Мстислав Дерзкий часть 1

Глава 23

Глава 23

Сидя в удобном кресле, я гонял эфир по каналам, кинув все на укрепление тела. Ну, и пока тело отдыхало, я дал нагрузку голове, потому как ее тоже надо качать. Права Ника — я об этом мире пока ничего не знаю, и это очень плохо. Поэтому, раз учителей нет, займемся самообразованием.

Сначала — газеты. Чтобы понять, чем дышит улица сейчас.

«Великий Князь Алексей Васильевич Шуйский младший посетил мануфактуру летательных аппарелей в Царском Селе…» С ним всё ясно. Наследник, которого пророчат в мужья Насте и который старше ее на два года. Слабое звено. Его берегут как зеницу ока, но трон для него сейчас — смертный приговор. Пока все друг с другом не договорятся, престола ему не видать, несмотря на все старания папочки.

«Регентский совет под предводительством светлейшего князя Шуйского объявил о новых квотах на экспорт мана-камня в Германское королевство…» Ага. Значит, немцы снова нажали. Им вечно нашего камня не хватает для их паровых големов и рунных двигателей.

«Императрица Анастасия Третья пожаловала личную аудиенцию послу Королевства Суоми для обсуждения поставок рунической древесины…» К статье прилагается фотография. Хрупкая девочка лет тринадцати в огромном, явно слишком тяжелом для нее кокошнике-диадеме. Вид сбоку — лица не разобрать. Кукла на троне. Ее «правление» — это бесконечная череда церемониальных выходов, благословений и подписания заранее подготовленных указов изящным, еще не окрепшим почерком. Шуйский и его клика водят ее за ручку, как манекен, демонстрируя легитимность.

Я отложил газеты и взял учебник истории — поход в библиотеку графа выдался продуктивным. Страницы шелестели, распространяя запах типографской краски.

Империя… Моя империя. Как они тебя здесь описали?

Все было гладко, патриотично и… пусто. Войны выиграны, территории присоединены, враги повержены. Но о цене этих побед ни слова. О том, как рубились леса для строительства флота, как усмиряли сибирских шаманов, как договаривались с горными духами Урала… Все спрятано под ковер казенной риторики.

Я листал дальше, и сердце сжималось все больнее.

Магия. Они свели ее к технологии. К службе.

«…развитие современной магической теории позволило систематизировать потоки эфира и создать централизованные накопители…»

Перевод: заковали живую силу мира в кристаллические решетки, чтобы любая деревенская знахарка не могла без разрешения Эфирнадзора шепнуть заговор на урожай.

«…боевое волхвование ныне представляет собой дисциплину точного расчета…»

То есть, забыли зов яри, превращающий простого ратника в берсерка. Вместо этого — маги в мундирах, стреляющие скучными залпами ослабленного огня из артефактов, заряжаемых казенной маной.

«…установление дипломатических отношений с духами местности является прерогативой Императорской Коллегии Геомантии…»

А до этого с духами говорили. Договаривались. Пировали с ними. Иногда сражались. Это была жизнь, полная опасности и чудес! Теперь же все свели к бюрократической процедуре для избранных.

Они все забыли. Они выхолостили самую суть. Магия стала удобной, предсказуемой, как пар в котле. Она больше не текла бурным, неукротимым потоком из самого сердца мира. Ее собрали в котлы, разлили по трубам и подавали населению по подписке.

И именно в этом я увидел свой шанс. Острый, как лезвие бритвы.

Они слабы. Все они. Шуйский с его интригами, германский кайзер с его машинами, фракийский басилевс с его древними, но окостеневшими ритуалами. Они играют в песочнице, подражая мощи, которую на самом деле давно утратили.

Они забыли язык ветра. Забыли, как слушать шепот камней. Забыли вкус настоящего дикого эфира, что пьянит и сжигает изнутри. Загнали в рамки обезличенной маны, сами себе создав костыли. Они боятся ее. А я — нет. Я помнил.

Мне не нужны были их кристаллы, их академии, их разрешительные грамоты. Мне нужна была былая сила. Та, что бралась не из учебников, а из крови, воли и глубинной связи с миром. Та, что делала волхва повелителем стихий, а не клерком с жезлом.

