Молоко и мёд

Печать пятая – Феликс – Искусство, антиматерия, Анды

Республика Чили, Где-то в Андах, недалеко от Корковадо , 1 января 1968 года

Памперо обладала действительно внушительной лабораторией, затерянной среди белоснежных пиков неприступных Анд. Снаружи она напоминала огромную обсерваторию, но вот внутри это был скорее зал галереи современных искусств.

Сегодня я оказался здесь впервые, ибо козочка редко приглашала к себе гостей, если вообще когда-либо приглашала. И был поражён тому, что это место выглядит ни как пропитанная маслом и мазутом мастерская, а скорее как древний восточный храм, умиротворённый и просторный. Повсюду висели авангардные картины, а на столах, стеллажах и полках стояли искусные резные каменно-металлические статуэтки.

И если авторство картин для меня было неочевидно, то вот касаемо фигурок всё было понятно: Памперо сделала их сама. Я знал это, потому что она при мне подарила такую маленькую статую Мартину и сказала, что корпела над ней несколько лет, доводя творение до идеала.

Теперь же, рассматривая эти произведения искусства вблизи, я поражался, сколь высоки были навыки моей новой внезапной союзницы. Статуэтки были выполнены на высшем уровне, их поверхность была идеально гладкой, а в их строении использовались причудливые решения: антигравитация, светящиеся инертные газы, подвижные части. Всё это казалось настолько идеальным, что я боялся и ненароком неправильно дыхнуть в сторону этих прекрасных вещей. Вдруг моё дыхание испортит местную идеальную атмосферу?

Впрочем, была ровна одна статуя, а вернее бюст, который привлёк моё внимание: он изображал Австера. И сколь реалистично! Даже настоящий тилацин мог бы показаться жалкой подделкой рядом с таким идеальным изображением самого себя, что уж говорить о моей галлюцинации, что в прошедшие полтора месяца постоянно меня преследовала.

Мёртвый наставник возникал внезапно, иногда на самом краю моего зрения, иногда в открытую. Порой он даже ничего не говорил, просто появлялся, читая какую-нибудь книгу или занимаясь ещё какой-нибудь ерундой, без особого смысла или цели. Иногда он вставлял в мой быт свои мудрости, а иногда и чужие, которые вычитывал в книгах. Вот и сейчас, когда я стоял перед его бюстом, он встал рядом со мной и процитировал Юкио Мисиму:

– Да, верно сказано, что "Красота не дает сознанию утешения. Она служит ему любовницей, женой, но только не утешительницей. Однако этот брачный союз приносит свое дитя. Плод брака эфемерен, словно мыльный пузырь, и так же бессмыслен. Его принято называть искусством".

И стоило мне обратиться к козочке, которая пригласила меня в свою обитель и тут же оставила, чтобы "кое-что принести", как Австер тут же испарился:

– Памперо?

Она выглянула из кладовки на другом конце залы, в которой, видимо, рылась, и недовольно вопросительно подняла бровь, будто бы я оторвал её от какого-то важнейшего ритуала. Я спросил:

– Не сочти меня наглым за такие вопросы, но почему именно Мартин? – я указал на бюст.

После моего вопроса она смягчилась, оставила свои поиски и вскоре оказалась около меня, также став внимательно осматривать свою же статую:

– Ты же спрашиваешь не про то, почему я вылепила именно его? Ты же хочешь знать, было ли, между нами, что-то? Наверняка прокручиваешь у себя в голове: "Зачем ещё ей мне помогать?"

– Я не это имел ввиду... Хотя, кому я вру? Да, что-то такое я предполагал. – признался я.

Она похлопала меня по плечу:

– Только не с этим зверем! И только не я. Или ты думаешь, что какая-то там любовь имеет значение, когда вы знаете друг друга семь сотен веков? Возможно, у таких примитивных личностей, как Либеччо и Санта-Анна это и так, но не для меня. Я уже давно убила в себе это чувство. Оно делает слабым и сводит любое творчество до ничтожного.

– Тогда что вас связывает? Мне кажется, что вы такие разные, что...

– Нас могло свести только стремление к размножению? В жизни всё куда сложнее, лисёнок, куда сложнее... – она на секунду задумалась, а затем сказала, – Скажи, ты же поэт, верно?

– В каком-то плане, наверное, да.

– И что даёт тебе стимул писать? Что даёт этот творческий заряд?

– Я просто изливаю свои чувства и ощущения...

– Тогда, полагаю, ты не поэт.

– Почему же?

– Потому что настоящее искусство рождается не из эмоций. О, нет! Мир это, понимаешь, мрачная и тёмная клоака, поглощающая любую надежду. Здесь нет любви, нет света, нет ничего, абсолютно ничего хорошего. Все идеалы и стремления обречены на падение. Безысходность тотальная и вечная, а в конце всего смерть. После которой ничего не будет. По крайней мере, для таких как мы с тобой. Какое значение в этом всём имеет что ты чувствуешь? Это всего лишь биохимия в пределах твоей черепной коробки.

