Наследие проклятой королевы

Глава 31. Мы не мыши, мы не птахи

Утро встретило меня холодной росой на траве и еле-еле брезжащим рассветом, погасшим костром и тонкой струйкой дыма, подымающегося к небу от кучки серого пепла. Стоял полнейший штиль. Ни один листик не шевелился, ни одна травинка не колыхалась. Туман густой молочной рекой тёк по неровностям возвышенности и падал водопадом в долину, разбиваясь между стволами кипарисов, ив и древовидных папоротников на ручьи и закручиваясь в медленные вихри. Это осень Реверса потихоньку начинала вступать в свои права, и ночи под утро часто станут прохладными, хорошо хоть без инея и снега.

Монстры исчезли в никуда, и даже те подземные визжащие твари зарылись поглубже в дёрн, а их хозяев так и не сумел увидеть. Они растаяли вместе с ночной тьмой.

Чтоб хоть как-то занять мысли, а не бегать по кругу и звать пропавшую Катарину, я сосредоточился на магии иллюзий и застывшем пламени, чередуя их между собой. К утру голова гудела, как медный колокол, по которому ещё недавно били кувалдой, и отзвук ещё не затих. Иллюзии освоил быстро, пользуясь системой для создания образов, а вот с кристаллическим огнём повозился знатно, психуя, ругаясь и пиная колесо мотоцикла. Хотелось верить, что твари сдержат слово и возвратят Катюшу живой и невредимой.

— Пора, — произнёс я и встал с колеса, которое заменил на люльке мотоцикла на запасное. На ладони лежало небольшое волшебное кольцо с яркой оранжевой искрой в середине. Это и есть застывшее пламя, немного, всего лишь несколько охапок хвороста, но в руках мага-пироманта — тоже неплохое оружие, сравнимое по мощности с молниями Лукреции.

Урсула, укутанная в плащ, поёжилась и толкнула волшебницу, тоже укутанную, и вдобавок, жавшуюся к мечнице. Лукреция поморщилась, зевнула и открыла глаза.

— Уже пора?

Я поглядел на волшебницу и кивнул. Глаза резало от бессонницы, они, наверное, красные, как у вампира, если вампиры в этом мире существуют. Странно, но я раньше не задумывался над этим вопросом, хотя в магическом мире упырям самое место.

— Да, пора, — после небольшой паузы произнёс я и покрепче сжал в руке колечко с застывшим пламенем. Если что, использую как гранату.

С земли поднялась Урсула. Женщина начла суетливо хлопать по себе и перечислять оружие и снаряжение, чтоб не забыть.

Я же снова разжал руку и уставился на кольцо, лежащее на ладони, а затем шагнул в туман. Под ногами захрустела галька, выпадающая из склона. Когда опустился в самый низ, ноги провалились по щиколотку в прелые листья, смешанные с мелкими весточками, которые с сухим треском ломались почти при каждом шаге. Пахло сыростью и грибами. В белом зыбком мареве ничего не видно дальше десяти шагов.

Твари, которым принадлежали духи-страхи, помогать не собирались. Пилота и оружие придётся искать самим. Был, конечно, соблазн вернуться и потребовать от уродцев Катарину, но просто получится, что мы зря сюда шли. И я зря её подверг опасности. Я не прощу себе такого.

— Юрий! — раздался позади голос Лукреции. — Ты где?!

— Здесь! — прокричал я и поднял над головой руку. Меж пальцев вспыхнула иллюзия огня, а чтоб её ни с чем нельзя было не спутать, огонёк начал мерцать разными цветами, словно мигалки на полицейской машине.

Туман снова зашевелился, но из него выскочили не мои спутницы, а радостно скрипящий Чужик. Следом за ним влажно прошлёпал клыкастый Фарш, не отличавшийся умом, но обладающий уникальным упорством. Вдобавок мне показалось, что бесформенный монстр слегка подрос. Не на тушках ли тех подземных визжалок?

— Юн спадин! — протянула Урсула, и я встал, дожидаясь женщин. Вскоре вышли и они.

— В таком молоке мы год будем плутать и никого не найдём, — произнесла мечница и поёжилась. — Она потрогала пальцем ствол древовидного папоротника и улыбнулась. — Чудное дерево.

— Не то слово, — пробурчала я и прислушался.

Лес начал наполняться звуками: стрёкот насекомых, писк какой-то мелкой живности, шелест крон.

