Назад в СССР: Классный руководитель

Глава 20

Разбитые мечты

Я обернулся, опёрся спиной на подоконник, изучая незнакомца. Статный, широкоплечий, лет тридцать пять-тридцать семь, под небрежно наброшенном на плечи халатом просматривалась синяя форма. Аккуратная форменная стрижка, чисто выбрит. Мент.

— Да, и что именно?

— Я слышал краем уха, что вы говорили об ограблении церкви в Загорянском.

— Да. Одного вора я задержал. Он снегоход угнал у местного мужика и на нем пытался вывезти иконы, которые были украдены из храма.

— Понятно. И этот вор, он теперь где?

— В ментовке, простите, в отделении милиции села Загорянское. А вас почему это интересует?

— Я — следователь, майор Сибирцев, веду дело по ограблению подмосковных церквей. Вот этого персонажа вы поймали?

Он вытащил из внутреннего кармана мундира сложенный лист бумаги, развернул и я увидел рисунок, чрезмерно утрированный страхом, как бы сейчас сказали, фоторобот, размноженный на ротапринте: рожа настоящего уголовника, вытянутое худое лицо, острые скулы, впалые щеки, близко посаженные глаза, излучающие такую злобу, что я передёрнулся, будто от удара током.

— Да, похож.

— Он был один?

— Нет. Второго нашёл сторож церкви. Подросток. Он залез в церковь по верёвке. Она оборвалась, и он упал.

— Живой остался?

— Да живой. И я знаю, кто это.

— Вы его видели? — мент с интересом сощурился и все как-то подобрался, словно пантера перед прыжком.

— Я не видел. Но знаю, кто это. Это ученик моего класса, Михаил Звонарёв.

— Ах, вон оно что, — милиционер сразу обмяк, расслабился и нахмурился.

Выглянув в окно, оперся руками о подоконник, поджал губы.

— А вы, товарищ майор, что здесь делаете, извините? Вроде у вас своя ведомственная поликлиника есть.

— Да, есть, — он развернулся ко мне и губы тронула улыбка. — Привёз тут одного гаврика к врачу. Симулянт, но такой талантливый. Хочу, чтобы врач это сказал. А вы тут зачем? Решили снять побои от драки?

— Нет. Хотел больничный закрыть.

— А что? Грипп?

— Да нет, — я уже решил рассказать всё. — Звонарёв на уроке ранил меня, воткнул в артерию на шее перьевую ручку. Я в больнице лежал. Больничный дали.

— Звонарёв? Тяжело вас ранил? — не поверил майор. — Дело возбудили?

— Нет, ваши коллеги сделали так, будто меня на улице нашли с заточкой в шее.

— Ага, понятно, — мент вздохнул, нахмурился. — Арнольд Звонарёв-старший большая фигура, влиятельный человек.

— Здесь, с ограблениями церквей также будет?

— Эти два супчика, одного из которых вы поймали, нам не так интересны. Нам интересен заказчик, матёрый зверь. А эти так — шестёрки.

— Так может Арнольд Звонарёв — заказчик и есть?

— Нет, — Сибирцев отрицательно покачал головой. — Кто-то другой. Хитрый, изворотливый, очень умный.

Послышались шаркающие шаги, и окрик:

— Туманов! Олег Туманов? Кто тут Туманов?

Я вышел вперёд:

— Олег Туманов — это я.

К нам подошла немолодая грузная женщина в белом халате, из-под белой шапочки выбивались тёмные с проседью пряди.

— Идёмте. Вас врач ждёт. Вызываем, вызываем, а вы не откликаетесь.

— У меня талона нет.

— Есть у вас всё. Идёмте. Быстрее.

Я бросил взгляд на майора.

— От меня что-то надо?

— Оставьте телефончик.

— У меня только рабочий.

Он вытащил планшет из полевой сумки, подал мне. И я размашисто написал там телефон, который стоит в учительской.

