Бэдэр проснулась от нестерпимой жажды. Тело горело. Боль пульсировала в каждой клеточке раздражённой кожи, словно тело старательно обтёрли наждачной бумагой. Особенно поусердствовали на лице. Не верилось, что там вообще осталась кожа. Веки никак не поддавались. Спустя пару глубоких вдохов удалось открыть глаза. Мир закружился в калейдоскопе сквозь сумрак позднего утра, отзываясь волнами тошноты.
Девушка осторожно осмотрелась. Она лежала на деревянном настиле, покрытом старыми шкурами с давным-давно свалявшимся мехом. Одежды на ней не было. Попытка завернуться хотя бы в шкуру провалилась. Тело с трудом вспоминало, как двигаться. Бэдэр прислушалась. В доме стояла тишина, лишь вьюга завывала в сердце зимней тайги. Стоило сфокусировать зрение на деталях и стало понятно, что она оказалась в старом зимовье. Грубо сколоченная мебель, жестяная печь в углу, низкие потолки под скатной крышей. Везде виднелись следы запустения. Паутина гирляндами свисала с потолочных балок, слой пыли на вещах указывал на длительное отсутствие визитёров.
Осмотр прервал скрип двери, впускающей с мороза неизвестного в меховой накидке, припорошённой снегом. Вошедший постарался быстрее захлопнуть дверь, не выпуская тепло на улицу, но неуклюже зацепился за деревянный табурет и едва удержал равновесие. Дверь всё же закрылась, а неизвестный прижался к ней лбом и, не оборачиваясь, произнёс:
— Жалкое зрелище, не правда ли, кинээс хотун?
Бэдэр прикрыла глаза, притворяясь спящей, чтобы не отвечать на вопрос.
— Не стоит. Даже слепым я слышу, как изменилось ваше дыхание, — незнакомец отошёл от двери и снял накидку, предварительно нащупав на стене вбитый гвоздь, заменяющий вешалку. — Вы не спите, так давайте попробуем быть честными друг с другом. У нас слишком мало времени.
Девушка заинтересованно уставилась на мужчину, стараясь рассмотреть детали. Высокий, почти под два метра ростом. С тёмными волосами. Коренастый. Возраст с успехом мог варьироваться от пятнадцати до пятидесяти лет. У оборотней не угадать. По неуверенности движений стало понятно, что он действительно слеп. На ощупь снимая одежду и пробираясь к печи, он продолжал говорить:
— Вы меня не знаете. Я Иэстэбил Беар, сын Уордааха Беара. Три дня назад мы украли вас, чтобы обменять на доступ к обелиску.
Бэдэр скрипнула зубами с досады, обещая этому медведю всевозможные кары.
— О, не спешите злиться на нас, приберегите свою злость для кого-то другого, — будто в ответ на её мысли хмыкнул Иэстэбил. — Как видите, жизнь меня уже наказала.
— Не ломайте комедию, — не выдержала Бэдэр, — один оборот, и вы вернёте зрение. Не думайте, что вам удастся меня разжалобить.
— К сожалению, не всё так просто.
Мужчина, наконец, добрался до печи и нащупал на ней закопчённый жестяной чайник. Так же осторожно с чайником в руке он дошёл до стола, где рукой искал алюминиевые чашки. Поиски были долгими, а движения неуверенными.
— Левее, — буркнула Бэдэр, с жадностью наблюдая за посудой в руках оборотня. Жажда никуда не исчезла, а сил встать и заварить чай самостоятельно она не чувствовала.
— Благодарю, — вежливо отозвался Беар, ополаскивая чашки кипятком и выливая содержимое тут же на пол.
Сухие ягоды, травы и даже пара кусочков рафинада отправились в чашки и были залиты кипятком. По избушке поплыл умопомрачительный запах смородины и мяты. Чёрт, да Бэдэр даже из лужи готова была пить, лишь бы оросить Сахару во рту. Медведь настороженно продвигался к настилу с двумя чашками в руках, опасаясь наткнуться на препятствие и расплескать драгоценную жидкость.
