабеет под напором неопровержимых доводов и моей несгибаемой воли.
— Чтобы положить конец этой тирании, я намерен прибегнуть к древнему, почти позабытому способу призвать Альдавиана на Небесный Суд. И для его свершения мне необходима поддержка великих кланов Империи, в том числе священная печать вашего клана, — завершаю я свою речь.
— Я услышал достаточно, а ты, полагаю, сказал всё, что хотел, — Менгао поднимается. — Дай мне время поразмыслить.
Он бросает взгляд мне за спину, где я улавливаю присутствие нескольких слабых аур.
— Принесите гостю чаю, — распоряжается он.
Я слышу удаляющиеся шаги, а Менгао, отвесив поклон, покидает комнату. Вскоре мне подают чай на подносе — уже можно считать это маленькой победой. В ожидании сменяется несколько чайников. Прислуга ведёт себя предупредительно.
Не знаю, сколько проходит времени, но мне кажется, будто миновала целая вечность. Наконец отец Эйрина возвращается и разделяет со мной напиток. Поначалу он безмолвствует, но затем всё же нарушает тишину:
— Многое из сказанного тобой уже давно витает в воздухе, заметно даже невооружённым взглядом. Но никто прежде не помышлял о подобной дерзости, которую предлагаешь ты, — лидер Пылающего Тигра склоняет голову в знак уважения, и это весьма обнадёживает. — Я слишком стар для таких авантюр, да и есть что терять.
Он умолкает, подолгу вглядываясь в семейный портрет.
— Я и без того потерял слишком многое. Вряд ли тебе понять, каково отцу пережить своё дитя. Не хочу, чтобы эта боль выпала на долю других родителей. Чем бы ни занимались их дети, не важно простая крестьянская ребятня или отпрыски знатных кланов, главное, чтобы они могли вернуться к родным и разделить с ними семейную трапезу. Разделить все горести и радости обычной жизни…
Менгао запускает руку в складки одежды и извлекает небольшую резную шкатулку из редкого дерева. Протягивает её мне.
— Вот знак того, что я поддержу тебя на Великом Небесном Суде. Этот древний закон ещё никто не применял, ибо дерзнувшие не доживали до часа суда. Надеюсь, тебе это удастся, но путь предстоит проделать в одиночку, иначе Суд не свершится, — шкатулка переходит из его рук в мои. — Клянусь, Рен из Лесных Холмов, что я, Менгао, лидер одного из семи первых кланов объединённой Империи, признаю тебя претендентом на престол и нашим представителем на Суде, который должен пройти под пристальным взором самих Небес. Если нынешний Император отринет нашу волю, пусть ваши судьбы рассудят Небеса и пять первородных стихий. Открой и прими знак нашего клана в доказательство моих слов и веры в тебя.
Я открываю шкатулку, чувствуя, что дереву, из которого она изготовлена, не одна тысяча лет. От прикосновения моих пальцев в памяти вспыхивают яркие моменты истории. Внутри, на бархатной ткани покоится искусная нефритовая печать в форме Пылающего Тигра. Кажется, будто он живой.
— А теперь уходи, претендент. Здесь тебе оставаться слишком опасно.
Исполненный воодушевления, я возвращаюсь к Наоки под утро, в усадьбу, ставшую нашим убежищем. Она тоже времени даром не теряла и успела получить послание от Кантора. В её глазах читается тревога. Завидев меня, она поднимается навстречу.
— Кантор передал весть о клане Горных Барсов. Им назначена дата казни. Либо Император разгадал твой замысел, либо его разум окончательно помутился, и он решил очистить тюрьмы таким кровавым способом…
Её слова обжигают, словно раскалённое клеймо. Времени остаётся всё меньше, а ставки возрастают с каждым днём. Теперь промедление равносильно смерти — и не только для меня, но и для тех, кто мне доверился. Нужно действовать, и действовать незамедлительно. Пока ещё не слишком поздно.