Небеса Умоются Кровью 8. Воля Небес

Глава 12

— Уйди с дороги, дитя! Похоже, тюрьма окончательно лишила тебя разума! — рявкает Зейн.

Он вооружен мечом и жаждет пустить его в ход против меня, однако девушка выступает вперёд, закрывая меня собой. Невозмутимо отодвигаю её в сторону, пока та повышает голос так, что её крик раскатывается эхом по тюремным коридорам:

— Нет, отец! Я не позволю! Если ты так хочешь этого, то сначала тебе придётся убить меня!

— Глупая девчонка! Ты сначала повелась на этого выродка из Золотой Сакуры. Поставила вашу никчёмную любовь выше интересов семьи! Нашего клана! — рычит Зейн, его рука застыла с занесённым мечом. — Этот ублюдок, что стоит за твоей спиной, убил твоего собственного брата…

— Так ли это на самом деле? Или тебе лишь нашептали о том враги? — парирует она. — Я знаю чётко лишь одно, он спас меня! Ты что, не понимаешь? Зено, — она всхлипывает, — да, он твоя кровь и плоть, но он… Отец, ты даже не представляешь, насколько жесток он был. Ты не знаешь его! Твоё суровое и требовательное воспитание с детства ожесточило его! Разве этому учит нас Аранг? Сильный должен помогать слабому. И человек, что стоит у меня за спиной, никогда бы не поступил так!

Повисает звенящая тишина, в ней слышно, как скрипят зубы главы клана Кровавого Моря.

— Видимо, надо было быть строгим и с тобой! Ты просто не понимаешь, что такое мир знати! Если бы не твоя слабохарактерная мать, я бы воспитал из тебя настоящую воительницу и наследницу! — Зейн срывается на хрип, его глаза наливаются кровью, и он потрясает мечом. — Откуда в тебе вся эта сентиментальной чушь, Мэйлин? Разве этому я вас учил с братом? Какие-то сказки для бедняков и слабаков. Уйди прочь с моего пути, ибо я прикончу его лично! Он не выйдет сегодня живым из этой тюрьмы.

— Нет! Отец, я уже сказала, — она расставляет руки в стороны.

Зейн глубоко вздыхает, его меч опускается. Он трёт виски.

— Почему, Мэйлин?.. Даже после того, что ты узнала, ты всё равно на стороне убийцы своего брата, — горько вздыхает противник, с ненавистью глядя на меня. — Тебе повезло, Рен. Не знаю, что ты с ней сделал, но… Я выживу, можешь быть уверен. И этот разговор ещё не окончен.

В этот момент с нескольких сторон к нам приближается стража. Нас зажимают в тиски, но в этот раз приходится сражаться на одной стороне.

Охранников на удивление много. Видимо, они откатились назад со всей тюрьмы, чтобы перегруппироваться. Мы принимаем рукопашный бой. В вооружении и экипировке у них явно преимущество, но наши силы компенсируются яростью и желанием отплатить своим мучителям в сочетании с немалым боевым опытом.

Звенят мечи и копья. Сторонники Альдавиана занимают коридоры, блокируют дверь, но мы движемся, словно неудержимая волна. Даже без техник и свободного потока Ки моё тело в физическом плане значительно превосходит возможности большинства людей.

Во время нашего продвижения по узким коридорам тюрьмы я пристально наблюдаю за Зейном. Он весьма искусен и силён, несмотря на свой возраст. И в нём всё ещё осталась честь. В паре моментов, когда мы сталкиваемся с засадами, устроенными на лестницах, он точно может всадить мне лезвие в бок, но этого не делает, а лишь бросает, словно подначивая меня атаковать:

— Не думай, что тебе всё сойдёт с рук. Когда мы выберемся отсюда, я покончу с тобой. Наш союз возможен только ради спасения моей дочери.

— Как пожелаешь, — сухо отвечаю я.

Капли благородства, которые он проявляет, вернее назвать слёзами. Он не нападает лишь в своих корыстных целях, чтобы улучшить шансы Мэйлин на спасение.

Я не люблю убивать, и, хотя порой меня охватывает боевой раж, а ярость окрашивает мир алым, предпочёл бы обойтись без этого. Увы, в нашем мире не все конфликты можно решить словами, и даже самый благочестивый праведник весьма быстро закончит свой Путь в овраге с куском стали в боку, если не сможет за себя постоять.

Очень часто защищать себя и других — это необходимость. Прямо как сейчас. Если оставить охрану в живых, они ударят нам в спину. Да и то, я лишаю жизни далеко не всех врагов. Большинство вырубаю, лишь самых стойких и сильных приходится убивать. Если без доступа к Ки они могут выдержать сразу несколько моих ударов, то когда вернётся возможность использовать духовную энергию, от них точно будут проблемы.

