Наследие проклятой королевы

Глава 5. Несколько неприятных встреч

Инфант медленно спускался по винтовой лестнице в подземелье старого бастиона, с которого когда-то начинался городишко Керенборг. Пальцы хозяина Кровавого озера касались холодной каменной кладки. Тихое эхо шагов рождалось под ногами и улетало вприпрыжку по сглаженным ступеням вверх, на свежий воздух, и вниз, в глубины катакомб. Вскоре лестница кончилась, и дух очутился в помещении без окон и с арочными сводами, удерживающими весь форт. Толстые кирпичные колонны, испачканные копотью факелов, пахли сыростью и тленом. Но в то же время ни одного грызуна, кои любят селиться в подобных подземельях, не наблюдалось.

— Зачем ты пришёл? — раздался голос откуда-то сбоку, и инфант неспешно повернул голову. Помещение озарилось мягким белым светом. Рядом с ним из затхлого воздуха проявилась и опустилась, коснувшись босыми ногами пола, высокая женщина в белоснежном платье. Глаза её, заплаканные и бесконечной печальные, были пустыми, взгляд — отрешённым. Впрочем, у бессмертных печаль — основной способ времяпрепровождения.

— Поговорить, — горделиво приподняв подбородок, ответит инфант.

Он смерил хозяйку надменным взглядом. Та, некогда обычная женщина, была принесена в жертву при возведении бастиона. Деву заживо замуровали в основании этой самой крепости, но жажда жизни выдернула душу из лап смерти, сделав привидением. Женщина не сдалась и обзавелась последовательницами, давшими сил и право называться божеством-хранителем бастиона.

Инфант едва заметно улыбнулся и по-человечески вздохнул.

Бывает…

— Ты мне должен новых последовательниц, — прищурившись, произнесла гостья.

— Зачем они тебе? — ровным голосом спросил инфант.

— Может, я сохну без последователей! — огрызнулась гостья.

— Ты должна была высохнуть среди каменной кладки, залитая известью с песком, ещё пять веков тому назад! — зло проговорил инфант. Настроение его изменилось, и он небрежно отвернулся от женщины. — Где сейчас твои последовательницы, и откуда у тебя ключ Кая?

Богиня значительно слабее, и нет нужды заискивать перед ней.

— Не твоё дело! — огрызнулась женщина и продолжила: — Коли не поможешь с новыми дочерьми, доложу высшим о твоих интригах.

Инфант едва заметно улыбнулся.

— Когда сама будешь непогрешимой, тогда испугаюсь. Ещё раз спрашиваю: откуда у тебя ключ Кая?

— Был замурован в основании крепости вместе со мной! — снова огрызнулась богиня-хранительница и добавила: — Он опасен. Он разъедает разум смертных, а бессмертные не могут коснуться его.

— И почему ты не избавилась от ключа, если он приносил тебе боль?

Сын Кровавого Озера глубоко вздохнул, опустил голову и поглядел под ноги, заложив руки за спину. Древний дух уже не раз проклял свою затею узнать, какие силы стоят за пришлыми. Одна глупая ошибка за другой привели к тому, что теперь его шантажируют уже трое. Сперва пришлось уговаривать и одаривать безделушками сестру, чтоб не растрезвонила на всю округу, потом Ёвен потребовал право долга, теперь с этой надобно вести разговор, хотя сейчас попроще будет, всего лишь слегка припугнуть её и чего-нибудь пообещать.

— Отвечай, если хочешь, чтоб я помог тебе с дочерьми вместо тех, от коих ты отказалась и бросила на произвол судьбы, как неразумная юная дева, что избавилась от младенца, забеременев от случайного прохожего, — надавил инфант на промолчавшую женщину в белом, которая снова молча засопела вместо ответа. — Говори, — продолжил он допрос.

— Думала, пока он при мне, больше никого не замуруют. Врагу не пожелаю тех мук, что мне пришлось испить из чаши горести. Я слишком долго умирала. Слишком долго оживала. Слишком долго шла к свету.

— Ясно. А что за глупое пророчество бормотала твоя старшенькая? — протянул довольный собой дух Кровавого Озера.

— Слышала ещё при жизни, что придут не рождённые под светом небесной пары и принесут с собой войну.

— Глупости, — прошептал Инфант.

— Это не глупости! — Женщина подалась вперёд. Она сжала кулаки, но силы были не равны, и в этом случае напасть решится только загнанная в угол, подобно крысе, по следу которой идёт хорёк.

— Глупости, — с улыбкой повторил хозяин кровавого озера. — Весьма часто пророчества сбываются, если верующий сам приближает миг их свершения. Можно прорицать: «И смерть неизбежна в ночи». И верующий либо умрёт от страха, разъевшего сердце, либо повесится, устав ждать конца, ибо пророчество лишит его рассудка. А твои дуры верят в войну и сами приближают начало.

— Но ведь нерождённые пришли! — повысила голос богиня. — Пророчество сбывается!

Инфант засмеялся и встал. Он, конечно, мог послать деву на все стороны света разом, силы на это есть, а вот заткнуть раз и навсегда — нет, и потому придётся запугивать и уговаривать, переступая через свою гордыню.

— Ну, пришли и пришли. Это ещё не означает войну, — съязвил он.

