Наследие Мортены

Глава 13

Бэриллибит в задумчивости взирал на пламя в камине. Огонь с жадностью лизал сухие поленья, с едва слышным хрустом поглощая дрова, словно голодный пёс сахарные косточки. Старая отцовская библиотека ни капельки не изменилась. Всё те же потемневшие от времени шкафы с книгами, массивная мебель с тёмно-зелёной обивкой, громоздкие бронзовые подсвечники повсюду и необъятных размеров дубовый стол посреди комнаты, в беспорядке заваленный бумагами и письмами. Здесь всё было по старинке. Даже отцовская чернильница с перьевой ручкой находились на том же месте.

Казалось, сто́ит отвернуться, и Сурах неслышной поступью появится в своих владениях с ворохом старинных книг, кипой карт и результатами очередных исследований. Отец с энтузиазмом учёного исследовал прошлое их вида. Вдвоём с боевым товарищем, Уордаахом Беаром, они пытались стабилизировать эмоциональный фон обелиска. И ведь успехи были достигнуты. Долгие семьдесят лет оборотни не испытывали страха перед духами рода. Ритуальные жёны не страдали от обрядов, а среди потомства нормализовалось количество рождённых со второй ипостасью.

Почему всё снова пошло наперекосяк?

У входа в кабинет нарочито громко кашлянула Елена, вырывая Бэрила из невесёлых мыслей.

— Я зашла попрощаться, — уставшая женщина в дорожном костюме с благодарностью смотрела на деверя. — Спасибо, что заботишься о них лучше родного отца.

Горечь сказанных слов незримой дымкой повисла в комнате. На его памяти это был единственный раз, когда кинээс хотун позволила себе хотя бы намёк на осуждение супруга.

— Я не уберёг Бэдэр.

— Невозможно предсказать беду, но можно было её не провоцировать, — философски ответила Елена.

Бэрил отвёл взгляд. Фактел всегда была для него образцом настоящей элегантности, сдержанности и мудрости.

Ни единой жалобы, ни единого скандала не услышал от своей жены Киитэрэй. Последний год она одна стояла между его безрассудством и детьми, одна несла тяжесть обрядов у обелиска, защищая дочь и невестку.

Киитэрэй не оценил сокровище, подаренное судьбой. Самым верным и преданным клану членом был отнюдь не Бэрил, а именно Фактел. Легко быть верным, когда тебя связывает клятва крови, но сколько силы и чести требует верность, если тебя предали.

Елена покачнулась, привалившись к дверному косяку, словно так и было задумано.

— Ты ходила к обелиску.

Женщина лишь неопределённо пожала плечами.

— Это был не вопрос, а утверждение. Баабыр запретил тебе приближаться к духам рода до нового года, — Бэрил устало разглядывал невестку. Глубокие морщины под глазами, заострённые скулы, пара новых седых прядей в безупречной причёске, незаметных для человека, но не для оборотня.

— Баар однажды станет мудрым кинээсом для Хааннаахов, но здесь за него говорила сыновья любовь. Нельзя ставить жизнь одного члена клана превыше всеобщего блага.

Бэрил покачал головой, сжимая и разжимая кулаки. В нём поднималась бессильная ярость на вероломство брата, благородство невестки, убийственные традиции и обстоятельства, скрутившие всё это в один запутанный клубок.

— Почему ты так покорна? — невольно вырвалось у него. — Та Елена, которая больше сорока лет назад приехала сюда, горела, словно факел в ночи. Она огнём согревала друзей и безжалостным пламенем обжигала врагов! Где она?

Женщина улыбнулась, светло и искренне, чего не происходило с ней уже очень давно.

— Она жива, деверь, жива. Ещё тлеют угли на пепелище костра, ещё взвиваются искры от тлеющих головешек. Я ещё увижу начало новой эпохи нашего рода. Но это будет не здесь и не сейчас. Услышь хоть ты меня. Обелиск умирает и уже давно. Я говорила Киитэрэю, но он мне не поверил. Сердце рода почти перестало биться. Сколько бы я его ни подпитывала, сколько бы ни отдавала, этого недостаточно. Ни одна жена не сможет дать ему нужное. Духи ярятся, духи плачут, духи рыдают и воют в бессильной злобе, но я не понимаю, чего они хотят. Не понимаю. Я пыталась отдать всю себя, предлагала, но они не берут. Им не нужны напрасные жертвы. Если вы сможете придумать, что с этим делать, если вы сможете их понять, то тогда и только тогда будет мир и покой на этих землях.

