— И сколько вас тут ещё осталось? — спросил Мишка, с подозрением разглядывая облако паутины, освещённое изнутри фонариком. — Я имею в виду тех, кто готов отвечать на вопросы…
— Нас много на каждом кубометре, — хихикнуло в ответ облако паутины.
— Ты, вообще, что хочешь узнать, ездок? — Фонарик, дотоле движимый лишь чужой силой, сам вылетел из паутины и приземлился Мишке на плечо.
— Что хочу узнать? Например, убьёте ли вы Обормотня, когда поймаете? Ну так же, как сейчас прикончили его… э-э… — Мишка замялся. — Э-э… порождения.
— С чего ты решил, что мы их прикончили? — прыснуло облако паутины. — Нет-нет, болезнецы — то есть дети Обормотня — всего лишь обездвижены. Да и то ненадолго.
— Они ведь разумны, — объяснил фонарик. — А гасить разум — неправильно.
— Что же вы тогда собираетесь делать с этими мелкими пакостниками? — удивился Мишка. — Думаете, их можно изменить в лучшую сторону?
— Да наши научники их уже изменили, — хмыкнуло облако паутины. — Перенацелили каждому сознатель. Перенаправили поведенческие установки. И к полезному делу детишек пристроили: теперь они станут помогать нам по всему дракону. Начнут разоблачать козни родителя.
— То есть будут проводить опознание дел и кинетическую экспертизу, — объяснил фонарик. — И, может быть, поработают клейкоцитами. То есть поймальчиками других вредидентов. А потом мы детишек высадим и передадим предохранительным органам.
— Каким-каким органам? — переспросил Мишка.
— Предохранительным, — повторил фонарик. — Ведь если разум нельзя уничтожать, то, значит, нужно поддерживать. Тратить на него жизненные блага.
— А жизненных благ, увы, никогда не бывает в избытке, — с сожалением подхватило облако паутины. — Вот и приходится ограничивать появление новых разумов. Противодействовать ему. Например, вставляя всем умозаключённым предохранители от размножения.
— Или отлавливая злостных родителей, — добавил фонарик. — Типа нашего Обормотня.
— А почему, кстати, вы не можете его поймать? — поинтересовался Мишка. — Вам что-то мешает?
— Наоборот, это Обормотню помогает то, что он бывший вездедент. Злоделец мгновенно повторяет любые наши изменения. Его почти невозможно заметить, — уныло произнесло облако паутины.
— Это только тебе, ездок, повезло долго с ним общаться, — произнёс фонарик. — А нас он сегодня облапошил сердцефикацией в лечеринке. И потом чуть не вырастил у дракона ложный мозг.
— Мне повезло долго общаться? — Мишку передёрнуло. — Нет, ребята, общение с Обормотнем удовольствия не доставляет. Слушайте, а как он смог от вас удрать? Неужели вы не перекрыли ему пути для бегства?
— Да он, как обычно, принял ручейное состояние. И утёк под поверхностями, — объяснило облако паутины.
— Ручейное состояние? А что это такое? — спросил Мишка.
— Вот, ездок, смотри… — Облако паутины втянулось в стенку драконьего зоба и затем вынырнуло с противоположной стороны. — Простейшее дело. Мы, вездеденты, все так можем.
— Здо́рово, — похвалил Мишка. — Ребята, а Обормотень у вас, значит, не единственный вредидент?
— Увы, не единственный, — с грустью сообщило облако паутины. — Но главный угрозник и безжалостень.
— Ага, я тоже почувствовал, что он очень опасен, — признался Мишка.
— Да что этот Обормотень, вообще, может сделать? — пренебрежительно фыркнул фонарик. — Максимум — распылить. Ну ничего, мы всё постепенно восстановим.
От таких заверений неприятные воспоминания обрели у Мишки дополнительную живость.
— Ребята, а дети Обормотня переделаны надёжно? — Мишке давно хотелось узнать ответ на этот вопрос. — Они теперь точно никому не навредят?
— Точно. Не сомневайся, — уверил фонарик. — Мы ведь и сами дети Обормотня. Но только перенацеленные. Уже давно перенацеленные.
Остолбеневший Мишка из предосторожности снова начал читать про себя хранитвы.
— Как видишь, — добавило облако паутины, — сознатели перенацеливаются вполне устойчиво. Папаша уже много лет наш злейший враг.
— Ах, вот откуда у вас ручейные способности… — догадался Мишка. — Слушайте, ребята, а почему вы все — ну то есть и вредиденты, и вездеденты — враждуете? Неужели дракон не может быть общим?
— Нас, защитников, вынуждают к ответностям нападки нахлебников, — непримиримо процедило облако паутины. — Не будет нападок — вражда сразу исчезнет.
— Всё понял, — кивнул Мишка, — во вражде виноваты нахлебники. Но их враждебность откуда-то ведь взялась, каким-то образом появилась, правильно? А вашей вины в этом точно нет?
— Разве мы виноваты, что нахлебники любят кормные места? — удивился фонарик. — Дракон — он изнутри как раз кормное место. Да в тебе, ездок, в самом живёт тьма крохотных существ. Ты для них тоже куча еды. Одни из этих существ тебе вредят, портят кровь. А другие существа, твои кровоохранители, борются против вредидентов.
— Неужели я похож на дракона? — Мишка не мог скрыть недоверия к словам вездедента.
— Когда ты, ездок, заболеваешь, то это не что иное, как торжество твоих вредидентов. А когда выздоравливаешь, то их ослабление. Из-за победы, понятно, твоих помощников.
Вездеденты уделяли Мишке столько внимания, что он решил проявить почтительность:
— Простите, ребята, а как вас зовут?
— Меня — Светилище, — представился фонарик.
— А я — Одетый-во-дракона, — произнесло облако паутины. — В смысле: дракон надет на меня. Он моя одежда.
— Ага, до меня дошло, — кивнул Мишка. — Кстати, я правильно понимаю, что Обормотень раньше помогал дракону, но потом свершил грехопадение?
— Разве слово "грехопадение" что-нибудь объясняет? — с ехидством фыркнул фонарик. — Нет, оно само нуждается в объяснении. Поразмысли об этом, понятливый ездок…
— Обормотень превратился во вредидента, когда ему передался заразный перемень, — сообщило облако паутины. — А перемень случайно породился при внутрении.
— То есть во время лодырьнизации, — добавил фонарик. — Мы так называем Игры Творцов.
Зоб вдруг тряхнуло так, что Мишка подлетел и ударился спиной о потолок.
— Это, случайно, не крушение дракона? — испуганно поинтересовался Мишка после приземления на прежнее место.