Глава 18

Глава 18

Тишина после воя сирены была хуже любого грохота. Она была неестественной, мертвой. Воздух, обычно напоенный легким гудением защитных чар, вибрацией оберегов, был пуст. Абсолютно пуст. Как после смерти. Только ветер шелестел сухой травой на дворе, да наши собственные сердца стучали где-то в горле, глухо и часто.

Обнулятор. Черный пульсирующий купол над головой выжег все. Моя сталь в руке была просто холодным куском металла. Руны на клинке, всегда отзывавшиеся легким теплом и песней, молчали. Они были мертвы. Меч стал тяжелее. Просто железом. Как и я сейчас был просто человек. Уставший, израненный, без своей магии, без своей силы. Один на один с десятью тенями, от которых веяло ледяным, бездушным мраком.

Тихомир встал рядом. Его дыхание было ровным, но я видел, как сжаты его пальцы на рукояти тесака, который он держал в руке вместо привычного меча. Он тоже чувствовал это. Пустоту. Беспомощность. Мы оба были волками, которых лишили клыков и загнали в угол.

— Магия мертва, — тихо, без эмоций, констатировала Вера. Ее руки беспомощно опустились. От нее не исходило ничего, даже слабого свечения. — Я… я ничего не могу.

— А я и не рассчитывал, — буркнул я, не отводя глаз от надвигающихся фигур. — Наталья?

— Дистанция слишком велика, — ее голос был сдавленным.

Она держала арбалет наизготовку, но это было бесполезно. Десять целей, быстрых, в масках. Один промах — и ее закидают тем же, чем они выжгли всю магию усадьбы.

— Я… Я просто не попаду. Остальные тоже — простое оружие не работает.

— Значит, дело за нами, — Тихомир сделал шаг вперед, поднимая тесак. Его лицо было спокойным. Принявшим неизбежное. — Старая добрая сталь. Как в былые времена, да, Мстислав?

— Как в былые времена, — кивнул я, занимая место рядом с ним, плечом к плечу. Двое против десяти. Не самый плохой расклад. Бывало и хуже.

Тени двинулись. Медленно, синхронно, как одно существо с двадцатью руками. В их движениях не было ни ярости, ни азарта. Только холодная, безжалостная эффективность. Из складок плащей блеснуло оружие. Не магическое — обычное, но отточенное до бритвенной остроты. Короткие мечи, кинжалы с серповидными гардами, боевые ножи.

Они не стали окружать. Они пошли в лоб. Волной.

Первый удар принял на себя Тихомир. И волна разбилась о скалу его мастерства. Тесак, тяжелый и негнущийся, встретил клинок первого нападающего с оглушительным лязгом. Тихомир не отступил ни на шаг, провернул тесак, отбросил оружие противника и тут же нанес короткий рубящий удар в шею. Тень отклонилась с неестественной, змеиной пластичностью, и тесак лишь скользнул по маске, оставив на ней глубокую царапину.

Я в это время работал с двумя другими. Мой меч был беспомощен против их скорости. Я использовал его как щит, отражая удары, парируя, уворачиваясь. Лезвие просвистело в сантиметре от моего лица, я отпрыгнул назад, почувствовав, как второй клинок режет мне бок — неглубоко, но больно. Теплая кровь тут же залила рубаху.

— Держись, витязь! — крикнул Тихомир, отбивая атаку еще одного.

— Сам держись! — рявкнул я в ответ, делая выпад. Мой меч наконец-то нашел плоть — вонзился в руку одного из нападающих. Тот даже не вскрикнул, лишь отшатнулся, и его место тут же занял другой.

Это был кошмар. Они не уставали. Не чувствовали боли. Не делали ошибок. Они были идеальными машинами для убийства. Мы с Тихомиром отступали, пятясь к воротам, отбиваясь, нанося удары, которые они парировали или принимали на себя без единого звука. Воздух гудел от свиста стали, хрустел от ударов, которые приходились по доспехам, по костям.

Я поймал ритм. Дышал. Рубил. Отступал. Тихомир был моим зеркалом — медленнее, но мощнее. Он брал на себя главный удар, а я в это время старался найти щель в их защите. Мы дрались, как единый организм, без слов, понимая друг друга с полусдвига бровей, с полувздоха.

Я пропустил удар. Не увидел в темноте движения сбоку. Острая, жгучая боль в бедре заставила меня споткнуться. Я рухнул на одно колено, едва успев поднять меч для защиты. На меня набросились двое. Их клинки сверкали в тусклом свете.