Вернуть ее — вот ключ. Не вписаться в их жалкие игры за трон, а перевернуть саму доску.

Я откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. В ушах стояли звуки битвы, перед глазами мелькали километры исхоженных дорог в поисках Правды и Знания. Где-то там, за стенами, за сотни верст, спали леса, текли реки, дремали в своих логовах духи земли. Они ждали не очередного чиновника из Коллегии. Они ждали того, кто вспомнит их истинные имена.

Проблемы Империи? Война с Фракией из-за проливов? Интриги Османов? Давление Германского королевства? Это все симптомы одной болезни — забвения.

И у меня было лекарство. Оставалось лишь приготовить его. Вернуть себе силу, которую они с таким трудом пытались повторить своими жалкими машинами.

Я открыл глаза. Взгляд упал на газету, на фотографию маленькой Анастасии. Ее тоже заперли в золотую клетку их правил, их слабости. Возможно, она была не проблемой. Возможно, она была шансом.

Но сначала… сначала нужно было снова научиться летать, пока они ползают по земле.

Я смотрел в пустоту, и что-то не давало мне покоя. Что-то из того, что я видел ранее, но не обратил внимания. Полез просматривать все заново, понимая, пока не найду, не успокоюсь. История — не то, договоры — опять мимо. Награждение, зря… Стоп. Я смотрел на фото и не мог понять, что меня так в нем зацепило. Хлопнул себя по лбу, полез в сеть и найдя нужное, замер. Моя рука с хрустом сжала подлокотник кресла, а взгляд застыл на фото императрицы, на котором, в отличии от газетного, было четко видно ее лицо.

С экрана на меня, чуть щурясь, смотрела моя Настя. Та, что, наверное, умерла много веков назад — и вот теперь вновь ожила. Всё те же ясные, голубые как небо глаза, все та же прическа, чуть вздернутый носик. Все это было мне знакомо и любимо. Острая игла боли и ярости кольнула в сердце, а из глаз невольно хлынули слезы.

— Родная, — нежно погладил я экран телефона. — Жди меня, и я скоро приду. Смерть не смогла разлучить нас. И если в той жизни я не вернулся к тебе, то в этой обязательно это сделаю, и мы больше никогда не расстанемся! А теперь посмотрим, кто же тебе реально мешает…

Ярость. Она пожирала меня изнутри, тихая, холодная, куда более страшная, чем мимолетный гнев. Она была подобна раскаленному железу, вложенному в грудь, от которого не кричишь, а лишь сжимаешь челюсти до хруста и смотришь на мир сужеными, горящими точками зрачков. Телефон валялся на полу — я едва его не разбил, в гневе швырнув на кровать.

Комната, еще недавно казавшаяся нейтральной территорией, теперь была моей клеткой. Воздух, пахнущий воском и знаниями, стал удушающим и лживым. Я метнулся в библиотеку — благо, она находилась рядом, мои пальцы, привыкшие сжимать рукоять меча, теперь лихорадочно скользили по корешкам книг. Мне нужна была правда. Не та, что для простых людей, а та, что прячется в титулах, в придворных хрониках, в сухих генеалогических древах.

И я нашел. Фолиант, еще более роскошный, чем учебник истории. «Дом Шуйских: служение Царю и Отечеству. От удельных князей до регентского совета». Переплет из черного сафьяна с тиснением золотом, тяжелый, как надгробная плита.

Я швырнул его на стол, заставив вздрогнуть светильники. Прижал ладони к столешнице, пытаясь остудить жар в крови. Затем, с усилием, открыл.

И погрузился в мир отборной, выверенной лжи.

С каждой страницей моя ярость росла, кристаллизуясь в нечто твердое и острое.

Вот они, Шуйские. Оказывается, во времена смуты они были не теми, кто метил в цари, предавая всех и вся, а «верными слугами государства, сохранившими престол для законного наследника». Читай: вовремя переметнулись к победителю, утопив в крови своих бывших союзников.

