Назад в СССР: Классный руководитель

Глава 22

Мысли о будущем

Я вытащил одну из карточек, которую рисовал накануне. Колесо с откидными стержнями с грузами на концах.

— Изобретатель этого двигателя считал, что грузы на правой стороне будут все время откинуты дальше от центра, чем грузы на левой. И колесо будет вращаться вечно. Почему он ошибался? Так, кто ответит? Хорошо, давай Кузнецов.

С первой парты поднялся темноволосый парень, довольно нескладный, прыщавый, но с умными, ясными глазами. Ответил высоким, уже ломающимся голосом, но уверенно, спокойно:

— Если колесо повернуть по часовой стрелке, то на правой стороне грузов всегда будет меньше, чем на левой, поэтому система будет в равновесии.

— Молодец! — я нанёс один штрих на левой стороне доски. — Теперь вопрос команде «Марс».

Я вытащил из портфеля склеенный из картона небольшой бумеранг, бросил. Со свистом он сделал круг, поднялся вверх, и, соскользнув с потолка, вернулся ко мне в руки.

— Вопрос простой. С чем связано подобное движение?

Замолчали. Задумались. Я понял, что вопрос сложный, и никто из второй команды ответа не знает. Но судя по хитрым взглядам ребят, сидящих у окна, они-то знали.

— Ну что ж. Кто все-таки сможет ответить?

С третьей парты у окна поднялся плотный лобастый парень, подстриженный под ноль:

— Когда энергия, которую бумеранг получил при броске, исчезает, он начинает падать. Но падает не вертикально, а скользит в воздухе по наклонной плоскости и возвращается обратно.

— Верно. Но это не всё. А кто добавит?

Парень захлопал глазами, покраснел, как варёный рак, плюхнулся обратно за парту и начал лихорадочно оглядываться, пытаясь поймать ответ от своей команды. Но тут ожила и вторая команда. Вскочила худенькая девочка в очках и затараторила:

— После броска бумеранг начинает вращаться. Он как бы ввинчивается в воздух. Вот так. И движется вверх, по восходящей. Вверх, вверх. А когда энергия броска исчезает, он начинает скользить вниз, но по этой же траектории. Если бумеранг правильно сделан, то он вернётся в руки охотника.

— Молодец, Эльвира. Именно так. Ну, что же, обе команды получают по баллу. Согласны? Следующий вопрос.

Я взял камертон, стукнул им по столу, и поставил сверху. Звук усилился и разлился по всему классу. Но быстро стих.

— Колебания усилились верно? Не противоречит ли это закону сохранения энергии? Так? Кто ответит? Ага. Глебов. Давай.

— Если камертон стола не касается, то его колебания будут продолжаться долго. А если приложить к столу, то колебания станут громче, но быстро сойдут на нет. Закон сохранения энергии не нарушен.

— Правильно, — одобрил я. — Закон сохранения энергии действует везде во Вселенной. И касается всего. Из ничего не может получиться что-то.

— А как же большой взрыв? — подал голос с задней парты высокий прыщавый подросток, явно пытаясь спровоцировать меня. — Из ничего получилась целая Вселенная.

— Воронин, а откуда ты знаешь про большой взрыв? Вы же астрономию не проходите ещё?

— А у меня брат старшой учится в 10 «Б», он рассказывал про ваши уроки. Мы с ним даже поспорили на эту тему.

— На самом деле, это вопрос очень сложный. Сейчас принята теория большого взрыва. Считается, что Вселенная, все звезды, туманности, планеты возникли из точки невероятно высокой плотности и невероятно высокой температуры.

Хотя, я тут же вспомнил, что в советской космологии эта теория приобрела странные формы, к которым прицепили марксизм-ленинизм и теорию о бесконечности и вечности материи.

— А откуда там взялась эта точка? — не унимался Воронин. — Получается, что из ничего?

— Воронин, эта тема интересная, но не для этого урока. Если у тебя есть свои идеи, приходи на мой факультатив по астрономии, и мы продолжим разговор. Согласен?

— Директор не разрешает, — пробурчал парень с кислой миной.

— Я разрешаю. Понятно? Все, что хочет прийти — милости просим. И давайте продолжим. Вопрос обоим командам. Кто сколько сможет вспомнить животных, которые используют ультразвук?

Я обвёл взглядом класс, с огорчением отметив, что рук поднялось гораздо меньше, чем я ожидал. Вопрос ведь я задал совсем простой. Известный с раннего детства. Первым вызывал белобрысого паренька из второй команды. Но ответ оказался неожиданным для меня:

— Дельфин! У него самый совершенный аппарат! Он может отличать сигнал от подвижных и неподвижных объектов!