Несколько минут ему понадобилось, чтобы пересечь расстояние в два метра. Бэдэр не собиралась ему помогать в надежде, что медведь перестанет притворяться. И лишь на расстоянии менее полуметра, когда мужчина склонился к ней с протянутой чашкой, девушка рассмотрела страшные ещё не зажившие раны через всё лицо. Оба глаза наискось расчертили глубокие борозды, вот только глазницы были пусты.
Бэдэр невольно отпрянула назад, осознав, что медведь действительно слеп.
— Возьмите хотя бы чашку, и я отойду в тень, чтобы не смущать своим видом.
Это прозвучало так обречённо, что девушке пришлось одёрнуть себя, дабы прекратить испытывать жалость к своему похитителю. Руки ещё подрагивали, когда она забирала чай и иссушенная жаждой припала растрескавшимися губами к чашке. Влага поступала в организм живительным потоком, насыщая каждую клеточку тела. Бэдэр старалась растянуть удовольствие и пить маленькими глотками. Медведь присел на край настила, обхватив ладонями свою порцию чая, и начал рассказ.
— Так вот, как я уже говорил, мы украли вас, чтобы обменять на доступ к обелиску. Схема была проста. Ваш отец клянётся не причинять медведям вреда и предоставить доступ к обелиску, мы клянёмся в том же и возвращаем вас домой. Но вмешался случай. На ваши поиски вернулся Баабыр, произошла стычка, в результате которой он оказался смертельно ранен. И теперь, боюсь, нам придётся спешно менять план, если мы всё ещё хотим получить доступ к обелиску, а вы — вылечить брата.
— Он — оборотень, ничего ему не будет, — с напускной бравадой отозвалась Бэдэр, обдумывая услышанное. Всё это было более чем странно. Зачем посвящать жертву в детали плана? Они же не в кино.
— О, а вот это самая невероятная часть истории, — с предвкушением в голосе отозвался Беар. — Вы тоже оборотень, но сейчас совершенно обессилены и даже не в состоянии совершить оборот. Я — оборотень, но зрение себе уже не смогу вернуть, а всё благодаря одной необычной травке, которая обладает уникальными свойствами только для нашего вида. Вас периодически окуривали этой травкой три дня, меня ослепили, чтобы я не смог узнать заговорщика, а вашему брату занесли в рану. Не могу спрогнозировать, сколько у него времени, но предполагаю, что очень немного.
— Почему я должна вам верить?
Бэдэр спрашивала, а сама отстранённо вспоминала курильницы с сизым дымом, спутанное сознание, провалы в памяти и собственное бессилие.
— Не должны, — устало согласился Иэстэбил. — Но, если я правильно понимаю ситуацию, ваш брат сейчас умирает, отец медленно сходит сума, а некто очень коварный в эти минуты осуществляет переворот.
— Кто? — помимо воли вырвалось у Бэдэр.
— Я предлагаю вам обоюдную клятву перед духами рода: вы клянётесь стать моей супругой и предоставить доступ к обелиску для медведей как кинээс хотун, а я называю вам имя заговорщика и способ лечения для брата.
— Сколько у меня есть времени подумать?
— Если не ошибаюсь, ранили его вчера. Боюсь, к закату завтрашнего дня спасать вам будет уже некого. Подумайте, кинээс хотун. Мы не хотим войны и смертей. Мы просто хотим выжить.
Переезд назначили на полночь. Этого времени должно хватить Баабыру для частичного восстановления. А пока врачи подключили к ирбису несколько капельниц с неизвестным содержимым для поддержания энергетического баланса. Снежный барс лежал на больничной кушетке весь в трубках. Шерсть поблёкла, кожа фактически обтягивала кости. Рёбра отчётливо выделялись при каждом вздохе. Тело подрагивало. Это был истощённый до предела зверь. Только сейчас до меня дошло, что без вмешательства ирбис не дожил бы до рассвета. Смерть станцевала с Бааром танго на кончике скальпеля, но всё же выпустила из своих крепких объятий.