— Но… — протянула женщина, уронив руки и опустив голову.

— Ты опоздала: многие уже позаботились о том, чтобы узнать, можем ли мы жить в мире и согласии с халумари. Ответ: можем. Лучше расскажи поподробнее, что лепетала перед уходом твоя выкидышня и куда она хотела направиться.

Богиня подняла заплаканные глаза и заговорила. Заговорила о нелёгком выборе отказаться от предавших её дочерей, о решении единственной живой сектантки отправиться к местам заточения тёмных богов, дабы уничтожить всех пришлых и навсегда запечатать их врата.

Выслушав женщину, инфант пошевелил шеей и забормотал вслух свои мысли:

— Похоже, всё складывается не самым лучшим образом, и надобно достать кнут и поторопить халумари.

Он подсжал губы, посмотрел на богиню, а потом перевёл взгляд на лестницу, где в тени шевельнулись две чёрные фигуры — новые помощники.

* * *

Город… Сразу стала понятна уловка Урсулы со сломанным клинком. Стража у ворот опечатывала всем входящим оружие тонким льняным шнуром и свинцовой пломбой. Одновременно с этим с каждого клинка собирали серебро. У назначенной для этой важной задачи чиновницы имелась особая табличка с указаниями, сколько золота, серебра или меди полагалось взыскать с путников. При этом клинки короче двух ладоней пошлиной не облагались, так как считались орудиями труда, а копья, алебарды, тяжёлые мушкеты и арбалеты и прочее оружие, с которым можно противостоять страже, проносить и вовсе запрещено. Кроме того, на выезде печать проверялась, и если она сорвана, то полагалась более значительная мзда.

Но судя по тому, что Урсула устроила у ворот целый спектакль с причитаниями и показными обидами и мольбами (мол, несёт большой меч в починку, а обломок оружием не считается и обязательному учёту не подлежит), к тому же сунула пару медяков, всегда можно договориться. За остальное оружие заплатили, сколько полагалось.

Хотя я немного кривлю душой: мой пистолет скрытого ношения так и остался незамеченным, так как их меры предосторожности не шли ни в какое сравнение с нашими. Сюда бы металлодетекторы и рентген, как в аэропортах — никто бы не прошмыгнул.

Зато начала громко возмущаться Урсула:

— Как королева слегла, так городская управа обеими ладонями гребёт угли в свой очаг. А герцогиням д’Айрис и да Берта дела нет до простого люда, они бодаются меж собой за трон, как быки за стадо. Главное — под копыта не попасть в этой суматохе.

— И не говори! — поддакнула ей Катарина, глядя при этом на чиновницу, которая долго пересчитывала весь арсенал храмовницы.

— Не знаю, — пожал я плечами, а потом пришла моя очередь возмутиться, когда Урсула встала рядом и, слегка наклонившись, прошептала:

— Это, юн спадин, ты платишь за телохранительниц, так что твой кошель сейчас полегчает на дюжину серебряных.

— Вот, блин! — пробурчал я, пробежавшись взглядом по той куче оружия, что имелась у моих спутниц, а когда чиновница застыла возле меня и неимоверно пафосно указала на полушпагу, то понял всю глубину негодования моих помощниц. Пришлось доставать клинок, прикладывать его к толстой деревянной линейке, а потом ждать, когда стражница завяжет шнур на ножнах и эфесе, а затем поставит пломбу с оттиском короны на свинцовой блямбе. Они бы ещё величину моего гульфика замерили!

Шутки шуткам, но следующая линейка оказалась предназначенной для замера длины носков на туфлях-пуленах. На разлинованной рейке возле каждого штриха имелась надпись, и получалось, что самые длинные носки на обуви дозволялось носить беспошлинно только дворянам, а, к примеру, простолюдинам разрешались не длиннее двух дюймов. Казалось бы, одновременно и смешно, и грустно глядеть на подобный беспредел, но тот же Пётр Первый назначал пошлины за бороды, а в Европе и у нас существовали критерии для одежды применительно к разным слоям населения. И длина носков на обуви тоже была урегулирована указами, законами и табелями о рангах. Кроме ботинок, имелись пошлины на разные цвета для ткани, величину перьев на шляпах и прочего. Была замерена даже длина рукавов у замершей с выражением холодной ярости Лукреции.

Вскоре снова пришла моя очередь краснеть, так как чиновница замерла с линейкой в руках и протянула ладонь, недвусмысленно намекая на взятку, а когда я сунул серебряную монету, принялась самозабвенно щупать мой гульфик, прикладывая к нему линейку. Не то чтобы мне совсем не понравилось, но обстановка не слишком располагала. К тому же Катарина стала пунцовой от возмущения, и Урсуле пришлось приложить усилия, чтоб храмовница не кинулась на чиновницу с кулаками. Вдобавок либо наши дизайнеры перемудрили, либо стандарты изменились, но в норматив я не уложился, и пришлось отдать ещё одну серебряную монету взамен небольшого медного жетона, который полагалось вешать на пояс в знак того, что пошлина уплачена. И нетрудно догадаться, что было изображено на жетоне под грубо отчеканенными символами года и месяца выдачи. Да… он самый, стоячий, во всей красе. Обязательно привезу на базу и вручу дизайнерам со словами: «Вот вам…»

А ещё не понравилось, что пришлось спешиться. Въезд в город на гужевом транспорте тоже облагался пошлиной, причём немалой. Исключение составляла знать, и это вызвало долгое бурчание Лукреции, которая любила считать деньги, как мультяшный Скрудж МакДак, и тратилась только при условии, если полагала, что вещь или услуга действительно того стоит.