– Я всё ещё не совсем понимаю, к чему ты ведёшь.

– Посмотри на Мартина, вспомни его. Он был живым воплощением всемировых смерти, краха и коллапса. Он смеялся над самыми безвыходными положениями и смеялся в лицо смерти. Я легко могу поверить, что ты видишь его до сих пор, потому что это именно то, чтобы он и сделал: наплевал на всё и просто умер бы, хохоча над собственной смертью уже после того, как всё случилось. Был бы этаким надоедающим привидением, вносящим своим существованием хаос в твою жизнь. Это в его стиле.

– Тут могу только согласиться, однако я не думал, что это тебя так вдохновляет...

– А всё потому, что я такая же. Тоже синтезирую боль, несправедливость и деструкцию в нечто великое. Искусством Мартина были смерть и обман. Моим искусством являются все вот эти статуи и механизмы. Так что мы с ним отличаемся только инструментами. Суть одна и та же: хаос и бардак. Те, кто пытается установить порядок и какую-то систему, особенно моральную, не просто глупцы, но и наши враги. К слову, о врагах... – она достала из кармана маленького механического паучка, – ничего лучше я не нашла, так что продемонстрирую на нём.

Она направилась к одному из столов, на котором в хаосе были разбросаны разные инструменты. Поставила неживого паучка на столешницу и обратилась ко мне:

– И так, я позвала тебя не просто так. Весь этот месяц я упорно работала над тем, как бы нам убить Мауи. И всё-таки пришла к решению. Знаешь, кем являются Ванджина?

– Энергетическими существами, питающимися мыслительной энергией. – выпалил я, уверенно, ибо заучил всё о древнем народе, пока переводил с Мартином записи Зефира.

– Хорошо. Кроме того, что они ей питаются, они из неё состоят и ей вполне успешно управляют. Мауи делает это искуснее всех. Он даровал нам проклятия и животный облик также, как я сейчас дам жизнь этому маленькому устройству.

Она прикоснулась указательным пальцем к брюшку механического паучка. Из-под её подушечки будто бы стрельнула микроскопическая чёрная молния и механизм тут же ожил, активно задвигал лапками и стал бегать по столу. Памперо заключила:

– По сути он направил заряд энергии внутрь, активировав скрытые способности, проявившиеся в виде проклятий. Моё, кстати, это вдыхать жизнь в устройства. Так вот, как я вдыхаю жизнь, так же я могу её и забрать, – она вновь прикоснулась к пауку и тот тут же моментально рухнул, неживой, – Вот и Мауи может забирать то, что нам дал, а это приведёт к тому, что и бессмертие...

– ...обнулится, и ты моментально вернёшься к состоянию, в котором и должен был быть спустя семьдесят тысяч лет после рождения.

– Именно это и случилось с нашим другом.

– Звучит крайне опасно.

– Не для тебя. Сколько тебе сейчас должно быть, всего? Семьдесят восемь?

– Я всё равно буду дряхлым стариком.

– Но, по крайней мере, не умрёшь моментально. Знаю, это не обнадёживает, но я тебе это всё рассказываю не для того, чтобы тебя пугать. Я хочу показать тебе своё изобретение... – она достала из кармана маленькую колбочку с вьющимся внутри зарядом фиолетовой плазмы, – Если наш враг управляет энергией сознания и, по сути своей, состоит из мыслеобразов, то чтобы его уничтожить, необходимо...

– Что?

– Я думала ты догадаешься. Нам нужен антимыслеобразный заряд. Как антиматерия аннигилирует при контакте с материей, так и мыслеобраз должен коллапсировать при контакте со своей полной противоположностью. Вот именно это я и сотворила. Полную противоположность тому метафизическому материалу, из которого состоит пространство Альчеры.

– Я всё ещё не понимаю, но почему-то звучит так, будто бы это его точно убьёт.

– Да. Правда, кроме того, оно может ещё и превратить все мысли мира в антимысли... Как "лёд девять" превращает всю воду в себя. Но, всё же, кто не рискует уничтожить вселенную, тот не занимается наукой, не правда ли? – казалось, её вообще не беспокоили возможные последствия, – В любом случае мы протестируем это на нашем основном враге. Может всё и обойдётся. Держи, – она протянула капсулу мне.

– Почему ты отдаёшь её?

– Ну ты же, своим проклятым зрением умеешь просчитывать траектории? Ну вот, значит сможешь точно кинуть её в Мауи, как мы его настигнем. К слову, об этом, есть информация о том, где он сейчас?

– В Штатах, в "Содружестве Кентукки", сменил имя на Реджи и скрылся среди местных адептов ККК. Понятия не имею зачем...

– Значит, на территории Либеччо? Отлично. Может быть, убьём сразу двух зайцев одним выстрелом.

– Ты же не планируешь убивать...

– Любой, кто попытается установить свой порядок над миром – мой враг. И наш ужасный волк заигрался с играми в иерархию. Так что мы, под прикрытием, отправимся в США и решим сразу две наших проблемы. И начнём прямо сейчас.