— Мы вас вызовем. Ваши свидетельские показания очень важны для следствия.

Провожаемый завистливыми взглядами ожидающих в очереди, я прошёл вслед за медсестрой в кабинет. По сравнению с современными временами, отличие я увидел одно — исчезли мониторы, клавиатуры и принтер. Все остальное осталось прежним. Небольшой кабинет с широким окном, простой стол с пластиковой столешницей. У двери — выкрашенный серебристой краской шкаф, за стеклянной дверью виднелись журналы, книги, папки. Перед медсестрой лежала стопка медицинских карт разной толщины: очень толстые, с вылезающими листами, тонкие, средней толщины. И ручной прибор для измерения давления с грушей и манометром.

Я присел на стул перед столом, за которым сидела привлекательная стройная женщина, яркие голубые глаза сильно контрастировали с иссиня-черными волосами, уложенными в толстую косу вокруг головы. Она почему-то напомнила мне Ксению Добровольскую, но я отогнал эти мысли.

Женщина бросила изучающий взгляд на меня и строго спросила:

— Что у вас с лицом?

— На лыжах катался, упал с горки.

— Не обманывайте. Это следы драки. Нам надо провести обследование. Возможно, у вас сотрясение мозга.

— Да нет у меня ничего. Я абсолютно здоров. Выписывайте меня на работу.

Врач взяла мою тонкую медкарту, полистала, открыла на последней странице, где я увидел подклеенный лист — видимо, прислали из больницы.

— Снимите свитер.

Я стащил свитер, повесил на спинку, снял цепочку с крестиком, сунул в карман брюк.

Она встала около меня, без жалости резко сдёрнула пластырь, оглядела шрам, который остался от раны, неодобрительно покачала головой. Начала прощупывать шею сильными надавливаниями, так что я непроизвольно ойкнул.

— Больно? — поинтересовалась она.

— Немного, — честно ответил я.

— Хорошо. Снимите рубашку.

— Зачем? Меня в шею ранили, а не ниже.

— Олег Николаевич, врачу лучше знать, что нужно посмотреть. У вас на лице большая гематома. Я хочу оценить повреждения на теле.

Я послушно расстегнул и снял рубашку, повесил на спинку стула. Она оглядела меня, нахмурилась и что-то записала в карту.

— У вас несколько гематом. Нужно обследование. Возможно, есть повреждения внутренних органов.

— У меня больничный не на эти синяки, а на ранение. Закройте, пожалуйста, больничный. Я чувствую себя прекрасно.

Начал одеваться, поглядывая на врача. Потом присел на стул, стараясь гнать от себя мысли, что эта женщина в белом халате почему волнует меня.

— К своим ребятам торопитесь, Олег Николаевич? — спросила врач. — Они вас ждут.

Последняя фраза удивила, но я всеми силами постарался не показать вида.

— Надеюсь, что ждут. Я для них подготовил маршрут лыжного похода. Поэтому как можно скорее хочу вернуться на работу. И потом, у меня есть прекрасная мазь от ушибов, через пару дней все пройдёт.

— Мазь? И какое название?

— Да никакое. Мне одна знахарка дала. Очень помогает.

— Олег Николаевич, — она укоризненно взглянула на меня. — Вы же учитель, как можно верить в знахарей?

— Но мне действительно помогла эта мазь, компрессы. Поверьте.

Меня удивило заботливое отношение врача. Я мучился догадками, с чем это связано. С тем, что это влияние Звонарёва-старшего, или действительно эта женщина всегда так внимательна с пациентами? А может быть, я ей понравился? Но на безымянном пальце ярко поблёскивало обручальное кольцо, а рядом другое, более тонкое, но со вставкой из красного камня, которое в советское время считали рубином, хотя на самом деле это был обычный корунд красного цвета.

— Я закрою ваш больничный лист, Олег Николаевич, — наконец, произнесла она. — Но вы должны мне обещать пройти все эти обследования, — подала мне ворох бумажек.

