Небеса Умоются Кровью 8. Воля Небес

Глава 19

Оставшись наедине с собой, Наоки борется с желанием вновь оказаться рядом с Реном. Их совместное приключение оказалось по-настоящему захватывающим. Ей необычайно хорошо вдвоём с любимым, и её переполняют чувства, но она понимает, чтобы идти с ним плечом к плечу, ей тоже нужно стать сильнее. А значит, пришло время ненадолго отпустить возлюбленного и сосредоточиться на собственном совершенствовании.

Мастер Водного Дракона очищает свой разум, чтобы впустить в него чистейшие эманации дикой первозданной Ки. Ещё нигде за свою жизнь она так остро не ощущала единения с природой, как в этой Долине. Все пять стихий здесь настолько могущественны, что даже не нужно иметь особой близости с ними, чтобы почувствовать их мощь.

Годы практики сделали Наоки невероятно восприимчивой, и сейчас она наслаждается одиночеством посреди буйства первозданных элементов, что обволакивают её, словно пытаясь соблазнить. Даже в этом изобилии она всё равно отдаёт предпочтение воде — гибкой и непостоянной, имеющей множество форм и обличий.

Рен ушёл вглубь дикого леса, а Наоки шагает вдоль его края и выходит на берег стремительной реки. Именно зов водной стихии приводит её сюда. Она погружает руки в кристально чистую воду, замечает своё едва уловимое отражение и улыбается ему. И река отвечает на её улыбку напором духовной энергии.

Наоки устремляет взор вглубь и понимает, что это не обычный водоём. Река не имеет единого течения — в ней сплетаются и переплетаются множество потоков, каждый из которых то отделяется, то распадается на новые. После прикосновения Наоки их настрой резко меняется. Множество отдельных струй сливаются воедино, образуя под водной гладью нечто, напоминающее силуэт дракона.

Прозрачный, сотканный из чистейшей Ки и водных потоков, дракон будто манит её за собой. И Наоки поддаётся зову. Ступает на воду, а он игриво выныривает и ведёт её вперёд, то поднимаясь над рекой, то вновь погружаясь в её глубины. Наоки увлекается этим танцем и призывает своих лазурных фамильяров, не замечая, как быстротечная река упирается в высокую скалу и скрывается в её недрах.

Дракон ныряет, но не исчезает — его концентрированная природная Ки продолжает движение вглубь подводных тоннелей. Наоки замирает, заворожённая удивительным зрелищем.

Скалу снизу доверху прочерчивает исполинский разрез. На его фоне отметины, оставленные техниками учеников Аранга, кажутся детскими царапинами. Этот древний шрам в камне, которому уже тысячи лет, всё ещё хранит мощный остаточный след Ки.

Какова же была мощь практика, что смог сотворить подобное⁈ Какого этапа он достиг и куда канул?.. Эти вопросы крутятся в её голове, когда девушка, открыв в удивлении рот, разглядывает древний след.

Стоит ей подойти ближе, как её окутывает аура, и она видит, как появился этот разрез. Хлёсткий удар потока воды, подобный удару кнута, расколол скалу, прорубив её на десятки метров вглубь и на сотню метров ввысь.

Водный Дракон уходит всё глубже, и Наоки ныряет в реку за ним, желая понять, что хочет показать ей долина. Она погружается, следуя по лабиринту подводных коридоров, где потоки давно разделились. Однако след Ки, оставленный духом, всё ещё отчётливо различим.

Через несколько минут Наоки выныривает посреди просторной подземной пещеры. В её центре — озеро, переполненное мощнейшей энергетикой. Видения прошлого сразу же окутывают девушку. Сотни практиков ещё до времён Аранга проходили здесь особые тренировки.

Поднявшись на поверхность воды, она видит в отражениях древних мастеров, совершенствующих своё искусство в этом тайном месте, пронизанном сосредоточенной энергией водной стихии. Завороженная их мастерством, Наоки сначала просто наблюдает, а затем начинает повторять их движения.