Опустошённая пламенной речью женщина обняла себя за плечи, будто пытаясь согреться на ветру. Бэрил потянулся было в её сторону с мягким клетчатым пледом, но невестка отрицательно мотнула головой.

— Баар считает, что это из-за разорванного союза с Беарами. До смерти Уордааха всё же было нормально.

— Всё, да не всё, — с сомнением в голосе отозвалась Елена, — уже тогда обелиск сбоил. Сурах привлёк к обрядам медведей и смог стабилизировать состояние, но не убрать причину. Причина глубже, чем мы думаем. Это всё равно, что ввести умирающего в кому и радостно сообщить, что его спасли. Мы все не замечаем чего-то очевидного!

— Очевидного. Не замечаем. Не видим, — Бэрил то и дело повторял слова Елены, пытаясь уловить смутную мысль. Идею, которая может подсказать разгадку тайны.

Но невестка прервала его размышления следующими словами:

— Почему он? Почему Сурах выбрал его? Ведь ты никогда не нарушил бы данного им слова.

Из Бэриллибита будто выбили весь воздух. Он ссутулился и отвёл взгляд.

— Я — бастард, Лена, а он — нет, — тихо ответил ирбис. — Его хитрость и изворотливость служили роду в девяностые годы гораздо лучше, чем моя принципиальность и прямолинейность. Я дружил с военными, а он — с торгашами. Вместе мы добились многого, но ни единого раза брат не напомнил мне моё место. Мы — семья, одна кровь. Я до сих пор считаю, что отец принял верное решение.

Елена чуть склонила голову, обозначив, что услышала доводы деверя, но выражение её лица указывало на явное несогласие с ними.

— Как бы то ни было, но это я отдаю тебе. Не ему, — женщина вынула из-за пазухи толстый ежедневник в кожаном переплёте, погладила его, словно прощаясь, и передала Бэрилу. — Здесь мои наблюдения и заметки о прохождении ритуалов за чуть более чем сорок лет. Возможно, у вас получится увидеть систему там, где не смогла рассмотреть её я.

Ирбис бережно принял столь неожиданный подарок. Сам он вряд ли сможет оценить весь его потенциал, но Баабыр другое дело. Вдруг ежедневник станет тем фрагментом пазла, который упорядочит картину и поможет обнаружить причину?

— Спасибо, — Бэрил с благодарностью сжал ладони Елены.

Та осторожно высвободила руки, улыбнулась и на прощание произнесла:

— Надеюсь, вы знаете, что делаете.

Бэриллибит размышлял, сидя в кресле у потухшего камина. Холода он не ощущал, занятый своими мыслями и предстоящими делами. Фактел уехала. Её спрячут в надёжное место, как и Хахая с Катей до этого. Пришлось обратиться за помощью к старым друзьям, но безопасность семьи — дело святое. Фактически в новой резиденции из Хааннаахов остался только Киитэрэй, сам не зная того, выполняющий роль подсадной утки. Следующий шаг был за заговорщиками.

Здесь же предстоял ещё крайне сложный разговор с Каром. Бэрил не признавал лжи, поэтому разговор с бывшим учеником напоминал скорее прогулку по минному полю.

Кар не заставил себя долго ждать, будто только и ждал приглашения. Собранный, готовый к действиям и явно готовившийся к разговору.

— Наставник, я прошу вас поделиться той информацией, которую достойны знать ирбисы, рискующие жизнью ради своего командира.

На марше оборотни не задавали вопросов, но слишком многое не стыковалось с озвученной версией. Молчаливые взгляды, бросаемые в сторону Баабыра, были красноречивей любых слов.

Бэрил тяжело вздохнул, пытаясь решить извечный внутренний спор товарищеского доверия и профессионального подозрения. Но Кар сам сместил акценты на интересующую информацию.