Бэриллибит увлёк меня за собой, предлагая переместиться в мою палату. Здесь меня вкратце ввели в курс дела. Оказывается, у оборотней происходит передел сфер влияния между двумя общинами. А если проще, то попытка рейдерского захвата. Только в девяностые отжимали заводы, пароходы и прочие активы, а здесь на кону стоит доступ к обелиску. Подозрения в соучастии с меня сняли полностью. Я своей безумной ночной выходкой заслужила абсолютное доверие. Другое дело, что все остальные уже воспринимали меня невестой Баабыра, а потому отпустить меня на все четыре стороны не могли в целях моей же безопасности. Красиво в канву событий встроилось моё молчаливое желание сопровождать умирающего жениха.
Просьбу связаться с отцом вежливо отклонили, ссылаясь на опасность для членов семьи, при этом клятвенно заверили вернуть меня родителям, как только угроза минует.
Монолог Бэриллибита изредка прерывался скрипом маркера по бумаге. После спасательной операции на морозе голосовые связки отказывались издавать даже сипение. Потому приходилось общаться записками.
А обсудить было что.
Первое, чем поинтересовался Бэриллибит после вводного экскурса, это почему я не удивлена существованию оборотней.
Про Рогнеду сообщать не стала, а вот про видеозапись с выставки напомнила. Оказалось, что никто из ирбисов не смог рассмотреть на записи вторые ипостаси оборотней. Выходит, что это было чисто моё видение, как и свечение в ранах Баабыра. Неизученные способности очень заинтересовали оборотней.
Я скромно открестилась от якобы врождённых талантов, списав всë на последствия ударов головой и предсмертное состояние.
«У некоторых после клинической смерти вообще дар предвидения открывался, а у меня только визуальные галлюцинации», — продемонстрировала табличку с пояснениями.
Бэрил сделал вид, что поверил, но его взгляд говорил о прямо противоположном.
Напоследок мне выдали тёплую одежду и попросили быть готовой к полуночи, прямым текстом порекомендовав обойтись без глупостей вроде попыток побега. Одна посреди леса в −35 °C я не продержусь. А так пересижу недельку в старой резиденции и вернусь домой.
Красиво заливался соловьём Хааннаах, да только не верилось мне, что эта неделя пройдёт без происшествий. Уж больно насыщенной стала моя жизнь. К полуночи я была готова. Удивительно тёплый костюм-двойка, состоящий из комбинезона и куртки с изображением барса на спине, сел как влитой.
«Интересно, у них вся одежда помечена, или именно мне досталась с символом правящего рода?»
Настоящие унты из оленьей шкуры и меха выдры, кроличья белоснежная шапка и пушистые рукавицы дополнили образ настоящей северянки. Сейчас я сама себя не узнала бы.
Покидали больницу быстро. Зимняя полночь искрилась витающими снежинками, то и дело порывы ветра швыряли горстями в лицо колючий снег. Он словно иголочками впивался в открытые участки кожи. Кажется, начиналась метель.
Бэрил оперативно руководил погрузкой. Уже знакомые по Старой Руссе ирбисы, одетые в костюмы биологической защиты, с тревогой косились на медотсек. Картина была настолько сюрреалистичной, что создавалось ощущение нахождения посреди съёмочной площадки. Защитные костюмы ядовитых цветов выделялись яркими пятнами на фоне снежной белизны.
Мрачным пятном посреди цветовой эклектики выделялись носилки с Баабыром. Ирбис изображал умирающего, частично трансформируясь и демонстрируя незажившие раны. Барса и медперсонал первыми загрузили в огромный арктический внедорожник, чем-то напоминающий охотничий «Шерп», но в медицинской модификации. Колёсная база позволяла везти за собой прицепной модуль, который ранее был забит под завязку дополнительным оборудованием. Всё происходило в полнейшей тишине, нарушаемой лишь воем особо сильных порывов ветра.
Бэрил указал мне на место в медотсеке среди «условно больных». По общей легенде зараза брала только оборотней, я же к таковым не относилась.