Когда только мы оказались внутри, к нам подбежала куча детишек, начавших наперебой зазывать проехаться по городу. А вдоль стен стояли и поглядывали в нашу сторону жилистые женщины. Одни были одеты лишь в мешковатые платья поверх серых камиз, сотканных из необработанного льна, другие — побогаче. У вторых и транспорт был посолиднее.

Что касается самого транспорта, то здесь присутствовали как обычные паланкины, о которых говорила Лукреция, так и двухколёсные повозки, похожие по внешнему виду на уменьшенные двуколки, а по функционалу — на повозки китайских рикш, выполненные в европейской стилистке. И для того, и для другого движущей силой были люди.

Было интересно сравнить дешёвые табуретки на коромыслах и аккуратные паланкины для среднего класса, представлявшие собой носилки с крышей, обитыми тканью сиденьями, чистыми занавесками, к которым прилагалась девочка с колокольчиком; ей вменялось в обязанности бежать впереди и выполнять функцию автомобильного гудка.

То же самое касалось и рикшеподобных повозок.

— Прокатимся? — с улыбкой кивнул я в сторону транспорта, стараясь не думать о жетончике на поясе. Тоже мне, блин, писюкатым обозвали!

— Нет, — решительно ответила волшебница на предложение. — Они три цены у ворот сдирают.

Я пожал плечами. На Земле привокзальные бомбилы тоже завышают стоимость на такси, отчего дешевле не самолёте долететь, чем с ними поехать.

Когда Лукреция зацокала подкованными туфлями по мостовой одной из главных улиц, достаточно широких, чтобы в них могли при желании впритирку разминуться две легковушки, все последовали за ней.

Чтобы ничего не упустить, я активировал карту, которая сразу же повисла перед глазами в дополненной реальности. Спутниковой навигации в этом мире пока ещё не было, но в систему была заложена карта столицы, и специальная программка выискивала базовые ориентиры, высвечивая моё местоположение с точностью в два десятка метров.

Улица вела к главной площади, расположенной перед королевским дворцом. Трёхэтажные, а порой даже и четырёхэтажные дома оставляли от неба только узкую полоску, и если бы не запах нечистот, обоссанных углов и помета, неизбежно витавший в воздухе, то прохладная тень и непривычная архитектура создали бы самый настоящий рай.

По пути я глазел на публику. Оказалось, что жетончик о выплате пошлины за превышение размера гульфика имелся у многих столичных мужчин, и им даже принято хвастаться и гордиться. Стало понятно, почему с меня взыскали две серебряные: одна была взяткой за то, чтобы замеры показали увеличенное достоинство.

Почесав в затылке и глянув на свой жетончик, я с усмешкой крякнул: вернусь — домой, обязательно расскажу в качестве анекдота.

А между тем, навстречу попадались не только приличные мещане и мещанки, заморские и местные купчихи и городские стражницы, но и представители разных субкультур, коих очень мало в промышленно-торговом Галлипосе и днём с огнём не сыщешь в провинциальном Керенборге. Во-первых, это ярко расшитые наёмницы всех сортов и калибров, во-вторых — небольшие кучки глядящих себе под ноги юношей, похожих скорее на младенцев, чем на взрослых мужчин, так как одежды пастельных тонов изобиловали ленточками, на груди — ажурные слюнявчики, а на головах чепчики вместо шляп и беретов. Довершали одеяние длинные рукава, свисающие до самой земли. Местные эмо, как я окрестил юнцов, даже удалили брови и выбривали волосы на лбу, делая его зрительно выше, к тому же по-особенному подводили глаза. От этого они ещё больше смахивали на детей.

— Это кто такие? — вытянув на ходу шею, спросил я у Катарины и показал кивком на чудиков.

— Я сама объясню! — повысила голос Лукреция, шедшая чуточку впереди.

Волшебница сперва замедлила шаг, сложила руки под грудью и задрала подбородок, а потом и вовсе остановилась.

— Теперь я его наставница, — надменно протянула она и вскинула руку с выпрямленным указательным пальцем. — Отныне забота о его обучении и воспитании лежит на мне. И мне предписано рассказывать юноше о сложившемся миропорядке.

— Вот язва! — побурчал я на русском языке.

Волшебница не поняла слова, но уловила тон, после чего подошла к лавке с безделушками и скобяными изделиями, мимо которой мы как раз проходили. Магесса небрежно бросила на прилавок несколько монеток и взяла из рук торговки большой ажурный веер, изготовленный из тонкого красного дерева. Лукреция развернула покупку, сложила, а потом со всего маха заехала этим веером мне по затылку.

— За что?! — громко возмутился я, поправив берет и потерев ушибленное место.

