Светлая просторная палата утопала в цветах. Отдельно на столике стоял букетик с лесными фиалками. Их раз в неделю приносил молодой мужчина и часами просиживал, беседуя с больной. Его рассказы больше были похожи на сказки, но мужчину это никак не смущало, как и отсутствие реакции от собеседницы. Вот уже три месяца пациентом лучшей столичной реабилитационной клиники была измождённая девушка с неустановленным диагнозом.
Бледная с синеватым отливом кожа обтягивала угловатые кости больной. Рядом монотонно пищал аппарат искусственной вентиляции лёгких. Солнечный зайчик шкодливо блуждал по едва живому телу, пересчитывая катетеры и датчики медицинского оборудования. Молоденькая медсестра быстро и аккуратно снимала повязки с ног больной, давая ранам подышать. Затем следовало убрать увядшие цветы.
В палату вихрем ворвался человек в камуфляже. Его серые глаза горели фанатичным огнём, а отросшие светлые волосы закрывали едва затянувшиеся раны. Розовые рубцы придавали его лицу гротескное выражение, словно у разрисованной маски венецианской марионетки. Мужчина заметно прихрамывал, прижимая к груди руку на перевязи.
— Вон! — голос, больше похожий на рык, пробирал до дрожи, и медсестра поспешила ретироваться.
Военный пододвинул стул к больничной койке, сел на него и осторожно взял в свои крупные ладони тонкую почти невесомую руку девушки.
— Доча, я знаю, ты меня услышишь, где бы ты ни была. Забудь о том, что я тебе говорил. Невозможно одной спасти целый мир! Уходи оттуда, как только появится возможность! Я тебя прошу! — Ярослав Ягеров держал холодную ладошку своего ребёнка и беззвучно плакал. Скупые мужские слёзы скатывались по щекам, признавая поражение воинской чести перед отцовской любовью. — Если бы я только мог пойти вместо тебя…