Усевшись рядом с Бааром в ложемент, более напоминающий дорогое кожаное кресло, чем скамью в скорой, я с интересом рассматривала обстановку. Внутренняя отделка вызывала ассоциации с космическим шаттлом. Это не отменяло наличие всевозможной медицинской аппаратуры, встроенной в ниши на стенах, и огромной кушетки посреди салона, на которой ремнями зафиксировали Баабыра. Герметичная перегородка с шипением закрылась, отделяя нас от второй половины салона. Сразу же послышался гул вентиляции. В воздухе появился резкий химический запах. Я беспокойно озиралась по сторонам. Кажется, теперь я знаю, что чувствовали заключённые в газовых камерах.
Запах исчез так же быстро, как и появился.
Через стекло от нас сел Бэрил, что-то неразборчиво рыкнув в рацию.
Внедорожник мягко тронулся с места. Окон в кабине не было. Но темнота рассеялась в мягком свете светодиодных ламп. Через десять минут после старта перегородка вновь исчезла, и Бэрил присоединился к нам. Врачи что-то кололи Баабыру после трансформаций, видимо, заново восстанавливая запасы энергии, потраченные на превращения. Ирбис тяжело дышал, подрагивая всем телом.
«Зачем, спрашивается, было устраивать такой цирк, едва избежав смертного одра?»
Похоже, мой взгляд был столь красноречив, что Бэрил увлёк меня за перегородку и тихо пояснил:
— Среди ирбисов есть шпион, мы не знаем, кто он. Всё происходящее сегодня было рассчитано на него. Должно сложиться впечатление, что Баабыр при смерти, а зараза крайне опасна для оборотней.
Я активно жестикулировала, пытаясь показать охрану из Старой Руссы, которая сопровождала нас сейчас. Завершила свою пантомиму знаком вопроса в воздухе. Как ни странно, но меня поняли.
— Мы не можем быть уверены, что они не причём. Поэтому постановка и для них тоже.
Однако, дела у ирбисов не очень, если они не могут доверять даже самым близким. Я непроизвольно поёжилась. Нет никаких гарантий, что нас не достанут в старой резиденции, а мне без голоса даже на помощь не позвать.
Пока мы объяснялись, Баабыр пришёл в себя и заворочался на кушетке. Послышалось сердитое фырканье, а затем один из врачей получил хвостом под зад.
— Пойдёмте, Евгения. Баар нервничает, когда вы находитесь вне зоны его видимости.
Я выразительно подняла брови в недоумении. Бэриллибит хмыкнул, но удержался от дополнительных комментариев. Зато кое-кто другой отозвался:
— Предлагаю усесться поудобнее и прослушать последние новости. Среди них есть плохие, очень плохие и легендарно плохие. С каких начинать?
Я послушно прошла за перегородку, уселась в кожаный ложемент, пристегнувшись ремнями безопасности. Так можно не бояться уснуть и вылететь из кресла на кочке. Правда, стоило признать, мы ехали уже около часа, а кочек так и не наблюдалось. Логика подсказывала, что им просто неоткуда взяться под метровым слоем снега.
Баабыр тут же перевернулся на кушетке в мою сторону, наблюдая из-под прижмуренных век. Обманчиво расслабленная поза, нарочито свешенная лапа с кушетки — всё показывало его крайнюю усталость и так и кричало: «Пожалейте котика». А тем временем пушистый хвост успел обернуться вокруг моих щиколоток, оказывая ненавязчивое внимание.
— Вот же котяра! — со смешком отреагировала Рогнеда.
В попытке отгородиться от внимательного кошачьего взгляда я закрыла глаза и откинулась на спинку, мысленно обращаясь к княжне:
— А хороших новостей нет совсем? Хотя бы самых захудалых?
Рогнеда скептически хмыкнула, но обнадёживать не стала:
— Смотря, что считать хорошими новостями. Наличие информации про феерический трындец — это же лучше, чем её отсутствие?
Я обречённо выдохнула. Мерное покачивание внедорожника убаюкивало. Темнота была не страшной, а уютной, тёплой. Она уплотнялась, обретая форму, цвет, фактуру. Совсем скоро я рассмотрела обнажённую девушку в позе лотоса с длинными, чёрными локонами, прикрывающими грудь и даже бёдра. Чуть смуглая кожа, казалось, светилась во тьме. Цвет глаз менялся хамелеоном от золотого к фиалковому, затем зелёному и аквамариновому и, наконец, к чëрному.
