Назад в СССР: Классный руководитель

Глава 18

Сражение

Борис бросился к багажнику, рывком открыл и вытащил несколько толстых коротких палок.

— Чего стоишь, болван? — бросил на меня злой взгляд. — Садись в машину.

— Зачем это? — не понял я.

— Затем, что эти бандюки в машину не полезут. А мы с Костяном постараемся их удержать.

— Боря, я в ВДВ служил, десантура, знаю приёмы армейского рукопашного боя. Усёк?

Он оглядел меня с ног до головы и удовлетворённо сказал:

— Ладно. Тогда держи. Знаешь, что это такое?

Я взял их его рук палку, надел на руку ремешок, и ловким движением откинул — палка с характерным стуком раскрылась в три звена, превратившись в отличную дубинку.

— Хорошо, — Борис одобрительно качнул головой.

Он скинул пальто, оставшись в спортивном костюме, под которым явно проступал бронежилет.

— Давай, ты влево, я — вправо. Костян будешь Марину охранять. Если что, знаешь, что делать.

Враги приближались, и я ринулся в бой, телескопическая дубинка в моих руках оказалась неплохим оружием. Я бросился к одному из хулиганов, толстому увальню с сучковатой палкой в руках. Трахнул того по руке. Потом, резко развернувшись всем корпусом, врезал по ноге второму хулигану.

— А-а-а! — заорал толстяк. — Больно! Ты мне руку сломал!

Палка из его рук вывалилась, и я отшвырнул её под машину. И тут кто-то накинулся на меня сзади. Но я схватил нападавшего за рукава, подсел под него, и перекинул через себя. Тот грузно свалился вниз, и я со всем силы приложил его дубинкой по ногам. Он ойкнул, вскочил на четвереньки и быстро-быстро покинул поле боя.

Мне даже стало смешно. Один из бандюков с длинными спутанными патлами взмахнул арматурой, но я успел отскочить. Резко бросился к нему, схватив за талию, развернул и перекинул через колено. Схватив дубинку, с силой впечатал её по корпусу.

Осталось двое парней, они отскочили подальше и, растерянно оглядываясь, размышляли, что им делать. Напасть, или сбежать.

— Давайте, дуйте отсюда, пока я вас этой дубинкой по башке не долбанул и последние мозги не вышиб.

Они развернулись и помчались так, что только пятки засверкали.

Обернулся. Но не увидел Бориса. Только толпу, которая окружила какое-то место и со всей силы била всем, чем не попадя.

Опершись на капот, я перепрыгнул через машину, и с силой приложил по ногам одного из хулиганов, тот ойкнул по-детски, упал на колени. Остальные резко развернулись, встали в боевую стойку. Кряжистый широкоплечий парень, набычился, и бросился на меня, размахивая толстой ребристой арматурой. Как заправский фехтовальщик, отбив его сильные, но беспорядочные удары, я подцепил его оружие и с силой вырвал из рук.

Сзади меня защищал бок машины, но я понимал, что меня могут сковать кольцом, прижать. Раздавая удары без всякой жалости, я расчистил себе дорогу и оказался на пустом пространстве. Врезал со всей силы по руке одному из парней, худому верзиле. Он вскрикнул, выронил палку и схватился за ушибленное место. И я тут же шмякнул его по ногам. Получилось, что ударил по колену, и противник упал неловко боком.

И тут краем глаза заметил, как рядом со мной вырос ещё один боец — Борис, лицо залито кровью, на скуле расплывалась громадная гематома — видно, хреново ему пришлось. Но он бросился на ближайшего парня, и начал избивать его, словно грушу в спортзале. Увлечённый этим, не заметил, как к нему подкрался сзади тот самый лысый фарцовщик. Но я опередил его. Подпрыгнул и ногами спихнул его от спины Бориса. Пришлось упасть задницей на ледяной асфальт. Но я не ощутил никакой боли, поджав ноги, подскочил, как мячик. Пружинисто вскочил на ноги и встал спиной к Борису, орудуя дубинкой, вырывая из рук бандюков палки, арматуру. Я прошёл в такой раж, что даже не замечал, как промахиваюсь, и мне также достаётся от противника.

Раздался страшный грохот, заставив присесть. Все наши враги замерли.

— Эй, хулиганье! А ну мотайте отсюда! — услышал я знакомый голос.