— За неуважение к наставнице, — ответила Лукреция, поведя сложенным веером в воздухе, а потом вытянула руку в сторону Катарины. Кончик аксессуара застыл в сантиметре от носа храмовницы. — Даже не вздумай шипеть на меня, кошка! — протянула магесса. — Иначе перестану учить. Я его не звала, сам напросился.

— Да ты меня ещё не учишь, — пробурчал я.

«Вот ведь стервозина! — подумал я. — Сама ругала тётку Кассию, а, походу, вся пошла в неё. Что дальше? По пальцам бить будет?

— Это дело времени. И отныне ко мне обращайся не иначе как «маэ́стра»! — пафосно ответила Лукреция, развернула веер и начала им себя обмахивать.

«Маэстра». Именно так вот: в женском роде и буквой «А» в конце слова.

— Правильно, ваше магичество, — с улыбкой поддакнула волшебнице Урсула. — Молодёжь токмо так к усердию и следует приучать.

— И ты туда же?! — прикрикнул я на мечницу, а потом сдался: — Так что с чудиками?

— «Маэстра»! — громко произнесла Лукреция, ехидно глядя на меня.

— Что с чудиками, маэстра? — сдавленно протянул я и сделал медленный кивок.

— Это кардени́ни. Детоликие. Бездельники и бездари, но им от рождения даны миловидные, несущие печать невинности мордашки. Этим кардени́ни и пользуются, стараясь привлечь разных матрон в возрасте.

— Ясно.

— «Ясно, маэстра»! — поправила меня Лукреция, снова стукнув веером по затылку.

— Да понял я! А это кто… маэстра? — огрызнулся я и задал новый вопрос, указав на мужичков, прячущих лица под капюшонами белоснежных балахонов. При этом они были увешаны всевозможными амулетами побольше, чем новогодняя ёлка.

— Пуросье́. Хранящие чистоту, соблюдающие обет воздержания.

— Для кого, маэстра?

— Для будущих жён, — хмыкнула в ответ Лукреция, но судя по тому, как она проводила взглядом одного такого балахонщика, она была весьма не против сама проверить у них чистоту душевную и телесную, причём на ощупь.

— Маэстра, не пойму, вот девочка хранит себя, чтоб не получить нежелательную беременность, а мальчик для чего себя хранит? От него ведь не убудет.

Рядом хохотнула Урсула, а Катарина поджала губы и опустила взгляд под ноги, типа, я взрослый, а детские вопросы задаю

— А вдруг он примет благосклонность осквернённой проклятием или болеющей дурной заразой шлюхи? — Лукреция закатила глаза и продолжила импровизированный урок. — Как потом благочестивой женщине вынашивать и рожать здоровое дитя? И не зря говорят: чистота мужа — добрая половина приданого к свадьбе, особенно если он и ремеслу обучен, и хозяйству по дому.

— Ясно, маэстра, — со вздохом протянул я.

В общем, при матриархате женское здоровье превыше мужского. А потом чёрт меня дёрнул задать ещё один вопрос:

— А как они без женских ласк-то обходятся? Тяжко ведь.

— Можно, я? — тут же с хохотом вклинилась в разговор Урсула. Она подбежала к лавке, провела пальцем по воздуху, выбирая что-то из ассортимента, а потом купила большую медную рыбину с пухлыми губами и раскрытым ртом — карася, наверное. Таких рыбин из дерева, разных металлов и глины было очень много. Я сперва не понял, что это за сувенир, а потом тихо выматерился и покачал головой. На Реверсе отношение к интиму менее строгое, чем в нашем средневековье, тему не замалчивают и не обходят стороной, и потому на меня выпученными медными глазами сейчас смотрела секс-игрушка. Сразу вспомнилась лекция, на которой нам строго-настрого запретили называть женщин рыбками, даже ласково. Теперь стало ясно, почему.

— Андрюхе подарю, — пробурчал я, принимая покупку из рук Урсулы.

— А он тоже пуросье? — с лёгкой улыбкой на устах полюбопытствовала Лукреция.

— Не знаю. Наверное, раз бабу до сих пор не нашёл, — озадаченно глядя на медную рыбину, ответил я, а потом подошёл к лавке и купил кусок холстины, в которую завернул сувенир. Что тут сказать, теперь для меня сказка о Золотой Рыбке заиграет новыми красками.

Пока мы разговаривали, мимо нас два раза прошли хлыщи, пёстрые, как арлекины, и даже носки пуленов подвязаны на верёвочках к поясам. За чудиками следовали чуть менее раскрашенные слуги. Об этих я ничего не стал спрашивать: и так ясно, что это местные мажоры на прогулке. Одним словом, клоунада.

— Что-то не яси, — произнёс вдруг Катарина.

Я нахмурился и оглядел ассортимент. Вроде бы, обычный сувенирный магазинчик, рыбки только смущали.

А тем временем храмовница выпрямилась, положила руку на рукоятку пистолета и вытянула шею в ту сторону, откуда мы пришли.

Я тоже насторожился и нащупал пистолет под курткой. Примерно с минуту стояли и слушали, а потом до нас донеслись крики: «Демон! Демон!»

— Какого… жетончика, — пробормотал я, вглядываясь вдоль улицы. Из переулка, примерно в семидесяти метрах от нас, начали в панике выбегать жители. Кто-то поскользнулся на разбитых яйцах, упал и едва успел отползти в сторону, иначе его бы задавила толпа. По брусчатке покатились репа и лук. Побежали высвободившиеся из сломанных клеток куры и утки. Надрывно орали дети.