— Очень хорошо. Садись, Лазарев. Ещё какие животные? Давай, Серегин!

— Летучая мышь, конечно, — пробасил вставший парень с большой родинкой на щеке. — Даже в темноте может улавливать положение насекомых и ловить их. И легко летает даже в густом лесу ночью. Частота, которую воспроизводит мышь, не слышан человеком.

— Ещё? Кто ответит, как называется то, что делают эти животные?

— Это называется эхолокацией, — солидно, даже высокомерно, добавил парень. — Животные излучают звуковые волны на частоте ультразвука, и понимают, что за объект перед ними.

— Откуда ты все это знаешь? — я не удержался от вопроса.

— Я хочу биологом стать, изучать морских животных, дельфинов особенно.

— Это здорово, Костя. Очень интересная наука — биоакустика. Учёные даже составили словарь слов, которые издают дельфины. Садись пока. Кто ещё назовёт животное, которое общается с помощью эхолокации? Серегин, ты хочешь добавить? Ну, давай.

Парень опять поднялся и отчеканил, словно видел перед собой текст:

— Кашалот имеет отличный эхолокатор. В его черепе есть воздушные мешки. Они разделены перегородкой. Кашалот сжимает мышцы. Перекачивает водах из одного мешка в другой, и перегородка колеблется с частотой ультразвука.

— Ну, Костя, ты аж три балла своей команде принёс, — я одобрительно покачал головой.

Пацан залился краской от радости, глаза засверкали, расплылся в широкой улыбке. Сел за парту, как победитель.

— А теперь от ультразвука перейдём к инфразвуку. Звуки, которые находятся ниже тех, которое воспринимает человеческое ухо. Вот такие мы не совершенные. Но есть живые существа, которые умеют слышать эти звуки. Кто назовёт их? Команда «Марс», вы отстаёте. А, ну давай, Миронова, что скажешь?

— Медузы. У них есть стебелёк с шаром с жидкостью, в котором плавают маленький камешки. Эта колбочка воспринимает колебания. Они передаются нервным окончаниям. И медузы слышат приближение шторма.

— Правильно. А инфразвук порождает что?

— Трение волн о воздух, — быстро добавила девушка, напряглась, кусая губы.

— Верно-верно, Оля. Все верно. Садись. Следующий вопрос команде «Меркурий». Кстати, вы ведь знаете, что алхимики ртуть называли «меркурий»? Так вот вопрос: на орбите Земли находится космическая станция. Там, естественно, есть воздух, которым дышат космонавты. Есть давление воздуха. Можно ли внутри космической станции измерить давление с помощью ртутного барометра? Никто не знает? Ну, ребята. Это же простой вопрос. А кто знает?

Я повернулся к второй команде, и с радостью, как поднялись две руки.

— Хорошо, Журавлева, слушаю тебя.

Поднялась темноволосая девушка, перекинула вперёд толстую косу, старательно ответила:

— Нет. На космической станции невесомость. И ртуть будет тоже невесома. И не будет уравновешивать давление воздуха.

— Верно. А чем можно измерить давление воздуха на стации? Есть такой прибор?

Она смутилась, захлопала длинным густыми ресницами, побледнела и смущённо опустилась.

Вскочил парень, весь красный, аж алым горели кончики оттопыренных ушей.

— Можно измерить анероидом! — выпалил он.

— А как он действует, сможешь рассказать?

— Конечно! Круглый корпус, из которого выкачан воздух. К основанию гофрированного прикреплена пружина. Когда давление изменяется, основание изгибается и тянет пружину. Это просто.

— Что ж. Команда «Марс» заработала два балла.

Я начертил на доске два штриха, заметив, что первая команда начала уже отставать. Хотя поначалу казалась сильнее.

— А теперь интересный вопрос, — я достал картинку с изображением на нём старинного парусника, показал классу, перевернув, прочёл текст: «Древнегреческий историки Геродот писал: перед плывущим по течению кораблём опускают в воду вертикально и перпендикулярно течению доску. И она начинает играть роль двигателя.» Кто скажет, каким образом простая доска может играть роль мотора для корабля? Не торопитесь, подумайте. Подсказка: такой «двигатель» только при сильном встречном ветре.