А мне хотелось сказать, что ради прекрасных глаз врача я готов пройти любые обследования. Кроме колоноскопии, конечно.

Медсестра заклеила мне пластырем место на шее, где была рана, замотала эластичным бинтом, я натянул свитер, и вышел из кабинета. И тут же наткнулся на злой, пропитанный ядовитой завистью, взгляд мужика в мятом костюме.

— Чего ж ты не сказал, что блатной? — пробурчал он сквозь зубы. — А то трепался: «талона нет», «мне только больничный закрыть».

Я ухмыльнулся, стараясь не разочаровывать мужика, и вышел в коридор. Легко сбежал по лестнице вниз, надел куртку и вышел в морозный свежий воздух, очищая лёгкие от тяжёлого пропитанного болезнями воздуха поликлиники. В горле пересохло, и я подумал, что надо зайти в магазин, купить бутылку воды.

Но тут же вспомнил, что никаких гастрономов, киосков, где бы продавали воду сейчас нет. Газированный автомат на углу с проржавевшей зоной выдачи, не вызывал никакого желания выпить воды из него, да насколько я понимал, он был давно сломан.

Когда добрался до своего дома, заметил напротив подъезда элегантную тёмно-синюю легковушку необычного, явно иностранного дизайна. Обтекаемые линии кузова хорошо гармонировали с агрессивной решёткой радиатора, две пары фар, а в центре круглый шильдик с буквой «W» — «Фольксваген», птица крайне редкая на улицах страны.

Когда поднялся на лифте на шестой этаж, решил позвонить, чтобы не застать любовников врасплох. Но мне никто не открыл. Пришлось достать ключи. Квартира оглушила звенящей тишиной. Заглянув в большую комнату, я там никого не нашёл, постельное белье убрано в тумбочку.

Значит, на этой машине приехал кто-то в гости, но не к нам. Я переоделся в футболку и спортивные брюки, ушёл на кухню, сразу налил из графина воды и жадно выпил. Потом решил приготовить себе обед, открыл дверцу холодильника и чуть не выронил яйцо, как оглушила звонкая трель дверного звонка.

Накинув цепочку, я открыл, ожидая увидеть кого угодно, но только не этого субъекта в тёмном пальто. Он вытащил и раскрыл перед моим носом книжку:

— Константин Сомов, адвокат, могу я с вами поговорить?

— Адвокат по бракоразводным делам?

— Пока нет, — он хмыкнул. — По уголовным.

Я сбросил цепочку и пропустил мужчину внутрь. Он снял пальто, остался в отлично сидевшем на нем тёмно-синем костюме-тройке, явно сшитом на заказ, и, скорее всего, где-то за бугром. Стильный с геометрическим рисунком галстук, голубая в полоску рубашка. Снял светло-коричневые сапоги, от которых исходил приятный запах хорошей кожи. Подошёл к овальному зеркалу, висевшему над туалетным столиком, и пригладил идеально лежащие волосы. Черты лица совершенно не запоминающиеся: вытянутое лицо с выпуклым подбородком, короткий нос, глаза близко посажены к переносице. И что-то неприятное в колючем взгляде.

Сложив руки на груди, я молча ждал, когда адвокат закончит все приготовления и объяснит, зачем он пришёл.

— Куда можно пройти? — поинтересовался он.

Я развернулся и показал в сторону кухни. Там он поставил из портфель на стол, сел рядом. А я отошёл к окну, сложив руки на груди, вопросительно взглянул на него.

— И долго вы меня ждали? — меня осенило, кому принадлежала тачка около нашего подъезда.

Его идеальной формы губы тронула кривая улыбка, видно, моя проницательность произвела на него впечатление:

— Часа два. В школе сказали, что вы на больничном дома. Но вас не оказалось.