— Мстислав!

Это был крик Тихомира. Он рванулся ко мне, подставив спину. Я увидел, как клинок одного из нападающих вонзается ему в плечо. Тихомир зарычал от ярости, развернулся и своим тесаком почти что снес голову нападавшему. Черная кровь брызнула фонтаном.

Этот момент дал мне передышку. Я вскочил, игнорируя боль в ноге, и всадил свой меч в подмышку второму, что на меня нападал. Легко, как в масло. Он замер, захрипел и рухнул.

Их осталось восемь. Но мы были уже изранены. Тихомир истекал кровью из плеча, я хромал, чувствуя, как кровь заливает сапог. Дыхание было хриплым, в глазах стояли черные точки.

— Надо… брать… одного… живьем… — выдохнул Тихомир, отбивая очередной удар.

— Пробуй… — я рванулся вперед, на того, кто казался лидером — на того, кто говорил.

Мой меч встретил его клинок. Удар отозвался болью во всем теле. Он был невероятно силен. Мы скрестили клинки, почти уткнулись друг в друга лбами. Его маска была холодной, гладкой. За ней не было ничего. Ни ненависти, ни злобы. Пустота.

— Инлинг… — прошипел он тем же скрежещущим голосом. — Ты… устал…

— А ты… говно… — я плюнул кровью ему в маску и рванул клинок на себя, пытаясь вывести его из равновесия.

В этот момент раздался резкий, сухой звук — штык! И один из нападавших, что готовился ударить Тихомира в спину, вдруг замер, схватился за шею, где торчал арбалетный болт. Наталья! Она рискнула! Она стреляла! Ну да, мы подошли ближе, теперь она могла — и сделала.

Этот миг дезориентации стоил лидеру жизни. Тихомир, воспользовавшись паузой, с диким ревом обрушил на него свой тесак. Тот отбил удар, но я был уже тут. Мой клинок, наконец, нашел свою цель — прошел под ребра, прямо в сердце. Он дернулся, маска повернулась ко мне, и на миг мне показалось, что в ее пустых глазницах что-то мелькнуло… Удивление? Или досада? И он рухнул.

Их строй дрогнул. Всего на секунду. Но нам хватило. Мы с Тихомиром, как два израненных волка, ринулись на них. Рубили, кололи, били кулаками, локтями, ногами. Это была уже не битва, а бойня. Без магии, без уловок. Голая, животная ярость против бездушной эффективности.

Один. Двое. Трое… Они падали. Молча. Без стонов. Их черная кровь смешивалась с нашей алой на сером камне улицы.

И вот остался один. Последний. Он отступил, огляделся. Его товарищи лежали вокруг. Он был ранен — из его бока торчал обломок ножа Тихомира.

— Живым! — закричала Наталья, выбегая из-за укрытия с арбалетом.

Тихомир и я синхронно шагнули к нему. Он отступил еще. Его маска скользнула по нам, по Наталье, по мертвым телам его отряда.

И тогда он сделал это. Быстро, точно, без тени сомнения. Его рука с кинжалом взметнулась не на нас — к его собственному горлу. Резкое, точное движение. И черная струя хлынула из-под маски. Он не издал ни звука. Просто рухнул на колени, а затем навзничь.

Тишина. Свист ветра. Наше тяжелое, прерывистое дыхание. Тихомир, опираясь на тесак, стоял, пошатываясь. Я прислонился к стене, чувствуя, как мир плывет перед глазами. Боль была всепоглощающей.

И тут… щелчок. Тихое, едва слышное гудение. Свет магических фонарей вспыхнул снова, ярко. Воздух наполнился знакомыми вибрациями. Магия вернулась. Обнулятор исчез.

— Связь! — крикнула кто-то из слуг. — Связь работает!

Наталья, вся трясясь, достала свой коммуникатор:

— Алмаз! Алмаз! Я — младший агент Темирязьева! Код красный! Поместье графа Темирязьяева! Немедленно подкрепление! Маги, лекари! Штурмовой отряд! Немедленно!

Ее голос срывался. Она говорила что-то еще, но я уже почти не слышал. Сквозь туман в глазах я видел, как Тихомир медленно оседает на землю, прижимая руку к ране на плече. Видел, как Вера, наконец-то придя в себя, бежит к нему, пытаясь чем-то помочь.

