Мишка проснулся поздно и в первую очередь опять полюбовался паутинным рисунком Йелиного лица. Потом умылся, пересадил насытившегося Ё-майора в клетку с новой рамкой для паутины и, поскольку завтрак давно закончился, пошёл послезавтракать.
Мать поставила на стол пиццербургер с майомясом и кружку моркофе. На десерт Мишка погрыз ореховые одинаки, облитые шёлколадом с острыми сперциями. А подкрепившись, отодвинул стул и встал:
— Мам, не волнуйся: сегодня я Убивню не проиграю.
Мать покачала головой:
— Сынок, ты и в прошлый раз так говорил. Если боги не требовали бы игры в судьбол, мы с отцом ни за что тебя не отпустили бы… Ладно, не забудь только к нему сбегать.
Мать имела в виду Мишкиного отца, Вячеслаба.
— А где он, мам?
— Да вымолил мыло и стиральный хорошок… Пошёл забирать, молельщик…
Новую причёску газону перед домом Мишка сделал ещё вчера утром, а от прочих хозяйственных работ по настоянию тренера был освобождён неделю назад.
На прощанье Мишка заглянул в хлев, где жили лосёл Упиратор и полосатая зубра Поладка, и угостил домашних любимцев сначала веточкой разморина, а затем дал им гнутый пряник. После чего забрал сумку с тренировочными принадлежностями и, привычно согнав с калитки улиток, которые повадились съедать побелку, пошёл к богательне — за отцовским благословением на победу.
Отец сидел среди игрантов в картёжные поддавки: посидетелям нужно было определиться с очерёдностью вставания на опозналище перед заходом в богательню.
Все картнёры болели, разумеется, против Убивня — бойца Злободы, чужой половины народохранилища.
— Устрой этому Убьюдку переломайский праздник… — желали Мишке шан-трапейцы, опасаясь всё же употреблять благохульства. — Хорошо бы мерзопамятный умерк и года три не вылезал из болеклиники…
— Жаль, сынок, что нельзя вымолить тебе победу… — с тоской глядя на вход в богательню, как и в прошлый раз посетовал отец.