— Я в поликлинике был, закрывал больничный лист. Так чего вам надо? Кого представляете? Мою дражайшую супругу, которая наняла киллеров, чтобы меня убить? И не надейтесь, я такого не прощу.

Он выложил из портфеля пачку бумаг, и поднял на меня взгляд, в котором я не увидел ничего, никакой зацепки.

— Проблемы, Олег Николаевич, не у вашей жены, а у вас, — на удивление мягко, даже с сожалением, произнёс адвокат.

— Да? Серьёзно? И какие же?

— Вот, у меня показания тех, кого вы избили с вашим другом Егором Быковым. Накинулись на них, нанесли повреждения средней тяжести. Это, между прочим, срок.

— Что-что-то? Это мы накинулись⁈ То есть три отморозка шлялись рядом с моим гаражом в два часа ночи, и когда я пришёл туда, они стали меня избивать. А перед этим поставили растяжку около входа. Но потом сняли. Их главарь заставил снять. Милиция должна была найти в машине главаря взрывчатку.

— Ничего никто не нашёл. Наоборот, этот гражданин заявил, что вы сильно ударили его, бросили в багажник, где он едва не задохнулся.

— Вы чего вообще⁈ Гражданин адвокат по уголовным делам! Что вы плетёте? Егор — свидетель разговора главаря с его бандой. У них был заказ меня убить!

— Вы действительно хотите привлечь в качестве свидетеля вашего друга Егора Быкова? Человека без паспорта, прав, тунеядца и хулигана? Как вы себе представляете его появление на суде?

По позвоночнику пробежала ледяная змейка, горло схватило спазмом. Действительно, уговорить Егора стать свидетелем невозможно. Он откажется наотрез.

— Так вы зачем ко мне пришли? Если вам всё ясно? — холодно спросил я.

— Вот, если вы подпишите отказ от дела, что не имеете никаких претензий, то никакого суда не будет и ваш друг останется в безопасности.

Я подошёл ближе к столу, оперся руками. Наклонившись над холеной физиономией адвоката, отчеканил:

— Какой отказ, от какого дела, если я — обвиняемый? Что вы из меня идиота лепите?

— Олег Николаевич, если не будет ваших показаний о драке, не будет дела, и вы не превратитесь в обвиняемого.

Я тяжело выдохнул, отошёл к окну, пальцы рук стали влажными, подрагивали. Внутри меня кипела такая ярость, раздражение, что стоило невероятного труда держать себя в руках. Я развернулся опять к адвокату, сложив руки на груди, поинтересовался с сарказмом:

— Если я вас спущу с лестницы вместе с вашим делом, сколько мне дадут?

— Ну, при наличие хорошего адвоката, — ответил он совершенно спокойно. — Год условно. Если вы не нанесёте мне серьёзных повреждений. А так можно будет переквалифицировать в покушение на убийство. До пяти лет. Уже реального срока.

— Прекрасно. А если я убью свою жену, то мне сколько дадут?

Он аккуратно сложил стопку бумаг, постучал о стол, чтобы выровнять:

— Десять лет. Но вы не выживете в тюрьме, Олег Николаевич, — предупредил он. — С такой внешностью, — оглядел меня оценивающе. — Ну, так что, выпустили пар? Вот текст, вот ручка. Подпишите и мы разойдёмся с миром.

— А моя жена окажется безнаказанной. Потом она наймёт других киллеров, чтобы меня убить. А вы её отмажете от суда. И будет она свободна, как ветер.

— Олег Николаевич, могу вам помочь с разводом. Дать адрес отличного адвоката. Сам я этим не занимаюсь. Только уголовкой. Но вот он — просто виртуоз.

— У меня денег не хватит на вашего отличного адвоката. Я — простой учитель. С зарплатой в сто рэ. Жру больше, чем приношу в дом. Это так моя жена говорит.

Я взял со стола лист бумаги, прочёл короткий текст и подмахнул его роскошной ручкой в позолоченном корпусе.