— Происходящее с Баабыром и медведем… Мы не понимаем. Мы привыкли чувствовать своего врага, изучать. Здесь же… — оборотень сокрушённо покачал головой, — как можно защититься неизвестно от чего? Как воевать с невидимым врагом?

— Яд действительно есть и действует только на оборотней. — Бэрил намеренно сделал паузу, давая осознать всю опасность ситуации. — Врачи не знают природу яда и ставят эксперименты на себе с теми образцами, которые добыла Евгения.

— Евгения? — брови Кара взметнулись в удивлении, — она здесь каким боком?

— Она единственная пока распознаёт эту заразу на оборотнях, — пришлось сознаться Бэриллибиту. — Баару крупно повезло, что она ночью вышла из своей палаты и увидела его умирающего. К тому моменту у него уже не было сил на полные трансформации, тело постоянно меняло форму произвольными частями. Девушка не побоялась при минус сорока градусах вырезать скальпелем из него эту дрянь и чуть сама там же не замёрзла насмерть.

Кар ошарашено молчал, переваривая полученную информацию. Спустя минуту, он уже сделал необходимые выводы из увиденного в лесу.

— На медведе, выходит, тоже рассмотрела, — констатировал он факт.

— Тоже. Смотри, что ответила, — Бэрил передал лист бумаги, где маркером был выведено:

«У него вся голова светилась, еë не отрежешь, пришлось усыплять».

— Мы с ребятами осмотрели мишку, прежде чем передавать докторам, — Кар запнулся, подбирая слова. — Там шесть попаданий.

— И что? — Бэрил озадаченно уставился на бывшего ученика.

— Ночью, в метель, по движущейся цели, из незнакомого оружия. — Кар перечислял с паузами, давая время на осознание деталей. — Шесть из шести попаданий в девятку.

— Досье смотрели?

— Да мы его всей группой изучали перед приходом к тебе. Если пропустить стандартное «родилась, училась, переехала, работала», из интересного только увлечения. Там туризм, скалолазание, лазертаг и фотография.

— Допустим, глазомер и стрельбу она поставила на фотографии и лазертаге, — рассуждал вслух Бэриллибит, — на туризме, возможно, прошла какие-то курсы первой помощи, если не побоялась крови.

— Конечно, у нас же везде учат со скальпелем обращаться, — скептически хмыкнул Кар. — Попробуй её по своим каналам пробить.

— Кар, ты совсем мышей не ловишь? — справедливо возмутился Хааннаах. — А зачем нам тогда свой аналитический отдел, если ты мне предлагаешь военную разведку дёргать по каждой мелочи?

— Не по каждой. У этой «мелочи» отец — военный в отставке. Наши подробностей нарыть не смогли. Даже фото его нет. Поэтому всей командой ставим на то, что это папа дочкой занимался.

— Как зовут отца? — уже более заинтересованно уточнил Бэрил. Версия вырисовывалась вполне правдоподобная. Задержка дыхания, медицина, стрельба. Пока всё вписывалось в концепцию домашней подготовки. Особенности зрения в расчёте не учитывал, а то пришлось бы предположить, что девушку в детстве улучшили, словно универсального солдата.

— Ярослав Ягеров.

— А отчество?

— Нет отчества, детдомовский он. Фотографий даже детских нет. Детдом сгорел вместе с архивами в конце девяностых. Замыкание проводки. Дети и воспитатели не пострадали.

Бэрил уже более уважительно посмотрел на бывшего ученика.

— А вы, я смотрю, занимались вопросом.

— А толку? — Кар развёл руками. — Там все следы подтёрты качественно. А военные ведомства взламывать себе дороже. Поэтому поспрашивай у своих, может, что ответят.

— А она ведь просила дать связаться с отцом, — Бэрил в задумчивости барабанил пальцами по подлокотнику кресла, вспоминая разговор в больнице. — Я не дал добро, не хотел возиться с защитой ещё кого-то из гражданских. А теперь нам Евгению беречь нужно как зеницу ока, пока не найдём, кто и откуда эту дрянь откопал. Без её помощи нас перебьют как слепых котят.