— Глядите, — произнесла Лукреция, показав вперёд, — это что, грибы?

Я прищурился и сделал шаг в сторону. На белёсых ножках толщиной с мизинец покачивались небольшие шляпки, как у поганки, только в высоту грибы были мне по грудь. Вся полянка ими поросла, создав непроходимую заросль.

Коротко улыбнувшись, я пошёл дальше, ориентируясь по встроенную в систему карту. Моя цифровая помощница создавала виртуальные зарубки и прокладывала путь. Если бы не она, сразу бы заблудился.

Но стоило пройти ещё немного, как туман рванул нам в лица, и из него выскочил, громадный серый мохнатый тарантул величиной со скорую помощь, а если измерять размах лап, то полтора десятка метров точно наберётся. За моей спиной, срывая голосовые связки, завизжала Лукреция и тут же лупанула по созданию молнией. Монстр издал звук, совсем как электрогитара, на которой взяли самую высокую ноту, и отскочил назад, затем снова бросился в атаку.

— Место! — прокричал кто-то из мглы, и ему вторило ехидное хихиканье десятков зловредных невидимок.

Паук на мгновение замер, блестя восемью чёрными глазами и словно решая, выполнять приказ или нет, но жажда крови в нём была сильнее слова хозяев, и тварь с треском ломаемых деревьев и чавканьем сминаемых грибов тараном пошла на нас. За мой спиной раздался выстрел. Это Урсула разрядила мушкетон в морду чудовища.

— Да бездна тебя побери! — завопила она, а следом пошёл отборный местный мат. Половину слов я даже не слышал раньше.

Я, почти не размышляя, кинул кольцо в сторону приближающегося врага и снял с артефакта чары. Промахнуться по такой туше было сложно, потому ярко-белая вспышка освободившегося пламени, по силе сравнимая со взрывом маленького газового баллона, разворотила пауку всю морду. В стороны отлетели хелицеры, быстро превращающиеся в бесформенные куски эктоплазмы и тающие ошмётки. Только это заставило тарантула обиженно попятиться. Был бы по-настоящему сильным духом, быстро бы восстановился, но, видимо, раскачал себя в размерах, но запасов сил не имел.

Снова грохотнула молния, оставив на морде паука, и без того изуродованной моим кольцом, ещё одну рану.

— Вы же обещали! — заорал я и несколько раз завертелся, пытаясь усмотреть хозяев долины, которые были где-то там, во мгле. — Вы нарушаете сделку!

В ответ раздался многоголосый хохот.

— Мы обещали, что не нападём. Они сами. Ты видел, — прошелестел целый хор невидимок.

— Уроды! Вы знали, что ваши шавки не усидят на цепи!

И снова хохот. Мерзкий. Мелочный. Глупый.

— Это, юн спадин, мож, вернёмся? — проканючила, подошедшая ко мне Урсула. Она приложила к щеке ладонь и страдальчески глядела на меня, ожидая ответа.

— Возвращайтесь, — прорычал я, а следом сорвался: — Катитесь ко всем чертям! Сам справлюсь! Всё равно Катарины уже нет! Эти уроды не держат слово!

— Юрий, — взяв меня под локоть, прошептала Лукреция, которую саму всю трясло, тем более что паук никуда не делся. Его громадный силуэт двигался в вязком мареве тумана на самой границе видимости, представая нам как смутное пятно. — Ты не выживешь, — продолжил волшебница.

— А я уже и не хочу жить, — выдернул я руку из пальцев магессы.

— Ты её так любишь?

— Да, бездна вас побери, да! — прокричал я, глядя на женщин, и опустил голову.

А ведь действительно. Только лишившись кого-то, понимаешь, насколько он нужен. Пусть Катарина излишне резкая. Пусть не понимает юмора и иногда перегибает палку, стараясь быть как все. Но она мне нужна. Она не такая, как женщины, с которыми я общался на Земле. Что сделает напыщенная дура, которой нагрубят в метро? Начнёт скандалить, типа, вы знаете, кто я? Да я!.. Да я!.. Или расплачется.