К моей радости, с парты у окна поднялся тот же самый парень, который отвечал первым. Но на этот раз, отвечал не уверенно, смущённо, явно боясь выглядеть смешным.

— Я думаю так. Доска увеличивала поверхность, на которую действовало течение реки. А ветер не влиял. Доска же была погружена в воде полностью. Вот она и становилась «водяным парусом»

— А что так не уверенно, Малахов, говоришь? — улыбнулся я. — Всё правильно. Именно так.

Парень легко вздохнул и губы растянула улыбка. Опустился на место, и рядом сидящий ученик, шлёпнул его одобряюще по плечу.

— Теперь проведём маленький опыт.

Я взял стакан, налил воды из-под крана в раковине, поставил на стол и бросил незаметно кусочек сухого льда. Повалил клубами влажный дым, окутали стакан пышным облаком.

— Кто объяснит, что я бросил и что тут произошло. Вопрос команде «Меркурий»

Похоже, ребят это поставило в тупик. Они замерли, захлопали глазами.

Неуверенно поднялся с места рыжий лохматый здоровяк, лицо все усыпано веснушками, вид глуповатый.

— Вы бросили в стакан кусочек сухого льда.

— Верно, — я одобрительно качнул головой, стараясь скрыть удивление, что парень знает. — Дальше. Из-за чего лёд растаял в холодной воде?

— Ну, лёд этот твёрдая углекислота. Вода нагрела сухой лёд, и он превратился в пар.

— А почему холодная вода сумела растопить лёд?

Задумался, покачал головой, на лице обозначилось разочарование и обида, что он не смог ответить до конца.

— Садись, Гусев. Засчитываю тебе правильный ответ. Только пусть кто-нибудь ответит на мой вопрос. Кто сможет?

С последней парты робко поднялся вихрастый паренёк, смахивающий на воробышка, маленький, худенький, со смешно торчащими во всем стороны ушами. И отвечать стал также тихо, словно боялся кого-нибудь разбудить. Чтобы лучше услышать, я направился к нему, что вызвало у пацана панику. Он тут же спрятал голову в плечи и попытался плюхнуться обратно.

— Ну что ты, не волнуйся, Костя, — я подошёл ближе, попытался подбодрить паренька, увидел на тетрадке его фамилию и имя, выведенное каллиграфическим почерком.

— Я-я-я н-не в-волнуюсь, — пацан оказалось ещё и заикается. — Этот с-сухой л-лёд имеет т-темпер-ратуру минус с-с-семь десять в-в-восемь г-градусов. П-п-поэтому х-холодая в-вода его-о р-растопила.

— Совершенно верно! — я постарался улыбнуться, как можно дружелюбней.

— Т-только это опасно, — быстро добавил парень. — У-углекислый г-газ может б-быть опасен для жизни.

— Да, Костя, ты совершенно прав. Твоя команда получила два балла за твой ответ.

Никогда не видел, чтобы человек так радовался. Расплылся в такой широкой улыбке, будто мальчишке подарили банку варенья. Я похлопал его по плечу и вернулся к доске, начертив три штриха.

Вытащил очередную карточку, показал ребятам. Рисунок большого гражданского лайнера, за которым тянулся облачный след.

— Сложный вопрос, хотя многие видели этот следа за самолётом. Он называется «инверсионным».

— Что, Кузнецов, опять хочешь ответить? Давай.

— Ответ простой. Пролетающий самолёт оставляет за собой частички копоти от работы двигателей, на этих частичках происходит конденсация водяного пара, который есть в воздухе. Получаются или капельки воды, или льда.

— Верно, Саша. Верно. Но ведь не всегда образуется подобный след?

Пацан растерялся, свёл брови вместе, почесал нос. По лицу проступили пунцовые пятна. И я уже хотел обратиться к кому-то ещё, когда он хлопнул себя по лбу ладонью и выпалил:

— Это потому, что количество водяного пара больше, чем нужно. Перенасыщение состояние пара.

Он даже не стал слушать мой вердикт, уселся за парту с видом победителя. А мне осталось лишь отметить на доске правильный ответ.

Я бросил взгляд на часы — до конца урока осталось минут десять, надо закругляться. Хотя делать этого очень не хотелось, только-только началось веселье.

— И последний вопрос! Смотрели ли вы фильм «Всадник без головы»? Или читали роман Майн Рида? Помните, как огромный безголовый всадник вышагивал по небу вверх ногами? Как называется это явление?

Ребята оживились, понимая, что за ошибки их ругать не будут. А если они смогут дополнить ответ, получат аж два балла.