Зейн, напротив, упивается своим превосходством. Он редко убивает своих врагов сразу. Вместо этого калечит их, лишая возможности двигаться, обрекая на долгие мучения. Пытается отплатить за собственные страдания, хотя, глядя на его бодрый вид, трудно поверить, что этот человек прошёл через пытки — даже без поддержки Ки он держится неестественно хорошо. Упивается своей силой и возможность отомстить.

Мы выбиваемся на личный двор начальника тюрьмы, которая не так уж отличается от пыточной, в составе небольшой озверевшей армии опальных аристократов. Здесь мы встречаем последний очаг сопротивления перед дверью, ведущей на волю.

— Убейте их! — командует Зейн, вскидывая меч над голвоой. — Вперёд! Размажьте их! Альдавиан всё равно падёт. Теперь ему точно не усидеть на троне! Вся Империя содрогнётся от грядущих перемен!

Бывшим пленникам уже не требуется моя помощь. Воспрянув духом под боевой клич Зейна, они штурмуют последний рубеж обороны.

Мы вместе с Наоки охраняем девушек. Наша задача — вывести их отсюда живыми. Всем и каждому не поможешь, по крайней мере, в текущих реалиях. Пока на троне восседает Император Альдавиан.

— Ты всё ещё с ним, Мэйлин? — неодобрительно хмурится Зейн. — Я тебя не понимаю.

Сам он не идёт в атаку, а остаётся наблюдать позади, словно полководец.

— Отец… — её голос дрожит, когда она смотрит на его фигуру, залитую кровью, на изорванные одежды, облепившие сухое, жилистое тело. — То, что ты творишь… вся эта жестокость, все эти убийства. Даже здесь, на пути к свободе… Это приводит меня в ужас. Разве всё это действительно необходимо? Чем ты тогда отличаешься от них, от наших мучителей? Чем ты лучше Альдавиана? Я больше не понимаю тебя.

— Однажды поймёшь, — сухо припечатывает он. — Просто до сих пор ты избалованное дитя, но я это исправлю, — он поднимает меч, направляя его на меня. — Когда покончу с тобой, Рен из Лесных Холмов.

Последний рубеж падает, охрана после прохождения двора бросается в бегство. Тени, самые преданные и отчаянные слуги Императора, оказывают нам точечное сопротивление, но это всего лишь последние крохи борьюы. Мы без особых препятствий добираемся до двора у ворот, они подняты, и оттуда долетает сладостный аромат свободы.

— Ну наконец, — хищно улыбается Зейн, глядя на меня. — Идём, Рен. Там я покончу с тобой и отомщу.

— Там у тебя не будет шансов, — киваю на улицу. — Слишком велика разница в духовной энергии. Здесь они есть. Это будет справедливо.

— Как будто парочка подсмотренных где-то техник должна меня впечатлить, простолюдин! — набычившись, цедит Зейн.

Упрямство застилает ему глаза. Даже самый упёртый баран должен был давно понять, что моя сила реально. Иначе бы не смог сразить Саярна и Мен Талоса. Это очевидно для всех, но не для него…

— Отец, прошу тебя, остановись! Хватит! — упрашивает Мэйлин, взывая к его благоразумию.

— Он не остановится, — Наоки хватает её за руку. — Идём, они должны закончить это как мужчины.

— Рен… — умоляюще смотрит на меня возлюбленная Лиана.

Девушки покидают крепость в последних рядах заключённых. На улицу выходят и другие высокородные дворяне. Некоторые даже кланяются и благодарят меня, а некоторые предлагают в дальнейшем объединить усилия. Я киваю, запоминая их лица.

— Значит, всё же не пойдёшь туда? — уточняет Зейн, ловко крутанув мечом. — Боишься, что я размажу тебя родовой техникой?

Не удостаиваю эту глупость ответом и молчу, пока мы не остаёмся наедине. Двор весьма просторный — отличная площадка для нашего поединка. Зейн никогда меня не простит и будет искать моей смерти любой ценой. Такой упорный и настырный человек, как он, понимает только силу. Хотя он даже осмелился бросить вызов Императору… Возможно, я недооцениваю его.

Однако даже при всей моей неприязни к нему я желаю честной битвы, где у него есть хотя бы шанс. Если мы выйдем на улицу, то на моём этапе Рубинового Феникса я просто размажу его, как уже было с Джихвэем.