Вот они усмиряют «бунт волхвов» на Урале. На иллюстрации — благородный князь в мундире, а против него — сборище дикарей с посохами. Я понимал, что все было иначе. Понимал, что все было изменено. Это была не усмирение. Это был геноцид. Уничтожение древних родов, хранивших знания, которые не вписывались в новую, «систематизированную» магию Империи. Шуйские вырезали их, как скот, и конфисковали их реликвии, их гримуары. Не для порядка. Для монополии на силу. Увы, я прекрасно умел находить зерно правды среди плевел лжи.

Страница за страницей. Война с Фракией. Оказывается, ключевая победа при Балканах — заслуга не генерала Дубасова, а «мудрой дипломатии князя Шуйского», который «убедил» союзников ударить в нужный момент. Читай: продал им за золото и торговые преференции планы нашего наступления, сделав Дубасова козлом отпущения за неудачи, а сам получил лавры за победу, купленную кровью наших солдат.

Я читал между строк, и передо мной вставала не история служения, а история гнили, предательства и ненасытной жажды власти. Род, который столетия ползал у трона, как змея, кусая одних и подползая поближе к другим. Они не строили Империю. Они ее пожирали изнутри, прикрываясь громкими титулами и фамильной «честью».

И самый горький, самый ядовитый плод этого древа — нынешний регент. Василий Шуйский. Тот, кто довел страну до ручки. Кто распродает мана-камень немцам, оставляя наши собственные артефакты на голодном пайке. Кто задушил последние очаги вольной магии, превратив волхвов в госчиновников. Кто встал возле трона за спиной девочки-сироты и теперь водит ее, как куклу, прикрывая ее именем свое воровство и слабость.

Мои пальцы сжали страницу, готовясь разорвать этот сафьяновый покров лжи. Но я остановился. В конце, среди описания современных заслуг рода, мелькнуло имя.

«…младший отпрыск дома, светлейший юноша Алексей Шуйский, проявляющий недюжинные способности в Императорском магическом лицее, подающий великие надежды…»

Алексей Шуйский. Ему лет шестнадцать. Посмотрел в телефоне его фотографию. Худой, с лицом, на котором уже читались надменность и жестокость. Вероника говорила, он травит однокашников, злоупотребляет положением отца. Избалованная, испорченная мразь.

И тут же, в тексте, легкое, почти невинное упоминание: «…многие при дворе видят в юном князе Алексее достойную партию для юной Императрицы, дабы укрепить династию и привнести новые силы в правящий дом…»

Кровь ударила в виски. В ушах зазвенело.

Они… они хотят этого! Этот ничтожный регент, этот паук, сплетающий паутину в своем кабинете, хочет женить своего выродка на Анастасии. Привязать кровью узурпированную власть к трону. Сделать свою ветвь рода официальной династией. Закрепить все свои преступления брачным контрактом.

Я представил его руки — эти холеные, белые руки придворного интригана — на плечах девочки. Представил ее испуганный взгляд, обращенный к этому чванливому щенку с пустыми глазами.

Глазами, которые смотрят на Империю, как на свою будущую собственность.

— Этого не будет.

Шепот сорвался с моих губ едва слышно, но в тишине комнаты он прозвучал, как обет, данный перед алтарем. Я чувствовал, как пальцы сами собой ложатся на рукоять меча, сжимая ее с такой силой, что костяные накладки впиваются в ладонь.

Сдохну, но не допущу.

Они думают, что играют в свою игру. Думают, что все просчитали. Регент, его сынок, их придворные шавки. Они копошатся у подножия трона, деля между собой власть и богатства, забыв, что такое настоящая сила. Забыв, что такое гнев воина.

Они забыли род Инлингов. Считали нас угасшими, сошедшими со сцены. Преданными анафеме и истории.

Они ошиблись.

Я оттолкнулся от стола. Ярость ушла, испарилась. Ее место заняла холодная, абсолютная, алмазная решимость. Она наполняла меня, выпрямляла спину, делала взгляд острым, как клинок.

Они выставили напоказ свою «славную» историю, написанную кровью других. Скоро весь их род узнает, что значит, когда за тобой приходит не летописец, а мститель. Узнает, как может мстить Мстислав из рода Инлингов.

Не мечом, хотя и он пригодится. Не грубой силой.

Знанием. Тем самым знанием, которое они пытались уничтожить, вымарать, присвоить. Правдой, которая разъедает ложь, как крепкая кислота.