Что сделает храмовница? Нет, что она уже делала раньше? Помню, девушка встала на колени перед дёргающимся в агонии телом, в которое сама же вогнала кинжал-мизерико́рдию, и произнесла: «Я прощаю тебя, ибо тебе воздалось по заслугам, и помолюсь за твою душу». А в метро она просто зарядит в лицо кулаком, сломав нос или челюсть. Может, кто-то против сильных женщин, а я нет, если они не являются несуразной пародией на борчи́х за право быть неухоженными и быть ненаказанными за любую глупость, а остаются женщинами.

Катарина была женщиной. Хотела семью. Хотела детей. Хотела просто жить.

Я сжал губы, хмуро глянул на своих спутниц и продолжил путь вглубь леса. Чтобы она сейчас сделала, будь рядом? Наверное, попросила бы что-нибудь спеть.

Я поднял к верхушкам деревьев глаза, на которых навернулись слёзы, и запел песенку из старого мультфильма:

— Мы не мыши, мы не птахи, мы ночные ахи-страхи.

Песня тонула в тумане, как в вате. Ни малейшего эха, только приглушённые шорохи притаившихся тварей. Я прошёл ещё десяток метров и остановился. Впереди виднелся силуэт чего-то громадного, медленно расхаживающего на трёх ногах. Не знаю, у меня нет таких страхов, это не моё.

— Падла, — произнёс я, достал пистолет и несколько раз выстрелил. Тварь утробно загудела, шевельнулась, но с моего пути не отошла. А когда я попытался обойти через противно хлюпающие заросли грибов, сместилась, снова оказавшись на пути. Такую громадину не сдвинуть. Вблизи наверняка ещё страшнее.

Рядом встали Урсула и Лукреция, тоскливо глядя вперёд. Вокруг опять захохотали существа.

— Сволочи! Садюги долбаные! — закричал я и от злости пнул ближайшую корягу. И это мы ещё не вошли в настоящий бурелом, где гнилые стволы лежат друг на друге в три-четыре ряда, можно все ноги переломать.

Монстр вдруг опять загудел и исчез во мгле, словно его вспугнули. Стало совершенно тихо. Даже мурашки по спине побежали, и голос не хохотали.

— И что теперь делать?! — прошептал я и прикусил губу. Неужели, в самом деле, придётся вернуться ни с чем?

— И тут появляюсь я.

Мы втроём резко обернулись на этот негромкий, спокойный и смутно знакомый голос. А из тумана медленно проступила высокая фигура. Женский скелет, заключённый в прозрачную плоть. Бьющийся в груди вместо сердца большой полосатый окунь с ярко-красными плавниками. На лице — белоснежная фарфоровая маска. Это была Акварель собственной персоной.

Мы молча глядели на приближающуюся хозяйку Золотого Ручья. Лишь Лукреция вместо слов цокнула языком и протяжно вздохнула.

— Ты не рад мне, человек?! — наигранным вежливым голосом спросила потусторонняя знакомая, остановившись в пяти шагах от нас.

— Добить пришла? — огрызнулся я.

Акварель задрала лицо вверх, отчего из-под края фарфоровой маски стала заметна нижняя челюсть голого черепа, и звонко засмеялась.

— Напротив, ты создал для меня санпилар и оросил его своей кровью. Ты под моей опекой.

Я поглядел на спутниц, стиснул кулаки и шагнул к богиньке.

— И где ты была раньше?! — закричал я, ткнув пальцем в грудь этой пафосной дуре. Действительно, холодная и мокрая, как полагается воде. — Где?!

— Ты забываешься смертный, — процедила богинька. — А что до опеки, то у Небесной Пары очень строгий свод правил.

— Поздно! Мне уже не нужна помощь!

Я вернулся к своим спутницам, сконфуженно глядящим на мою перепалку со сверхъестественной сущностью.

— И о чём бы ты меня попросил, смертный? Не об этом ли? — сменив тон нас самодовольный, произнесла в спину Акварель.

Я обернулся. А богинька плавно и изящно отвела в сторону руку, показывая на место подле себя. Из тумана медленно выполз, сжимаясь и разжимаясь, как пружинка, зеленовато-прозрачный речной червь, а в его кольцах зажата голая Катарина, вернувшая себе человеческий облик. Девушка, стиснутая хваткой водного чудовища, мола лишь молча моргать.

Я бросился к ней и упал на колени. В груди бешено заколотилось сердце, но уже не от злости, а от радости. Живая. Живая. Живая.

Проведя ладонями по гладкой и упругой шкуре водного червя, я протиснул руку меж колец и дотронулся до плеча Катарины. Девушка тоскливо смотрела на меня так, словно стеснялась того, что с ней приключилось.