Я оттолкнулся от стены. Надо было дойти. До крыльца. До дома. Сделать несколько шагов.

Я пошел. Каждый шаг отдавался огненной болью в бедре, в боку, в спине. Кровь хлюпала в сапоге. Перед глазами все плыло. Я слышал голоса, но они доносились как сквозь толщу воды.

— Мстислав! — крикнула Наталья.

Я обернулся. Видел ее испуганное лицо. Видел, как она бежит ко мне.

Я сделал еще шаг. Переступил через порог. Тень крыльца охватила меня прохладой.

И все. Ноги подкосились. Пол кинулся мне на встречу. Я падал куда-то в мягкую, густую темноту, которая наконец-то звала к себе, суля покой и забвение.

Последнее, что я услышал, прежде чем тьма поглотила меня полностью, был ее отчаянный крик:

— ДЕРЖИТЕ ЕГО!

А потом — тишина.

В себя я приходил мучительно долго. Сознание то возвращалось ко мне, то я вновь погружался во тьму. Но даже в эти короткие мгновенья бодрствования я чувствовал всепоглощающую боль. А еще мне снился кошмар — всегда один и тот же. Я выныривал из него и погружался в него вновь.

Тьма была не пустой. Она была наполнена криками.

Сначала я не понимал, где я. Просто падал сквозь слои пепла и боли. А потом запах ударял в ноздри — знакомый, вонючий, пропитавший мои кости насквозь. Запах горящего камня, расплавленного металла и гниющей плоти. Запах конца света. И стоило мне понять, где нахожусь…

Я стоял на зубчатых стенах Златоверхого Терема в Новгороде. Но это был не тот город, что я помнил. Небо над ним было не синим, а багрово-черным, как запекшаяся кровь. Его разрывали огненные пропасти, и из них, как саранча, сыпались вниз твари. Не просто мертвецы. Что-то худшее, искаженное, уродцы, сплавленные из костей и плоти, невиданные твари Нави, для которых не было имени.

Город горел. Стены дрожали под ударами таранов из окованных костями бревен. Воздух вибрировал от воплей умирающих, от звериного рева нападавших, от грохота рушащихся зданий и… от тревожного, леденящего душу звона колоколов, бьющих самих по себе, словно в них вселилась нечисть.

Рядом со мной, в сияющих, но уже иссеченных и залитых кровью серебряных доспехах, стоял Великий князь Олег Инлинг. Мой отец. Его лицо, обычно такое спокойное и мудрое, было искажено гримасой ярости и неизбывной скорби. В его руке пылал меч, подобный моему, но сиявший в сто раз ярче — он черпал силу прямо из сердца земли, из самой жизни.

— ДЕРЖАТЬ СТРОЙ! — его голос, обычно глухой и властный, теперь гремел, заглушая адский гам. — НЕ ПУСТИТЬ ИХ К В ЦЕНТР!

Я был молод. Силен. Полон той глупой, юношеской уверенности, что мы непобедимы. Мои собственные мечи, еще не познавшие тысячу ран, горели в моей руке, и я рубил. Рубил все, что карабкалось на стену. Существа с клешнями вместо рук, скелеты в истлевших доспехах хазар, твари, больше похожие на раздутых пауков, собранных из человеческих конечностей. Они разлетались под ударами моей стали, но их было все больше. И больше.

— ОТЕЦ! СЛЕВА! — закричал я, видя, как огромный, сшитый из нескольких тел голем ломится в ворота.

Олег обернулся. Его глаза метнули молнию. Буквально. Сгусток чистой энергии ударил в голема, разнеся его в клочья. Но сила отца померкла. Он шатнулся, опершись на стену. Он был не просто воином. Он был щитом. И щит этот трещал по швам.

— Мстислав… Сын мой… — он посмотрел на меня, и в его взгляде была страшная правда. — Они… они идут из самых глубин Нави. Разрывы… их слишком много. Боги…

Он не договорил. С неба с оглушительным ревом рухнуло нечто. Не тварь. Один из них. Бог. Перун? Велес? Я не разглядел. Существо из молний и ярости, но теперь молнии были черными, а ярость — отчаянием. Оно рухнуло на центральную площадь, сокрушая десятки тварей, но и сотни наших воинов. Земля содрогнулась. И затем… оно умолкло. Его свет погас. Боги умирали. Они не выдерживали натиска той древней, неживой магии, что шла из Нави. И их было слишком мало — увы, часть из них предпочла бою — бегство.