Пришлось прижаться к стене дома, дабы не сбили с ног. Урсула достала обломок клинка и взяла его обратным хватом, подставив запястье под мушкетон для опоры. Катарина тоже выхватила пистолеты: тяжёлый с картечью и кремнёвый револьвер с серебром.

«Демоны!» — вопила толпа. Передо мной мелькали перекошенные от испуга лица.

А потом из переулка вылетела громадная человекоподобная фигура. Разглядел детали не сразу, а только когда создание остановилось посередине улицы и начало осматриваться. Смуглая, как у бедуина, кожа, два с небольшим метра роста, косая сажень в плечах. И существо было мужского пола. Это было видно невооружённым взглядом, ибо между ног болталось кое-что размером с бейсбольную биту, а из одежды наличествовали только элементы доспехов: наплечники, набедренники, сегментные наручи, как у гладиаторов, рыцарские наколенники и налокотники, а ещё тяжёлый горжет. Все элементы крепились стальными кольцами прямо к коже, словно громадный пирсинг у мазохиста. Например, на наплечниках кольца на концах ремней были продеты сквозь кожу поверх рельефных грудных мускулов, оттягивая её, и казалось, шкура вот-вот порвётся. Я даже поморщился, представляя, каково это. Но для демона, похоже, это не было неудобством.

У него было тяжёлое лицо с глубоко посаженными глазами, густыми бровями, обветренными губами и мясистым крючковатым носом. Лысый череп блестел, как полированный бронзовый котелок. Демон был покрыт шрамами, словно его пропустили через центрифугу вместе с колючей проволокой.

— Что за хрень? — снова пробормотал я.

А создание близоруко сощурилось и заговорило громким хриплым басом:

— А-а-а! Вот вы где! Я уже обыскался!

Демон стукнул себя по груди, словно заправская горилла, и, басовито взревев, бросился в нашу сторону.

— Твою мать! — закричала Урсула и выстрелила в создание из мушкетона.

— Идемони! Идемони! — заголосила Катарина, несколько раз проведя дулом ото лба до кончика носа.

— Бля! — вырвалось у меня. Совсем забыл выкрутить фильтр магодетектора на максимальную чувствительность. Расслабился, дебилище прогрессорское!

Но думать было некогда, пришлось быстро достать пистолет и снять его с предохранителя.

Тем временем демон тяжело набрал скорость, уподобившись атакующему на арене быку, и преодолел уже половину расстояния. Катарина тоже быстро разрядила в громилу оба пистолета.

Демон даже не остановился, и только когда Лукреция выкрикнула: «Ланца дельсело», в неприятеля ударила молния, а по взмаху руки молчаливой Марты в него полетела бочка, притормозил, закрыв лицо руками.

— Па-а-а-да-а-аль! — раздался утробный не то рык, не то крик ярости.

— Идемони! — снова закричала храмовница, проведя горячим створом по переносице.

Неприятель заревел от боли, как тот же бык, которому в бок засадили раскалённое клеймо. Демон пригнулся и сбавил ход. Это дало мне возможность прицелиться и открыть огонь. Восемь патронов я всадил в него чуть медленнее, чем это возможно с автоматическим оружием. Вот что адреналин с человеком делает! Но всё равно демон даже не заметил пуль.

— Идемони! — раздалось рядом в очередной раз.

Тушу громилы охватило желтоватое сияние, а шрамы вспыхнули охрой, будто раскалённые угли. Демон попятился и начал трясти головой, словно его контузило. Я успел заменить магазин в пистолете и снова начал стрелять. И снова безрезультатно.

— Пепел! — прокричала Катарина.

— Да где ж я его возьму? — выругался я и начал лихорадочно искать глазами. Пока буду бегать по печкам и золу выгребать, нечисть очухается и кинется с новой силой.

— Тряпку дай! — раздался голос Лукреции за спиной.

Недолго думая, я оторвал рукав у рубахи и протянул волшебнице. Та быстро произнесла «фуэго», и по белому куску ткани побежали вперемешку зелёные, голубые и оранжевые язычки, но вместо того, чтоб осыпаться пеплом, ткань горела чёрным коптящим дымом и скатывалась в мутные капли.

— Что за дерьмо? — недоумевала подставившая ладони Катарина.

— Твою же мать! — процедил я. Как-то забываешь в средневековье, что существует синтетика, и именно из неё ещё на Земле была сделана моя одежда.

— Дай эту дерюгу! — прорычала Лукреция.

— Дебил! — обругал я себя и сконфуженно глянул на тряпку, в которую была завёрнута проклятущая рыбина, а затем встряхнул за край. Медная фигурка с открытым нараспашку ртом звякнула о мостовую, и поддавшаяся колдовству мешковина заполыхала, как и полагается натурпродукту. Но Катарина уже не стала ждать, а схватила пылающее полотнище и подбежала к одной стене дома. Там она забормотала молитву и быстро пересекла улицу, роняя на камни серый пепел.

Демон как раз оклемался, и, как ему полагается, бросился к нам, но ударился в светораздел, как в бронестекло. По незримой защите побежали золотистые волны.

