Глава 23

Блондинка молчала, но просто-таки светилась от радости, закидывая в очаг сухое горючее и несколько брикетов древесного угля. Чиркнули спички, пламя неровными тенями заплясало на стенах каменного мешка, озаряя нашу темницу. Наблюдая за действиями похитительницы, я всё никак не могла понять, что меня зацепило в её словах. Кроме потока оскорблений, было ещё что-то.

Оборотница разогревала в котелке горячее питьё. К запаху дыма примешались нотки хвои и сухих трав. Вынув из рюкзака спальник, наша надзирательница свернула его в тюк и уселась сверху, придвинувшись к огню.

«Выбраковка». Так никто из оборотней не выражался. Хааннаахи делили всех на людей и оборотней. У них не было такого понятия. Только Рогнеда так говорила. Что из этого следовало? Могла ли блондинка быть не той, за кого её принимают? Могла ли быть из того же времени, что и Рогнеда? С учётом всего происходящего я уже не удивилась бы и этому. Оставался выбор, попытаться выведать больше информации с риском для жизни или покорно молчать в тряпочку. Выбор сделали за меня.

— Иди сюда, доченька! — плотоядно улыбалась блондинка. — Пора пить отвар. Мамочка специально для тебя готовила. Ты уснёшь, и мы отправимся домой.

Баламат вздрогнула от одного голоса, но даже не сделала попытки пошевелиться в сторону матери, скорее сильнее вжалась в каменную стену в поисках убежища.

— А ну, живо, тварь! Я кому сказала! Ко мне! — рявкнула оборотица, моментально переключая рубильник со слащаво-нежного голоска на режим чокнутой стервы-психопатки.

Варево, снятое с очага, светилось неоновым светом, как в своё время рана Баара и голова рехнувшегося медведя. Если Баламат этим поят регулярно, то нынешнее состояние оборотницы неудивительно, она сломалась и перестала сопротивляться. Просто чудо, что рысь окончательно не помешалась и не озверела.

Свист кнута разрезал воздух на мгновение раньше мелькнувшего наконечника, опустившегося на шкуру рыси. Оборотница взвыла и дёрнулась всем телом, пытаясь отползти от меня подальше, тем самым обезопасив. Звуки слились в какую-то нелепую какофонию: свист воздуха, лязг цепей, удар по шкуре, хлюпанье крови, вой рыси и сумасшедший хохот блондинки.

— Перестань! Прекрати! — я кинулась наперерез ударам, прикрывая собой Баламат. — Сумасшедшая тварь! Это всё ты! Ты притянула марису в этот мир! Это ты травила оборотней и сейчас травишь свою дочь! Или она не твоя дочь? — я кричала и не могла остановиться. Главное, кнут перестал свистеть вокруг нас. — Когда умерла её мать? Когда ты заняла её место? Признавайся, ты ведь оттуда, из Мортены!

Глаза блондинки наливались кровью. Кажется, мне удалось вывести её из себя. Баламат тоже заметила изменение настроения мучительницы и, прихрамывая, смещалась в попытке заслонить меня своим изувеченным телом.

— Ах ты, дрянь! — кнут обжёг предплечье, глубоко рассекая кожу. — Этого никто не мог знать! Никто! Медведи должны были сдохнуть от того же, чем убили моего отца! Я отыскала в недрах пещер отнятую у нас марису. Оказалось, что местные даже слова такого не знали! Они вообще ничего не знали про тотемы и про врата домой! Отупевшие дикари, которые пытались отсрочить своё вымирание! Медведи должны были сдохнуть, а я исполнить клятву и вернуться домой с сильным наследником для клана. Но ты вмешалась, влезла своими грязными ручонками, и всё пошло прахом. Итак, кто в тебя подселился? Кто ты?

Блондинка уже не кричала, а рычала в ярости. Словно веками спавший вулкан, она взрывалась потоками раскалённой ненависти. Мои раны раззадоривали похитительницу, ноздри её раздувались, учуяв свежую кровь. Сейчас в ней не было ничего человеческого, первозданный хищник, нацеленный убивать, но делающий это медленно и с садистским удовольствием.