У Сомова не дрогнул ни один мускул на лице. Он бросил оценивающий взгляд на лист, особенно на мою подпись, положил в папку, а её в свой роскошный портфель. Закрыл роллер колпачком и положил во внутренний карман пиджака.

— Что ж, было приятно иметь с вами дело, — произнёс он дежурную фразу, подхватив портфель, направился к выходу.

Хлопнула дверь, щёлкнул замок, а я вернулся на кухню. Настроение совсем испортилось, даже аппетит пропал. Решил выпить кофе, но забылся, и он убежал, зло шипя, как клубок змей, залил плиту и конфорку. Чертыхаясь, пришлось содой очищать подгоревшую плёнку, представляя, какая физиономия будет у жены, когда она увидит убежавший кофе. Никаких других чистящих средств я не нашёл.

Решил отвлечься, посмотреть телевизор. Заглянул в программу и увидел, что по первому каналу идёт мой любимый фильм «Высокое звание» из двух серий «Я — Шаповалов Т. П.» и вторая серия «Ради жизни на земле». Шаповалова играл Евгений Матвеев. Гражданская, Афганистан, Халкин-Гол, Великая Отечественная. Я помнил, что первая серия считалась утраченной. И теперь с удовольствием вспоминал все её эпизоды. Особенно мне врезалась в память одна сцена. Когда белые похитили бойца полка под командованием Шаповалова, он в полном одиночестве явился к врагам и предупредил, если парня не вернут, расхерачит весь посёлок с белыми и китайцами к чёртовой матери. И снаряд его батареи тут же с грохотом разрушил деревянную вышку.

Когда обе серии закончились, напевая себе под нос строчку из песни — лейтмотив фильма:

Наш командир удалой,

Мы все пойдём за тобой,

Если снова труба позовёт.

Если пуля убьёт,

Сын клинок подберёт

И пощады не будет врагу…

Я решил вернуться к своей статье. Сел за машинку, и перед глазами одна за другой всплыли все статьи, публикации о квазарах. Неужели я действительно напишу эту книгу, дам революционную гипотезу об альтернативных Вселенных? Может быть, эти парни из компании «Второй шанс» специально перенесли меня в этот год, чтобы совершил этот прорыв. С энтузиазмом я начал бить по клавишам со скоростью пулемёта.

И лишь громкая трель дверного звонка заставила меня отвлечься. На пороге стоял грузный седой мужчина с добродушным, но оплывшим от возраста лицом, опущенные уголки рта, тяжёлые брыли, потерявшие цвет, но ясные и умные глаза.

— Олег Николаевич? Я — профессор Тузовский, — пророкотал он чуть хрипловатым, но хорошо поставленным баритоном.

Я поразился, что Тузовский решил прийти ко мне сам, что обрадовало меня. Я пропустил его, помог снять пальто с воротником из каракуля. Под которым оказался светлый твидовый пиджак, тёмные брюки — всё явно из дорогой ткани. Под жилеткой из тонкой бежевой шерсти — белая рубашка, скромный галстук, но с зажимом из золотистого сплава, скорее всего позолоченный с тремя ярко сверкающими всеми цветами спектра камешками — бриллиантами.

Провёл в кухню. Тузовский взял с собой элегантный чёрный «дипломат», обрамлённый металлической рамой, с блестящими никелированным и замками с кольцами кода.

— Хотите кофе, Игорь Дмитриевич?

— Нет-нет, спасибо. Давление. От кофе, увы, пришлось отказаться. Доктора запретили. Вот чайку бы выпил.

Я налил воды в чайник, поставил на плиту. И встал у окна, ожидая, когда он вскипит.

— Я прочёл вашу статью в журнале «Астрофизические новости», — продолжил Тузовский.

— Её уже напечатали? — удивился я, и душу захлестнула тёплая радостная волна. — Представить не мог. Но это не моя статья, моего ученика, Юры Зимина. Я только отредактировал её.