Поначалу сложные и замысловатые, они даются ей с трудом. Да и вода здесь имеет особый характер — не поддаётся так просто, словно капризная ручная собачка дворянки. К каждому потоку нужен свой подход. Десятки техник, которыми владеет Наоки, здесь бесполезны — ведь они не принадлежат ей, а лишь отражают мастерство других. А это озеро признаёт лишь тех, кто являет миру своё истинное, сокровенное искусство. И по капле, по крупице, Наоки начинает создавать собственную технику, дабы приручить эту необычную воду и стать истинным Мастером.

Не тем, кто идёт по чужому Пути, а тем, кто прокладывает свой собственный и творит уникальные техники, прямо отражающие его суть.

Я протягиваю руку, желая прикоснуться к парящему манускрипту, но он вдруг распадается на сотни мелких побегов. Они оживают и, подобно миниатюрным змейкам, бросаются на меня. И всё же от них не исходит угроза. Древние растения впиваются в моё тело, проникают под кожу и… растворяются.

Изумрудное сияние захватывает меня, вырывает сознание из тела и увлекает за собой. Неожиданно я обнаруживаю себя падающим с отвесной скалы, но страха нет — я всецело отдаюсь происходящему. Ныряю в воду и погружаюсь в морскую пучину. Словно напитавшееся морской водой дерево, иду ко дну, в самую глубь, навстречу пустоте. И замираю.

Сначала ничего не происходит — ни движения, ни даже отблеска рыбьей чешуи, лишь абсолютная тишина и покой. Свет сюда не проникает, но мне он и не нужен. Время ускоряет свой бег, и я вижу, как на дне зарождаются первые растения — мельчайшие водоросли. Вот она, колыбель стихии. Вот где на самом деле берёт своё начало древесная стихия.

В воде, словно в материнской утробе, они сперва едва заметны, но постепенно набирают силу, тянутся вверх и крепнут. Так растения заполоняют морское дно.

Мне открывается понимание, почему раньше я с такой лёгкостью овладел водной стихией — вот он, закон порождения стихий во всём своём великолепии.

Вскоре видение уносит меня дальше, к берегу. Там, на мелководье, водоросли выбираются на сушу. Лишённые привычной силы воды, на открытом воздухе они съёживаются и высыхают, превращаясь в мох. Цикл жизни и смерти порождает совершенствование внутри стихии. Сильные в воде, над водой они слабы или даже мертвы, но это только поначалу.

Мох стелется по земле, покрывая её, становясь сильнее, трансформируясь — сначала в кустарники, а затем и в деревья. Мощные, величественные исполины разрастаются вширь и ввысь.

Так мне открывается истинный лик изменчивой стихии. Так же, как древним предкам ещё до времён Аранга. Здесь, в долине, не искажённой человеческим присутствием.

Я вижу сотни, тысячи практиков, но не таких, как ныне живут в Империи. Они постигали природу, Путь и стихии ради самого важного — ради понимания сути вещей, в поисках первопричин. Не ради силы, не ради власти и богатства. Нет. Ради соблюдения природного баланса.

Моё сознание возвращается в тело, но я уже ощущаю лес иначе. Вижу, слышу, чувствую течение энергии каждой частицей своего тела. Все пять стихий свободно и непринуждённо струятся сквозь меня.

Круг порождения и смерти, взаимосвязи поддержки и противодействия. Я вижу это не только в картинах прошлого, но и в отпечатках собственной жизни, что хранит моё сознание.

Человек — лишь часть природы, но в последнее время, в эпоху Империи и величия нашего народа, мы погрязли в низменных инстинктах. Тут даже неуместно сравнивать нас с животными — они лишь кажутся примитивными, но продолжают хранить природную мудрость, тот самый баланс. В отличие от людей, звери не убивают ради развлечения или трофеев — они делают это лишь для пропитания и выживания, следуя естественному ходу вещей. В их существовании нет ничего лишнего, продиктованного алчностью или тщеславием — лишь вечный круговорот жизни.

Я прихожу в себя на месте, где прежде парил манускрипт. Вновь закрыв глаза, погружаясь в медитацию, ещё более глубокую, чем раньше. Теперь мне становится ясно многое. Стихия — уже не просто мой инструмент, способ продвижения по Пути. Она проникает глубже, течёт в моей крови, сливается с самой моей сущностью.