Парни мгновенное развернулись, понеслись от нас с такой скоростью, что мгновенно площадка опустела.

Рядом с машиной стоял Степан с двухстволкой, из которой струился голубоватый дымок, и довольно ухмылялся.

Борис, сильно прихрамывая на правую ногу, добрёл до машины, оперся и попытался стереть кровь с лица. Я взял его пальто, накинул ему на плечи. Тяжело дыша, он запахнулся в него и бросил измученный, но благодарный взгляд.

— Ну ты чего тут, паря, устроил, — обратился Степан ко мне. — Не знаешь, что ли, что у нас тут такие вот бандюки водются?

— Спасибо, Степан, — я вернулся к машине, взглянул на заднее сидение. Марина сидела там бледная, но не испуганная.

— Ну вот, Борис, это как раз и есть тот дядька Степан, у которого есть брикеты.

Я открыл дверь машины и присел на сиденье, вытянув гудящие от усталости ноги.

— Брикеты? — Степана явно заинтересовали мои слова. — Какие брикеты? Камеру вам надо залатать?

— Нам эти бандиты шины прокололи, — объяснил Борис.

— А! Вулканизированные?

— Вулканизационные, — поправил я.

— Есть у вас такие? — спросил Борис.

— А то. Есть, конечно. А сколько вам надобно?

— Не знаю. Штук десять, наверно.

— Оу, ну по стольнику за штуку. Пойдёт?

— Степан, — протянул я. — Они же пять целковых стоят.

— Ага, ну вот ты ищи их здеся за пять целковых, — мужик хитро ухмыльнулся. — Найдёшь, свистни мне.

— Мы заплатим, дядя Степан, — к нам подошёл Костик.

Кажется, ему тоже досталось. Его рассекли бровь, но дорожка крови уже засохла.

— Ну вот и договорились, — удовлетворённо протянул Степан. — Сымайте колеса и катите ко мне до дому. Тама усе и сделаем.

— Боря, надо кого-то рядом с машиной оставить. Эти бандюки могут вернуться, расхерачить ее к чёртовой матери.

— Да, это верно, — Борис оглядел тачку, которая почти не пострадала, за исключением оторванного бампера, нескольких царапин и глубокой вмятины на боку.

Марина, выскользнув из машины, остановилась около Степана.

— Степан, а как вас по отчеству?

Он бросил нескрываемо похотливый взгляд, расплылся в ухмылке:

— Лаврентьевич. Степан Лаврентьевич. Но мне привычней дед Степан, или дядька Степан.

— Ну да, с таким отчеством лучше без него, — проворчал Борис.

— А чо тебе отчество моё не ндравится? Нормальное. Не Адольфович все же.

— Дядя Степан, а есть у вас бинокль? — поинтересовался Марина, чем сразу привлекла внимание мужика.

— А то. Есть, конечно.

— Если вы дадите нам на время, я смогла бы наблюдать, что происходит с нашей машиной. И если что, ребята смогут подбежать.

— Ну, за то время, как мы будем бежать, хулиганы всю машину расхерачат, — заметил я.

— Ничего страшного, Олег, — она с милой улыбкой перевела на меня взгляд. — Мой отец пришлёт другую.

— А как он пришлёт, если мы ему так и не сообщили? — с досадой возразил Борис.

— Вы не позвонили? Костя, сбегай, пожалуйста, в кинотеатр, позвони от администратора.

— Зачем в кино бегать? — вмешался Степан. — У меня в доме позвоните.

— У тебя что и телефон имеется домашний?

— А то. Имеется.

Я лишь покачал головой. Вспомнил, что нашей семье на домашний телефон пришлось стоять пятнадцать лет. Но ушлый Степан все сумел приобрести.

— И почём услуги у тебя? — поинтересовался я. — Та же такса? Стольник.

— Нет. Целковый всего. За минуту.

Я понял, что Степан снизил цену из-за Марины.

— Договорились. По рукам, — бросил Борис, потом развернулся к нам и скомандовал: — Все колеса снимаем и тащим к Степану.

Вытащив три баллонных крестообразных ключа, один дал Косте, другой — мне. Присел, аккуратно начал вывинчивать болты. Машину подняли домкратом, сняли все колеса, и отправились к Степану домой.