Я вызвал с задней парты «воробушка». Он первым поднял руку, осмелел, перестал стесняться своего заикания.

— Эт-то нижний мираж! — выпалил парень. — Нижняя часть атмосферы на-на-гревается сильнее, чем верхняя. Л-л-лучи света, которые и-и-идут от предмета п-п-попадают из верхних бо-более п-п-плотных слоёв в нижние. А потом полностью отражаются. И возникает иллюзия.

— Молодец, Костя. Все верно. Ну-с, теперь подсчитаем баллы.

Я обернулся к доске, заметив, что в классе повисла гнетущая тишина. Все ждали, кого же я назову победителем.

Я провёл длинную жирную черту, выставил количество баллов. Отошёл подальше, вытирая тряпкой руки:

— А, знаете, что, ребята. А ведь обе команды набрали одинаковое количество баллов. Победила дружба, — я обернулся к классу, обвёл взглядом.

И тут резкая трель звонка поставила финальную точку.

— Ура-а-а! — завопили, повскакивали с мест, кто-то даже в воздух бросил учебник, а кто-то портфель.

И ринулись к выходу. Я подошёл к столу, начал собирать карточки. Укладывать материалы.

— А ведь команда «Меркурия» победила.

Я поднял голову и увидел стоящего рядом высокого прыщавого парня, который с некоторой насмешкой изучал меня.

— Кузнецов, но это останется нашей тайной, — я подмигнул ему. — Правда?

Парень кивнул, и направился к выходу. А я пошёл вслед за ним. Но едва не выронил портфель, обнаружив на пороге завуча с вечно недовольным лицом.

— Почему ваши ученики так орут? — слова падали, как капли расплавленного свинца на голову.

— Победила дружба. В викторине, — объяснил я.

— Викторине? Почему вы не сообщили мне об этом? — она поджала сморщенные губы, превратив их в куриную гузку.

— А почему я должен был об этом вам сообщать, Ратмира Витольдовна? Это обычный урок. Я его немного оживил.

— Это необычный урок! — отчеканила она. — Это совсем иное ведение урока. И такое нужно согласовывать со мной. И почему вы, Олег Николаевич, так расхлябано одеты? Что это у вас за вид? — взвизгнула она.

Внутри поднималась пугающая меня ярость, как цунами, грозившая обрушиться и лишить благоразумия. Кажется, ещё чуть-чуть, я прибью этого сушёного крокодила портфелем.

— Чем на этот раз я вам не угодил? — как можно спокойней поинтересовался я, ощущая, как дрожат кончики пальцев и по позвоночнике скользнула струйка пота.

— Почему вы не надели галстук? Если на вас рубашка, значит, должен быть галстук, иначе вы выглядите… вы выглядите, — она пыталась подобрать определение, которым явно хотела пришибить меня, как скалкой. — Как какой-то уличный бродяга!

Я прикрыл глаза, тяжело вздохнул. Как не хотелось оправдываться! Как не хотелось объяснять этой зануде, что причиной моего якобы «расхлябанного» вида только боль в шее.

Но завуч слушать мои объяснения не стала.

— Сегодня после обеда будет педсовет. Извольте отчитаться о своей деятельности классного руководителя и как вы контролируете успеваемость вашего класса.

— Ратмира Витольдовна! Я первый день в школе. Я был на больничном!

— Я знаю. Но вы могли дома составить план. И будьте любезны отчитаться по всей форме.

Она не дала мне слово сказать, развернулась и пошла по коридору, с такой прямой спиной, что позавидовал бы любой офицер. А я лишь посетовал про себя, что старая дура испортила мне радость от проведённой викторины.

Я вышел в шум перемены, окунулся с головой в океан непрерывного гула слившихся воедино звуков, которые издавали сотни учеников, он накатывался на меня, как волны, поднимался, как девятый вал и падал к моим ногам.

— Олег Николаевич! — знакомый голос заставил передёрнуться.

Рядом с робкой улыбкой стояла Таисия Геннадьевна, второй завуч. Которую видеть мне также хотелось, как конец света.

— Что случилось? Опять физрук в запое? — я хотел добавить «конфет пережрал», но понял, что это лишнее.

— Нет. Ваш друг Владлен Тимофеевич заболел.

— А, понятно. И что? Его навестить надо?

— Нет. Не в этом дело. Надо провести урок математики.

— Таисия Геннадьевна, я вообще-то физик. Математика мне близка, но… И потом, Эмилия Викторовна тоже математик.