Во время медитации я углубляюсь в самую суть древесной стихии. Я чувствую, как энергия жизни пульсирует во мне, подобно сокам, текущим по стволу могучего дерева. Каждый вдох наполняет меня силой земли и солнца, каждый выдох сплетает моё тело с окружающим миром в единую сеть.

Моё сознание расширяется, охватывая всю долину. Я ощущаю каждое дерево, каждую травинку, каждый листок. Их жизненная сила резонирует с моей, наполняя меня спокойной уверенностью и мощью.

Доходит до того, что моё тело полностью, до самых костей, обращается древесиной. Ещё миг, и изумрудная энергия поглотит меня целиком. Я растворюсь в первостихии, исчезну из этого мира, уступив место могучему дубу. От практика по имени Рен не останется и следа. Собрав последние крохи воли, я удерживаю контроль, возвращая себе человеческую суть.

С каждым прошедшим часом чувствую, как мои техники обретают новую силу и глубину. Я становлюсь не просто повелителем леса — я сам становлюсь лесом, неотъемлемой частью извечного круговорота жизни.

Я достиг этапа Рубинового Феникса, владея довольно скудным арсеналом техник, зато каждая из них была отшлифована тысячами часов практики до ослепительного блеска. По мере того, как моё единение с древесной стихией крепнет, во мне зарождается странное чувство. Будто бы техники, которые раньше казались вершиной мастерства, теперь становятся чем-то сковывающим, ограничивающим.

Поначалу я отмахиваюсь от этого ощущения, считая его блажью переутомлённого разума. В конце концов, именно благодаря этим техникам я достиг своего нынешнего уровня. Как они могут быть ограничением?

Однако чем глубже я погружаюсь в суть древесной силы, тем отчётливее понимаю: это не сумасбродство, а проблеск истины. Словно разглядывая прекрасную картину через узкое окно, я вдруг получил возможность распахнуть двери и шагнуть внутрь, оказаться в самом сердце творения.

Раньше я думал о техниках как о незыблемых законах, определяющих границы возможного. Каждая техника была для меня как рамка, как шаблон для достижения конкретного результата. Шаг за шагом, я следовал этим шаблонам, не задумываясь об их сути и происхождении.

Теперь же, познав саму суть древесной стихии, я понимаю, насколько иллюзорны эти ограничения. Техники — лишь условности, созданные адептами прошлого для того, чтобы облегчить освоение стихии юным неофитам. Своего рода костыли для неокрепшего разума.

Истинное же мастерство приходит тогда, когда ты отбрасываешь костыли и начинаешь ходить сам. Когда твой разум сливается со стихией настолько, что ты можешь формировать её напрямую своей волей, без посредников в виде техник.

Я ощущаю это прямо сейчас. Лес откликается на каждое движение моей мысли, словно стал продолжением моего тела. Больше нет нужды в заученных жестах — древесная стихия течёт сквозь меня свободно, как кровь по венам. Достаточно одной мысли, одного лишь намерения.

Хочу ли я призвать лианы, чтобы опутать врага? Мне больше не нужен Оплетающий Побег. Лианы послушно откликаются на мой мысленный зов, вырастая из земли и устремляясь к цели.

Нужно ли мне преодолеть расстояние? Шаг Пылающего Солнца теперь не более чем воспоминание. Я просто представляю место, где хочу оказаться — и древесная стихия переносит меня туда, сплетая моё тело из окружающих листьев и ветвей. Везде, где есть её очаги, могу появиться я. Легко, будто сделал единственный шаг.

Теперь я понимаю, что единственный предел — это моё воображение. Древесная стихия становится продолжением моей воли, послушная каждому побуждению разума. Я могу создавать любые эффекты, любые формы, повинуясь лишь своей фантазии и намерению.

Это чувство свободы и единения со стихией опьяняет и в то же время налагает огромную ответственность. Ведь теперь я не просто адепт, использующий силу леса. Я — воплощение этой силы, её проводник и хранитель. И мой долг — использовать эту безграничную мощь мудро и осторожно, всегда помня о хрупком равновесии жизни.

Время перестаёт для меня существовать. И не только для меня — для нас обоих. Долина доносит отголоски эманаций Ки моей возлюбленной, и я знаю — с ней тоже происходит трансформация. Нет, не так. Вернее будет сказать — рождение. До этого мы оба родились как люди, а теперь рождаемся вновь, становясь истинными адептами, мастерами своего Пути.