Я подошел к окну. Изборск спал, убаюканный ложным спокойствием. Скоро, очень скоро его сон станет беспокойным.

И первым проснется тот, кого они боялись больше всего. Не изгой. Не призрак.

Проснется память. И с ней — я.

— Ты чего такой злой? — просочилась в библиотеку Вероника.

— А ты чего не спишь? Час поздний, — вопросом на вопрос ответил я.

— Тяжело дома находиться. Давит все, — придвинув кресло, она заглянула в книгу, которую я читал. — А, добрался до родственничков?

— Поясни.

— Ну так Шуйские, это ж пусть и дальняя, но родственная ветвь Инлингов. Их какая-то там прабабка была замужем за братом императора. Иначе как бы они стали регентами?

— По праву силы?

— И это тоже, — кивнула она. — Но еще он был дружен со старым императором. Можно сказать, они были не разлей вода. Логично, что после смерти императора именно Шуйский захватил власть. Его и армия поддерживает, и Посольским приказом родной брат управляет.

— И что? Вот прям нет никого, кому бы он не нравился?

— Да как же не быть? Есть, конечно. Ты ж понимаешь, что я далека от столичных интриг, да и возрастом не вышла, чтобы в это лезть? Но однажды к нам в школу привезли девочку — Сашу Дубинину, из захудалого баронского рода. И все бы ничего — учится, и ладно. Да только слухи пошли, что никакая она не Дубинина, а младшая дочь князя Григория Андреевича Разумовского — начальника Приказа Тайных Дел. И тут она прячется. Конечно, это всего лишь слухи, но вот тебе правда — через пару месяцев ее забрали. И приехали за ней пять бронированных машин с гербами Разумовских. Охрана была такая, что даже если бы в этот момент открылся разрыв из Нави, и то бы отбились, вообще не напрягаясь. Так что если ищешь союзников, думаю, тебе к ним. По, опять же, слухам, у них очень напряженные отношения с регентом.

— Считаешь, они лучше Шуйских?

— Идеально хороших нет, — пожала она плечами. — Но из двух куч дерьма всегда выбираешь ту, что меньше воняет.

— Фу, графиня. Как вы можете говорить такие слова? — чуть улыбнулся я.

Несмотря на испорченное настроение, я расслабился. Все, что надо, я узнал, торопиться пока некуда. Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать.

— Право имею. Я воин, а не комнатная болонка!!! — воинственно потрясла она кулачком.

— Воин, воин, — погладил я ее по голове. — Немного занятий магией и оружием, так вообще станешь непобедимой.

— Как ты? — посмотрела она на меня.

— Увы, меня тоже можно победить. Сама же видела, в каком состоянии меня к вам привезли. Но и я хочу стать сильней. Не идти вперед — значит идти назад.

— Ты говоришь, как наша училка по словесности.

— Мудрая женщина…

— Зануда. Чопорная такая вся. И ходит, будто лом проглотила. И что дальше?

— В каком смысле?

— Я не маленькая и все вижу. А иногда и слышу. Что вы собрались делать дальше? Нет не так — что ТЫ собрался делать дальше? Ведь проблемы моего рода — это не твои проблемы. Я не дура и понимаю, что ты скоро уйдешь. Вот и хочу знать, каковы твои планы.

— Ты права во всем, Ника. Кроме одного — вольно или невольно, я оказался во все это втянут. Так что пока со всем не разберемся, я не уйду.

— И куда потом?

— Есть в этом мире одно место, куда бы я хотел наведаться. Уверен, что его не нашли.

— И что там?

— Большой секрет, — щелкнул я ее по носу. — А теперь пошли, я провожу тебя до комнаты. Завтра трудный день, и ты должна выспаться.

Взяв ее за руку, довел ее до дверей. Она замерла, потом повернулась и крепко меня обняла.

— Я рада, что ты с нами, — быстрый чмок в щеку, и дверь захлопнулась.

М-да, Мстислав, можешь гордиться. Ты научился покорять сердца маленьких девочек. Куда катится это мир?

Тяжело вздохнув, я поплелся к себе, не понятно чему улыбаясь…