Я даже подвисла, рассматривая девушку.
«Хороша! И ведь не продукт пластической хирургии».
Визуальные эффекты впервые проявились в нашем общении, потому не стала сообщать о них Рогнеде. Вдруг это лишь разовая акция. Вместо этого постаралась рассмотреть свою нечаянную соседку. Несмотря на свои шестнадцать прожитых лет, выглядела она не как угловатый подросток, а как вполне сформировавшаяся молодая женщина, с высокой грудью, узкой талией и крутыми бёдрами. Этакая Дженнифер Лопес, но с более хищной, опасной красотой. Удивительно, как меняются впечатления о собеседнике при добавлении визуальной картинки к голосовым интонациям. Кажется, Рогнеда не так проста, как мне казалось вначале.
— Ты там не уснула? — ехидно поинтересовалась княжна.
— Нет, — отвлеклась я от созерцания девушки. — Рассказывай.
— Просмотрела я твои вчерашние приключения, и первый царапнувший моё сознание момент — это неправильное восприятие местными тотема. Вернее, Баламат назвала его духом рода, но описание вполне совпадает с нашими тотемами. Судя по эмоциям, местные двуипостасные его боятся, а так быть не должно.
Тотем — это вместилище всех когда-то живших духов рода. Часть из них очищается и перерождается в новых двуипостасных, часть остаётся внутри и влияет на жизнь клана и его членов.
Духи могут благословлять, принимать клятвы, способны помочь с принятием решения и даже обучать молодняк. Они вообще очень многое могут, но всегда есть жирное «но».
Для общения с ними в роду должен быть Видящий или Слышащий. Тот, кто способен заглянуть за материальную грань миров и понять. Рождаются они очень редко, поэтому параллельно в правящих родах обучали базовым техникам взаимодействия с тотемами. Там тоже есть свои тонкости, но получить вполне понятный утвердительный или отрицательный ответ можно. Реально и конкретных действий допроситься, но там уже сложнее и опаснее для жизни. Меня мама обучала тайком, и я даже опробовала кое-что на отцовском тотеме… Но всё закончилось не очень хорошо.
Княжна прервалась, последние фразы звучали всё тише, голос становился грустнее и печальней.
— Это как-то связано с твоим заточением? — рискнула уточнить. Последовал тяжёлый вздох.
— И да, и нет. Заточение — это скорее результат. Когда всю жизнь родители готовят тебя для использования в своих целях… А ты об этом догадываешься спустя пару тысяч лет после «смерти»… Открытие так себе.
Я решила не настаивать на подробностях. Правду говорят, что все наши психологические проблемы родом из детства, а самые глубокие травмы оставляют именно родители.
— Так что там с тотемом? — вернула разговор в безопасное русло.
— А вот это и надо выяснить. Пока могу предположить, что у них очень давно не было в роду Видящих или Слышащих. Клан разгневал своих предков, поэтому у тотема такая мрачная аура, — девушка неопределённо пожала плечами.
— Ну, вот если чисто теоретически… — я замолчала, подбирая слова, — совсем теоретически… Чем грозит клану прогневить своих духов?
— Да хоть теоретически, хоть практически, вымиранием это грозит, — буркнула Рогнеда и уже громче добавила, — всё меньше душ будут отправляться на перерождение, остальные будут либо накапливаться в тотеме, либо развоплощаться. Запас душ тоже не безграничен, всё реже будут рождаться двуипостасные и всё чаще люди. И так, пока не исчезнут вовсе.
— То есть, ты хочешь сказать, что те тотемы, которые ты чувствовала как «мёртвые», это братские могилы кланов двуипостасных? — поражённо уточнила у княжны.
— Примерно так, — подтвердила Рогнеда. — Я вообще удивлена, что здесь хотя бы пара тотемов подают признаки жизни через столько тысячелетий.
— Так, погоди. А чем тогда забвение души внутри тотема отличается от заточения внутри гарнитура?
Девушка грустно улыбнулась, прежде чем ответить.