Зейн замер напротив меня, сжимая меч в расслабленной руке. Его глаза горят яростным пламенем, а голос дрожит от едва сдерживаемой ненависти:

— Ты думаешь, я не знаю всей правды, Рен из Лесных Холмов? О нет, Император лично посетил эту проклятую тюрьму и поведал мне всё. Он пришёл сюда, к своим поверженным врагам, чтобы насладиться нашими страданиями, чтобы ещё раз провернуть нож в наших сердцах.

Противник делает шаг вперёд, его голос крепнет, наполняясь болью и гневом:

— Альдавиан рассказал мне, как мой сын, моя плоть и кровь, пал от твоей руки. Все эти россказни о его подвигах на Западе, о доблестной службе в Гвардии — ложь! Он погиб задолго до этого, а ты, ничтожный простолюдин, занял его место, присвоил себе его славу.

Он обводит мрачным взглядом стены тюремного двора, и горько усмехается:

— Знаешь, в чём самая большая ирония? Я ведь гордился им. Гордился, слыша о его свершениях, думая, что вырастил настоящего воина, достойного нашего клана. А оказалось, что всё это время я гордился тобой, убийцей моего наследника.

Опальный аристократ вновь обращает на меня полыхающий ненавистью взор и делает размеренный шаг вперёд, твёрдо держа на вытянутой руке клинок, направленный мне в сердце:

— Император смаковал каждую деталь, упивался моим отчаянием и бессилием. Он хотел, чтобы я знал всю правду перед смертью, чтобы мои последние мысли были о том, как я не уберёг сына, как не смог за него отомстить. Но он просчитался.

Голос собеседника опускается до свистящего шёпота:

— Я заставлю тебя заплатить за всё. За каждую каплю крови моего сына, за каждую слезу моей дочери. Тебе не скрыться от гнева отца, потерявшего своё дитя. Готовься к смерти, ибо сегодня ты отправишься прямиком в Подземное царство!

С этими словами Зейн бросается на меня в стремительно колющем выпаде. В его глазах пылает всепоглощающая жажда мести, застилающая разум. И я понимаю, что только один из нас покинет этот двор живым.

Мне вспоминается начало моего Пути. Я не использую оружие. Как и прежде, моё основное оружие — кулаки. Закалившееся физически тело от перехода на столь высокий этап и так даёт мне существенное преимущество. И дело даже не в этом. Зейн не выбирал бы против своего заклятого врага оружие, которым плохо владеет. И я не буду. Любое оружие, кроме кастетов, для меня будет балластом в этой битве.

Лезвие, свистя, рассекает воздух, проносясь мимо, когда я совершаю резкий кувырок. Зейн — умелый фехтовальщик, его комбинации причудливы и замысловаты. Порой кажется, что меч живёт своей жизнью. Он то изворотлив, как змея, то прямолинеен, как таран. Длинные комбинации сменяются градом однообразных колющих и режущих ударов, но их скорость и качество исполнения с лихвой компенсируют простоту.

Я отбиваюсь и нападаю. Кулаки, обмотанные сорванными с одеяния тряпками, бьют по плоской части лезвия, сбивают темп его атак, нарушают боевую песнь клинка. Не буду отрицать, что весьма искусную. Оппонент несколько раз достаёт меня вскользь, рассекая одежду и оставляя пару глубоких царапин.

В долгу не остаюсь и я, сближаюсь рывком. Немного непривычно двигаться без постоянного потока Ки, но я быстро адаптируюсь. Обходя выставленную защиту, делаю несколько резких прямых ударов в корпус, выбивая из него воздух. Врага пошатывает, а я заканчиваю свою комбинацию подсечкой. Он кувыркается и летит на землю, но, словно цирковой акробат, в последний момент выставляет свободную руку и отталкивается от земли.

Сближаюсь, но его меч, стрельнувший мне в лицо, не даёт нанести ещё один удар. Вертикальным взмахом он заставляет меня уклониться, выиграв себе время. И Зейн вновь уже стоит на ногах. Оружие за счёт дистанции всё же даёт ему преимущество, и битва без использования Ки отличается от тех, к которым я привык за последние годы. Прежде здорово выручали Длани Асуры, которые в досягаемости порой не уступали копью. Меч сильно склоняет чашу весов на его сторону, а ещё его искусство. Не все аристократы используют оружие просто для красоты.

Однако отточенная память художника позволяет мне запомнить каждое движение оппонента. Я начинаю выстраивать длинные серии, переводя бой, рассчитанный на инстинкты, в сложную игру разумов, в которой Зейн постепенно начинает проигрывать. Мы размениваемся ударами, но мне удаётся сводить последствия ранений к минимуму. Они проходят вскользь, однако их количество немаленькое, и если бой затянется, я могу и не выйти из него победителем. Обескровленный, потеряю силы и пропущу смертоносный укол.