— Ты снова человек, — прошептал я и улыбнулся.

— Она и была человеком, — раздался за спиной голос Акварели.

— Но ведь я видел своими глазами, как она стала зверем, — повернулся и произнёс я.

Акварель медленно подошла ближе и молча приподняла ладонь, словно ожидая, что в неё что-то вложат. Так и произошло. Из тумана вышел один из её мужей, неся в руках нечто похожее на грязно-серого слизняка. Эту вяло сопротивляющуюся сущность и вложили в руку богиньке. Слизняк сразу же начал меняться. Стал буквально белым и пушистым. На головном конце появились громадные кроличьи глазищи, а улиточные рожки стали перистыми, как усики ночного мотылька.

— Иллюзии, — произнесла прозрачная хозяйка реки. По её телу протекла медленная волна света, как будто в воду капнули флуоресцентной жидкости, обволакивающие истлевшие, покрытые водорослями кости, а следом женщина поблёкла, став совершенно нормальной, почти живой. Внешние покровы превратились хотя и в страдающую аристократической бледностью кожу, но выглядели теперь действительно живыми, с синеватыми прожилками вен. Даже высокая грудь с розовыми сосками медленно поднималась и опускалась в такт дыханию.

— Это иллюзии, — повторила она. — Дух просто использовал тот страх, что обитал в душе твоей избранной, и его добросовестно воссоздал. Страх же и довершил начатое. Зверь вырвался, стараясь убежать от своего ужаса. Я нашла твою избранницу меж коряг, зарёванную, как маленькая девочка, которую облаял злобный пёс.

Я опустил глаза.

— Спасибо. Но ты же поможешь нам?

Богиня вздохнула. Тот облик живого человека, что явили мгновение назад, снова сменился. Богинька опять стала прозрачной, и в это раз я заметил больше деталей, чем при нашем знакомстве. Помимо полосатого окуня, в её теле обитали и другие создания: по костям ползали водяные улитки; в грудной клетке гребли ногами жуки-плавунцы и личинки стрекоз; а там, где у живой женщины матка, выглядывал из большого, почти с апельсин величиной, наполненного воздухом паутинного пузыря паук-серебрянка. В некоторых местах от костей вверх тянулись тонкие ниточки крохотных дрожащих пузырьков воздуха, какие бывают в бокале с шампанским.

Такое же тело и у водяного червя, разве что вдоль всего туловища тянулся, как хорда, пучок водорослей.

— Ты должен тщательнее выбирать желания, смертный, — медленно произнесла Акварель и пояснила: — Правила Небесной Пары не позволяют вести человека за руку, как младенца. Я выполнила одно твоё самое сокровенное желание, потому пока не могу второе. Но небольшую помощь окажу. Решай.

Акварель наслаждалась своей ролью покровительницы. И даже на маске виднелось некое подобие снисходительной улыбки. Тоже мне, джинн с сиськами и тремя желаниями.

Но дарёному коню в зубы не смотрят.

Я медленно встал и поглядел на Катарину, стиснутую в кольцах речного червя.

— Придержи её у себя, чтоб ещё чего-нибудь не случилось. И просто проводи нас до места, не вмешиваясь.

Богиня медленно кивнула. Лица из-за маски не было видно, и сложно понять, какие она сейчас испытывает эмоции. Ну да ладно.

А я повернулся в том направлении, что намеревался продолжить. Раз появление Акварели распугало духов, то одно её дальнейшее присутствие существенно облегчит нам путь.

— Так нечестно! — раздался со всех сторон шелестящий, теряющий человеческие ноты, хор голосов.

— Честно, — тихо прорычала Акварель. Я впервые слышал столько злобы в её словах.

— Пришлые хотят достать оружие! Они обратят его против всех нас! — не унимались голоса.

— Я — не все, — сменив злость на ехидство, ответила богинька.

Мы медленно двинулись дальше, и туман зашипел, как клубок змей, и закипел. Среди деревьев замелькали многочисленнее силуэты. Духи-страхи словно взбесились, как шавки, которых начали науськивать на добычу, но при этом боялись атаковать в лоб. Значит, будут пытаться ухватить за зад, как лайки медведя на охоте.