— Там ты не будешь одинок, это, во-первых. А, во-вторых, есть вероятность вернуть тотем к жизни.
Мы замолчали, каждая думая о своём. На ум пришла ассоциация тотема с искусственным интеллектом, управляющим развитием рода. Вот только операторы, способные войти в контакт с ИИ, рождались очень редко. Вот и результат.
Без мудрого ИИ двуипостасные рано или поздно выходили на дорожку деградации и самоуничтожения, как собственно и люди. Выходит, ирбисы и медведи ещё дольше всех продержались.
Пока я размышляла над превратностями судьбы, не заметила, как уснула. Проснулась от резкого удара и металлического скрежета. Внедорожник подбросило в воздух и кувыркало, аппаратура вылетала из ниш. Свет мигал. На правой стороне явственно проступали вмятины, похожие на следы гигантской лапы. Если бы я не пристегнулась, то обязательно свернула себе шею. А так во время переворотов я даже звука не проронила, глядя на всё широко раскрытыми от испуга глазами.
Оборотни тем временем стали превращаться, но кувыркающийся автомобиль не особо способствовал обороту. Бэрила в кошачьей ипостаси кидало по салону из стороны в сторону. Врачи наши оказались вовсе и не ирбисами, а лисами и песцами. Те умудрились вцепиться зубами в ремни безопасности и болтались на них. Проще всего было Баару. Он был пристёгнут ремнями к кушетке.
Автомобиль, наконец, остановился в положении вверх дном, чтобы вновь ощутить удар, но уже сверху. Кто-то очень большой и сильный пытался к нам прорваться.
Баабыр с интересом наблюдал за Евгенией. Спокойная, собранная, не устраивает истерик по поводу его звериной ипостаси. Не поощряет ирбиса, но и не шарахается от него. Звериная ипостась забавлялась, оказывая девушке знаки внимания и строя ей умилительные мордахи.
Евгения спокойно уснула, заблаговременно пристегнувшись ремнями безопасности в кресле.
«Умница. С твоим травматизмом лучше не искушать судьбу», — мысленно улыбнулся ирбис.
Внедорожник мягко скользил по снегу. Движение почти не ощущалось. Ехать предстояло часов шесть, всё-таки скорость в лесу была низкой. Резиденция деда Сураха затерялась глубоко в лесах посреди Олёкминского заповедника. Дед предпочитал жить в Старом городище, местности вокруг обелиска. Судя по результатам раскопок, профинансированных Сурахом Хааннаахом, оборотни жили там тысячелетиями. Но чем мрачнее становилась аура обелиска, тем меньше оборотней выдерживало её близость. Со временем резиденция ирбисов отстроилась в удалении от обелиска. Отец не пожалел средств для обустройства нового дома по современным стандартам.
Решение отправиться в старую резиденцию Хааннаахов объяснялось ещё и тем, что очень немногие рискнут туда явиться. Несмотря на надвигающуюся метель, переезд не отменили. Ирбисы привычны к таким вывертам погоды, а Евгения метель даже не заметит внутри вездехода. Очень хотелось вернуться в человеческую ипостась и пообщаться с девушкой, но врачи настоятельно советовали находиться в зверином облике. Регенерация у человека значительно ниже, чем у оборотня, а последняя рана всё не хотела затягиваться.
«Жаль, ментально пообщаться не выйдет. Способность работает только с оборотнями. Придётся ждать, пока голос восстановится».
Ураган эмоций из ярости, боли, обиды и злости Баабыр почувствовал за пару секунд до нападения. Резкие удары, скрежет метала, и далеко не лёгкий вездеход кувыркается по снегу, словно детская игрушка.
Бэрил обернулся мгновенно, и вот уже тело ирбиса бьётся о стены кабины. Остановка вездехода крышей вниз совпала с повторными ударами по днищу и яростным рывком Бэрила наружу.
Свет противно мигал, дезориентируя кошачье зрение. Баабыр свисал на ремнях, зафиксированный на кушетке. Но его положение было всяко лучше, чем у Евгении, зависшей вниз головой и смотрящей на всё вокруг широко распахнутыми от ужаса глазами.