Несколько дней спустя мы находим друг друга и сливаемся в объятиях. Насладившись моментом, Наоки отстраняется.

— Что дальше, Рен? Знаешь, я ощущала, как ты растёшь. Думала, вся долина покроется густым лесом, — озорная улыбка расцветает на её губах.

— А я думал, что ты её затопишь, — шучу в ответ, но смотрю вдаль, к скалам, окружающим нас.

Мы ещё не изучили всю долину. Да, мы, несомненно, стали сильнее, но это всего лишь первые шаги на нашем собственном Пути. Пока мы как дети, и интерес в нас обоих разгорается всё сильнее. Я вижу этот огонь и в глазах Наоки.

— Опять по отдельности или вместе? — хмурится она, глядя на меня.

— Сделаем это вдвоём.

Мы продолжаем исследовать руины, обнаруживая новые тренировочные площадки и целые комплексы древних, замысловатых полигонов. Сверху, из центра долины, они не были заметны, но вблизи, в деталях, их предназначение становится очевидным.

Здесь обитают и животные — чем дальше мы углубляемся в долину, тем чаще они нам встречаются. Они-то и становятся нашей пищей. А ещё мы находим множество незнакомых фруктов. Мы осознанно идём на риск, пробуя их, и не зря — всё здесь пронизано первозданной Ки. Это один из способов постичь суть Долины. Несколько дней мы проводим вместе, изучая окружение, доходим до края и возвращаемся обратно.

Порой мы расходимся, чтобы побыть наедине с собой, осмыслить постигнутые нами откровения, а потом вновь собираемся вместе. Во время одной из наших встреч, когда мы сидим, обнявшись после долгой разлуки, я замечаю, что Наоки смотрит на меня с лукавой искоркой в глазах. Она явно хочет мне что-то сказать, но медлит, будто дразня.

— Ну же, не тяни, — подначиваю я её с улыбкой. — Вижу же, у тебя есть какая-то новость. Выкладывай!

Наоки прищуривается и прикусывает губу, делая вид, что глубоко задумалась:

— Хм, даже не знаю… А какова будет награда за мою проницательность?

Я притворно вздыхаю и закатываю глаза:

— Ох уж эти меркантильные женщины! Ну хорошо, как насчёт ужина? Добуду для тебя самого жирного кабана в округе!

Наоки прыскает со смеху и шутливо толкает меня в плечо:

— Ах ты, торгаш! Знаешь ведь, что моё сердце уже давно твоё. Ладно, по рукам! Слушай сюда…

Она оглядывается по сторонам, будто проверяя, нет ли кого поблизости, и доверительно наклоняется ко мне:

— Я тут заметила одну странность. Видишь те скалы? — девушка указывает на острые пики, врезающиеся в небо на краю долины. — Так вот, в определённое время дня их тени складываются в очень любопытный узор. Прямо как паутина или сеть.

— Хм, необычно, — хмурюсь, пытаясь представить. — И что в этом особенного?

— А то! — торжествующе восклицает Наоки. — Я сравнила этот узор с картой потоков Ки в долине. И знаешь, что обнаружила? Они в точности совпадают!

Я присвистываю от удивления:

— Драконьи усы! Я тоже чувствовал, что с потоками Ки здесь что-то неладно, но не мог понять, в чём дело. А ты, выходит, раскрыла эту загадку?

Мечница скромно пожимает плечами, но по её сияющему лицу видно, как она горда своим открытием:

— Ну, не то чтобы совсем раскрыла… Но первый шаг сделан. Теперь бы ещё понять, что это значит и как нам с этим работать.

Я киваю, уже погружаясь в размышления:

— Согласен. Ничто в этой долине не случайно, за каждой странностью кроется какой-то глубокий смысл. Нужно во всём этом как следует разобраться.

— У меня есть догадка. Смотри внимательно за моей рукой. Хотя нет, пойдём, лучше покажу.

Мы поднимаемся на возвышенность — остатки одного из древних строений. Чем дальше от центра, тем сильнее природа берёт верх.

— Долина — это огромная природная формация, усиливающая и гармонизирующая течение Ки, — поясняет Наоки.