Мужик шёл рядом с Мариной, что-то рассказывал, травил байки, страшилки про призраков, говорящих ворон, заставляя девушка взрываться звонким искренним смехом.

— У, какие у тебя собаченции, — протянул Борис с одобрением, увидев серых волкодавов Степана. — Где достал?

— Отбракованные, — нашёлся Степан. — Тута военный городок, там собак служебных дрессируют. Ну, а если брак, то списывают. Я вот несколько щеночков взял. Цыц, — строго прикрикнул на псов. — Лежать!

И все эти здоровенные чудища улеглись на землю, виляя хвостами. Борис даже подошёл к одному и потрепал по холке.

Мы закатили колеса в сарай Степана, и мужик с гордостью снял с полки стеллажа большую коробку. Хряпнул ее на стол так, что погнулись ножки, вытащил оттуда несколько струбцин и вывалил гору брикетов. Я взял один, открыл жестяную крышечку, поцарапал ногтем — похоже свежие.

— Степан, — Марина мягко взяла мужика за край полушубка. — Вы обещали бинокль. И покажите, пожалуйста, откуда лучше наблюдать за машиной.

Степан расплылся в довольной улыбке, чуть поклонился, указав руками на дверь:

— Пойдёмте со мной, барышня.

Когда они скрылись за дверью, Борис проводил их взглядом и проронил:

— Ушлый мужик, прям завидую. Ну, ладно, давайте камеры чинить.

Мы взялись за дело. Я вытащил одну из камер, сложил ее, обрезал аккуратно края дыры, зачистил, поставил один из брикетов, закрепив струбциной и поджёг. Занялся огонёк, вспыхнул ярким пламенем. Прогорев, погас и когда я отнял алюминиевый лоточек, оказалось, что под ним уже расплылась отличная заплатка. Костян тоже колдовал над своей. Борис показывал чудеса сноровки. Вначале он обрезал края всех дыр, подчистил, потом замелькали алюминиевые лотки, которые парень прикреплял к дыре, поджигал, брал следующую.

Когда вернулся Степан, Борис напомнил ему, что мужик обещал дать возможность позвонить. Через пару минут он вернулся, широко ухмыляясь:

— Вы знаете, чего этот хитрец удумал? — Борис выхватил ещё один лоток, ловко прикрепил к дыре. — Он к себе во двор таксофон притащил с улицы. И теперь им пользуется, как домашним телефоном. Вот умелец.

— Серьёзно? Телефонную будку? — не поверил я. — Она ж весит тонну, как же он её вывернул?

— А он будку не вытаскивал, — объяснил Борис. — Он только телефон снял и провода перекинул. Ну и удлинил. И ты знаешь, что самое интересное. Оказывается, у этих телефонов тоже есть номера, и на них можно звонить. Прям Левша, завидую смекалке.

Мы вновь принялись ставить заплатки на камеры. Работа спорилась, мы сделали три штуки, и Костик начал их обратно монтировать в шины. Когда мы добрались до четвертой, я услышал разочарованный возглас Бориса.

Он поднял вверх такую невероятную рвань, что стало ясно — заплатками не починишь.

— Ну, и чего делать будем? На трех колёсах поедем? — уныло резюмировал Костик.

— Может у Степана найдётся какая-нибудь камера запасная? — предложил я.

Я вышел во двор, разыскивая хозяина. Но он сам показался из-за угла дома, тащил большую охапку дров. Увидев меня, бросил ее с грохотом на землю, отряхнул ладони, и стал поджидать меня с хитрой улыбкой:

— Чего ещё надобно?

— Камеры у тебя не найдётся для, — я задумался, кажется, у ребят были «жигули» в экспортном исполнении. — Для «Лады».

— Для жигуля что ли? Ну, может и найдётся. Пойду поищу. Хотя… Ты ж опять осуждать меня будешь, что я цену ломлю.

— Не буду. Не я же плачу.

— Для барышни найду. Дрова занеси в дом.

Он быстрым шагом направился к своему сараю. А я собрал охапку и потащил в дом. Распахнул дверь и сбросил все рядом с печкой в изразцах.

Когда вернулся в сарай, то увидел Бориса, который придирчиво рассматривал камеру.

— Меньше она по размеру, — сообщил он свой вердикт.

— Ненамного. Можно подкачать, — предложил я.

— И старовата, может порваться.