Баабыр мысленно выругался в сердцах. Тело ирбиса пошло рябью и свалилось с ремней. Обнажённый, с ярко-алой раной на боку, он шлёпнулся на потолок вездехода, временно служивший полом. Бок прострелило острой болью, Баар зашипел и быстро подполз к девушке. Пары секунд хватило, чтобы вынуть спрятанные под сиденьями кейсы с оружием. Ещё пара секунд на расстёгивание ремней безопасности и ловлю Евгении во избежание очередного удара головой. Девушка мило покраснела, стараясь не опускать взгляд ниже лица.
За пределами вездехода завывал ветер, вторя раненому рыку медведя.
— Ты умеешь пользоваться оружием? — Баабыр вопросительно уставился на девушку, подталкивая к ней кейс. Ответом ему стал несмелый утвердительный кивок.
— Отлично, — он откинул крышку кейса, вынимая оружие. — Это шестизарядный револьвер «Gletcher», предназначенный для ветеринарного усыпления крупных зверей. Он заряжен. — Оружие мягко перекочевало в трясущуюся ладонь Евгении. Баар осторожно накрыл своей ладонью руку девушки. — В случае опасности взводишь курок и стреляешь. Чем больше попаданий, тем выше шанс усыпить. Вездеход не покидай, он бронированный. Внутри него ты почти со стопроцентной вероятностью выживешь. Револьвер, чтобы не чувствовать себя беспомощной.
Девушка снова кивнула, двумя руками обхватывая рукоять револьвера.
— Вот и умница, — уже практически в обороте мурлыкнул Баабыр на прощание и выпрыгнул в лес через полусорванную дверь вездехода.
Снаружи чёрти что творилось. Ирбисы кольцом окружили молодого медведя, который совершенно безумно метался во все стороны. То он делал рывок в сторону, полосуя когтями кору вековых елей, то в прыжке нападал на вездеход, то опускался на все четыре лапы и нелепо мотал головой, оглашая ночную тьму яростным рёвом.
С ним явно было не всё в порядке, но главное — он не нападал на живых. Ирбисы застыли неподвижными истуканами, не понимая, что делать. Баабыр отдал команду не провоцировать, а сам раз за разом пытался ментально докричаться до разума медведя, но безрезультатно. Сознание оборотня пылало в агонии, не позволяя пробиться к разумному началу. Ситуация была патовая. Убивать обезумевшего оборотня не позволяли принципы, тем более что непосредственной опасности он не представлял, но и оставить всё как есть было невозможно. Вопрос кардинальным образом решила Евгения, выпустив с некоторыми паузами шесть зарядов по беснующемуся оборотню.
Медведь взревел от ярости и боли, направляясь к своей обидчице. Ему не хватило всего пары шагов. Едва прозвучал последний выстрел, как девушка юркнула вглубь автомобиля. Оборотень упал как подкошенный, всем своим весом обрушившись на изрядно помятый вездеход.
— А он — молодец, уже на ты перешёл, — слегка неуместно восхитилась Рогнеда.
— Да куда уж тесней знакомство. Голыми друг друга видели, жизнь друг другу спасали, — мысленно буркнула я исключительно из чувства противоречия.
На самом деле у меня поджилки тряслись от доносящихся извне звуков, и Рогнеда была лучшим вариантом хоть как-то отвлечься.
— А что ты там про легендарные новости говорила? — я попыталась сменить тему разговора.
— Судя по твоим воспоминаниям, вам пришлось лицезреть действие одной легендарной травки под названием «мариса». Дрянь редкостная, единственная естественная отрава для двуипостасных. В зависимости от метода воздействия может привести к различным последствиям. Может свести с ума или спровоцировать бесконтрольные обороты, как у Баабыра, может вызвать потерю памяти или двойственность воспоминаний. Вообще, много чего может. В наше время марису использовали для заказных политических убийств и официальных казней. История Мортены знает даже одну войну за обладание запасами этой травки. В результате вырезали целый род рысей. Теряюсь в догадках, откуда мариса всплыла в вашем времени, ибо даже в Мортене её оставалось всего несколько унций. Но факт остаётся фактом, там, где появляется эта дрянь, грядёт эпохальный передел власти.