И тогда я увидел ее. Внизу, в толпе бегущих в ужасе людей, пытавшихся спрятаться в храме. Мать. И моя младшая сестренка, Настя. Ей было всего пять. Она плакала, прижимая к груди любимую куклу.

— МАТЬ! — я рванулся с стены, но отец схватил меня за руку. Его хватка была железной.

— НЕТ! Ты должен стоять здесь! Они должны пройти через нас!

— НО ОНИ…

В этот момент одна из огненных пропастей на небе разверзлась прямо над храмом. Из нее не полетели твари. Из нее просто… хлынула тьма. Жидкая, густая, как смола, она накрыла площадь, и та… растворилась. Камень, люди, всё… просто исчезло. Бесшумно. Оставив после себя лишь идеально гладкую, черную воронку.

Крик застрял у меня в горле. Я онемел. Отец отпустил мою руку. Его лицо стало пепельно-серым. Он больше не смотрел на меня. Он смотрел в ту пустоту, где только что была его жена и дочь.

А потом пришел его черед.

Разлом открылся прямо в стене. Не на небе — в самой твердыне мира. Вертикальная щель, из которой потянуло мертвым холодом вечности. И из нее вышел Властитель. Существо в доспехах из черного льда и теней, с короной из сломанных костей на голове, которую нельзя было разглядеть. В руке — копье, словно выточенное из осколка ночи.

Отец встретил его. Он поднял свой меч, и свет его был так ярок, что больно было смотреть. Последний свет угасающего мира.

— ЗА РУСЬ! — прокричал он. И это был не клич. Это был стон. Стон всей умирающей жизни.

Они сошлись. Свет и Тьма. Удар их оружия ослепил меня. Когда я снова смог видеть, отец стоял на коленях. Его сломанный меч лежал рядом. Существо из разлома стояло над ним. Оно не добивало его. Оно просто протянуло руку. И коснулось его груди.

И Великий князь Олег Инлинг… рассыпался. Не в пепел. В прах. В ничто. Его доспехи с грохотом упали на камень, пустые.

Я закричал. Закричал так, что, казалось, горло порвется. Я ринулся вперед, слепой от ярости и горя. Мой меч ударил по черным доспехам… И сломался. Как стеклянный. Второй постигла та же участь. Существо повернулось ко мне. Я не видел его лица. Я видел только бездну. Холодную, безразличную, бесконечную.

Оно подняло руку. И я почувствовал, как моя собственная жизнь начала вытекать из меня, втягиваясь в эту пустоту. Я упал на колени, теряя силы, чувствуя, как память, чувства, сама душа вырываются из тела.

И тогда… случилось что-то еще. Что-то, чего я до конца не понял. Земля под нами взорвалась. Но не от силы врага. Из нее вырвался столп золотого света. Древний. Первозданный. Не божественный — старше богов. Свет ударил в существо, отбросив его назад, в разлом. Разлом с грохотом схлопнулся.

А я… я падал в этот золотой свет. И он не обжигал. Он обнимал. Как мать. И голос — даже не голос, а само понятие, сама мысль пронеслась в моем умирающем сознании: «ЖИВИ. ПОМНИ. ЖДИ.»

Потом был удар. И боль. И мрак.

Я очнулся много позже. Город лежал в руинах. Небо было все таким же багровым. Но тишина… Она была абсолютной. Ни криков, ни стонов. Только треск пожаров да далекий, победный рев тварей, празднующих конец всего.

Я был один. Совершенно один. Среди гор трупов. Среди пепла моей семьи, моего народа, моего мира. С пустыми руками и с пустотой внутри, более страшной, чем та, что пришла из разлома.

Я брел по мертвому городу, спотыкаясь о кости тех, кого знал. И видел, как тени начинают шевелиться. Как мертвые поднимаются. Не все. Но многие. И их глаза горели тем же холодным светом, что и у того существа. Они были уже не людьми. Они были частью Тьмы. Частью нового мира. Мира мертвых.

А я был в нем чужой. Последний осколок старого. Живой. И поэтому обреченный.

Я бежал. Бежал из города. Бежал по мертвой земле, где больше не пели птицы, не шумели леса. Где только ветер безнадежно выл над полями, усеянными костями. Бежал, не зная, куда. Только бы подальше от этого ужаса. Только бы не слышать этот звон в ушах — звон абсолютной, окончательной тишины смерти…

Загрузка...