— Не уйдё-о-ошь! — проронил демон и повёл толстой мускулистой шеей.

— Бежим! Надолго его не задержать! — прокричала Катарина.

Дважды повторять никому не пришлось, мы все дружно развернулись и помчались вдоль по улице. Примерно через сто метров я обернулся. Демон не стал биться о святую преграду. Он попросту начал долбить стену ближайшего дома. Под здоровенными кулаками лопнул кирпич, а потом и сама стена провалилась, словно её ломали отбойным молотком.

— Стой! Халумари! — проревел демон, отбежал к противоположной стене, разогнался и со всей дури навалился на потрескавшуюся стену плечом, словно тараном.

— Твою же мать! — выругался я, глядя, как кирпичная кладка начала медленно заваливаться, поднимая тучи пыли и громыхая на весь город.

Демон нырнул в образовавшийся проём, а вскоре выбил изнутри дверь в этом же доме, но уже по нашу сторону светораздела. Дверь перелетела через всю улицу, ударилась о стену противоположного дома и разлетелась на доски.

— Сто-о-ой! — послышался вдогонку хриплый бас; я не глядел, но в конце возглас сменился гневным: — Прочь с дороги!

Я остановился на мгновение, чтобы перевести дух, и оглянулся. Демону преградила путь троица женщин в хороших доспехах.

— Это орденская стража, — быстро проронила Катарина, — сейчас они его упокоят.

Размазавшиеся от скорости воительницы атаковали громилу, но не тут-то было. Он ударил наотмашь кулаком, и одна из храмовниц отлетела на руины недавнего дома, где осталась лежать, кашляя кровью и медленно шевеля ногами.

— Я вам не скудоумный грешень! — яростно взревел демон и подобрал оброненные меч и пистолет. Заговорённое оружие вспыхнуло в его руках золотистым пламенем, пытаясь отторгнуть демоническую плоть, но тот лишь сильнее стиснул рукоять в пальцах и выстелил. Вторая храмовница упала на брусчатку, держась за ногу. Пуля пробила мышцы навылет. Камни забрызгало кровью.

Громила попытался пнуть раненую под рёбра. Эффект был такой же, как от наезда автомобилем. Женщину отбросило на несколько метров. Одно радовало: вокруг воительницы возникла блеклая сфера, приглушившая удар, иначе ей бы переломало все кости и отбило все внутренности.

— Бежим! — прокричала Лукреция. — Она его не сдержит.

— Куда бежать? — быстро спросил я, наблюдая, как демон гонял третью храмовницу. Та была пошустрее своих соратниц и всё ещё стояла на ногах.

— В усадьбу! Там всякие колдовские вещи! Там весь отряд! Можно попробовать от него отбиться!

— Колдовские? — переспросил я и покачал головой. — Бежим в гильдию. Что бы ни случилось, надо получить разрешение. А потом отправимся к моим братьям. Предупредим их об опасности. Может быть, гранатомёт найдём.

— Что найдём? — уточнила Катарина, поглядывая то на меня, то на бой демона с храмовницей. Если он так легко одолел двух орденских стражниц, то нам и подавно ввязываться в стычку не стоит.

— Оружие большой силы. Как раз против таких вот толстокожих тварей. Кто он вообще такой?

— Не знаю! — огрызнулась Катарина, а потом повторила свой фокус с оставшимся у неё в руках пеплом, создавая новую стену светораздела.

— В усадьбу! — упёрлась Лукреция.

— Нет! В гильдию! — рявкнул я и схватил волшебницу за рукав. — Или я научусь колдовству в сжатые сроки, или нас так и будут тыкать мордой в кровь и грязь всякие выродки!

Лукреция стиснула зубы, тяжко вздохнула, а затем кивнула.

— Побежали!

— Ваше магичество, юн спадин, — встряла в разговор Урсула, сплёвывая слюну и тяжело дыша. — Может, не так быстро побегём, а то я телохранительница, а не гончая псина. Я уже не могу.

— Хорошо, побежим чуточку помедленнее, но всё равно побежим, — кивнул я в знак согласия и поглядел на волшебницу.

Та ещё сильнее стиснула кулаки, поджала губы, потом зло ударила меня веером по затылку, но в итоге сдалась.

— Нам туда.

Мы снова двинулись в путь, петляя в узеньких проулках.

Демон, наверное, всё ещё гонял храмовницу, но надеяться на то, что она сдастся под натиском ревущей твари, не стоило. Останавливаться и думать тоже было некогда.

По пути мы столкнулись с десятком городских стражниц, вооружённых алебардами и мушкетами.

— Что происходит?! — сразу спросила сержантка, остановив нас.

— Демон! Там демон! — громко изобразил я истерику и показал рукой в сторону погони. Некогда было объяснять всем встречным да поперечным, что случилось.

Когда десяток умчался, я сплюнул на брусчатку и вытер лицо.

— Показывай, маэстра, мать твою, путь!

Лукреция проглотила обидные слова. Действительно, было не до ссор.