Зейн стойко выдерживает мои прямые удары по корпусу, старательно избегая попаданий в голову. Противник прекрасно понимает, что один такой удар по лицу отправит его в забытье. Несмотря на возраст и разницу в массе, его тело отлично справляется. Правда, недолго. Выносливости не хватает, а я специально поражаю одни и те же места.

Особое внимание я уделяю печени, нанося туда серию мощных и точных ударов. Каждое попадание вызывает у Зейна острую парализующую боль, от которой он едва не сгибается пополам. Его дыхание сбивается, становится затруднённым из-за спазма диафрагмы. На краткие мгновения мышцы аристократа сковывает, лишая его возможности двигаться и уворачиваться от последующих атак.

Я безжалостно пользуюсь этими моментами слабости, обрушивая на противника град новых ударов.

Вот он уже хромает на одну ногу, вот плетью опустилась вторая, без меча. Неопытному бойцу может показаться, что тут такого? Однако вторая рука важна для баланса. Пусть Зейн перестраивается довольно быстро, но всё равно начинает делать ошибки всё чаще.

И наш поединок постепенно подходит к концу. Вот противник пропускает резкий, словно молот, удар по лицу и валится на спину. Пытается подняться, но падает вновь.

— Довольно! — бросаю я.

— Ну уж нет, — кривится Зейн. — Как я и говорил, живым отсюда уйдет только один… Если оставишь в живых, стражи отволокут меня в темницу. Снова будут пытать и ставить опыты. Они разбежались, как крысы, но стоит тебе уйти, выползут из своих нор и закуют в цепи. В те самые, что отнимают силы и не дают быть адептом.

Его голос дрожит от едва сдерживаемых эмоций:

— Так пусть лучше я умру свободным, чем снова окажусь в их лапах. И если мне суждено погибнуть сегодня, то я проклинаю тебя своей кровью. Пусть она отравит твои победы, превратит триумф в пепел, а все твои достижения обратятся прахом. Да не найдешь ты покоя ни в этом мире, ни в следующем.

Какие бы чувства он ни вызывал у меня, это не важно. Если я не хочу уподобляться ему или Альдавиану, то лучше…

Киваю и сжимаю кулак, когда он шепчет:

— Передай… передай Мэйлин, что я всегда любил её, несмотря ни на что. Пусть она знает, что её отец ушёл непокорённым.

Мой удар достигает такой мощи, что шея Зейна хрустит, а его голова неестественно откидывается назад. На миг в его глазах вспыхивает удивление, смешанное с болью и… облегчением? А затем взгляд стекленеет, и жизнь покидает его тело.

Противник падает на землю, как марионетка с обрезанными нитями. Из уголка его рта стекает тонкая струйка крови, но на лице застыло умиротворение человека, принявшего свою судьбу. Того, кто предпочёл смерть в бою унизительному плену и бесконечным пыткам.

Я стою над поверженным врагом, чувствуя, как горечь и сожаление смешиваются в моей душе. Несмотря на всю ненависть Зейна, на его жестокость и безрассудство, я не могу не уважать его решимость и готовность идти до конца. В его последних словах, обращённых к дочери, проступила искра того человека, каким он мог бы быть, не будь его сердце отравлено жаждой мести и гордыней.

Опустившись на колено, я закрываю остекленевшие глаза лидера клана Кровавого Моря, отдавая ему последнюю дань уважения как воину. Теперь он обрёл свободу, к которой так стремился. Пусть покоится с миром, а я позабочусь о том, чтобы его последние слова дошли до Мэйлин. Это меньшее, что я могу сделать для человека, чья жизнь была искорёжена безумием нашего мира.

Краем глаза замечаю, как во двор выходит несколько стражей. Делаю резкий топающий шаг в их сторону, и они сразу пятятся, точно испуганные дворняги.

— Передайте весточку Императору. Я, Рен из Лесных Холмов, приду за ним, — холодная безрадостная улыбка играет на моём лице. — Это неизбежно, как рассвет. И пусть он знает — в тот день все его тысячелетия могущества обратятся в прах.

Я ухожу, и никто из стражей не преследует меня.

На улице на меня накатывает настоящий водопад Ки. Не сразу понимаю, что это моя собственная сила. Некоторое время мне приходится свыкаться с ней, но, когда полностью возвращается контроль, я быстро нагоняю Наоки и спасённых девушек.

Ко мне тут же бросается белая, как мел, Мэйлин:

— Рен, что с моим отцом⁈ Ответь же!