— Да-да, я понимаю. И я прочёл монографию к вашей диссертации. Вы очень талантливый человек. Иногда слишком смело высказываетесь. Но, в общем и целом, вы хорошо умеете анализировать информацию и делать правильные выводы.

Что-то в тоне профессора мне не понравилось. Словно он говорил комплименты, чтобы подсластить горькую пилюлю. Но пока не решился спросить напрямую, берет он меня секретарём или нет.

Когда чайник засвистел, я заварил чай, налил в чашку. И поставил перед профессором. Он отхлебнул и покачал одобрительно головой.

— Я приезжал в вашу школу, узнал, что вы больны и решил подъехать к вам, — он сделал паузу, будто собирался с силами сказать что-то важное.

— Игорь Дмитриевич, вы не решаетесь мне сказать, что взять меня референтом не можете? — я не выдержал. — Правильно ли я понимаю?

Тузовский вскинул крупную лобастую голову, вгляделся в моё лицо. Помолчал и, наконец, отозвался:

— Олег Николаевич, я бы с удовольствием вас взял референтом. Но тут есть одна проблема. Мне нужен человек, который бы мог выезжать со мной за границу. Директор вашей школы готов дать вам самую лучшую характеристику. Но… — он замолчал, отвёл глаза.

— Но с характеристикой, которую дал ректор МГУ, меня из страны не выпустят? Верно?

Тузовский сцепил пальцы на колене, чуть покачался. Сделав большой глоток из чашки, поставил со стуком её на стол.

— Верно вы понимаете. Уж не знаю, чем вы так не угодили Грачёву, но он не захотел переписывать текст. Я пытался надавить на него всем своим авторитетом, но Михаил Александрович наотрез отказался.

Вот и второй облом, промелькнула мысль. Вначале адвокат жёстко разрушил мои надежды на избавление от жены, теперь старая характеристика вновь ударила по мне, уничтожила мечты о карьере учёного, поездках за границу, встречах с Карлом Саганом, Стивеном Хокингом.

— Может быть, он решил, что я вернусь в университет, если он изменит характеристику? Но я не собирался этого делать.

— Не я устанавливаю правила, вы понимаете? — голос профессора прозвучал на удивление резко, с раздражением. — По моему мнению, эти проверки совершенно излишни, но изменить я ничего не могу.

— Я понимаю, Игорь Дмитриевич. Не в обиде.

Пройдёт лет десять-пятнадцать, и каждый человек сможет спокойно разъезжать по миру, без унизительных проверок, комиссий, характеристик. Но сейчас, здесь, в этом времени, обычная бумажка выросла до размера высочайшего забора, и закрыла мне путь к карьере учёного за границей.

— Но я могу привлекать вас к написанию каких-то статей здесь? — Тузовский с надеждой посмотрел на меня.

— Можете, конечно. Готов написать, что нужно.

— Хорошо. Вот вам тезисы статьи, — с щелчком открыл замки, вытащил из дипломата пару листков с напечатанным на машинке текстом, выложил на столе. — В этом ключе хотелось бы увидеть статью. Если они покажутся вам устаревшими, можете поменять.

Я взял листок, но слова расплылись перед глазами, я не мог сосредоточиться, досада душила меня.

— Когда надо написать статью? — я отложил листы на стол, не в силах их прочесть.

— Через неделю. Если вам понадобится больше времени, не буду возражать.

— Хорошо, Игорь Дмитриевич, я обязательно напишу.

— Потом нужно будет время, чтобы машинистка перепечатала вашу статью.

— Не нужно. Я сам печатаю. У меня портативная машинка.

Тузовский почему-то нахмурился, сделал ещё пару глотков. Почему-то эти слова расстроили его.