Судя по цвету резины и маркировке камеры, которую Борис держал на весу, она была абсолютно новенькая и по размеру подходила идеально для жигуля. Но парень явно решил поторговаться.

— Ты, паря, мне мозги не канифоль, — с нескрываемой досадой бросил Степан. — Если моя цена для вас слишком большая, так и скажи. Я скину чуток. Ты б знал, как мне это все это доставать приходится.

— Сколько скинешь? — поинтересовался Борис, аккуратно укладывая камеру на стол. — Полтинник. Идёт?

— Не идёт! Иначе заберу и на трех колёсах добирайтесь, — зло выпалил Степан. — Я сказал, полкуска. Всё.

— Степан, шина стоит полтинник, а ты за камеру гнёшь в двадцать раз дороже. Ладно. Согласен. Приедет хозяин, заплатит. По рукам?

Мужика не сильно обрадовала мысль ждать оплаты от неведомого хозяина, но тяжело вздохнув, он ответил:

— По рукам.

Мы накачали камеры, установили в шины, последняя камера встала, как влитая.

— Ну всё, покатили, — скомандовал Борис. — А, Олег, ты зайди к Марине, а мы с Костиком и так вдвоём докатим.

Он вытащил толстую верёвку и связал шины попарно. И они выкатили их из сарая. А я направился в дом. Взлетел на второй этаж, и постучал в дверь. И услышал нежный голос, от которого сердце подскочило в груди аж до горла:

— Входите, входите!

Марина, сняв свою шубку, в бордовом твидовом платье, элегантно облегающим ее фигурку, сидела на кровати. Рядом лежал большой командирский бинокль.

— Олег! — она широко и радостно улыбнулась, протянула мне руку. — Как у вас дела?

Голос её звучал там низко и томно, что у меня опять спазмом свело низ живота.

— Всё сделали, Борька и Костик потащили их устанавливать. А у вас как дела?

— Тут тоже все в порядке. Никто на машину не покушался. Сами смотрите.

Я взял бинокль, приложил к глазам. Во тьме ночи, рассеиваемой лишь блекло-жёлтым светом фонарей, белело пятно машины. Хорошее увеличение позволило увидеть все в деталях, судя по всему, машина осталась в том же состоянии, как мы ее покинули.

— Садитесь ко мне, — она похлопала ладошкой около себя.

Я присел на кровать, оперся о спинку и выжидающе взглянул на неё. Почему она так интересовалась мною, пыталась очаровать, завлечь в свои женские тенета?

— Сейчас ребята установят колеса, и вы сможете покинуть это неприветливое местечко.

— Я подожду отца. Хочу вас представить ему.

— Это ещё зачем?

Она чуть подвинулась ко мне, и меня обволокло флёром терпкого тропического аромата её духов.

— Олег, мой отец довольно влиятельная фигура. Он — второй секретарь московского обкома. И может для вас сделать многое. Вы спасли мне жизнь. Он оценит это по достоинству.

— Я лишь ребятам помог. Ничего особенного.

— Олег! — она подвинулась ещё ближе, так что я мог слышать её лёгкое дыхание, видеть, как вздымается по-девичьи высокая крепкая грудь. — Боря бы один не справился. Эти мерзавцы убили бы его, а потом меня бы изнасиловали и убили. Вы понимаете? Костик — хороший мальчик, но ничем бы помочь не смог.

— А ваш муж оценит это? — стараясь скрыть усмешку, спросил я.

Она отшатнулась и с брезгливой гримасой ответила:

— Ему будет плевать. Скорее всего.

— А он какой пост занимает в обкоме? Третий секретарь?

— Нет. Не дорос ещё. Он — инструктор.

Я заметил, что настроение у Марины начало портиться. Видимо, её раздражало, что чары не действуют и я держу себя в руках. Впрочем, усилий для этого требовалось невероятно много.

Внезапно тишину прорезал нарастающий издалека вой милицейских сирен, я бросился к окну, пытаясь разглядеть гостей. По улице вниз катился целый кортеж. Чёрная «Волга», а спереди и сзади — жёлтые с синей полосой милицейские машины с мигалками, разгонявшими ярко-синим светом тьму уснувшего села.

— Это отец, — Марина спокойно встала с кровати. — Пойдёмте, Олег.