— Держитесь ближе к богине, — сказал я своим спутницам, которые всё это время молчали. Их тоже можно понять, общение вживую с потусторонними сущностями даже для коренных жителей Реверса — из ряда вон выходящее событие. Многие могут всю жизнь прожить и ни разу не увидеть мелкую нечисть, а тем более богиню, ну или даже небольшую богиньку. Представляю, какие потом небылицы будет рассказывать Урсула.

А духи спешили. Скоро Небесная Пара поднимется выше и пригреет, и туман растает.

Из мглы вскочил паук. Тот самый, которого разворошили мы с Лукрецией. Он без половины конечностей, но всё равно очень прыткий.

Стоило ему приблизиться, как Урсула вскинула свой двуручник, выставив остриё навстречу атакующему монстру. Помнится, всем инкрустировали клинки тонкими серебряными вставками. И когда напоровшийся на меч паук зашипел и начал исходить чёрной пеной, не удивился.

Когда мохнатая тварь со скрежетом отскочила, упругая, словно резиновая постилка леса, состоящая из хвои и листьев, пошла волнами и зашевелилась. На свет полезли многочисленные многоножки, одна другой больше. Вся эта шевелящаяся напасть образовала ровный круг, в центре которого оказались мы, но не приближалась.

— Это, ю… ю… юн спадин, — жалобно заикаясь, пробормотала Урсула, которая сильно побледнела, а меч в её руках заплясал, словно наёмницу бил озноб. — Юн спадин, пожелайте у речной госпожи, чтоб этой напасти не стало. Ну, пожалуйста.

— Не бойся. Он нарочно страшно выглядят, — постарался приободрить я мечницу.

— Да я не боюсь, юн спадин, я просто до икоты в ужасе это этой гадости.

Урсула крутила головой на сто восемьдесят градусов, и водила мечом из стороны в сторону. За нами медленно шла Акварель, а позади неё — плёлся один из мужей ручейной богиньки, тащивший в руках белого и пушистого слизняка, и полз сжимающий в кольцах Катарину водный червь. Эта пародия на лох-несское чудовище сейчас казалась громадной анакондой, заглотившей, как и полагается змее, богатую добычу. И только моргающие внутри студенистого чудовища глазищи храмовницы доказывали, что девушка жива.

Внезапно этот ползучий рой начал сливаться в одно здоровое, тёмно-бурое создание, похожее на толстое щупальце толщиной в человека.

Шедшая рядом Лукреция закатила глаза и грохнулась в обморок.

— Твою мать! — выругался я, плюхнулся на колени рядом с волшебницей и принялся шлёпать ту по щекам. — Очнись! Да очнись же! Я тебя на спине не утащу!

Магесса и не думал приходить в себя, я ударил кулаком землю.

— Блин! Урсула, понеси Лукрецию!

— Юн спадин, а может, червяк и её тоже потащит. Чай не надорвётся. Пупа у него и так нету.

Я покачал головой.

— Никто не знает, что там дальше. А тратить желания попусту не хочу. А то ведь у джиннов три желания — это пробная версия. Хочешь больше чудес, оформляй платную подписку.

Судя по перекошенному лицу мечницы с поселившимся на нём глуповато-испуганным выражением, она мой бред не поняла ни капельки. Впрочем, монолог и не был рассчитан на местных, он для землян.

Пришлось помочь водрузить не очень-то и лёгкую волшебницу Урсуле на хребет. Сам же взял двуручник и чуть не споткнулся о Чужика и Фарша. Оба ручных духа жались ко мне, а Чужик так и вовсе вцепился передними лапами в штанину, как маленькая обезьянка, и, оскалив пасть, шипел на змеящийся рой многоножек.

А в следующий момент рой взметнулся, создавая сплошную завесу, крылатых тварей, похожих на слепней. Таких бить бесполезно, можно только жечь скопом. И когда они только успели крылья отрастить?

Я шагнул вперёд.

— Ну и чем вы можете напугать человека из другого мира?! Вы даже нашей жизни не знаете!

Рой взвился вверх, заслоняя пробивающуюся через туман Небесную Пару. Да и само белое марево истончалось не по часам, а по минутам. Зато подумалось, что это самые отчаянные духи, не побоявшиеся идущей за мной акварели. Но кто знает, какие отношения между потусторонними, и что у них за табель о рангах.