Каждый вопрос «Кто ты?» подкреплялся ударом кнута и разукрашивал бледный холст моего тела рубиновыми мазками свежей крови. «Кто ты?» — плечо, «Кто ты?» — бедро, «Кто ты?» — щека, «Кто ты?» — спина. Холод сейчас был счастьем, чувствительность притупилась. Удары откликались глухой болью и всплесками кипятка на коже. Горячая кровь стекала по телу, согревая меня. Очередной удар приняла на себя Баламат, в отчаянном прыжке прикрывая мне живот.

Наконечник глубоко вошёл в мышцы рыси, застревая там гарпуном. Блондинка победно захохотала и потянула кнут на себя.

— Ты пожертвуешь собой ради меня! Не ради неё! Ты — наш ключ домой!

Играючи она подтягивала израненное тело оборотницы, считавшейся её дочерью в этой жизни. Крупные слёзы срывались из единственного здорового глаза рыси, оставляя разводы на грязном полу. Когти царапали стыки каменных глыб в попытке остановиться. Я не выдержала, рванувшись к оборотнице. Прыгнув обеими ногами на ленту кнута для уменьшения натяжения, я с силой вырвала наконечник из Баламат. И пока блондинка не опомнилась, успела обвязать вокруг своей руки конец плетения в туристический булинь. От дёрганья окровавленный наконечник ещё сильнее въелся в узел и перестал быть опасен для нас. Такой узел теперь можно было разрезать только ножом. Заметив мои манипуляции, Баламат вцепились в кнут зубами и что есть силы дёрнула. Блондинка не успела выпустить рукоять, закреплённую для надёжности вокруг запястья ремешком, и потеряла равновесие, заваливаясь на ещё не прогоревшие до конца угли в очаге.

Мы рванулись одновременно, Баламат прыгнула сверху на мать, прижимая ту к углям и не давая скатиться, а я рванулась к чашке с марисой. От визга блондинки закладывало уши, вонь горелой плоти и расплавленной синтетики забивала дыхание. Оборотница отчаянно пыталась перевернуться, но Баламат не давала ей такой возможности. Исхудавшая до невозможности, рысь всё же весила чуть меньше центнера и, сидя на спине, с отчаянием полосовала когтями свою мучительницу.

— Зажимай нос и заливай в рот ей эту дрянь! — кричала Рогнеда, — Баламат долго не продержится. Эта сука начнёт трансформироваться.

Не знаю, что на меня нашло, но я со всей силы вре́зала ногой по лицу похитительницы, и пока та была дезориентирована, обернула цепь от кандалов вокруг её горла и что есть силы потянула на себя. Жилы у неё на шее вздулись, руки превратились в рысьи лапы с массивными когтями. Хаотичные звериные удары оставляли глубокие борозды на каменном полу, а, попадая по телу, рассекали мышцы до костей. Кровь заливала всё вокруг. В отчаянии я била ногами наугад, пытаясь размозжить череп, пока блондинка не завершила оборот. Что-то отчётливо хрустнуло, оборотница пару раз дёрнулась и обмякла, так и не завершив трансформации.

Недолго думая, я принялась заливать в разинутый рот варево из чашки.

— Это можно уже не делать, — пробормотала Рогнеда. — Ты ей череп проломила шпильками.

Ошалело уставившись на обезображенное тело у моих ног, я чуть было не отпила марисы из той же чашки, которой потчевала похитительницу.

— Брось гадость! — рявкнула княжна. — Я после укола еле оклемалась, а ты добавить хочешь.

Слова Рогнеды доносились словно через вату. Я смотрела на убитую мной оборотницу и не могла отвести взгляд от кровавого месива вместо лица, разинутого рта, следов от когтей на полу. Меня трясло, дыхание спёрло. Я убила. Я. Убила!

Я попыталась отползти, но труп, обёрнутый цепью, потянулся следом за мной, словно преследуя, напоминая, что теперь до конца дней моих она будет следовать за мной по пятам. Баламат прижалась ко мне, тихо мурча и жалобно подвывая. Она лапой отворачивала моё лицо от тела, слизывая слёзы и смешивая их со своими. Мы ревели вдвоём, выплакивая весь ужас от произошедшего и страх неизвестности. Как скоро нас найдут? Надут ли вообще?

Немного придя в себя, я оттянула труп в сторону, стараясь не смотреть на него. Пришлось заняться мародёрством, нарвав от одежды лоскутов для перевязки и присвоив пистолет, ранее висящий в кобуре на поясе у оборотницы. Нам крупно повезло, что блондинка в панике не потянулась за оружием, а решила обернуться. Иначе мы бы с ней поменялись местами по ту сторону посмертия.