Я внимательно слушала рассказ княжны. Из глубин тысячелетий вдруг «вовремя» появляется мариса, и в это же время обостряется конфликт вокруг обелиска оборотней. Первый вопрос, пришедший на ум, что же из двух фактов есть первопричина: конфликт, который пытаются решить волшебной травкой, или мариса, подтолкнувшая к разрыву взаимоотношений некогда союзных родов оборотней?
Имеющейся в распоряжении информации было критично мало. Я впервые задумалась над необходимостью честно поговорить с Хааннаахами. В их ситуации утаивание подобных фактов может привести к непоправимым последствиям.
— Жень, я правильно понимаю, у тебя совесть требует объясниться с барсами? — осторожно уточнила княжна.
— Правильно понимаешь. У Баабыра сестру украли, вдруг её тоже… марисой, — мне стало гадко от самой себя. — Здесь даже не вопрос политики, это уже про семью.
Рогнеда молчала какое-то время, словно раздумывая, раскрывать свои истинные мысли или нет.
— Жень, если начистоту, я боюсь. Боюсь, что Хааннаахи не захотят терять такой источник информации, как я. Ты не подумай, мне нравится наше соседство. Это значительно лучше камеры-одиночки внутри гарнитура. Но я всё-таки надеюсь воссоединиться с Беримиром.
С такого ракурса я ситуацию не рассматривала. А ведь княжна права. Она очень ценный источник информации, за обладание которым могут передраться не хуже, чем за марису. Рогнеда обладает информацией, давным-давно утерянной в веках.
— Попроси Баабыра поклясться кровью, что он отпустит нас по первому требованию, — едва слышно произнесла Рогнеда, — а потом уже раскрывай все карты.
Я согласно кивнула, а наш разговор прервал очередной удар по днищу вездехода, меня по инерции откинуло к перегородке. В голове засела одна мысль, которая требовала проверки. Если Баара ранили медведи, и сейчас в лесу беснуется тоже медведь, то не причастна ли и к этому случаю мариса?
Я осторожно подошла к полуоторванной двери вездехода, не выпуская револьвер из рук, и выглянула наружу.
Посреди метели едва заметными силуэтами проступали сидящие на попах ровно ирбисы, кружком обступившие бесноватого медведя. Тот не обращал на них ни малейшего внимания, пуская на щепки соседние деревья и почему-то косо поглядывая на покорёженный вездеход.
Видимость ночью под раскидистыми лапами елей, да ещё и в метель, была практически нулевая. Тем ярче выделялась зеленоватым потусторонним светом морда медведя.
«Да твою же мать!» — выругалась. — «И этот!»
Рука сама собой подняла револьвер на уровень глаз, обхватив второй ладонью рукоятку для точности прицеливания и уменьшения отдачи. Неудобно. Пришлось подтянуть парочку ящиков и взобраться на них, чтобы уверенно упереться локтями в корпус вездехода.
«Вот так уже лучше! Вдох. И выдох. Вдох. И выдох. Вдох. И выдох. Ложкой…»
Выстрел.
«…снег мешая…»
Выстрел.
«…ночь идёт…»
Выстрел.
«…большая…»
Выстрел.
«…что же ты…»
Выстрел.
«…глупышка не спишь…»
Выстрел.
— Прячься! — резанул по нервам крик Рогнеды, когда огромная трёхметровая туша ринулась в нашу сторону. Я юркнула в нутро вездехода, рыбкой нырнув за перегородку. И в следующую секунду сверху обрушилось бессознательное тело медведя, окончательно смяв, словно жестяную банку, ту часть кузова, где я стояла секунду назад.
— Что это ты себе под нос мурлыкала, когда стреляла? — осторожно поинтересовалась княжна.
— Колыбельную для Умки. Будет время, посмотри в памяти. Хороший мультфильм.
— … — спустя несколько минут с восхищением в голосе выругалась на незнакомом языке Рогнеда. — А у тебя точно психологических травм в детстве не было? Укладывать спать из револьвера — та ещё адаптация колыбельной!