В сопровождении роя прошли два километра. Насекомые изрядно мешали двигаться через бурелом. Под ногами скользила отслаивающаяся, покрытая мерзкими грибами и плесенью кора трухлявых деревьев. В одном месте чуть не угодил в яму.

А когда вышли на относительно чистую и сухую поляну, словно в насмешку над ожидаемым кошмаров, из остатков тумана начали медленно выковыливать совсем нестрашные создания, больше похожие на гоблинов-сифилитиков. Даже высохшие потеряйца не были не столь отвратительны. Но кроме брезгливости, они ничего не вызывали.

Урсула стала беспрестанно молиться, чередуя с обращения к небожителям с бранью. Когда твари начали тянуться к нам, разваливаясь на ходу да истекая вонючим гноем, мечница спряталась за меня и принялась бормотать трясущимися губами.

— Прокажённые. Это прокажённые.

— Да успокойся, — проронил я. — У нас всё это легко лечат.

Но наёмница не унималась и бормотала.

Я глянул на старающуюся быть совершенно непричастной Акварель. Та отстала и держалась метрах в двадцати позади. Зато водный червь не выпускал Катарину.

При виде студенистого монстра я послал храмовнице воздушный поцелуй.

— Вернёмся, холодец тебе сварю. Такого блюда у вас точно нет. Надо только морозную магию подтянуть до должного уровня.

Катарина вдруг задёргалась в кольцах червя.

— Юрий! Юрий! — донёсся до меня сдавленный крик.

Хотел уже дёрнуться в её сторону, но в этот момент под ногами завизжал Чужик. Я быстро глянул на него, а потом обернулся. Из тумана на меня нёсся автомобиль. Точнее, из редеющей мглы в мою сторону набирал скорость вполне узнаваемый, обтекаемый контур легковушки, сверкающий ближним светом. Туман скрывал очертания, но ошибиться было сложно.

— Да ну на хрен! — закричал я и потянул в сторону Урсулу, пытающуюся отмахаться от гоблинов-сифилитиков. При этом мечница умудрялась держать длиннющий двуручник на вытянутой руке, придерживать второй бесчувственную Лукрецию, перекинутую через плечо наёмницы, как мешок с картошкой.

— Юн спадин, я домой хочу! — завизжала мечница, упираясь и сопротивляясь.

— Да блин! — ещё раз выругался я. Проще корову сдвинуть, чем тяжёлую тётю Урсулу.

Я краем глаза заметил, как автомобиль выскочил изо мглы. Сил прибавилось, и я сумел оттолкнуть мечницу в сторону. Машина почти бесшумно пронеслась мимо, обдав потоком воздуха и закидав мелким мусором.

А потом я увидел то, что принял за машину. Это был громадный, отливающий металлом жук, похожий на жужелицу. На его груди, там, где у обычной божьей коровки располагаются белые пятна, сверкали почти настоящие фары.

Жук не смог затормозить и на всём ходу врезался в кучку гнилых гоблинов, сбив их даже как спорткар — пластиковые дорожные конусы. А одного он схватил мощными челюстями и разрезал пополам словно ножницами.

Помнится, при знакомстве с духами-страхами, один такой ловко выхватил из моей памяти образ короткого замыкания и создал подобие белого сверкающего шершня. А этот не знал, что такое автомобиль, но вот общий контур ухватил верно. Пятёрку за телепатию можно запросто поставить, когда сердце перестанет колотиться, как безумное.

Я быстро вскинул согнутую в локте руку и хлопнул по бицепсу.

— А вот хрен вам! Я больше не испугаюсь!

Жужелица развернулась и кинулась мою сторону. А я, недолго думая, схватил ползущего за мной Фарша и швырнул в блестящего жука. Бесформенный дух прилип к морде гигантского насекомого, словно жвачка к лобовому стеклу. Жук заскрежетал, как горсть гвоздей, которой царапают хрусталь, и завертелся на месте, с треском ломая бронированными боками маленькие деревца и вырывая из лесной подстилки клочья мха и ворохи листьев длинными и сильными лапами.

Я сплюнул и пошёл дальше.

Мгла окончательно растаяла, открыв шикарный вид неземного леса. На сырой, похожий на вату мох упали первые лучи Небесной Пары. Тени двоились, словно подведённые тонкими-тонкими фломастерами: с одного края голубоватого оттенка, с другого красноватые. Извивающиеся, как лоза, неземные грибы лианами оплетали стволы хмурых зелёных великанов. Запах тугой, непривычный, но не сказать, что неприятный. Был бы здесь на обычной экскурсии, глядел бы на такую красоту с открытым ртом.