С вершины древних руин я обращаюсь к ветру, и он обдаёт нас лёгким бризом. Мы оба улавливаем движение духовной энергии. Множество потоков всех стихий переплетаются и текут через эту формацию. Однако не равномерно, как оно обычно и бывает в природе. Значит, должно быть особое место, где эта природная гармония будет близка к совершенству.

Я устремляю взор к одиноким утёсам, вздымающимся над долиной.

— Мы смотрели внизу, но туда, наверх, ещё не заглядывали. Стоит проверить, — предлагаю я.

Обследовав несколько скал, на пятой по счёту, на самой вершине, мы находим площадку для медитаций, созданную рукой человека. Совсем небольшие изменения были внесены в это место: отвесные острые стены слегка срезаны и выровнены, чтобы здесь могли поместиться с десяток практиков. Чуть в стороне виднеется вход в пещеру.

Во время осмотра площадки я с удивлением обнаруживаю следы инструментов. Камень здесь неровный, и, несмотря на все свои возможности, древние практики подготовили это место вручную, без вмешательства стихий. Так, как дано большинству людей, а не тем, кто идёт по Пути.

Стоит нам сесть в позу лотоса, как наше сознание наполняют образы прошлого: древние мастера, практикующие здесь и постигающие великие истины. Каждое такое погружение дарит новые духовные прозрения.

Отсюда, с вершины, в процессе долгих глубоких медитаций нам начинает открываться история долины. Мест для тренировок здесь немного, так что, чтобы оттачивать наши зарождающиеся техники, каждый раз приходится проходить небольшое испытание, возвращаясь на вершину. Даже сон в той пещере, на каменных лежанках, преподаёт нам уроки, уча довольствоваться малым и осознавать, что на самом деле человеку нужно намного меньше, чем он привык требовать.

Как бы ни хотелось Наоки разделить ложе со своим избранным, они оба понимают, зачем пришли в эту долину. Однако природа всё же берёт своё. Ночами Наоки часто снится близость с Реном, и чем больше времени они проводят на утёсе, тем сильнее разгорается в ней вожделение.

Поначалу она борется с ним — плотские желания кажутся ей постыдными, но в одну из ночей, после насыщенного дня, заполненного охотой, тренировками и медитациями, Наоки просыпается, ощущая нестерпимый зов. В пещере, на соседнем каменном ложе, она не находит Рена и выходит на площадку для медитаций.

От широкоплечего мужчины исходят мощные эманации Ки, а в воздухе к нему стягиваются светящиеся потоки энергии. В свете полной луны он выглядит особенно прекрасным и в то же время загадочным. Сейчас он так же далёк от неё, как Небеса от земной тверди.

Наоки тихо подходит ближе, не решаясь нарушить его сосредоточение, но Рен, даже не открывая глаз, протягивает к ней руку, безошибочно находя её ладонь. От его прикосновения по телу девушки пробегает сладкая дрожь.

— Я чувствую твоё присутствие, — шепчет любимый, притягивая её к себе. — И твоё желание. Оно звенит в Ки, как натянутая тетива.

Наоки краснеет, пойманная врасплох и смущённая тем, что её тайные помыслы оказались раскрыты.

— Прости, я не хотела мешать твоей медитации, — бормочет она, пытаясь отстраниться. — Просто не могла уснуть и…

Рен прижимает палец к её губам, заставляя умолкнуть.

— Не нужно извиняться за то, что ты женщина. За то, что любишь и желаешь. Это такая же естественная и прекрасная часть нашего Пути, как и всё остальное.

Он гладит её по щеке, и Наоки невольно льнёт к его ладони, прикрывая глаза от удовольствия.

— Помнишь, мы говорили о гармонии Инь и Ян? — вкрадчиво спрашивает Рен. — О единении противоположностей?

Наоки кивает, затаив дыхание.

— Так вот, пять стихий открыли мне секрет, — продолжает он, привлекая её ещё ближе, почти касаясь губами её уха. — Секрет того, как всего за одну ночь любви вознести нашу культивацию на новую ступень.

Наоки распахивает рот от изумления, а Рен накрывает её губы поцелуем, жарким и жадным.

И всё остальное перестаёт существовать.