Огонь в очаге потух, снова вернулся промозглый холод. От запахов застывшей крови и палёной кожи мутило. Рюкзак для нас был недоступен, но спальник, свёрнутый в тюк, мы смогли подтянуть кнутом, словно петлёй. Рация ещё несколько раз отзывалась треском, будто кто-то пытался прорваться в эфир, но помехи не давали этого сделать.

Мы кое-как улеглись вместе на спальник, Баламат задремала, пытаясь восстановить силы. Ей здорово досталось. К ожогам и отравлению марисой прибавились рваные раны от когтей на лапах и морде и рассечение от кнута в районе рёбер. У меня пострадали в основном ноги. Умирая, наша тюремщица располосовала их когтями. Крови вокруг было столько, что разобраться, своя она или чужая было нереально. Радовало, что бедренные артерии, скорее всего, не задеты, иначе я даже до мародёрства не дожила бы. С помощью ленты кнута и остатков синтетического костюма постаралась наложить давящие повязки, но сейчас это не особо спасало ситуацию. Грязь, холод, антисанитария. Часа три у меня было, а дальше…

От кровопотери мутилось сознание, то угасая, то возвращаясь вновь. Мне постоянно казалось, что я слышу царапанье когтей по камню, шёпот блондинки, тянущей к нам свои руки и кусочек за кусочком сдирающей с моих ног обрезки мяса. Иногда им вторило довольное чавканье и сытое урчание, но мне уже было всё равно. Хотелось уснуть, но стоило закрыть глаза, и я видела хмурящегося отца, который требовал не спать.

— Хочешь поговорить? — спросила Рогнеда, пытаясь меня расшевелить.

Настроения говорить не было, но я всё же ответила невпопад:

— Даже не знаю, как её звали.

— Зато я знаю, и поверь, если бы ты рассказала обо мне, эта сумасшедшая пристрелила бы тебя без зазрения совести. Там вся семейка была… кхм… скажем так, не очень адекватная. Но эта — просто венец их эволюции.

— Расскажи, — попросила я, осторожно придвигаясь к тёплому боку Баламат и боясь её побеспокоить, — но как-то так, чтобы на сказку было похоже. Очень хочется сказку.

— Сказку… — Рогнеда замялась, но с сомнением в голосе продолжила, — только учти, я — ангажированный рассказчик, у нашей семьи к этой стерве большой счёт имеется.

Теперь мне действительно стало интересно. После активации отцом родового тотема выходило, что я тоже имела отношение к ягуарам, хоть и была, по сути, выбраковкой без второй ипостаси. Рогнеда рассказывала медленно, голос лился густым мёдом, обволакивая и погружая в события седой древности. Любовь и предательства, войны и казни, самоотверженность и хитрость раскрывались передо мной, словно страницы давно исписанных книг. Я погружалась в захватывающий сюжет, уже не отождествляя прошлого с настоящим.

Давным-давно жила маленькая княжна рысей Ядвига, чей отец Ярий развязал с медведями войну за обладание последними унциями марисы и проиграл. Клан рысей практически перестал существовать, Ярия казнили столь желанной им марисой в назидание остальным оборотням, он обезумел и вырвал себе сердце. Девочка росла красавицей, была хитра, дальновидна и злопамятна, но неопытна во взрослых политических играх. Она направилась к нашему далёкому прадеду, предлагая себя и свои земли в обмен на армию ягуаров. Прадед ей отказал в браке, хотя и был на тот момент вдовцом. Наследниками его обеспечила любимая и безвременно почившая супруга. Ядвига отказа не стерпела и напала на наследников ягуаров. Те как раз закончили военные сборы и возвращались домой. Результат — одиннадцать трупов гвардейцев рысей, обезумевший и запертый в теле оборотня дед Рогнеды и его сестра, навсегда утратившая возможность иметь детей, а эта стерва словно в воздухе растворилась, пропав на добрых полвека.

Но на этом Ядвига не успокоилась. Спустя годы она попросила приюта у отца Рогнеды, соблазнив его и намереваясь прижить от него наследника. Князь волков купился на сладкие речи и доступное тело и увивался за ней, словно кобель за течной сукой, позабыв о клятвах верности, данных супруге. Момент для устранения соперницы был выбран идеально, во время родов её двое суток травили марисой. Мать Рогнеды травиться не хотела и смогла послать за тёткой, ставшей бездетной стараниями Ядвиги.