Минут через десять быстрого шага, ибо на бег сил уже не осталось, мы вышли на небольшую, уставленную клумбами фонтанами площадь. Булыжник на мостовой был выложен так, что среди чёрных камней белые складывались в дорожки, ведущие к высокой башне с яркими витражами. Большие ворота были приоткрыты. В эти ворота мы и влетели на полном ходу, ту же захлопнув. Клацнули затворы, не дающие больше открыть врата.

Я облегчённо выдохнул и оглянулся. Внутри большого гостевого зала бродили почтенные магессы в разноцветных платьях. Несколько служанок натирали пол мастикой.

— Что за непочтительное поведение?! — возмущённо спросила одна из волшебниц и неспешно направилась в нашу сторону. Остальные присутствующие молча замерли, ожидая развития событий. В этой тишине слышалось эхо шагов и голоса гневающейся главной.

Я быстро оглядел стены и потолки, расписанные фресками и украшенные картинами, достойными кистей великих мастеров эпохи Возрождения. Фотореалистичные портреты, пейзажи и батальные сцены были поистине великолепны. Всё забываю, что Реверс сейчас находится примерно на том же культурном уровне, что и великий Леонардо да Винчи на Земле. Эпоха научных открытий, рывка в изобразительном искусстве и архитектуре, военного прогресса. А на матушке Земле примерено в это время только-только родился Иван Грозный, да Винчи десять лет как скончался, испанцы вовсю покоряли ацтеков, а в Британии благополучно правил Генрих Седьмой.

Но сейчас это было не важно. Я лишь отдал приказ системе записать панораму зала, да вдобавок отключил детекторы магии, а то мало ли чем может обернуться их использование в цитадели волшебства.

— Я прошу меня простить, о, госпожа управляющая! — выпалила Лукреция, сделав быстрый книксен. — Дела, не требующие отлагательств.

— Это не даёт тебе права вламываться в обитель без разрешения! — надменно вскинув голову, протянула женщина, а потом быстро поглядела на ворота, за которыми раздались шум и вопли. — Приём окончен! Все прочь!

— Госпожа! Я всего лишь хочу взять себе ученика!

В дверь с грохотом ударило. Все обернулись на шум.

— Прочь! — ещё больше повысила голос управляющая и быстро развернулась, чтоб самой ретироваться.

— Госпожа!

— Ничего не хочу знать! — ответила удаляющаяся волшебница.

Я проводил её злым взглядом, не зная, что делать: силой не заставишь, уговаривать бесполезно, торговаться не время, и денег с собой не густо.

— Стерва! — процедил я.

Женщина услышала и остановилась, но оборачиваться не стала. А когда в дверь снова что-то ударило, продолжила путь.

Вскоре раздался скрежет металла.

— Что делать дальше? — спросил я Лукрецию.

— Говорила же, надо в имение, — тяжело дыша, процедила она в ответ.

Стук в дверь продолжался. Сильна же тварь, если может свободно разгуливать по столице, крошить стражу и ломиться в представительство одной из самых могущественных в этом мире организаций! И что демону от меня надо? Он явно знает, кто я такой.

И пора бы искать пути к отступлению. Я оглянулся, соображая, в какую дверь можно улизнуть, а когда меня схватила за руку Лукреция, показывая на портьеры в одной из декоративных арок, раздался голос.

— Луччи, деточка, ты, как всегда, просто зайти в гости не можешь. Всё время что-то происходит.

Мы обернулись. В проёме одной из дверей стояла седая женщина в тёмных одеждах.

— Госпожа Агата! — воскликнула Лукреция, подобрала полы платья и лёгким бегом направилась к знакомой. На половине пути остановилась и поманила нас. — Ну же, быстрее!

Ничего другого не оставалось, кроме как последовать за магессой. Торжественного приёма не получилось, но Лукреция и Агата тепло обнялись. Пожилая волшебница сразу после этого протянула нашей спутнице свиток.

— Это пустое разрешение. Сама впишешь в него, что надобно.

— Госпожа! — Лукреция радостно поклонилась и приняла свиток. — Я не знаю, как отблагодарить вас!

— Потом угостишь вином и расскажешь о своих приключениях, — улыбнулась пожилая ведьма и добавила: — А сейчас идите. Ты должна помнить путь через кухню на задний двор. Быстрее. Никто у нас не станет нападать на тёмного. Нам проще, чтоб он прошёл насквозь и убрался восвояси. Двери его задержат лишь ненадолго, ну, да не беда, я давно настаивала на новых. Всё, бегите!

Мы все поклонились нашей спасительнице, и Лукреция повела нас узкими ходами. Я бы сам давно заблудился, но волшебница знала, куда идти. Несколько раз мы проскочили мимо брошенных вёдер с тряпками, корзин с едой и прочим. И ни одной живой души, даже в кухне, где на столах лежали разделанные тушки птиц и рыб, а на огне кипели большие котлы. Наверное, уже весь магистрат эвакуировали. Оно и к лучшему.

Выскочили мы на неприметную, но ухоженную улочку, где все прилегающие здания тоже наверняка принадлежали магистрату.

— Теперь точно в имение, — выдохнула Лукреция.

— Нет, — проговорил я, поглядев на Катарину, Урсулу и двух волшебниц. — Нам надо в представительство халумари.

— Нет! — громко начала Лукреция, а потом зыркнула на проход и понизила голос. — Нет. Мы не сможем бегать по всей Коруне, выпучив глаза и высунув языки, как собаки на охоте. На нас самих идёт охота.