— Сами печатаете? Это хорошо, очень хорошо, — пробормотал он. — Ну, не буду вас задерживать. Вот мой телефон. Когда статья будет готова, позвоните мне. К вам приедет курьер и заберёт ваш текст. Автором буду стоять я, а вы будет соавтором. Оплата для вас, как за полноценную статью. Мне очень и очень жаль, что я не могу вас взять за границу.

Он что-то ещё пробормотал себе под нос, тяжело поднялся. Захватив «дипломат», направился в прихожую.

— Вы на автобусе сюда приехали? — поинтересовался я. — Может, сбегать такси вам вызвать?

— Нет-нет, что вы, Олег Николаевич. Меня внизу ждёт машина с шофёром.

Я удивился, что Тузовский не взял водителя в гости, оставил в машине. Но говорить ничего не стал.

— До свидания, — он подал мне руку с длинными пальцами с распухшими суставами, искривлёнными старческим артритом, но его рукопожатие было крепким и сильным.

Хлопнула дверь, и я остался один. С глубокой тоской в душе. Ушёл в комнату, упал ничком на диван, болезненно скрипнувший подо мной. Меня трясло, слезы жгли глаза, внутри будто выжгли дыру, в которой сгинули все мои надежды и мечты. Попытался вспомнить, как выглядит этот Грачёв, ректор МГУ, порылся в памяти и ничего. Хотя, какая разница, как выглядит человек, который сломал мне жизнь? Красивый он или урод, главное, что он — мерзавец.

Я прикрыл глаза, пытаясь вернуться к мысли о работе, о школе.

И вновь призывная громкая трель дверного звонка заставила передёрнуться. Кого черти принесли на этот раз? Для Людки рано, да и ключи у неё есть.

На пороге я увидел хитро улыбающегося Егора.

— Лёгок на помине, — пробормотал я, впуская парня.

— Ты чего такой кислый? — спросил Егор.

— Чего пришёл?

— Ну, во-первых, вот, — Егор достал из кармана своей куртки из мягкой черной кожи сложенную вдвое пачку бумаг. — Это маршрут нашей будущей гонки.

Я развернул, это оказался кусок, вырезанный из цветной масштабной карты Москвы с выделенной жирно линией, фломастером или тушью. Она проходила по Ленинградскому проспекту, который делился на отдельные участки, размеченные крестиками.

— «Светофорные гонки», — предположил я.

— Да, верно.

— На проспекте огромный поток, как мы там гонять будем?

— Ночью там почти нет ни машин, ни пешеходов, — объяснил Егор.

— И когда это будет? — я сложил карту и протянул парню.

— Нет, это лично для тебя. Там, с другой стороны, написано, как все будет. Проходить будет через два дня, в четверг, начало в 2 часа ночи.

— Это будет ночь со среды на четверг. Или с четверга на пятницу?

Егор почесал затылок, видно, этот вопрос поставил его в тупик.

— Ты знаешь, как-то не думал об этом. Но ты можешь у Хозяина уточнить. Мы сейчас здесь рядом на трассе собираемся прокатиться. Давай с нами.

— Нет, Егор, я сегодня устал, как собака. Никакого настроения нет.

— Ничего, что настроения нет, — он дружелюбно похлопал меня по плечу. — Как раз и поднимешь. Прокатимся с ветерком.

— Мне надо мотоцикл подготовить.

— Подготовь, никто тебя не торопит. Давай, мы тебя ждём.

Хлопнула дверь, Егор ушёл, а я пару минут стоял, размышляя, пойти посмотреть телек, начать писать статью для Тузовского, или на гонке развеяться после этих разговоров? Но тут же осознал, что наедине со своими грустными мыслями, мне будет совсем хреново.

Минут через пять, одетый, я уже выскочил из подъезда и быстрым шагом направился к своему гаражу. Я понимал, что Егор жаждет реванша за проигрыш в прошлый раз. И подготовился он на этот раз гораздо лучше. Но я убеждал себя, что ничего не теряю в случае проигрыша.