— Она… — завуч почему-то замялась. — Она не может.

— Это почему?

— Она ведёт параллельный урок арифметики в четвёртом классе.

— А в каком классе Владлен должен был вести?

— В де-десятом, — Таисия даже начала заикаться. — Лучше, если вы проведёте, Олег Николаевич. Прошу вас!

Сунула мне в руки учебник с серо-зелёной обложкой с графиками гипербол, на которой значилось «Алгебра и начала анализа».

Я тяжело вздохнул, составление плана летело ко всем чертям. Впрочем, я понимал, чего бы я не сочинил, «порки» от Ратмиры Витольдовны мне не избежать. Пропесочит по первое число, успею я по своим наброскам составить убедительный план или нет.

Перепрыгивая через пару ступенек, поднялся на третий этаж, нашёл нужный класс. Навстречу поднялись здоровенные молодцы, с меня ростом, а то и выше на голову. Широкоплечие, косая сажень в плечах. И с равнодушным выражением лица. Нет, скорее снисходительным. Мол, чему этот заморыш может нас научить?

Я поставил портфель рядом, открыл учебник, пролистал. Обвёл взглядом класс, и каждый будто был занят своим делом. Темноволосая девушка, перебросив толстую косу на внушительный бюст, с интересом читала роман в толстой обложке, слюнявя палец каждый раз, чтобы перевернуть страницу, на среднем ряду в середине два парня, один рыжий, весь в веснушках, несмотря на зиму, второй блондин, бурно жестикулируя, болтали. А на задней парте, на «камчатке» ученик просто спал, положив стриженную голову на парту.

— Козлов, — я ткнул ручкой в классном журнале рядом с фамилией ученика, который получал сплошные пятёрки от Владлена. — Расскажи нам, что вы проходили на прошлом уроке.

— А мы контрольную писали, — даже не встав, нагло и равнодушно обронил парень.

— Козлов, поднимись вначале. Что ты развалился, как на диване у себя дома?

Молодой человек лениво привстал, показавшись во всей красе своей мощной фигуры. Перебрасывая во рту жвачку, и медленно двигая челюстями.

— Жвачку выбрось. Ты же на уроке, а не на танцульках. И расскажи, какие задачи были в контрольной?

Парень на удивление послушался, выплюнул бесформенный комок резинки на ладонь, и прилепил на столешницу. Потом вновь взглянул на меня с такой же ленцой в полуприкрытых глазах.

— А я уже не помню.

— Да, Козлов, память у тебя девичья, — сказал я с иронией, чем неожиданно вызвал пробежавшую по классу волну лёгких смешков. — Тут помню, тут не помню, тут рыбу заворачивали, — вспомнил я известную фразу из репризы с Владимиром Винокуром. — А ты, похоже ничего не помнишь. Ладно, тогда иди к доске, решай задачу.

Козлов тяжело вздохнул, вылез из-за парты, как медведь из берлоги, и вразвалочку подошёл к доске, которую разрисовал неприличными рисунками какой-то криворукий, но пошлый умелец. Взял тряпку и размазал художества по поверхности доски. Обернулся ко мне.

— Так, условие задачи. «На заводе А и Б производят бетон, его нужно развести по трём стройплощадкам. Завод А производит 320 тонн бетона в сутки, завод Б — 380 тонн. Для 1-й площадки требуется 200 тонн бетона, для второй — 280 тонн, для третьей — 220 тонн. Стоимость перевозки задаётся таблицей. Нужно составить план перевозок бетона, при котором стоимость перевозок будет наименьшей». Что ты на меня уставился, Козлов? Очень важная задача. От того, насколько правильно ты решишь задачу, зависит в срок построят дом или нет.

Я встал и сам нарисовал обе таблицы со стоимостью и планом перевозок.

— На кой нам этот детский сад? Это ж арифметика для первого класса, — ухмыльнулся Козлов.

— И вовсе нет. Это задача линейного программирования. Такие задачи, более сложные, конечно, постоянно решаются в отраслях народного хозяйства. А когда решаются неправильно, из-за этого и возникают перебои в поставках, дефицит и все остальное. Понимаешь? Давай решай, — приказал я сурово. — Или украшу журнал парой напротив твоей фамилии.

— Владлен Тимофеевич все равно исправит, — нагло фыркнул Козлов.

— Вот как?

Я напрягся, вспомнив тёмные делишки Владлена с фарцовщиками. Может быть, передо мной один из поставщиков барахла? Совсем не хотелось ссориться с Владленом.