Я взял почти невесомую норковую шубку с кровати, помог девушке одеться. Вдруг она прижалась ко мне. Обвив за шею, впилась губами в мой рот. Мы задохнулись в поцелуе, и, обхватив девушку за талию, я хотел отнести её на кровать, но она тут же отстранилась и убежала по лестнице вниз, стуча каблучками. А я стоял ошарашенный, опустошённый, не понимая, что за наваждение обрушилось на меня, словно снежная лавина. Встряхнув головой, опёрся о перила, и медленно спустился на подкашивавшихся ногах. С предпоследней ступеньки я сделал слишком широкий шаг, едва не подвернув лодыжку.

Когда вышел на крыльцо, увидел, как Марину прижимает к себе немолодой, за пятьдесят, статный мужчина, невысокий, тёмные коротко стриженные волосы припорошила седина, что называется «перец с солью». Одет в тёмное пальто, хорошо сидевшее на его фигуре с отличной выправкой, скорее всего, бывший военный. Он гладил Марину по спине, прижимал, качая, словно ребёнка.

Отпустил её, Марина обернулась, схватив меня за руку, подтащила к мужчине.

— Папа, это вот Олег Николаевич Туманов, который нас всех спас.

Я криво усмехнулся.

— Марина преувеличивает. Немного помог.

— Кирил Петрович Мельников, — голос его был низким, хриплым, будто осипшим.

Подал мне лопатой широкую руку с уже обозначившимися прожилками, но рукопожатие оказалось сильным, стальным. Выглядел он моложавым, но судя по сурово сжатым губам, обострившимся скулами, обветренному лицу, напоминающему пергамент, испытать ему пришлось немало.

— Я ценю ваши усилия, Олег Николаевич, — продолжил он. — Вы местный? Здесь живете?

— Нет, я живу в Глушковске. Пришёл сюда на лыжах, хотел составить маршрут для лыжного похода моих учеников.

— А, вы учитель? И в какой школе?

— В десятой. И классный руководитель.

— Какого класса?

— Девятого «Б».

— Кажется, в вашем классе учится Михаил Звонарёв? Ну, и как он вам?

Расспросы этого высокопоставленного партийного чиновника удивили меня. В его голосе ощущалась странная заинтересованность. Я не знал, что ответить. Наврать, или сказать правду?

— Ну-ну. Я знаю, что это за супчик, — мужчина понял мои сомнения. — Расскажите, что вы о нём думаете.

— Звонарёв — хулиган, каких мало. Оскорбляет учителей матом, семечки грызёт на уроках. В меня бросил кактусом, а потом в шею воткнул перьевую ручку.

Марина тихо вскрикнула, прижав ладони ко рту, глаза широко раскрылись, она впилась в меня взглядом, от чего бросило в жар.

— Дело возбудили? — чуть сощурив глаза, спросил Мельников.

— Да. Но следователь изменил все так, будто меня на улице нашли с заточкой в шее. А Звонарёв ни при чем.

— Да-да, это понятно, — он покачал головой, и в глазах его мелькнул какой-то дьявольский огонёк, или мне показалось.

— И ещё, Кирилл Петрович. Этот отморозок тут фарцовкой занимался. Около церкви. Немцам, интуристам сбывал вещи. И в том числе рыцарский крест Люфтваффе.

— Вы разбираетесь? — Кирилл Петрович одобрительно поднял черную густую бровь, тонкие губы тронула улыбка. — Ну, мне всё ясно. А скажите, Олег Николаевич, вы в Глушковске где проживаете? В коммунальной квартире?

— Нет, у нас с женой отдельная квартира, двухкомнатная. Отцу — ветерану войны выделили.

— Ваш отец воевал? А я вот тоже разведчиком в партизанском отряде с 42-го до 44-го прошёл, потом в действующей армии. Два ордена Красной Звезды. Вот, — он распахнул пальто, достал из внутреннего кармана белый прямоугольник. — Моя визитка, обращайтесь по любым вопросам. Я обязательно помогу. Пойдём, милая, — посмотрев с нежностью на дочь, он приобнял её, и они направились на улицу.

Вдруг всплыла в голове сцена из «Золушки», где Мачеха — Раневская с раздражением выговаривает мужу: «Ты разговаривал с королём и ничего у него не выпросил? Ядовитый змей!». Если бы Людка узнала, что я спас жизнь дочери второго человека в области и не попросил хотя бы домашнего телефона, она бы точно убила бы меня сковородкой.