Кар кивнул и уже собрался на выход, но всё же обернулся и спросил:

— Как на самом деле Баар? Мы все видели рану… Это не нормально для оборотня.

Бэрил вздохнул, собираясь с мыслями. Как ответить, чтобы не соврать и не опровергнуть легенду, если крот среди них?

— Он действительно чуть не умер на операционном столе. Врачи не дают никаких прогнозов. Одна из ран не заживает, хоть девушка и божится, что вырезала всё. Оборот он контролирует, но силы восстановить не может. У него энергетический криз. В человеческом обличье он был бы близок к коме, а в звериной ипостаси вон ещё на подвиги рвётся. Сам видел, как он пытался до медведя докричаться.

Кар кивнул и, посмотрев в глаза наставнику, ответил:

— Спасибо за честность. Мы с ребятами посовещались и готовы принести личную клятву Баабыру. Мы понимаем, что есть веские причины для дозирования информации, и хотели бы устранить любые подозрения.

У Бэрила отлегло от сердца. Личная клятва на обелиске — это максимальный уровень доверия, сравнимый по силе с узами крови. Осталось, чтобы племянник достаточно оправился и выдержал ауру обелиска. Не хватало ещё, чтобы духи рода завершили то, чего не смог добиться яд.

Баламат сидела на широком деревянном подоконнике, завернувшись в старый плед. Приоткрытое окно исправно вытягивало сигаретный дым из комнаты. В голове роились мысли, и ни одна из них не несла в себе ничего хорошего. Вязкие, тягучие, словно гудрон на летнем раскалённом асфальте, они оставляли пятна на и без того не радужной картине мира молодой оборотницы.

Посоветоваться было решительно не с кем. Отец погиб пять лет назад, оставив вдове с двумя детьми долю в совместном охранном бизнесе с Бэриллибитом Хааннаахом.

Мать отдавала предпочтение старшему брату, занимаясь его воспитанием, упрочивая позиции в клане. За Хаардааха мать готова рвать любого, а вот судьба Баламат, по её мнению, лечь под кого-то из семьи кинээсов и улучшить положение семьи. Получив категоричный отказ, дочь вычеркнули из жизни, словно она никогда и не существовала.

Баламат сплюнула вязкую слюну с привкусом жёлчи. От одних мыслей обо всем этом из глубины поднималась толчками ярость, смешанная с отвращением, вызывая явные рвотные позывы.

Дело было не в отсутствии чувств, как раз наоборот. Детская влюблённость, пустившая корни из совместных игр и тренировок, со временем переросла в чувство глубокого уважения и любви к мужчине, сердце которого по семейной традиции было обещано чужачке. Баламат любила молча, не требуя и не прося. Луч надежды забрезжил, когда Баар пообещал прервать традицию обещанных жён. Ради такого девушка готова была прожить хоть всю жизнь наперекор традициям, лишь бы он принадлежал только ей. Лишь бы не пришлось делить любимого мужчину с чужачкой.

Тлеющий огонёк обжёг пальцы, напомнив о необходимости вовремя сбивать пепел. Пепел. Белёсые невесомые частички, остающиеся от сгорания по чьей-то воле.

Я сама как та сигарета, мать и брат готовы были выкурить меня по первой нужде и стряхнуть навязчивый пепел моей жизни с ботинок', — Баламат невесело улыбнулась.

«В тебе жалости на одну сигарету», — любил говорить отец, но никогда не журил её за курение.

Папина дочка, любимая рысочка, егоза и строптивица. С его смертью девушка стала задыхаться в стенах родного дома. Ситуация только ухудшалась. Отъезд Баабыра с выставкой незримой удавкой сжимал ей горло долгих пять лет. Каждый день она со страхом ждала, что друг позвонит и сообщит о предстоящей помолвке.

Но беда подкралась, откуда не ждали, всё чаще мать стала пропадать у кинээса Киитэрэя. Косые взгляды сопровождали их семью на каждом шагу. Община роптала, возмущаясь столь открытым пренебрежением приличиями. Баламат чуть не сгорела от стыда, когда год назад мать поселилась в одном доме с Хааннаахами. Всё своё презрение оборотни выплеснули именно на дочь, ведь мать перестала появляться на улице.