А мелкая нечисть, лишившись преимущества, принялась прятаться вместо тумана в кустах и за деревьями. Но сейчас волновали не они.

Одинокую тощую фигуру заметил издали. Кто бы это ни был, он не принялся, а ждал меня недлинным, больше похожим на дротик копьём в руках. Когда между нами осталось всего двадцать шагов, я достал пистолет и полушпагу. Жаль, глефу не захватил, но на мотоцикле с ней несподручно.

Жилистая воительница не была человеком. Обнажённый женский торс плавно переходил в змеиное туловище. Не знаю, есть ли в европейской мифологии на́ги, а если есть, то, как она называются, но создание было именно на́гой.

— Ни шагу дальше, человек, — зло прошипело существо, перехватило копьё и направило на меня.

Я встал и уставился на создание.

— Ты — хозяйка Чёрного Оврага?

— Хозяйка? — Существо ухмыльнулось. — Я поединщица. И ещё ни один человек не прошёл в наше убежище. Вам здесь не место.

Я внимательнее оглядел создание. Да, худощавый бледный человечий торс с грудью нулёвкой был прикреплён к толстому туловищу в больших бежевых и чёрных пятнах, как у сетчатого питона. Общая масса наги наверняка переваливала за два центнера. И сейчас змеиная часть складывалась в петлю. Для вооружённого древковым оружием создания ничего нет проще сделать длинный-длинный выпад и воткнуть в копье жертву. А значит, надо держать как минимум двойную дистанцию.

В этот момент в голове зазвучала система: «Обнаружен сигнал аварийного маяка».

Я уливался. Хоть какая-то хорошая новость. Но вот поединщица восприняла мою улыбку, как насмешку над ней. Она опустилась к земле и подняла палку с крючком на конце, а затем приподнялась и приложила пяту копья к этому крючку.

Резкий бросок, и дротик просвистел мимо меня.

Я быстро-быстро оглянулся. Метательное копьё попало точно в туловище речного червя, едва не задев Катарину. Червь дёрнулся и слегка попятился. А вокруг нас снова раздался противный ехидный смех множества голосов.

— Боишься, человек? Правильно боишься. Я насажу ваши головы на колья, — прошипела поединщица. — А с твоей самки медленно-медленно сниму кожу. Она будет долго-долго орать от мучительной боли. Но никто ей не поможет.

Я не ответил. Система затребовала провести триангуляцию, и потому я начал, не отводя взгляда с наги, небольшими переставными шагами двигаться то вправо, то влево.

«Положение зафиксировано».

Моя внутренняя помощница вывела в дополненную реальность маркер, отмечая координаты пилота, который был всего в километре от нас. Это всего пятнадцать минут ходьбы. Правда, в джунглях данное время можно смело умножать на пять, но всё равно не бесконечность. А ещё эта змеюка преграждала путь. Но, Голливуд мне в помощь.

Я вздохнул и поднял пистолет.

— Я не буду играть по правилам.

Нага кинулась вперёд. Даже излишне быстро для столь массивного змеиного тела. А я нажал на спусковой крючок. Прозвучали два выстрела, но создание не остановилось, притом, что однозначно попал. Можно списать на змеиную живучесть, но крови тоже не было.

— Идемони! — закричал я и быстро провёл пальцами ото лба к подбородку.

Монстр зашипел и словно наткнулся на стеклянную преграду, а затем отскочил.

— Ты же не живой. Ты такой же дух, как те тупые страхи, — произнёс я и начал медленно оборачиваться. — Покажитесь! Вы, жалкие трусы! Вы только и можете, что прятаться за спинами своих цепных тварей! А знаете, что я сделаю?

Я подошёл к Урсуле, взял за подол кольчуги и сунул в одно из колец остриё полушпаги.

— Юн спадин, ты чё задумал? — прошептала мечница, испуганно глядя то на меня, то на нагу. А когда неподалёку раздался громкий скрежет, взвизгнула ток, что у меня уши заложило. Но это оказался громадный жук, который ценой лапы сумел отцепить от себя Фарша. Дух-метаморф сразу принялся обволакивать подрагивающую конечность. А жук ломанулся в кусты.

— Это же не место силы? — шёпотом уточнил я.