Что уж там случилось не совсем ясно, но отряд волков уничтожили по наущению рысей, прорвался только один гонец, и тот едва живой. Тётка примчалась с личным отрядом и устроила карательную акцию, где под раздачу попали все без разбора. В результате отравления Рогнеда родилась едва живой, Ядвигу по обвинению в использовании марисы не убили, как отца, но заточили в темницу посредством запрещённого ритуала, а волки утратили право наследования земель ягуаров. Мать Рогнеды вольна была назначить наследника или наследницу в свои земли.

— Ну а вдовой уже её сделала я через шестнадцать лет, призвав отца к ответу за нарушение клятвы тотему. Так что, поверь, заточенная мстительная стерва, ставшая причиной смерти очень многих двуипостасных, не стоит твоих угрызений совести! Если бы она узнала, чьих ты кровей, то не пожалела бы. Нам повезло, что в твоём времени она направила всю свою ненависть и жажду мести на медведей, — завершила рассказ княжна.

— Сказка вышла в стиле Ганса Христиана Андерсена или братьев Гримм, такую на ночь не расскажешь, — сонно отозвалась я.

— Это ты ещё наших сказок не слышала, — хохотнула Рогнеда. — Вот где ваши фантасты удавились бы от зависти.

— Да здесь и информации о живых оборотнях уже хватило бы за глаза. Написали бы с тобой книгу, сняли бы фильм. Хааннаахи были бы в главных ролях, представляешь, какая экономия на спецэффектах? — в шутку рассуждала я.

— Вот они — будни ленивых миллионеров. Не успела отдать подписанный трудовой договор, а уже автобиографии пишет и фильмы по ним снимает, — хихикнула княжна.

Мы какое-то время молчали. Тишину нарушало только мирное сопение Баламат под боком.

— Всё равно ведь переживаешь, — не спросила, скорее, констатировала факт Рогнеда. — У тебя просто не было выбора: или ты, или тебя. Если тебе станет легче, то ты смогла завершить начатое много тысячелетий назад противостояние.

— Это ты мне сейчас клановую индульгенцию за убийство выписала? — я с сомнением уточнила у княжны.

— Какое убийство? — возмутилась Рогнеда. — Окстись! Это была самооборона! Ты безоружная, закованная в кандалы, полезла защищать боевую подругу и практически голыми руками, ну или ногами, неважно, прибила гадину!

С этой точки зрения я ситуацию не рассматривала. Картина нашего противостояния раз за разом прокручивалась в памяти.

— Рогнеда, а что она говорила про двери домой? — решила уточнить на всякий случай.

— Да откуда я знаю, — отмахнулась от моего вопроса княжна. — Она просто свихнулась в заточении, но, если хочешь, можем спросить у духов отцов-прародителей. Здесь рядом один из мёртвых тотемов кто-то оживил. Вот бы это были ирбисы, — мечтала вслух Рогнеда.

Я незаметно провалилась в сон. Пробуждение вышло резким. Звуки одиночных выстрелов глухими хлопками раздавались снаружи. Им вторили крики на незнакомом языке, переходящие в отчаянный визг и резко обрывавшиеся на высокой ноте. Я тихонько разбудила Баламат. Если это чужие, то лучше быть наготове. Направив пистолет в сторону входа, я ждала. Каменная плита медленно отворилась, пропуская внутрь массивную кошачью фигуру, с ног до головы изгвазданную в крови.

Ирбис неловко припадал на правую переднюю лапу и, лишь заметив нас, с облегчением выдохнул. Баламат было дёрнулась ему навстречу, но тут же стыдливо спряталась мне за спину. Один за одним каменный мешок наполнялся снежными барсами, последним вошёл отец. Он бегло осмотрел пространство и помрачнел на глазах. От его взгляда не укрылось обилие крови вокруг, изувеченный труп у стены, массивные цепи, пистолет в моих руках и израненная рысь за спиной.

— Доча, я начинаю понимать, почему отцы оборотниц не выпускают их никуда из-под своей опеки. Чтобы потом не искать по всей стране с автоматом наперевес и не утилизировать трупы.

Загрузка...