«Лесная сука», «похотливая дрянь», «выродок шлюхи» — вот лишь самые приличные фразы, бросаемые в спину девушке. Если бы не дядя Бэрил, то её бы травили. Он взял под крыло дочь погибшего друга и компаньона. Со стороны такой поступок выглядел странно, но шепотки стали звучать на тон тише.

Старенькая кремниевая зажигалка, подаренная ещё отцом, исправно выдала огонёк, поджигая следующую сигарету. Дым табака наполнял лёгкие, заполняя до остатка, поглощая волной мечты и детские надежды. Табачный яд разъедал изнутри не хуже столь долго скрываемых чувств. Выпуская его на свободу, Баламат позволила замкам раскрываться с щелчками хорошо смазанных механизмов, но со скрипом давным-давно заржавевших эмоций.

Она ждала и боялась возвращения Баабыра, хотела попытаться всё объяснить про мать. Не вышло. Они не перекинулись даже парой слов. Зато появилась чужачка, которую сразу же взяла под опеку Фактел. Эмоций стало слишком много. Они накатывали волнами, словно бушующее море, утягивая её в пучины, отрезая от ясности мысли, погребая в водовороте переживаний и сомнений. Баламат летала на эмоциональных качелях, то возносясь к самопожертвованию, терпению и покорности, то срываясь в бездонное ущелье ревности, ненависти и боли.

Сама себя она видела словно реку, скованную зимними льдами, до того обманчиво тихую, но нынче по льду змеились огромные трещины. В ушах стоял громогласный треск предстоящего ледохода, безжалостного и необратимого.

Первая трещина расколола её сердце вчера ночью, когда Баламат прокралась к медкорпусу, чтобы из темноты хотя бы одним глазком взглянуть на Баара. Никак не ожидала оборотница, что наблюдать будет через отворённое окно за чужачкой, стоя́щей на коленях и дрожащими руками оперирующей ирбиса. Больничная палата пропиталась кровью, болью и страхом. От эмоций мутило, свербело в носу, щипало в глазах. Свежим ветерком ощущалась отстранённость Евгении. Робот. Не думать. Не останавливаться. Не смотреть. Руки, отогретые в горячей крови Баабыра, стали клином, расколовшим обманчиво крепкие, хрустальные чертоги над спящей рекой. А когда ирбис улёгся рядом с девушкой, лёд спокойствия вздыбился торосами, обагрёнными кровью разбитого сердца.

Сигарета зашипела, возвращая из воспоминаний. Оказывается, по щекам уже давно змеились предательские мокрые дорожки, срываясь каплями на тлеющий уголёк. Двигаться не хотелось. Слёзы впервые не казались символом слабости, а скорее приносили очищение, вымывая из души осколки разбитых надежд и несбыточных желаний. Сердце кровоточило, окутанное в покрывало сигаретного дыма.

Совершенно случайно сквозь туман собственных переживаний чуткий слух Баламат уловил обрывок разговора на улице.

— … думаешь, правда, отдаст? — сквозило недоверием окончание неизвестной реплики.

— А куда он денется? Старший сын сбежал с беременной женой, средний — при смерти от неизвестной заразы, а младшую дочь умыкнули медведи, — пренебрежительно отозвался смутно знакомый голос. — Хаардаах собирает добровольцев для вылазки за кинээс хотун. Говорят, поклялся при всех, что вернёт наследницу любой ценой.

— Так-то и сам кинээс ещё не старый, — с сомнением в голосе отреагировал его собеседник. — Если уж завёл себе официальную лесную, то может от неё и наследников наплодить. Бэрил уже стал прецедентом, что сто́ит повторить?

— Ничего. Поэтому и хочу с Хаардаахом отправиться, чтоб он последнюю законную наследницу рода случайно не упокоил или себе не присвоил.

Голоса удалялись, а Баламат в оцепенении сидела на подоконнике с потухшей сигаретой. Мозг с трудом пытался переварить услышанную информацию. Её брат собирается возглавить операцию по спасению Бэдэр. Ни кинээс Киитэрэй, ни его брат Бэриллибит, нет. Хаардаах. Мир сошёл сума? Или кто-то умело срежиссировал собственное возвышение?