— Ладно, садись, я сам объясню.

Козлов расслабился, и быстро вернулся за парту. Открыл тетрадь, как прилежный ученик и взял ручку. Выглядело это шоу настолько издевательским, что захотелось треснуть парня по башке линейкой. Но я с трудом сдержался.

— Чтобы получить стоимость перевозок по плану, надо умножить каждое число из таблицы со стоимостью перевозок на каждое значение из таблицы плана перевозок и сложить полученные произведения. Получится вот такое выражение. Кто мне скажет, как подобрать переменные икс и игрек из этого выражения, чтобы результат, то есть стоимость перевозок, получилась наименьшей?

Я обвёл взглядом класс, даже не пытаясь найти хоть одного ученика, который хотел бы ответить. Но внезапно увидел поднявшуюся руку.

— Ты хочешь? Отвечай.

Из-за пары поднялся длинный худой парень в очках с толстыми стёклами, которые увеличивали и так большие глаза.

— Можно подойти? — поинтересовался вежливо, но с достоинством.

Я кивнул. Парень, чуть прихрамывая, вышел к доске, взяв мел, быстро нарисовал многоугольник в осях координат и отчеканил:

— Наименьшее значение функции надо искать в этой области, определенной неравенствами, — ткнул кончиком мела в график. — И она принимает это значение в одной из вершин многоугольника.

— Верно. Дальше, — я присел на край стола, обернувшись к доске, с интересом вслушиваясь в слова парня.

— Мы получаем прямые, все они параллельны. Подставляя координаты вершин многоугольника, получаем три числа. Наименьшим является число: 2340. И значит, наименьшие затраты будут при икс равном двести, игрек равном сто двадцать.

— Молодец. Дневник давай.

Парень улыбнулся, быстро вернулся к своей парте, вытащил дневник в целлофановой обложке, притащил мне. На ней красовалась фамилия: Фролов Артём.

— Скажи, Артём, честно, — я открыл дневник, поставил пятёрку напротив аккуратно заполненной графы. — Ты эту задачу уже решил?

— Да, Олег Николаевич, я все задачи из учебника решил. Это вообще простейшая. Более сложные вручную не решишь, но у меня есть вычислительная машина, я на ней составляю программы.

Я замер, словно в меня молния ударила: парень будто выпрыгнул из портала, который вёл в моё будущее.

— И что у тебя за компьютер? Какой фирмы?

— Компьютер? — замешкался Фролов, растерянно захлопал глазами, смущённо улыбнулся.

Черт! Я совсем забыл, что это понятие ещё не заменило слова «вычислительная машина».

— Компьютер — это англоязычное название вычислительной машины, — я попытался быстро смягчить свой прокол. — Сейчас на западе несколько фирм создали модели таких машин. Достаточно мощных, с языками программирования.

Перед мысленным взором стремительно пронеслась вся история компьютеризации мира. Первая персоналка от IBM, Apple, Xerox. Но как долго ждать, когда компьютеры дойдут до высшей точки своего развития!

— Да? Как здорово! — оживился парень. — Эх, если бы достать такую. Какие вещи можно было сделать!

— А какие вещи ты бы хотел сделать? — поинтересовался я.

— Да сколько их! Этих задач! — глаза парня загорелись таким азартом, что это заставило меня улыбнуться. — Гипотеза Пуанкаре! Римана, Ходжа!

Я помнил, что гипотезу Пуанкаре доказал Перельман, за что ему присудили премию в миллион долларов, от которой знаменитый математик отказался.

— А в чем состоит гипотеза Пуанкаре?

— Любой трёхмерный объект, у которого есть свойства сферы. Ну, скажем, петля. Должен изначально быть сферой до деформации.

— У тебя уже есть какие-то мысли на этот счёт?

— Есть! — выпалил он и запнулся. — Но может быть, глупые, я не знаю, — смутился, залился краской, и, схватив дневник, отправился за парту, опустив голову.

— Артём, если ты мне их покажешь, я попробую оценить, насколько ты близок к решению.

Да чёрт меня возьми! Я ведь мог с лёгкостью передать выводы Перельмана этому парню. Но нет, пусть он сам найдёт ответ. Может быть, я вижу перед собой будущего гениального математика?

Эх, если бы ускорить развитие компьютеров в стране. Как легко это получается в книжках о попаданцах из будущего. И как сложно это сделать на самом деле.

Но вдруг мне удастся это сделать⁈

Конец 1-го тома