Я вышел на улицу, увидел, как около чёрной «Волги» курит мужчина моего возраста. И, казалось, он походил на меня, темноволосый, высокий, поуже в плечах, вытянутое лицо, острый нос. Поначалу я решил, что это водитель Мельникова, но, когда к нему подошли Марина и её отец, мужчина неохотно отлепился от машины. Стрельнув в сторону окурком, обнял девушку, отодвинул её от себя и на лице появилась неприятная, фальшивая улыбка. И я понял, что это муж Марины, и отношения у них, мягко говоря, прохладные.

К кортежу пристроилась белая «Лада» — Боря и Костик пригнали её. Выскочив из неё, они встали навытяжку перед Мельниковым, и Борис что-то быстро-быстро проговорил. Мужчина одобрительно похлопал его по плечу, Марина и её муж сели на заднее сидение «Волги», а Мельников рядом с водителем. Кортеж тронулся, но уже не привлекая внимания воплями сирен, и быстро скрылся за поворотом.

Когда вернулся, увидел Степана с кислым выражением на лице. И понял, почему он так расстроен:

— Что, не оплатили тебе камеру? Чего ж ты не попросил бабла у Хозяина?

Степан матерно выругался, нахмурился, опустив голову:

— Шож я этому партейцу скажу, что я — барыга, спекулянт?

— Ты не спекулянт, Степан, ты — деловой человек, бизнесмен.

Это слово Степану понравилось, он взбодрился, поднял голову, и взглянул на меня уже совсем по-доброму.

— Бизнесмен, хорошее слово.

— Я пойду, Степан. Спасибо тебе, что помог.

— Да ладно. Бывай.

Я вернулся к дому Глафиры, поднялся на крыльце и задумался, как мне теперь проникнуть в дом? Два часа ночи. Хозяйка, наверняка, спала сладким сном, а ключа у меня не было. Потоптался растерянно на крыльце, но тут вспыхнул свет в окне, дверь распахнулась. Глафира стояла на пороге, запахнувшись в серую шаль.

— Олежек, ну, где же ты был? — с мягким укором произнесла она. — Я уж вся измучилась, ожидаючи тебя. Проходи, сейчас чайку тебе согрею.

— Не надо, Глафира Петровна. Я очень устал. Не смогу ничего ни пить, ни есть.

И я реально валился с ног, всё тело будто сковало свинцом. Столько всего обрушилось на меня, столько событий. Но хозяйка все-таки подтащила меня к столу. Быстро вскипятила чайник, выставила на стол несколько вазочек, с вареньем, печеньем, кусками рафинада.

— Знаешь, Олежек, — она присела напротив меня. — Извини, я тут послушала и другие твои пластинки. И вот с этой певицей рыжей. Тебе она нравится?

— Да, Глафира Петровна, очень нравится.

— Она поёт неплохо, но голос у неё похуже, чем у Софочки или Анечки.

— Но тут не в голосе дело. Главное, она создаёт из каждой песни спектакль, драматический. У неё очень большое будущее.

— Да, наверно.

Я не мог рассказать Глафире, что скоро Пугачёва станет прямой конкуренткой Софии Ротару, что фанаты обоих будут враждовать друг с другом, почище козлисток и лемешисток прошлого — поклонниц знаменитых теноров — Козловского и Лемешева.

Тишину вдруг разорвал громкий рокот мотора, и чьи-то крики. Показалось, что вопил кто-то знакомый. Я выскочил на крыльцо и действительно увидел за забором Степана. Он тяжело, с всхлипами дышал, упёршись руками в колени.

— Что случилось, Степан?

— Уг-уг-нали, — едва выговорил он.

— Чего угнали-то?

— Конька моего! Снегоход. Нету. Бандиты чёртовы!

Он закрыл лицо руками, плечи дёрнулись, будто он заплакал. И я не выдержал, бросился в дом, быстро нацепил лыжный костюм, накинул куртку. Вытащив из пальто телескопическую дубинку, которую Борька забыл у меня забрать. Подхватив лыжи, что стояли в сенях, выскочил на улицу. С тихим лязгом сомкнулись скобы на ботинках и, оттолкнувшись палками, я понёсся сломя голову вниз, туда, откуда доносился слабеющий шум мотора.