— Да вроде нет, — сглотнула и ответила мечница.

— Значит, духи сидят на голодном пайке? И бросились на меня самые голодные потому, что хотят жрать. Я же для них, как кусок торта после чёрствых сухарей.

— Да я откуда знаю, я же не магичка, — пожала плечами Урсула и поправила лежащую на хребте Лукрецию.

Я разогнул одно из колец, а потом прямо зубами свёл концы обратно. Следующим шагом наполнил колечко силой. Немного, но для моих целей должно хватить.

— Ну, попытка не пытка, — произнёс я и кинул кольцо в нагу. — Достанется сильнейшему!

На́га зашипела и опустилась к земле, начав жадно искать маленький, собранный наспех артефактик во мху. А в следующий миг из зарослей вылетел тот самый жук. Он тараном налетел на женщину-змею и сбил. Хотел уже сказать «с ног», но как раз-то ног у на́ги не было.

— Отломай ещё несколько колец, — прошептал я, наклонившись к наёмнице.

— Да я щас всю кольчугу на лоскутки для такого дела распущу, — радостно заголосила мечница, с кряхтением опустила на мох волшебницу и принялась поддевать кольца ножом.

Тем временем нага опомнилась и начала, громко шипя, лупасить жука палкой. Тому было как ломом по танку.

А я получил в своё распоряжение ещё несколько колец, наполнил их силой и принялся раскидывать их в разные стороны, как куски хлеба голодным голубям на площади. Из всех щелей, норок и коряг полезли большие и маленькие твари. Очнувшаяся от обморока Лукреция приподнялась на локте, оглянулась и снова упала без чувств.

— Ну что?! — закричал я, задрав голову. — Я не буду играть по вашим правилам! Я прикормлю ваших псов, и вы лишитесь всей защиты!

— Остановись! — раздались со стороны голоса.

Им явно стало не до смеха.

Ближайший куст дрогнул и из него вышло небольшое, не выше первоклашки, создание, похожее на вставшую на задние лапы саламандру. Тощее лупоглазое создание не выглядело страшно, скорее жалостливо. Оно плавно изменило цвет поблёскивающей кожи с пятнисто-зелёного на равномерно-чёрный и подошло поближе. А из кустов повыглядывало не меньше двух десятков таких же. Теперь понятно, почему их не видели, они очень искусно камуфлировались.

— Забирай своего друга, если сможешь. Забирай свою небесную лодку и проваливай, — протянуло существо.

Я оглянулся на Урсулу, которая протянула мне ещё горсть колец, а потом двинулся в указанном системой направлении.

— Сразу бы так, — буркнул я на ходу.

Километр дался тяжело. Пришлось обходить буреломы и неширокие, но глубокие и поросшие камышом, ряской и кувшинками озерца. Духи-страхи больше не нападали, стараясь выслужиться за крохи силы перед своими хозяевами, а брели толпой следом, как бездомные собаками, роняющие с голодухи слюни и принюхивающиеся к пакетам из супермаркета.

Вскоре мы оказались на месте. Самолёт лежал посередине небольшого острова на неширокой речке. Его, наверное, уже после падения прибило на отмель. А пилот нашёлся висящим на стропах парашюта в двухстах метрах вверх по течению.

Увидев нас, он вяло замахал руками. Наверное, он мог бы воспользоваться стропорезом и прыгнуть в воду, но под ним собрался целый десяток крокодилов. Причём, не тех маленьких, что обитают в других реках в этих широтах Реверса, а полноценных, трёхметровых.

— Думай, Юра, думай, — прошептал я, а потом кинул в воду наполненное силой колечко. Однако крокодилы даже не отреагировали в отличие от нескольких мелких монстров, которые проскочили мимо меня и с разбега нырнули в реку за желанным артефактом.

Значит, настоящие.

— Зверь боится другого зверя, говорите, — произнёс я и сосредоточился на иллюзиях. Создать фантом большого размера было нелегко, но я справился. В итоге по реке к крокодилам вздымая воду, размахивая длинным хвостом и скаля громадную пасть, зловеще вышагивал большой спинозавр, совсем как в фильме про юрский период. Как говорится, Голливуд мне в помощь.

При виде такого чудовища крокодилы дёрнулись, распахнули пасти, а затем бросились врассыпную.

Дальше — дело техники, но свою задачу в Черном Овраге мы выполнили.