— Тогда идите, а я сам отправлюсь. Здесь недалеко. Чуть больше тысячи шагов.

Лукреция набрала воздух, чтоб что-то ответить, но лишь стиснула захрустевший под её пальцами свиток.

— Веди, — выдавила она, наконец, и добавила: — И молись, чтоб погоня отстала. Надоело быть загнанной ланью.

— Ланью? — тяжело дыша, усмехнулась Урсула. — Я чувствую себя загнанной коровой. Ноги еле несут. Это кошке хорошо, совсем свежая.

Я глянул на Катарину, у которой даже мешки под глазами проступили. Нет, марш-бросок — это не её стезя. Вот если бы стометровка за гранью человеческих сил, тогда да, она была бы вне конкуренции. Львица всё же, а не охотничья собака.

Храмовница держалась лишь благодаря тому, что была моложе остальных, а так у самой дыхание сбито. У меня и самого круги перед глазами плавали.

Я сделал вдох, приложил руку к боку, в котором начало колоть, и сверился с картой. В самом деле, около километра. А раз так, значит, погнали.

Перед взором промелькнули узенькие проулки, сквозные дворы-колодцы и широкие улицы. На нас поглядывали с интересом, но зато здесь была нормальная жизнь: никто никуда не бежал, никто никого не убивал.

А потом мы прибежали, и я озадаченно остановился: на том месте, где должно быть представительство — полуразрушенное здание. Кажись, демон уже здесь побывал, охотясь на нас.

Я поискал взглядом трупы, но их не было. Шесть человек с эмблемами прогрессоров стояли, вооружившись местными мушкетами.

— Да что ж такое! — выдохнул я. — Как ни приключение, так начинается с разбитого места! В Галлипосе — поджог, в усадьбе Ребекки — грабёж, здесь вообще бригада по сносу зданий поработала!

— Какой грабёж? — недоумевая, спросила Катарина.

— Да типографию вынесли почти под ноль под самым носом.

— Неправда. Я взяла только свинец, он для пуль годится, — произнесла храмовница.

Я ухмыльнулся и поглядел на неё. Вот оно как!

— Что так смотришь? Оттуда все немного взяли. Даже Лукреция и Урсула.

— Это чё, — ещё сильнее насупилась мечница, сплёвывая себе под ноги, — всё серебро придётся вернуть?

— Не было там серебра. Только алюминий. Он у нас чуть дороже меди.

Меня начал разбирать нервный смех: за нами была погоня, а мы об алюминии разговариваем!

— Не надо меня обвинять, — заговорила, отдышавшись, Лукреция. — Я взяла только набор для печати с вашими буквами и краску.

Я уже откровенно был готов захихикать, как умалишённый. Но взял себя в руки. Сейчас главное — дела сделать. С такими мыслями шагнул к прогрессорам.

— Юрий? — позвал меня один из них (не помню его имени — только раз пересекались на базе). Землянин едва заметно покачал головой и лёгким кивком указал на проём в стене. Я замер. По спине побежали холодок.

— Бестафу́р! — раздался изнутри сильный женский голос. — Ты проиграл спор. Они сюда добрались!

Я медленно повернулся. По обломкам кирпичей на свет вышла совершенно обнажённая девушка, закрывая лицо белой фарфоровой маской на палочке, совсем как на венецианском фестивале. Из одежды на ней имелся только капюшон.

Женщина приближалась, а когда осталось несколько шагов, опустила маску.

Я нервно сглотнул.

Капюшон был пришит прямо к коже на манер такового для куртки-толстовки, вот только вырезан он был из человеческой кожи. Лицо и шея девушки тоже было лишены кожи. В дневном свете слегка блестели сырое мясо и абсолютно чёрные глаза, лишённые белков, мясо на лице и мясо на внутренней стороне капюшона. И тем страшнее была беззаботная улыбка на пухленьких губах этого создания.

Я быстро оглядел демонессу (а сомневаться в обратном не было оснований) с ног до головы. В остальном она была обычной девушкой: грудь второго размера с тёмными сосками, тонкая талия, красивые бёдра, ровные ноги, тёмный пушок внизу живота. Разве что по внутренней стороне бедра текла из чресл вязкая кровь, словно у девушки месячные.

За спиной раздались крики. Я быстро обернулся.

На втором этаже ближайшего здания, в окне, появилась тяжёлая фигура нашего преследователя. Он ударил кулаком по ставням, и те выпали на брусчатку вместе с рамой. Демон ловко спрыгнул на землю и выпрямился.

— Зато было весело, Сагре́нта, — отозвался громила басом, а потом перевёл взгляд на меня. — Слушай меня внимательно, халумари. Эта погоня — лишь предупреждение. Один наш общий знакомый с Ржавого Озера попросил передать, что если не будешь спешить к месту силы, все вы, пришлые, что в столице, что в Галлипосе, что у себя в цитадели, встретитесь с тьмой, куда более сильной, чем я и моя супруга. Ты слышишь меня, халумари?

Я молча кивнул: как тут не понять?

— Вот и хорошо! — улыбнулся демон. — А мы будем тебя поторапливать, если замешкаешься.